Корона и тьма: Сердце хаоса

Михаил Шварц (2024)

В мире, где холодный ветер приносит шёпоты древних проклятий, а замки скрывают тайны прошлого, судьбы героев пересекаются на пути борьбы за выживание и искупление. В разрушенных храмах, на заснеженных равнинах и среди ледяных вод каждый ищет своё место: кто-то бежит от боли прошлого, кто-то плетёт интриги во имя власти, а кто-то пытается защитить тех, кто дорог. Тьма, скрывающаяся не только в руинах и тенях, но и в сердцах людей, вплетает их судьбы в общий узел. И чтобы выжить, каждому придётся решить: поддаться ей или найти силу сдержать её. Потому что тьма живёт в каждом из нас — и её невозможно игнорировать.

Глава 5. Сквозь волны

Вдали, на фоне серого неба, которое было почти неотличимо от свинцовой воды, громоздился силуэт могучего парусника. Его высокие мачты, как костлявые пальцы, тянулись к низким облакам, а белоснежные паруса, напрягшиеся под порывами ветра, напоминали крылья гигантской птицы, что летит к далёкому горизонту. Корпус корабля был тёмно-серым, почти чёрным, с золотистыми полосами, что пересекали борта, словно шрамы. Эти украшения не столько подчёркивали красоту, сколько говорили о его былой славе.

На носу возвышалась резная фигура женщины в длинном развевающемся платье, с протянутой рукой, словно она пыталась указать путь сквозь волны. Её лицо было исполнено решимости, а волосы, высеченные из дерева, напоминали языки пламени. Имя корабля — «Морской ястреб» — было выжжено золотыми буквами на изогнутой поверхности кормы, чуть ниже флага с тёмно-синим полем и серебряным крестом.

На палубе царила жизнь. Матросы сновали туда-сюда, выполняя команды старшего помощника капитана. Одни поднимались на мачты, ловко балансируя на канатах, как акробаты, закрепляя тросы и проверяя паруса, другие подтягивали тяжёлые верёвки к лебёдкам, ритмично скандируя, чтобы синхронизировать усилия. Среди них можно было выделить нескольких: Ларс «Кривой», старый моряк с повязкой на левом глазу и резким характером, но с ловкими руками, управлявший лебёдкой, как музыкант своей скрипкой; молодой Фредерик, веснушчатый паренёк, едва достигший совершеннолетия, который спотыкался на каждом шагу, но старался изо всех сил; и Грегор, угрюмый и молчаливый гигант, что молча тянул канаты, как будто это было частью его самого.

Руководил ими старший помощник капитана, человек по имени Эдмунд Хартвик. Высокий, с прямой осанкой и суровым взглядом, он напоминал дуб, выдержавший не одну бурю. Его короткие тёмные волосы уже начали серебриться на висках, а голос — глубокий и громкий, как гул штормового ветра, — был слышен даже в самом нижнем трюме. Он был одет в тёмно-синий камзол с золотыми пуговицами, а на боку висела сабля с потёртой рукоятью. Несмотря на всю строгость, в его глазах иногда проскальзывали тёплые искры, особенно когда кто-то из матросов пытался переиграть его в остроумии.

— Фредерик, не зевай! — прорычал Эдмунд, увидев, как юнга споткнулся, пытаясь подтянуть канат. — Ты не на берегу у матушки под юбкой прячешься!

— Я понял, — выкрикнул Фредерик, краснея от стыда, и побежал к своим обязанностям.

Эдмунд, слегка усмехнувшись, повернулся к другому матросу, который отдыхал у мачты, протирая руки об испачканный тряпкой канат.

— Эй, Дакрим, спустись на снижение (так матросы называли кухню) и узнай, когда будет готов обед. Если меня снова накормили недоваренной рыбой, обещаю, ты её съешь целиком.

— Считай что выполнено, — ответил Дакрим, широкоплечий матрос с обветренным лицом и растрёпанной бородой. Он лениво поднялся с места и, фыркнув, направился к деревянным ступеням, ведущим вниз.

Кухня была тесным и жарким пространством, несмотря на свежий морской воздух, гуляющий по палубе. Здесь царил аромат жареного лука, дымящегося хлеба и свежей рыбы. Стены были выкрашены в тёмный цвет, чтобы скрыть грязь и копоть, а длинные столы, покрытые вмятинами и царапинами, говорили о тысячах блюд, которые здесь готовились. В углу стояла большая печь, вокруг которой крутилась женщина по имени Клара.

Клара выглядела уставшей, но в её глазах светилась стойкость. Её длинные волосы, когда-то блестящие, сейчас были собраны в небрежный узел. Лицо, обрамлённое несколькими выбившимися прядями, всё ещё сохраняло оттенок той красоты, которая заставляла когда-то мужчин замолкать при её появлении. Она была одета в простое платье, перепачканное мукой и рыбной чешуёй, а на талии висел кухонный нож в потёртых ножнах.

Рядом с ней трудилась её дочь, Эмилия, девушка лет пятнадцати с тонкими, ловкими руками. Она сосредоточенно разделывала рыбу, её движения были уверенными, но лицо выражало скрытую грусть.

Когда Дакрим вошёл в кухню, он поморщился от их присутствия. Как и большинство матросов, он не терпел женщин на борту, считая их дурным знаком.

— Эй, — грубо обратился он к Кларе, проходя к ней. — Старпом спрашивает, когда будет готов обед.

Клара даже не повернулась к нему, продолжая перемешивать что-то в большом чугунном котле. Её голос прозвучал спокойно, но твёрдо:

— «Эй» — это на палубе. А здесь я занимаюсь делом.

Дакрим скривился в насмешливой улыбке, в которой смешались злоба и пошлость. Сделав шаг ближе, он провёл рукой по её спине и хлопнул её по заднице.

— Ну, так займись делом со мной, красавица, — сказал он, почти шепотом, в его голосе звучала угроза.

Клара мгновенно повернулась, её рука молниеносно схватила нож, который тут же оказался у горла Дакрима. Её глаза блестели холодным гневом, а голос стал ледяным:

— Дело, которым ты займёшься, будет в портовом борделе с проститутками. И если еще раз прикоснешься, то, чем ты собираешься делать, улетит на корм рыбам.

Дакрим, казалось, не испугался. Он даже сделал шаг вперёд, из-за чего лезвие ножа слегка прорезало его кожу. На его шее появились капли крови.

— Если ты приставила нож, то действуй, — угрожающе произнёс он, глядя ей прямо в глаза. — Или выбрось его прямо сейчас.

Их взгляды встретились, полные ненависти и скрытого напряжения. В этот момент казалось, что вся кухня застыла, а тени от пламени печи начали двигаться, словно становясь участниками этой немой схватки.

Эмилия, видя, что ситуация выходит из-под контроля, быстро подскочила к ним и толкнула Дакрима в сторону.

— Обед почти готов, — сказала она, её голос дрожал, но она старалась говорить уверенно.

Дакрим плюнул на пол, оттолкнувшись от стола, но его взгляд не отрывался от Клары.

— Ты слишком смелая для своего места, — процедил он, прежде чем развернуться и уйти.

Когда дверь за ним захлопнулась, Клара тяжело вздохнула, убирая нож. Её руки слегка дрожали, но лицо оставалось спокойным.

Клара посмотрела на Эмилию, и её глаза на мгновение сузились, отражая смесь усталости и упрямой решимости. Она поправила выбившуюся прядь волос, пытаясь скрыть растущую тревогу.

— Это было лишним, Эмилия, — сказала она, её голос был сдержанным, но в нём звучала нотка строгости. — Я бы справилась сама.

Эмилия, не отводя взгляда от разделанной рыбы, вытерла руки о передник и посмотрела на мать.

— Он, как и все звери, боится только громких криков, — произнесла она тихо, но уверенно. — Но если почувствует запах крови, его уже не остановить.

Клара удивлённо подняла бровь, её взгляд мгновенно изменился, став внимательным, почти испытующим.

— Откуда такие мысли, дитя? — спросила она, но голос дрогнул, словно слова Эмилии ранили её глубже, чем она ожидала.

Эмилия, предугадав этот вопрос, слегка вздохнула.

— Мы с отцом бывали на охоте, — сказала она, опуская глаза. — В лесу, что севернее Крайхольма. Он мне рассказывал.

Эти слова прозвучали так просто, но Кларе казалось, что они разбудили в её сердце целую бурю. Образ Рейнхарда, её мужа, вдруг всплыл в её памяти, яркий, как свет звезды в самую тёмную ночь.

Она вспомнила тот день, когда они были вместе в том самом лесу, о котором говорила Эмилия. Лёгкий снег едва заметно падал с веток сосен, покрывая землю белым ковром. Рейнхард, облачённый в тёплый плащ, с луком через плечо, обернулся к ней, его лицо озарилось широкой улыбкой.

— Ты знаешь, Клара, — сказал он тогда, бросив взгляд на Эмилию, которая, смеясь, бежала впереди. — Этот лес напоминает мне нас. Вроде бы холодный, суровый… но внутри он живёт своей жизнью. У него есть свои законы, свои тайны.

Клара, укутанная в меховой плащ, стояла рядом, слушая его слова. Она помнила, как его рука нашла её, крепко обхватив за плечи, и как он тихо добавил:

— Ты — мой мир, Клара. Ты всегда будешь моим домом.

Эти слова, такие простые и искренние, остались в её памяти навсегда.

А потом она вспомнила утро, когда он ушёл навстречу своей гибели.. Она помнила, как его губы прикоснулись к её лбу, как он сказал:

— Я вернусь. Обещаю тебе.

Она хотела остановить его, сказать, что это слишком опасно, но он уже принял решение. Его глаза — такие твёрдые, такие уверенные — смотрели на неё с нежностью и решимостью, которые разбивали её сердце.

— Мы ждём тебя, — прошептала она тогда, провожая его взглядом, пряча слёзы.

Он лишь обернулся, как будто услышав её слова, и ушёл, оставив за собой тишину, которая разрывала её изнутри.

— Мама? — голос Эмилии вырвал её из этого болезненного воспоминания.

Клара моргнула, прогоняя слёзы, которые начали подступать к глазам. Она заставила себя улыбнуться, хоть это и далось ей с трудом.

— Это временные трудности, Эмилия, — сказала она, её голос дрожал, но в нём всё ещё звучала уверенность. — Мы просто должны пережить это. Жизнь уже никогда не будет такой, как раньше, но…

Она не успела закончить.

— Я уже не ребёнок, мама, — перебила Эмилия, её голос был твёрдым, но в нём звучала грусть.

Она медленно вытащила из-за пояса короткий нож, его лезвие поблёскивало в свете лампы.

— Я могу постоять за себя, — добавила она, глядя на мать серьёзным взглядом.

Клара смотрела на нож в её руках, и сердце сжалось от боли. Это было не то, чего она хотела для своей дочери. Она хотела, чтобы Эмилия росла в мире, где не нужно было защищаться, где не нужно было прятать страх за острыми лезвиями.

Клара подошла ближе, накрыла руку дочери своей ладонью и осторожно опустила нож.

— Нам нужно работать, — тихо сказала она, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Это единственная причина, по которой нас держат на этом корабле.

Эмилия, поколебавшись, кивнула, убирая нож за пояс.

— Я знаю, мама, — тихо произнесла она, опустив взгляд.

Клара стоя у массивного чугунного котла, из которого шёл аромат, способный согреть даже самых замёрзших матросов, ещё раз взглянула на дочь, пытаясь найти слова, которые могли бы утешить их обеих. Но таких слов не было.

Похлёбка в котле густо булькала, её насыщенный запах наполнял помещение. В неё входили сушёные овощи — кусочки моркови и лука, которые разбухли, став мягкими и нежными. Крупные куски вяленого мяса, нарезанные неровными ломтями, плавали среди овощей, добавляя бульону глубокий, насыщенный вкус. На другой сковороде, над небольшим жаровенным очагом, подрумянивались ломтики рыбы. Золотистая корочка покрывала каждый кусочек, и масло, шипящее на сковороде, добавляло блюду аппетитный блеск.

Клара медленно помешала похлёбку деревянной ложкой, проверяя её готовность. Она была сосредоточена, но взгляд время от времени скользил к Эмилии, которая скрупулёзно занималась разделкой свежей рыбы.

Рядом стояли несколько белых фарфоровых тарелок, которые явно были не из числа стандартной корабельной утвари. Их края украшал изящный синий узор, словно волны на морской глади. Клара бережно взяла одну из них, зачерпнула половником густой похлёбки и аккуратно положила в неё кусочки рыбы. Пар, поднимающийся над тарелкой, был густым и ароматным, словно напоминанием о домашнем уюте, который остался далеко позади.

— Отнеси это капитану, — тихо сказала Клара, ставя тарелку на поднос, рядом с которым стоял стеклянный графин с водой.

Она потянула за верёвку, которая была прикреплена к маленькому корабельному колокольчику над кухонной дверью. Колокольчик громко зазвонил, его чистый, металлический звук эхом разнёсся по кораблю.

На палубе старший помощник, услышал звон и недовольно хмыкнул. Его высокий, крепкий силуэт возвышался над матросами, его голос, похожий на раскат грома, был привычен каждому из них.

— Наконец-то! — проворчал он, а затем, обернувшись к команде, громогласно скомандовал: — Отдыхающие за работу! Смена — на обед!

Матросы, которые трудились на палубе, быстро отреагировали. Одни натягивали канаты, связывая их крепкими морскими узлами, другие мыли деревянные доски палубы, тщательно вычищая каждую щель. Смена, только что закончившая свои обязанности, с облегчением вздохнула, направляясь вниз, к трапезному месту, где их уже ждал горячий обед. Этот порядок был привычным: труд и еда шли рука об руку, а на корабле такой порядок был необходим для выживания.

Тем временем Эмилия подняла поднос и направилась по скрипучим деревянным ступеням к капитанской каюте. Она остановилась перед тяжёлой деревянной дверью, на которой был выгравирован герб с изображением корабельного штурвала и волны. Изнутри раздался низкий, грубоватый голос:

— Заходи, открыто.

Эмилия толкнула дверь и вошла в просторную каюту. Внутри было тепло и уютно, словно это место существовало в другом мире, вдали от суровых морских ветров. Стены были украшены старинными картами, которые висели в аккуратных рамках. На одной из полок стояли бутылки рома и несколько книг, вероятно, о навигации или морских путешествиях. На массивном столе, покрытом тёмным деревом, лежала большая карта, на которой капитан прокладывал курс. Он использовал циркуль и линейку, чтобы точно рассчитать расстояния, а рядом лежал компас с изящным медным корпусом.

Капитан, крепкий мужчина средних лет, выглядел так, будто был рождён для морских просторов. Его светлые волосы были аккуратно подстрижены, а квадратная челюсть подчёркивала его волевой характер. Одет он был в безупречно сидящий чёрный мундир с золотыми пуговицами, который выгодно выделял его среди матросов.

Эмилия поставила поднос на край стола и произнесла:

— Я принесла вам обед.

Капитан поднял взгляд, его голубые глаза внимательно изучили девушку, прежде чем на лице появилась лёгкая улыбка.

— Мне приятно, когда девушки приносят мне обед, — сказал он, слегка усмехнувшись. — Без вас я обычно хожу туда, где едят все.

Эмилия улыбнулась, но её голос был сдержанным:

— Это самое малое, что мы можем сделать в благодарность за то, что вы взяли нас на борт.

Капитан вернул взгляд к карте и, чертя очередную линию циркулем, ответил:

— Если погода будет нам благоприятствовать, через пару недель доберёмся.

Эмилия хотела узнать больше, но осознала, что не следует донимать капитана лишними вопросами. Она слегка наклонила голову и спросила:

— Могу я идти?

Капитан на мгновение отвлёкся от карты и посмотрел на неё с лёгкой улыбкой.

— Да, конечно. Вам нужно отдохнуть. Кстати, — он бросил взгляд на еду. — Это выглядит весьма аппетитно.

Эмилия, уже направляясь к выходу, обернулась и с лёгкой насмешкой произнесла:

— Вы сначала попробуйте.

Она вышла, аккуратно захлопнув дверь, оставив капитана в одиночестве с картой и едва уловимой улыбкой на его лице.

Клара стояла за массивным деревянным столом, над которым парил густой аромат похлёбки и жареной рыбы. На нём стоял чугунный котёл с похлёбкой и большая железная сковорода, где кусочки рыбы с золотистой корочкой лежали ровными рядами. Тарелки, легкие и грубые, сделанные из металла, блестели в свете висящего над столом фонаря. Матросы, один за другим, подходили к столу, каждый брал тарелку и становился в очередь к Кларе.

Она размеренно накладывала в каждую тарелку густую похлёбку, следя, чтобы её хватило на всех. На лицах матросов отражалась голодная усталость, но вид еды и аромат сразу улучшали их настроение. Один из них, Гирлон, подошёл ближе, держа свою тарелку перед собой.

— За столько лет, — сказал он, скользнув взглядом по блестящей тарелке, — я отвык есть из такой чистой посуды.

Его сосед по очереди, широкоплечий матрос с рыжей бородой, усмехнулся и кивнул в сторону Клары.

— Может быть, женщина на корабле — не всегда к беде, — заметил он с добродушной иронией.

Клара молчала, продолжая сосредоточенно разливать похлёбку. Иногда кто-то из матросов бросал ей похотливый взгляд, кто-то пытался произнести неуклюжий комплимент.

— Утоли мой внутренний голод, зайка, — вдруг раздался громкий голос Гирлона, и смех мгновенно разлетелся по помещению.

Клара не подняла глаз, не дрогнула, лишь с той же решимостью продолжила своё дело. Её уверенные движения не оставляли места для провокаций, и даже самый грубый матрос понимал, что любые попытки унизить её наткнутся на ледяное безразличие.

Внезапно смех затих. Гулкие, уверенные шаги прозвучали в дверях, и в помещение вошёл капитан. Его фигура сразу заполнила пространство, а матросы, как по команде, притихли, избегая его взгляда.

— Помощь нужна? — спросил капитан, обращаясь к Кларе.

Она наконец подняла взгляд, её лицо оставалось спокойным, но в глазах сверкнула твёрдость.

— Нет, капитан, — ответила она ровным голосом, — я справляюсь.

Капитан оглядел собравшихся. Его острый взгляд словно предупреждал, что он не потерпит никаких выходок. Затем он перевёл взгляд на Эмилию, стоявшую неподалёку, и произнёс:

— Пойдём со мной.

Эмилия, слегка растерявшись, посмотрела на мать, но Клара едва заметно кивнула, давая своё молчаливое согласие.

— Давай, пошли, — добавил капитан, его голос прозвучал мягче, но всё ещё оставался твёрдым. — Надо подменить старпома у штурвала.

Эмилия последовала за ним на палубу, где холодный ветер, смешанный с каплями солёной морской воды, обрушился ей на лицо. У штурвала стоял старпом, Хендрик Варлоу, как всегда прямой и уверенный, держа штурвал крепкими руками.

— Я подменю, — сказал капитан.

Старпом, не задавая вопросов, коротко кивнул.

— Да, капитан, — произнёс он и отошёл, оставляя штурвал.

Капитан жестом подозвал Эмилию.

— Подойди, — сказал он.

Она шагнула вперёд, и капитан, взяв её за руку, мягко поставил перед штурвалом.

— Держи, — сказал он с лёгкой улыбкой.

Эмилия неуверенно положила руки на деревянные перекладины штурвала. Под её ладонями чувствовалась шероховатая поверхность дерева, слегка нагретая солнцем. Когда корабль лёг на небольшой поворот, она ощутила, как штурвал слегка дрогнул, передавая вибрацию от силы ветра и движения волн.

Её лицо озарилось удивлением и восхищением. Она полностью погрузилась в ощущение управления кораблём, забыв обо всём. Ветер растрепал её волосы, капли воды мягко касались кожи, и впервые за долгое время её сердце наполнилось радостью. Она чувствовала себя свободной.

— Это… — начала она, оборачиваясь к капитану, её глаза сияли, — это нечто. Я никогда не испытывала ничего подобного.

Капитан, слегка улыбнувшись, скрестил руки на груди.

— У тебя ещё вся жизнь впереди, — сказал он. — Ты можешь стать кем угодно, Эмилия. Главное — выбрать курс и не останавливаться.

Его голос был ровным и уверенным, как у человека, который не просто знает, что говорит, но и сам прошёл через множество бурь.

Эмилия, всё ещё держа руки на штурвале, задумчиво кивнула, словно эти слова проникли глубже, чем она ожидала.