Вне игры

Настя Орлова (2024)

Романтические истории Насти Орловой такие чувственные и увлекательные, что задевают за живое, заставляя сопереживать героям и радоваться за них, как за своих давних знакомых. Рита Воскресенская пережила жестокий абьюз со стороны бывшего парня и больше не верит в любовь. Больные отношения оставили раны не только в ее душе, но и на теле. Девушка закрылась в себе и отстранилась ото всех, чтобы больше никогда не испытывать боль и не влюбляться. Какое-то время ей удается следовать плану, пока однажды отец не решает выдать её замуж… Никита Любимов играет в хоккей и наслаждается холостяцкой жизнью. Чтобы спасти девушку от договорного брака с протеже ее отца, Никита предлагает Рите фиктивные отношения. У героев есть три недели, чтобы все поверили в их чувства, но появление бывшего парня Риты ставит эти планы под угрозу. «Вне игры» — это книга о сломанной девушке, которая, несмотря на все трудности, находит в себе силы, чтобы подняться с колен и продолжить жить. Она готова доказать всему миру, что гораздо сильнее, чем кажется. А любовь, которую та совсем не ждала, лишь укрепит ее веру в себя и подарит крылья.

Глава 2

Никита

Домой я приезжаю за полночь. Вообще не планировал так задерживаться. Думал, поздравлю ребят из «Кометы», в которой сам играл в детстве, выпью бутылочку пива и вернусь, но то одно, то другое. Спонтанно залетел в ватерклозет с симпатичной девчонкой, потом со знакомыми ребятами пообщался, а перед самым отъездом двоюродная сестра Света ко мне прибилась. Пришлось ее домой подвозить, сделав с таксистом приличный крюк по городу. Надеялся, что в награду хотя бы с отцом по приезде не пересекусь, но и тут не повезло.

Когда я захожу в дом, Сергей Васильевич Любимов собственной персоной восседает в гостиной в компании моего старшего брата Михаила. Первый пускает в воздух сизый дым от кубинской сигары, второй неспешно поигрывает виски в бокале. И оба как по команде замолкают, едва меня завидев. Словно у них на двоих что-то секретное, что меня совершенно не касается.

По хрен. Меня это давно не трогает. Когда-то хотел наладить с ними отношения, убедить, что они ошибаются на мой счет, но потом просто махнул рукой. Смысл долбиться головой о стену? Крепкими родственными узами наша семья никогда не славилась. Так что, если бы не мама, я бы без какого-либо сожаления провел все межсезонье в Штатах.

— Ты рано, — тянет брат насмешливо. — Хоккейные вечеринки в регионах не вставляют?

— И тебе привет, — отвечаю спокойно.

Отец и брат ненавидят хоккей. Точнее, не так. Брат в свое время тоже играл, но сдулся из-за травмы колена, заявив, что этот спорт ему неинтересен в принципе. А я ведь в хоккей пошел вслед за ним. Когда учился в школе и был просто подающим надежды спортсменом, вся семья за меня болела. Но когда пошли серьезные успехи и появились подкрепленные результатами амбиции сделать хоккей делом своей жизни, у отца резко развилась аллергия на этот вид спорта. У брата тот же заразный недуг проявился на фоне моего триумфа на драфте НХЛ. Меня выбрал скаут «Миннесоты» в четвертом раунде, и через полтора года я переехал в США по трехлетнему контракту новичка. Ни брат, ни отец этому рады не были.

Сейчас хоккеем я зарабатываю едва ли не больше, чем они оба совокупно. Я ношусь по льду. Они с утра до ночи просиживают штаны в офисе строительной компании. Для меня все очевидно. Для отца очевидно лишь то, что я не оправдал его надежды и не пошел работать на благо семейного бизнеса. Причем я почти уверен: если бы он не был таким гордым засранцем, он бы давно признал, что мой выбор в пользу хоккея был правильным. Но, к сожалению, некоторые люди просто не умеют признавать ошибки. В случае отца до такой степени, что он бы предпочел, чтобы я облажался.

— Выпить хочешь? — предлагает брат, указывая пальцем на початую бутылку виски.

— Валяй, — соглашаюсь я.

— Послезавтра у сенатора Воскресенского юбилей, — начинает отец. — Мы приглашены.

— Кто «мы»? — уточняю я. — Вряд ли мое имя указано в приглашении. Никто даже не знал, что я буду в городе.

— Позвали всю семью. Ты тоже пойдешь, — безапелляционно заявляет отец.

— Зачем?

— Потому что я так сказал.

— Без обид, пап, но я уже не в том возрасте, чтобы «потому что ты так сказал» являлось для меня аргументом, — напоминаю сухо.

— Сенатор — влиятельный человек. И он знает, что ты в городе, — недовольно поджав губы из-за необходимости объясняться, отец снова затягивается сигарой. — Мы должны пойти вместе. Тем более в перспективе объединение наших семей.

— В каком смысле?

— У сенатора есть дочь, — поясняет отец. — Она составит прекрасную партию Мише.

— Прекрасную партию? — При всем своем желании не влезать в перепалку я оказываюсь не в состоянии сдержать саркастический смешок. — Мы в каком веке? В девятнадцатом?

— Не паясничай! — рубит отец. — Тебе, конечно, нет дела до нашего бизнеса, но связи с семьей сенатора позволят нам укрепить положение в городе.

— За счет брака по расчету?

— За счет удачного бизнес-решения. В наших кругах в этом нет ничего удивительного. К тому же Рита Воскресенская очень хорошенькая.

— А если бы она была до отвращения страшной? — спрашиваю иронично, обращаясь к брату. — Ничего бы не поменялось, правда, Миш? Главное, бизнес.

— Отвали. Это тебя не касается, — скалит зубы брат, явно раздражаясь.

— А девчонка уже в курсе, что за нее все решили большие дяди? — Я понятия не имею, кто такая эта Рита Воскресенская, но мне ее заочно жалко. У человека всегда должен быть выбор. Сдается мне, у нее его не будет. Впрочем, почему я так в этом уверен? Девчонки находят Мишу неотразимым — таинственным, брутальным, сексуальным. Может быть, эта неведомая дочь сенатора будет счастлива заполучить его в качестве мужа.

— Девочка тише воды, ниже травы. Возражать отцу она не станет, — говорит папа.

— Все настолько запущенно? — уточняю я, недоумевая, как в наше время может происходить подобное.

— Мама умерла пять лет назад. У девчонки печальный опыт отношений. Бойфренд-садист ее год третировал, пока она не оказалась в больнице. Того мудака сенатор не одобрял, но девчонка упрямилась, хотела свободы. Учитывая болезненные уроки прошлого, в этот раз она его послушает.

— У нее с психикой могут быть проблемы, а вы собираетесь этим воспользоваться? — Я морщу нос, будто в помещении дурно пахнет. — Это низко даже для тебя, Миша.

— Ой, давай захлопнись, мистер Моралист, воспитанный забугорной псевдотолерантностью. — Брат раздраженно хлопает ладонью по столу. — Я возьму Риту в жены. Со мной она будет в безопасности. На психиатров, если потребуется, не поскуплюсь.

— Мне ее уже искренне жаль, — произношу колко, поражаясь, как брат, который для меня всегда и во всем был примером, за последние пять лет смог превратиться в расчетливого засранца.

Осушив одним глотком бокал с виски, я покидаю во всех смыслах душное общество отца и брата и поднимаюсь в свою комнату в семейном доме. Хочется забыть обо всем этом бизнес-дерьме, завалиться спать и проснуться в своей квартире в Сент-Поле. Но вместо этого вечером через два дня я надеваю смокинг и как послушный пес иду в дом сенатора Воскресенского в компании матери, отца и брата.

До последнего хотел послать все к черту. Мама уговорила. Ей важно продемонстрировать окружающим наши нерушимые семейные узы. И если отца и Мишу я могу со всем этим послать, то маму — нет. Она очень… ранимая. И все еще тяжело переживает мой переезд в США.

Дом Воскресенских — огромный особняк у противоположного от города берега реки с живописным садом и бассейном. Им даже снимать ничего не нужно, чтобы устроить достойный юбилей. Человек сто самых высокопоставленных гостей с семьями вольготно прогуливаются по территории дома и сада под живой аккомпанемент кавер-группы. Бокалы в руках, бриллианты в ушах, пустые светские беседы. Как же я отвык от подобных сборищ за два года жизни в американской глубинке.

Я не ханжа. Но от всей этой показухи меня мутит. И костюм, который я достал из шкафа, мне стал явно мал. По работе мне приходится бывать на официальных мероприятиях — у хоккеистов, даже тех, кто, как и я, большую часть регулярки сидит на скамейке запасных, много медийных обязанностей, но я даже не думал, что мне нужно брать с собой смокинг в эту короткую поездку домой.

— Никит, лицо попроще сделай, — цедит отец мне на ухо. — К нам именинник идет.

Проследив за взглядом отца, вижу высокого мужчину в темном костюме, который с бокалом шампанского движется в нашу сторону.

— Юрий Борисович, с днем рождения. — Отец делает несколько шагов навстречу сенатору и с готовностью жмет протянутую ладонь. — Долгих лет жизни и, конечно, стабильного роста в делах.

— Благодарю. — Воскресенский сдержанно улыбается отцу, коротко здоровается с мамой, переводит взгляд на меня и наконец концентрирует внимание на Мише. Смотрит цепко и явно оценивающе. Еще бы, перед ним жених, которого он расчетливо выбрал для дочери. — Рад, что смогли прийти.

— Мои сыновья, Михаил и Никита. — Отец улыбается так широко, что у него вот-вот треснет лицо. Очевидно, ему очень важно, чтобы мы понравились этому человеку.

— С днем рождения, Юрий Борисович, — произносит брат вежливо. — Спасибо за приглашение. У вас прекрасный дом. И не менее прекрасный праздник.

Миша — мастер small talk. Он отлично чувствует себя в любой компании. Даже в такой, как наш отец и сенатор Воскресенский, который производит впечатление жесткого и бескомпромиссного человека.

— Добрый вечер, — говорю я спокойно и только потому, что от меня этого явно все ждут. — С днем рождения.

Получив в ответ равнодушный кивок в знак того, что мое скупое поздравление услышано, Воскресенский снова обращается к отцу.

— Сергей Васильевич, оставлю вас, чтобы поприветствовать других гостей, — а потом многозначительно добавляет: — И давайте уединимся с вами минут через пятнадцать. Дела не ждут.

Когда сенатор удаляется и единственная причина стоять в кругу семьи отпадает, я делаю то же самое. Шепнув маме, что хочу подышать свежим воздухом, я ставлю бокал с нетронутым шампанским на поднос мимо проходящего официанта и выхожу через распахнутые парадные двери в сад.