По совести

Надя Вафф

Есть люди, в которых влюбляешься мгновенно и любишь их до конца дней своих. Их нельзя просто так взять и вычеркнуть из жизни, словно неудачную фразу из гениального романа. Им нельзя найти замену. Так что же это за люди, что в них такого особенного? Ответ прост: они – те, кто идут по жизни рука об руку с собственной совестью вопреки всему.

ЖЕНИТЬБА

Последний летний месяц перевалил за середину. По утрам на луга уже выпадали холодные росы, дни стали короче и прохладнее. Близился медовый спас — праздник сладкий от тягучего карамельного мёда, хмельной от медовухи.

— Мам, я сказать тебе чего-то должен, — Толик мялся, копался ложкой в густой каше.

— Раз должен, то говори, — Анна пристально поглядела на сына. — Ты ведь давно чего-то удумал, только разговор начать никак не можешь. Я тебя насквозь вижу.

— Жениться хочу, мам.

— Жениться — это хорошо. Было бы только на ком жениться. Я что-то рядом с тобой женского пола пока не видела. Или обрюхатил кого втихаря?

— Нет же, мама, — Толик затряс головой, — придумаешь тоже. Когда же я мог успеть-то?

— Сейчас скороспелок пруд пруди. Но ты в голову не бери, нет — так нет. Невесту когда показывать будешь?

— Ну, — Толик замялся, — не из местных она. Я к тому разговор и завёл — смотаться мне кое-куда надо. Встретиться мы с ней договорились в конце лета, если не передумаем.

— Ты, гляжу, не передумал? — улыбнулась Анна.

— Я — нет. Теперь слово за ней.

«Золотая моя мать, — думал Толик, сидя в поезде. — Верит мне, понимает с полуслова. Ни грамма сомнения в глазах не прочитал, когда сказал, что должен жениться. Раз мужик решил, значит не надо ему перечить. Может, оно и правильно. Что толку пытать недоверием, да сомневаться в правильности выбора?»

Так в первый день пути и заснул с мыслями о матери. Последующие дни были похожи один на другой: поезд погромыхивал на стыках путей, дребезжала ложка в стакане с остывшим чаем. В последнюю ночь Толик видел сон о том, как ведёт его Зиля по Каратепским лабиринтам. Солнце светит ярко, каждый камень ласкает. Вдруг Зиля останавливается, поворачивается к нему лицом и говорит, что мол, не знает куда идти дальше, что заблудились они. И слёзы блестят у неё на глазах.

Сон оборвался внезапно — проводница зычным голосом объявила прибытие в Самарканд. Толик быстро собрал свои вещи и окрылённый направился к выходу из вагона, навстречу своей судьбе. Вышел на перрон, огляделся. Среди толпы встречающих ни Зилолы, ни Шавката не было. Когда перрон опустел, Толик, разочарованный, присел на скамейку, закрыл глаза, подставил лицо жаркому азиатскому солнцу и подумал: «Да, так и должно быть. Испугалась Зилька за вора замуж выходить. Так ведь, и правильно. Сколько у неё их ещё будет женихов-то порядочных? Зилька красивая, на ней любой жениться захочет!» И в этот момент услышал прямо у себя над ухом:

— Ассаляму алейкум, Толя. Ты прости нас, что мы тебя ждать заставили.

— Зилька, — Толик обернулся, хотел было схватить Зилолу в охапку, закружить её от радости, но заметив настороженный взгляд Шавката, только и произнёс: — Ва алейкум ас салям. Я рад, что вы приехали.

— Ну, что Анатолий пойдём? — подал голос Шавкат.

— Куда? — не понял Толик.

— В ЗАГС, куда же ещё? Ты же вроде хотел жениться на моей сестре?

— Я и сейчас хочу, оттого и приехал сюда за ней.

— Значит, сейчас мы отправимся на регистрацию, а потом я провожу вас с Зилолой на поезд. В дорогу отправитесь как муж и жена.

Работница ЗАГСа — давняя знакомая Шавката — прежде чем приступить к регистрации, проводила Зилолу и Толика в отдельную комнату, приготовиться к церемонии. Зилола скрыла лицо под фатой, которую извлекла из небольшой дорожной сумки, а Толику протянула халат, расшитый золотой парчой.

— Надень.

— А это что? — Толик с интересом рассматривал халат.

— Это чапан. По нашим обычаям жених надевает его на свадьбу. Тётя Динора хоть и согласилась расписать нас без углубления в традиции, но мне бы хотелось, чтобы ты надел чапан. Я его сама вышивала для тебя.

— Конечно, надену, не сомневайся. Хочешь, я и домой в нём поеду, ты только скажи.

— Не надо, — рассмеялась Зилола.

Через некоторое время в комнату молодожёнов заглянул Шавкат и сообщил, что всё готово к церемонии. Зилола вышла первая. Проходя мимо Шавката, Толик остановился и тихо спросил:

— Как будет по-вашему «я люблю тебя»?

— Мен сени яхши кураман, — с лёгкой грустью ответил Шавкат.

— Мен сени яхши кураман, Зилька, — Толик опрометью выскочил за своей невестой.

То, что случилось дальше, было больше похоже на крутящуюся стремительно пластинку. События сменяли друг друга, словно коротенькие песни, записанные наспех и кое-как. Три дня дороги обратно пролетели словно короткий миг.

— Вот моя берлога, — Толик развёл руки в стороны, — располагайся, жена.

— Жена, — повторила за ним Зилола и заулыбалась. — Мамы твоей нет дома?

— Мать на работе, Зилька. Вернётся к вечеру. Так что — хозяйничай. Давай пока ужин приготовим к её приходу? — Толик чмокнул Зилолу в припухшие от поцелуев губы, потёрся носом о её щёку и прошептал: — Мен сени яхши кураман…

— Толя, — Зилола поглядела на новоиспечённого мужа с долей укоризны, — ну, хватит тебе. Во сколько мама вернётся?

— Скоро уже, — отозвался Толик, глянув на часы, висевшие на стене, — через пару часиков прибудет.

— Эх, успеть бы. Шурпа быстро приготовится, а вот с самсой повозиться придётся, — озабоченно вздохнула Зилола, сняла с гвоздя, вбитого в притолоку, затёртый хозяйский фартук и принялась за дело.

Возле самого дома, у калитки, Анну встретил подвыпивший Штырь. Размахивая пустой бутылкой, он противно заржал:

— Ну, что Анька, в твоём семействе полосатиков прибыло. Когда прописывать девку будешь?

— Пропишу — тебя Штырь не спрошу, — в рифму ответила соседу Анна. — А чего ты там про полосатых говорил? Базарь давай.

— Ха, — хохотнул Штырь, — а тебя чего Толян с невесткой не знакомил? По глазам вижу, что не знакомил… Из этих она у тебя, Анька, которые на матрасы похожи и в тюбетейках… Ты бы гнала её в три шеи, а то не ровен час бритоголовые прознают, окна порасшибают или подпалят.

— Разберусь, — буркнула Анна и толкнула дверь.

В общем коридоре пропахшего гнилью барака витали запахи еды. «С руками видать девка, — подумалось Анне. Она остановилась перед дверью в свою комнату и замешкалась. — Что делать? Что сказать?» За соседской дверью послышались крадущиеся Наташкины шаги, потом заскрипели несмазанные петли и раздался тихий шёпот:

— Чего у вас там, Анька? Случилось чего? Ты чего перед дверью стоишь, не заходишь?

— Всё нормально, Натаха. Я сама разберусь, — не глядя на соседку сказала Анна и дёрнула ручку на себя.

Толик, завидев мать, мигом соскочил с табурета, на котором сидел, и приветливо заулыбался.

— Мамка, а мы тут с Зилькой ужин готовим — самсу лепим, — не получив ни слова в ответ, пожал плечами и спросил: — Ты чего, мам?

Анна молчала, только дышала часто-часто, словно загнанный в клетку зверь. Было видно, как хотела что-то ответить сыну, но никак не могла отвести глаз от полосатых шаровар невестки. Потом долго смотрела, как та, не смея поднять взгляда на новоиспечённую свекровь, неловко пытается отряхнуть припорошенные мукой тонкие пальцы. И только когда, задымилась разогревающаяся на плите сковорода, прошла сквозь кухню, отодвинув плечом стоящего на её дороге сына, и на ходу произнесла:

— Весь запас продуктов ухнуть решили? Чего жрать до конца месяца будем?

Конец ознакомительного фрагмента.