Не доллар, чтобы всем нравиться

Мишель Куок (2021)

Элайза Цюань уверена, что идеально подходит на должность главного редактора школьной газеты. Она три года состоит в штате, ее материалы часто попадают на первую полосу, и никто другой не справится с этой работой лучше. Разве что Лен Димартайл, бывший бейсболист, который также выставил свою кандидатуру и победил. Элайза готова на все, чтобы сместить Лена. И пишет гневную статью про него и тех, кто его поддержал. Но что если неожиданно возникшие чувства к Лену заставят ее отказаться от борьбы и признать свое поражение? «Не доллар, чтобы всем нравиться» — смешная и романтическая история о том, насколько сложной может стать жизнь, когда влюбляешься в своего злейшего врага. Победитель премии Junior Library Guild Selection. «Лучшая книга года» по версии An American Library Association. А также выбор Kirkus Reviews Best Book of the Year и NPR Best Book of the Year. «Сильный роман, наполненный чувствами, мужеством и упоительными ощущениями». — Морин Джонсон, автор книг «Пусть идет снег» и «Тринадцать маленьких голубых конвертов» «Оригинальный дебют, который идеально подойдет для всех, кто когда-либо чувствовал себя неприятным». Стефани Гарбер, автор бестселлера «Караваль» «Очаровательный подростковый ромком — идеальная смесь романтики и рассуждений на значимые и актуальные проблемы. История о том, как порой тяжело сбалансировать все аспекты своей жизни и оставаться счастливым, продолжая придерживаться своих убеждений». — Melanchallina, администратор группы «Чердак с историями»

3

— Это была полная брехня! — клокочу я, разрывая блестящую зеленую упаковку корейских колечек со вкусом лука. Они легкие, хрустящие и идеально просоленные, и это очень опасное сочетание. Мы с Вайноной на них конкретно подсели.

— Ну ты же не знаешь наверняка, а вдруг он не врал, — говорит Вайнона, доставая из пакета колечко.

У нас с ней нет седьмого урока, так что мы тусуемся под единственным тенистым деревом в школьном дворе — под раскидистым старым дубом среди моря чахлых пальм. Вайнона сидит за одним из обеденных столов, якобы делая домашку для углубленного курса химии, а я хожу туда-сюда с пакетом луковых колечек.

— Он нес какую-то чушь насчет того, что «Горн» — это его призвание. — Я сминаю упаковку в кулаке. — Это точно вранье. Клянусь, он избегает людей еще больше, чем я.

Вайнона поправляет сползшие очки. Они винтажного вида, сверху розовая с золотом оправа. Их линзы совершенно никак не смягчают оценивающий взгляд, который она направляет на меня.

— Так разве бывает?

Вайнона Уилсон, одна из троих чернокожих ребят в десятом классе, моя лучшая подруга и самый умный человек среди всех знакомых. Я встретила ее в девятом классе, когда нас распределили в одну группу для проекта по испанскому. На первом собрании Дивья Чадха и Джейкоб Лэнг, тоже входившие в нашу команду, были не меньше меня поражены заявлением Вайноны, что мы не будем тупо снимать, как используем глагол «gustar». Нет, сказала она, мы сделаем фильм.

— Но ведь все эти фильмы даже не испанские, — запротестовала Дивья, когда Вайнона показала нам свой источник вдохновения: несколько отрывков из черно-белых картин, которые можно было понять только с субтитрами.

— А нельзя просто снять обычный видос, и дело с концом? — вмешался Джейкоб. — Как вы думаете, может, написать Заку Рейнольдсу и спросить про дискотеку?

— М-м, давай, — согласилась Дивья.

Тогда Вайнона посмотрела на меня, сузив глаза: она явно ожидала, что я ее тоже разочарую. Но мне ее идея была гораздо интереснее, чем чужая личная жизнь.

— Нет, — сказала я. — Давайте снимем фильм.

На деле это значило, что в основном проектом занимались только мы с Вайноной (и получили пять с минусом из-за пары ошибок в спряжениях). Именно с того самого дня мы почувствовали близость по духу, и я думаю, с тех пор Вайнона достаточно четко представляет себе, что я за человек.

Даже тогда, когда мне этого совсем не хочется.

— Я имею в виду… Большую часть своей жизни я провожу в редакции «Горна» и почему-то не заметила, что Лен обрел там «свое призвание».

— Может, у тебя просто спортивная слепота?

— Это еще что такое?

— Твой мозг отключается, когда надо обработать любую информацию, связанную со спортом. Иногда мне кажется, что ты физически не можешь видеть спортсменов или людей, которых ты ими считаешь, — например Лена.

— Ну-у, он вообще-то ушел из спорта.

— Ага, теперь ты это знаешь, поэтому уже можешь его видеть.

Вдалеке я замечаю Джеймса, направляющегося в нашу сторону, скорее всего, по пути к парковке. При виде меня он останавливается как вкопанный. Это странно, потому что он из тех парней, которые будут выкрикивать твое имя через комнату, полную людей, и локтями растолкают сотню незнакомцев, просто чтобы хлопнуть тебя по спине.

Не успев додумать, что бы это значило, я уже приподняла руку в приветственном жесте, и теперь уже ни он, ни я не можем притвориться, что не заметили друг друга.

— Эй, Цюань, — говорит он, приближаясь к столу. Джеймс пытается изобразить жизнерадостность, но в его тоне чувствуется фальшь. — Привет, Вайнона. — Заметив луковые колечки, он берет одно себе. — О, клево, обожаю их.

— Ну что?.. — Я отдаю ему весь пакет. — Как прошло голосование?

— О. — Он хрустит колечком. — Нормально.

Легкое колебание в его голосе мгновенно превращает гущу со вкусом лука у меня в желудке в ледяной комок.

— Джеймс, расскажи мне, что там было.

— Ты и так скоро узнаешь. — Его кожа, и без того призрачно-бледная, сейчас приобретает нездоровый цвет. — Результаты я должен выслать уже сегодня.

Вайнона перестала притворяться, будто делает домашку по химии, и протянула руку через стол.

— Да скажи ты ей!

Джеймс скребет асфальт носками высоких кед — сначала правым, потом левым.

— Ладно, — говорит он наконец, потирая затылок. — Блин, мне жаль, Элайза, но они выбрали Лена.

Я знала. Я знала, что так и случится. Я знала, но почему-то от этого не стало легче поверить его словам.

— Они выбрали Лена?

Брови Джеймса подпрыгивают и сходятся вместе.

— Ну да, они. Я голосовал за тебя.

Я смотрю на Вайнону, но она шокирована не меньше моего.

— Они выбрали Лена? — повторяю я уже громче.

Джеймс разворачивается, проверяя, слышал ли кто-то.

— Да, но пока не говори никому, ладно?

Я таращусь на землю, на траву, примятую металлическими ножками стола для пикника. Я так долго хотела стать главным редактором нашей газеты, что эта мечта, по сути, стала одной из моих жизненных функций: ешь, спи, планируй, как будешь руководить «Горном». А теперь мечте конец. Полный каюк. И все из-за какого-то тупого спортсмена?

— Но он даже не отвечает требованиям, — со скрипом выдавливаю я. — Совсем.

Я думала, что такой идиотизм не может случиться в «Горне». Именно поэтому я и пошла в редакцию. Поэтому корпела там день и ночь. По идее, «Горн» — это организация, где важны способности и заслуги. Где важно зарекомендовать себя. Где важна долбаная добросовестность.

— Не знаю. — Плечи Джеймса так сильно поникли, что он даже не в силах ими пожать. — Наверное, он произнес сильную речь.

— Так вот, значит, к чему все сводится? — Я всплескиваю руками и чуть не заезжаю Вайноне по лицу.

— Типа того. То есть я не знаю.

— Что значит, ты не знаешь? Ты же там был!

— Я знаю. Знаю.

— Так что же случилось?

У Джеймса страдальческий вид.

— Выкладывай уже, — требует Вайнона.

Она забирает у него луковые колечки и начинает трескать их без остановки, словно смотрит фильм и сейчас будет самое интересное.

— Ну… — начинает Джеймс. Каждый слог дается ему с усилием, хотя обычно он за словом в карман не лезет. — Наверное, некоторые проголосовали за Лена, потому что им показалось… в общем, показалось, что он больше похож на лидера.

— Чего?! — выкрикиваем мы с Вайноной одновременно.

— Что это вообще значит? — добавляю я.

Джеймс теребит лямку рюкзака.

— Наверное, не стоит…

— Я хочу знать.

И в этот момент он сдается. Я вижу это по осанке: он словно бы обмяк, оставив последние попытки подсластить пилюлю.

— Люди считают, что ты как бы слишком суровая, Элайза. Жесткая, когда дело касается правок. В общем, наверное, слишком критикуешь.

Лицо мое начинает гореть. Одно дело подозревать, что люди говорят о тебе гадости, а другое — знать это наверняка.

— Просто у меня высокие стандарты. — В горле странная сухость. — Как и у тебя.

— Я знаю, — говорит Джеймс. — Именно поэтому из тебя вышел обалденный журналист…

— Но ведь ты и сам суровый, — перебиваю я. — Ведь ты и сам критикуешь. И тем не менее тебя в прошлом году избрали без проблем.

— Я знаю, но… Слушай, Элайза, знаешь, иногда ты бываешь ну как бы холодной. И даже не стараешься это сгладить.

Не верится, что я такое слышу.

— Вплоть до сегодняшней речи, из-за которой все резко поменяли мнение, совсем не старался у нас Лен. — Я пинаю ножку стола для пикника, но он даже не шатается. Я все равно пинаю еще раз. — Он сказал тебе хоть пару слов, кроме того, что было совершенно необходимо?

— Ну, не знаю, люди, похоже, считают, что… к нему проще подступиться. Ну типа, что он не лезет из кожи вон.

— Так как же, меня не выбрали потому, что я не стараюсь, или потому, что я из кожи вон лезу? Одно из двух!

Джеймс устало выдыхает:

— Ты знаешь, что я хочу сказать, Элайза.

— Нет, — говорю я. — Нет, я понятия не имею, что ты хочешь сказать.

— Слушай, если бы все зависело от меня, новым главредом стала бы ты. Однозначно. — Он сдувается еще сильнее. — К сожалению, я ничего не мог сделать. Я пытался их переубедить, но они не слушали. Они сказали, что ты слишком «поддерживаешь руководство».

— Слишком «поддерживаю руководство»? — тупо повторяю я.

— Представляешь? Только из-за того, что мы с тобой дружим. Но с каких пор я считаюсь «руководством»? — Такое мнение, похоже, сильно уязвило Джеймса.

— Я… — Я не могу решить, что сказать. У меня слишком много мыслей, и все они едкие.

Джеймс перевешивает рюкзак на другое плечо.

— В общем, мне пора идти, Элайза, но мне действительно жаль.

И хотя слова его звучат искренне, я чувствую, что проваливаюсь в обиду.

— Как ты?

Он несмело кладет руку мне на плечо. С каменным лицом я выдавливаю:

— Переживу.

— Ладно, в общем, пиши, если что.

Джеймс приподнимает телефон, пятится прочь от меня, потом наконец машет рукой, отворачивается и уходит.

Когда он оказывается далеко, я вкручиваю каблук в траву и каждый раз проворачиваю все сильнее. Мне плевать, насколько глубокая яма останется в газоне.

— Вайнона, — говорю я после нескольких минут кипения на медленном огне, — я думаю, что в редакции «Горна» так же полно сраной дискриминации по половому признаку, как и везде в мире.

Кивая, она надкусывает очередное луковое колечко и начинает сочувственно им хрустеть.

— Думаю, ты права.

Когда Вайнона уходит забирать брата из Академии св. Агаты, я отправляюсь в редакцию, чтобы поговорить с мистером Пауэллом. Я точно не знаю, что собираюсь сказать, но, вероятно, что-то насчет «сраной дискриминации». Хотя, знаете, в каком-то смысле это помогает мне сделать вид, что я не тронулась умом.

Однако мистера Пауэлла в классе нет. Там вообще никого нет. Я вздыхаю, сбрасываю рюкзак на свою парту и подхожу к Стене редакторов. Я долго смотрю на портреты. Вот старый добрый Гарри в начале ряда, такой же, как и всегда, с большими очками, какие были в моде в восьмидесятых и сейчас опять стали популярны, и с прической на пробор, которая пока в моду не вошла. А в конце — Джеймс: смотрит искоса, но одновременно улыбается, показывая передние зубы. Мне кажется, что на портрете он как вылитый, но сам он жалуется, что глаза у него не становятся настолько узкими, когда он улыбается (на самом деле он неправ).

А теперь следующим будет портрет Лена. Он решил вбросить свою кандидатуру меньше чем за сутки, и никто его не спрашивает, действительно ли он готов к этой должности. Сегодня он вдруг решил быть обаятельным и дружелюбным, и хоть бы кто усомнился, что ему не плевать на газету.

А в то же время я, оказывается, лезу из кожи вон.

Что больше всего бесит, так это представление, будто Лен «больше похож на лидера», чем я. У меня столько же недостатков, как у всех, может, даже больше. Но что говорит в мою пользу (и кажется весомым аргументом в пользу того, что из меня выйдет лидер), это тот факт, что я и так тяну на себе целый сраный отдел. И чем это Лен подходит на должность главреда больше, чем сама ведущий редактор?

И тем не менее. Наверное, что-то в нем есть. Я знаю, потому что его чары почти подействовали и на меня, хотя я сердито пыталась их сбросить. Было что-то в его манере говорить, в его баритоне, который создавал ощущение, будто Лен обнял тебя за плечи, посмотрел в глаза и сказал: «У меня все под контролем» — даже при том, что ты знаешь: это не так. Его голос вызвал у меня доверие, несмотря на то что одновременно заставил сомневаться в самой себе. А что, если Лен действительно лучше? Почему он кажется лучше без всяких усилий?

Именно поэтому большинство членов редакции «Горна» выбрало его, несмотря ни на что. И именно поэтому Джеймс может быть напыщенным и придирчивым, а я не могу быть… такой, какая есть.

Потому что всем нравится девушка-начальник — ровно до тех пор, пока она не попытается указывать, что делать.

Мистер Пауэлл до сих пор не пришел, так что я возвращаюсь за свою парту и открываю ноутбук. К несчастью, он разрядился, и, естественно, в такой день я забыла шнур дома. Я осматриваю класс, ища, не оставил ли кто-нибудь провод, но через несколько минут тщетных поисков мне приходится довольствоваться горновским компьютером. «Может, — рассуждаю я, — пока я жду, стоит сделать домашку. Нет смысла тратить на эту печальную историю еще больше драгоценного времени. Правда ведь?»

Я выуживаю из папки вопросы для сочинения по углубленному курсу истории США. «Используя исторические факты, — говорится вначале, — докажите масштабность влияния научно-технических изменений на экономику США в период с 1950 по 2000 г.». Ладно, да, это я могу. С чувством вновь обретенной цели я открываю пустой документ на Гугл-диске и начинаю печатать:

«На экономику США в значительной мере повлияли технологические изменения во второй половине двадцатого века. Множество научных разработок…»

Боже, кого я обманываю? Я зажимаю кнопку «backspace», пока эта бесхребетная чушь не исчезает. Правда в том, что в данный момент я не могу сказать об экономике США ничего оригинального. Ни единого слова. Я могу думать только о том, насколько же меня бесит вся эта ситуация с Леном.

Так что я меняю тему, и тут же слова выплескиваются бурным потоком:

«Сегодня мне не досталась должность главного редактора «Горна». Одноклассники решили, что в следующем году ими будет руководить другой человек. И я бы не стала возражать, вот только это был вопиющий жест женоненавистничества, и я поражена, что в наш просвещенный век, в нашем якобы прогрессивном обществе приходится сталкиваться с подобным фактом. Да, друзья, демократия не защищена от сексизма.

Признаю: я не располагаю к себе людей. Я не ставлю себе такой цели. Кто-то может сказать (многие даже говорили), что я настоящая стерва. Другие говорили, что я «суровая», «холодная», «слишком критикую». Но при этом я наиболее компетентный кандидат на должность главного редактора в текущем году, и это неоспоримый факт.

К сожалению, факты, видимо, не являются для моих дорогих «горнистов» приоритетом. Нет, им неинтересно, сколько у кандидатки опыта, сколько часов она отдала работе на газету. Им неинтересно, сколько статей она написала, какие у нее конкретные планы. Нет, их легко очаровать патриархальными пережитками, обернутыми в дешевую сентиментальность.

Здесь мы подходим к теме избранного, Лена Димартайла, вышедшего в тираж звездного бейсболиста, превратившегося в репортера, единственный настоящий талант которого состоит в том, что он иногда может остроумно завернуть фразу. Но это не важно, потому что он высокий, у него темные волнистые волосы, а россыпь прыщей на скулах он демонстрирует так, как супермодель — толстые очки.

Что самое главное, он парень.

Вы все знаете, о чем я. Вот что происходит на любых выборах, хоть в Уиллоуби, хоть где-то еще. Девушка, которая стремится занять ведущий пост, должна быть умной, компетентной, усердной и прежде всего милой. Всеми этими качествами она обязана обладать, лишь бы получить хоть какой-то шанс против оппонента-юноши. Притом ему зачастую достаточно хотя бы одного из перечисленных качеств, а иногда и одного не требуется. Парень, желающий стать лидером, должен просто постараться не слишком накосячить. Девушек судят по их прошлому, а парней — по их потенциалу.

Потому-то я, нынешний ведущий редактор «Горна», проиграла Димартайлу, чьи материалы я правила весь год. Потому что я «не слишком приятная». Потому что я «из кожи вон лезу». Потому что Лен в своей речи рассказал красивую историю, и этого было достаточно, чтобы, несмотря на его обычную сдержанность, убедить всех, что лидер из него выйдет лучше, чем из меня. Потому что он изобразил коммуникабельность, и это было воспринято как откровение, а не очковтирательство.

Я была лучшего мнения о моих досточтимых коллегах из «Горна». Но нет. Они…»

Дверь класса резко распахивается, и я разворачиваюсь, одновременно пытаясь нашарить за спиной кнопку выключения компьютера. Я не заметила, что на сегодня занятия закончились и сотрудники «Горна» стекаются в редакцию. Хотя я почти уверена, что никто не видел мой текст, все равно охватывает жгучее желание убраться отсюда. Я решаю, что больше нельзя оттягивать разговор с мистером Пауэллом.

— О, Элайза! — Касси, как никогда не вовремя, загораживает мне путь к отступлению. Может, это только кажется, но, честное слово, по-моему, она включила жизнерадостность на полную катушку исключительно ради меня. — Тебе же нужна фотография миз Веласкес, так? Какой-нибудь динамичный кадр в столовой или типа того?

— Э-э, ну да, — говорю я, — было бы хорошо.

— Так, а что насчет клуба ботаники?

Я пытаюсь вспомнить, что там с клубом ботаники.

— Ну, в общем, э-э, Джин Лим говорил, что у них есть какая-то местная засухоустойчивая трава, которую он предлагает посадить вокруг школы вместо импортной.

— А-а-а, точно. Ты говорила, будет здорово сделать слайд-шоу, так? С разными видами травы?

— Да, что-то такое. Слушай, вообще мне пора бежать, увидимся позже.

Я начинаю отступать к своей парте.

— Эм, ну ладно. Кстати. — Касси оглядывается по сторонам, потом произносит шепотом, совсем как утром: — Я не должна говорить тебе, кто победил на выборах, и я не буду, но я хотела, чтобы ты знала: я голосовала за тебя.

Я секунду смотрю на нее и моргаю, а потом наконец собираюсь с силами и произношу:

— Спасибо.

Она дружелюбно мне улыбается, а потом скачет прочь в своей обычной манере, точно кенгуру с болтающимся на шее огромным фотоаппаратом. Я собираю вещи, никому больше не говоря ни слова.

Мне неуютно, хотя коллеги не становятся в кружок и не шепчутся обо мне. Но они знают и, что хуже, думают, что я не знаю. Не пойму, чем заполнено пространство между нами: удовлетворением или жалостью.

Только я выхожу за дверь, как чуть не сталкиваюсь с Леном.

— Ох ты, — выдыхает он. — Экстренные новости?

— Нет, — рявкаю я, а потом втягиваю воздух сквозь зубы. — То есть извини, — говорю я уже спокойнее. — Я зазевалась.

— На тебя не похоже.

Я придерживаю дверь и, заглядывая в класс, вижу, что все пялятся на нас. Они отводят взгляд, когда понимают, что я заметила.

А что мне остается делать? Я указываю на вход в класс, будто вонючий швейцар, и Лен, секунду поколебавшись, заходит внутрь.

— Спасибо, — говорит он.

— Мне нетрудно, — отвечаю я и с треском захлопываю за ним дверь.