Цельное чувство. Собрание стихотворений

Михаил Цетлин (Амари)

Настоящее издание представляет собой наиболее полное собрание стихов поэта М.О. Цетлина (Амари) (1882–1945). В него вошли не только все его поэтические сборники, но и стихи, публиковавшиеся в периодической печати, а также переводы. В приложении печатаются очерки «Наталья Гончарова» и «Максимилиан Волошин». Творчество Цетлина (Амари) – неотъемлемая часть искусства Серебряного века и истории русской поэзии ХХ века в целом.

Лирика. 1912

Вступление

«Cнова, как складки покрова, свивается…»

Cнова, как складки покрова, свивается,

Легким дымком в небесах расплывается,

Тяжкий и душный,

Злобный и черный,

Душу мою обнимающий чад.

Если тем чадом душа одевается, —

Словно налетом в ней все покрывается,

Жизнь станет скучной,

Радость позорной,

Сердца ключи не журчат, замолчат.

Снова в душе зазвенели созвучия

Нежно-певучие

— Флейты и скрипки

Не умолкают, —

Снова поет и трепещет душа;

Дети восторга и легкого случая,

Снова слова многоцветные, жгучие,

— Сердца улыбки —

Ярко сверкают,

Льются, и бьются, и рвутся спеша!

«У деревьев весною кору надрежь…»

У деревьев весною кору надрежь,

У клена, у белой березы, —

Сладкий ток потечет, упоительно свеж,

Как внезапные светлые слезы.

Сердце, сердце поэта любовью рань, —

От весенней, томной болезни,

С тяжкой болью, — душа, трепетать перестань! —

Источатся светлые песни.

1911

«Звенит, звенит моя душа…»

Звенит, звенит моя душа,

Как ломкий лед весной,

Когда, туманной мглой дыша,

Мы слышим, как бегут спеша

Осколки брони ледяной,

Разбитые весной!

Звенит, звенит, поет, поет,

Как горные ключи,

Когда, размыв снега и лед,

Текут, бегут, поют с высот

И пьют алмазные лучи,

Лучи — весны ключи!

Вся напряженная звенит,

Как светлый звон сквозь сон,

Но недалек ее зенит

И солнце не на век пьянит, —

Там, где певучей бездны стон,

Там, в темных водах, — сон.

1911

У Венеры Милосской

Плюш диванов, говор иностранный,

Холод стен и мутный день в окно.

Греческой богине осиянной,

Верно, неуютно и темно.

Голову откинув на потертый

Бархат, Гейне, старый и больной,

Здесь сидел и плакал, распростертый

Пред твоею ясной белизной.

О грехах он плакал пред тобою,

И о том, что стар он и без сил,

Что не встал меж ним и меж судьбою

Образ твой, его не защитил.

И другой пришелец издалека,

Из страны, чья участь тяжела,

Здесь светло молился, но от рока

Красота безумца не спасла.

Иль она не Правда и не Разум!

Почему ж так страшно часто тех,

Кто служил ей творческим экстазом,

Сторожат безумие и грех?

Так я думал — проходили люди…

Англичане, гиды без числа.

Позабывших о великом чуде,

Красота безумцев не спасла!

«О, желтенькая птичка канарейка…»

О, желтенькая птичка канарейка,

Комочек солнца желто-золотой,

Весной, в мещанской комнатке простой,

Ты песнь поешь о том, что почки клейки,

О том, что счастье — жизнь и мир хорош,

Чеканишь золото и нижешь зерна

На нитку золотую бус упорно

И с звонким звоном нитку оборвешь.

О, бедная засохшая герань,

Ты украшаешь пыльный подоконник,

Ты, может быть, любви и счастья дань, —

Возлюбленный принес тебя поклонник.

Цвети, расти для радости людей

И говори мещанке в бедной тальме

О призрачном безумьи орхидей,

Магнолиях и африканской пальме.

Прекрасен мир, но жизнь бедна, а песнь,

Песнь лишь мечта, рожденная любовью,

Страданьем и стремленьем, как болезнь

Родит мечту о счастье и здоровье.

И, может быть, искусство, как герань,

И песня, как та желтенькая птичка,

Несут немного счастья, грезе дань,

В жизнь, где унынье, скудость и привычка.

1911

Вдохновенье

Сладостью пряной полно,

Сердце задержанно бьется, —

Словно темно-густое вино

В грудь мне безудержно льется

Из прозрачных и нежных рук

Струею серебряно-звонкой…

Или слышу я скрипок звук,

Ясный-ясный и тонкий-тонкий?

Не сознаю ничего,

Только на сердце пряная сладость.

Неужели узреть божество

Предстоит мне испуг и радость!

«Золотую кудель еще ткут веретенца…»

Солнце — сердце.

Вячеслав Иванов

Золотые струны натяну на лиру,

Еще не порвалась нить от сердца к солнцу,

Золотые струны от сердца к миру.

Они расплавляются, когда на зените

Солнце в яростном зное вопиет: «Осанна».

Но в хрупкие утра так явственны нити

И звенят серебряно, как largo органа.

«О, дай мне, Боже, сил и времени…»

О, дай мне, Боже, сил и времени,

Быть может, духом я богат,

Быть может, горсть златого семени

В моей душе живет, как клад.

Взойдет — и сотворю прекрасное,

Увижу сон свой наяву,

И вот в сей жизни не напрасно я

Пройду, промучусь, проживу.

Блаженых снов испуг

I. Блаженых снов испуг

«Пришла ко мне, мой светлый друг…»

Пришла ко мне, мой светлый друг,

Пришла с тоской, пришла с любовью,

О сердца боль, о сердца стук,

О холод этих тонких рук

На сердце с темной, с острой кровью.

Нежданная, пришла ты вдруг

Так, как блаженных снов испуг —

Вдруг приникает к изголовью!

1911

«В моей душе живет великое…»

В моей душе живет великое,

В ней ожиданья строгий свет.

В отчаяньи надежду кликая,

Я долго знал и боль и бред,

И вот в сияньи, огнеликая,

Приходит Радость — Боли нет.

«Тебе, душа, со мной сплетенная…»

Тебе, душа, со мной сплетенная,

Ко мне склоненная душа,

Я отдаю слова влюбленные

И с робкой дрожью и спеша,

Всей прелестью неполнозвонною,

Всей тихой прелестью дыша.

Ты озеро мое глубокое,

Ты тайнопевная моя,

Чужая, близкая, далекая,

Я наклонюсь, шурша осокою,

Прильну к чуть видному истоку я

Волн неумолчных бытия.

«О, это гордое одушевление!..»

О, это гордое одушевление!

В нем порывания горного ветра,

И жесты быстрые, и глаза горние,

И речь свободная, вся в сменах метра.

Молю, вплети меня в твои кружения,

Я жду — мне все равно, навек, на миг ли!

Ты мера мира мне, пока движения,

Пока смятения твои не стихли.

О счастье

Когда говорю я о том, что незримо, —

Качаете вы головами.

А мной только светлая сказка любима,

Душой я не с вами, не с вами!

И горе и радость судьба нам приносит,

Ей ваши моленья и вздохи,

И страстно ждет каждый, что жизнь ему бросит

Из полных сокровищниц — крохи.

А сердце мое трепетало и билось

От счастья, что в жизни не сбылось,

И, может быть, было, но после забылось,

А может быть, только приснилось.

Нежней его речь и глаза его больше, —

Глаза его странно огромны,

И свет их струится и глубже и дольше,

И свет этот свой, незаемный.

Ресницы сияют дрожаще-несмело

Лучей золотистою пылью,

Легка его поступь, и белы, так белы,

Как снег на горах, его крылья.

Легка его поступь и тонкие руки

Так нежны, так нежны, так нежны!

Прильни к ним в великой и пламенной муке,

Прильни к ним с тоскою безбрежной,

Чтоб с лаской оно над тобой наклонилось,

Чтоб сердце ровнее забилось

От счастья, которое в жизни не сбылось,

Которое только приснилось!

1906

Сон

Я засыпал. Река катилась

И мой влекла челнок;

Был сон мой тих и странно сладок

И странно неглубок.

Я слышал весла за кормою,

Прозрачных пленок плеск,

Я видел небо, небо, небо —

Его хрустальный блеск.

И были грезы — тучки в небе

И небом был им — я,

И солнце нежно освещало

Узорные края,

Сливались зыбкие мечтанья

В прозрачно-легкий ряд,

И то темнел, то золотился

Пушистый их наряд.

Когда ж весло мое цеплялось

О заросль водных трав

И застревал челнок мой легкий,

В сеть цепкую попав, —

Я просыпался и в истоме

Лежал, закрыв глаза,

И слушал, как меж водных стеблей

Звенела стрекоза.

И открывал глаза и взором

Тонул в лазури я,

Пока меня не ослепляла

Блестящая струя,

И бодро я приподымался

И взмахами весла

Вновь направлял челнок свой в заводь,

Что глухо заросла.

И там, вблизи корней корявых,

Под зеленью густой,

Меж белых, белых водный лилий

С их влажной красотой,

Там, где деревья с нежной грустью

Гляделися в затон,

Я отдавался созерцанью

И вспоминал свой сон…

1905

Март

Хорошо сегодня,

Плещет дождь весенний,

Теплый дождь.

Хорошо сегодня,

Благодать Господня

Близ родных селений,

Среди голых рощ,

Между сосен тонких,

Меж сквозных берез

Пенье капель звонких

До слез.

Хорошо сегодня, —

Теплый март!

Хорошо сегодня, —

Томный март!

Я брожу сегодня

Наугад,

Я чему-то странно

Тихо рад.

Нежно улыбаюсь,

Про себя шепчу,

Дождиком весенним

Душу омочу,

Дождиком весенним

Сердце окроплю,

Радость полюблю,

Счастья захочу…

В дороге

Разве не счастье ездить по пыльным дорогам,

Ездить по пыльным дорогам в безвестную даль,

Чувствовать связь свою с радостным, ласковым Богом,

С Богом, забывшим, что в мире есть боль и печаль.

Разве не счастье!

Разве не радость рвать на полях маргаритки,

Рвать на полях маргаритки, сплетать их в венок,

Бросить их встречной крестьянке или вот у калитки

Девушке в белом, мелькнувшей как светлый намек,

Разве не радость!

Разве не счастье быть беззаботным, как сеттер,

Черный мой сеттер, бегущий радостно рядом со мной,

Щурить от солнца глаза и чувствовать только, как ветер

Гладит мне щеки и волосы теплою женской рукой,

Разве не счастье!

1906

«…Я чувствую утром еще полусонный…»

…Я чувствую утром еще полусонный

В глазах влагу теплую слез:

Я плакал сегодня во сне, утомленный,

И нежный встаю я, еще упоенный

Воздушною радостью грез.

И ночи, как дни мои, светлы и ясны,

И тихи мои вечера,

И я засыпаю с надеждою страстной,

Что день будет завтра такой же прекрасный,

Быть может, светлей, чем вчера.

Я знаю, со мною великое сбылось.

Не зная еще почему, —

Недаром же сердце безудержно билось,

Недаром же сердце безумно молилось

И чувствовал свет я сквозь тьму.

Но жду я пришествия света иного,

Какого, не знаю я сам, —

Но слишком он ярок для зренья земного…

Я жду — вот мгновенье, и скажется слово,

И я подымусь к небесам!

1905

«Знойный день догорал, догорал…»

Знойный день догорал, догорал…

В небе веяли алые краски,

В небе реяли странные маски,

В иступленно-торжественной пляске

Кто-то душу мою обвивал,

Кто-то душу мою целовал

И манил к незнакомой развязке.

Он манил, он манил, он манил.

Я ходил сам не свой, исступленный,

В небе алые краски гасил

Кто-то в вспышке слабеющих сил,

Я по улице странно червленой

Шел безумный, безвольный, влюбленный,

И в душе, как сосуд золоченный,

Драгоценное бремя носил.

Был горяч под ногами асфальт,

Тучей реяли знойные мухи,

Песни пели вечерние духи,

И звучал их томительный альт

В напряженно страдающем слухе.

Были губы мучительно сухи,

Словно выжженный солнцем базальт.

Драгоценное время любви,

Ток пурпурный безумья и смерти!..

«Друг мой…»

Друг мой,

Поверить ли странным словам

О Вечном Возвращении?

Так же ли будем снова сидеть мы

В лунном свете,

Так же ли будут сиять мне

Твои влажные глаза

И душа трепетать

От сладкой боли?

Или и эти мгновения,

Едва коснулись их наши губы,

Уже невозвратны,

И мы позабудем о них,

И наша слабая память

Изнеможет в неравной борьбе?

Люди верят в Бога

Всеблагого, Всемогущего…

Им нужна вера

В вечное добро

И в бессмертие души —

Я боюсь только забвения.

Я хочу верить в Бога,

Великую Память природы,

И что эта Вселенская Память

Сохранит на веки веков,

Когда не будет нас,

Когда ничто не напомнит о нас

Живым людям,

И после, когда вся жизнь замрет на земле,

Сохранит воспоминание

О нас, ушедших,

И о нашей любви

И об этом ликующем часе,

Обо всем, о чем мы сами забудем

В вихре мятущейся жизни.

II. Радость

«В первый раз я взглянул на тебя…»

В первый раз я взглянул на тебя,

Я взглянул на тебя с изумленною радостью,

И глаза твои засияли

Навстречу засиявшим глазам моим.

«Так вот ты какая —

Такая милая,

Простая, чудесная,

Вот ты какая!»

«Скудно светит мне солнце…»

Скудно светит мне солнце,

Хмуро мое небо,

Серы дни.

О, как протянуты руки мои

С мольбой и надеждой,

Как жаждет душа

Светлого чуда.

И глаза мои

От жутко напряженного ожидания

Горят и светятся,

Как свечи, две свечи

Пред киотом владычицы

Божией Матери

Нечаянной Радости.

«Я хочу любоваться тобою без слов…»

Я хочу любоваться тобою без слов,

Я хочу любить тебя в молчании.

В душе у меня дрожат слезы и смех,

Когда я слышу каждое твое слово.

Я люблю все слова твои,

Я люблю их,

И когда от них еще чуть вздрагивает тонкая шейка,

И когда они только сияют в глазах твоих

Веселыми искрами

И дрожат на устах

Еще не сказанные,

А когда они срываются с милых уст твоих

И наполняют серебряным шумом белых порхающих бабочек

Всю комнату,

Я смеюсь и плачу в душе,

Не вникая в их смысл,

Не понимая их.

А ты —

Ты почти не слушаешь меня.

О, как я беден!

У меня нет речи в тяжелых, богатых одеждах образов,

В самоцветных камнях сравнений,

Нет алмазов шутки,

Нет кружев мечты,

Нет томных жемчугов нежности,

Ничего нет.

Но если бы даже я говорил как Ромео,

Разве ты полюбила бы меня!

«Я возьму твои руки…»

Я возьму твои руки

И загляну в глаза твои,

И скажу тебе:

Я люблю тебя,

Всю, всю тебя,

Твое тело и твою душу,

И нежный смех и тонкие руки,

И сияние глаз,

И не знаю, что я люблю больше,

Всю твою высокую светлую душу,

Бессмертно прекрасную,

Или это родимое пятнышко

На твоей руке!

«Я люблю тебя, слышишь…»

Я люблю тебя, слышишь

Эти простые слова.

Почему же ты побледнела

И не дышишь?

Или я причинил тебе боль,

Зачем ты прижала руки к сердцу?

Или словом можно ранить безжалостно,

Как острым ножом?

«Ночь…»

Ночь,

Свеча горит тревожно,

Мне душно,

Мне горько,

Я задохнусь, захлебнусь от боли и горечи.

Прочь, прочь, мой проклятый кошмар,

Скорей к окну,

Стекло дребезжит и ставни стучат,

Уже утро,

Солнце сияет,

Воздух холодный,

Как ключевая вода,

Хрустально звенящий

Ворвался в комнату.

........

Почему горячие капли обожгли мое лицо,

Почему дрожат мои руки?

........

Ты утро любви, ты солнце любви,

Здравствуй!

«“Радость моя”…»

«Радость моя» —

Это ты мне сказала.

И вот сегодня я

Целый день

Радостно думаю:

«Как хорошо, как просто и мило.

Есть же на свете такие чудесные слова —

Радость моя».

«Мы сидим вдвоем…»

Мы сидим вдвоем

В тихой беседке,

Солнце льет прощальный свет

Сквозь зелень деревьев,

И, как солнечные пятна,

Трепетны мои влюбленные слова

И полны предчувствия тихого вечера,

И багрянца, и золота

Вечернего неба:

«Я хочу сделать тебя счастливой,

Но что я могу дать тебе,

Я бедный нищий,

Что я могу дать тебе,

Кроме своей жизни?

Отдать бы ее,

Бросить тебе ее под ноги,

Легко и небрежно,

Чтоб легче было ступать тебе…

Отдать бы ее,

Ничего не требуя взамен,

Ни любви, ни благодарности,

Отдать только потому, что это так просто, легко и радостно.

Как жаль, что ты меня любишь, —

Я хотел бы отдать тебе жизнь

Царственно бескорыстно».

Так говорил я

В тихой беседке,

И солнечные пятна

Дрожали у тебя на лице, на зелени деревьев,

И в моих словах,

И в твоей улыбке.

«“Я твоя” — ты сказала мне…»

«Я твоя» — ты сказала мне.

Дай мне подумать:

Как смешно, и странно, и радостно,

Ты моя,

Душою и телом,

Это значит, мои — эти ясные глаза,

Я могу прижать уста к твоим устам

И поднести к губам эту руку.

Вот захочу — подыму ее,

Захочу — опущу.

Захочу и возьму твою тяжелую косу

И закину ее тебе на плечи,

Как задорный мальчишка,

Или заверну ее в корону,

Царица моя!

Как это странно, смешно

И радостно.

«Когда ты уходишь…»

Когда ты уходишь,

Мне тесно здесь с моим счастьем,

И я стремглав сбегаю вниз по лестнице

Через четыре ступеньки,

И едва не сбиваю с ног

Старушку-даму,

И извиняюсь,

Вежливо приподняв шляпу.

К чему извиняюсь?

Слишком долго ходил я чинно вверх и вниз,

Сегодня я хочу бежать стремительно —

Через четыре ступеньки!

«Когда ты уходишь…»

Когда ты уходишь,

Поцелуи твои звенят в воздухе,

И порхают в комнате,

Как невидимые маленькие бабочки,

И садятся мне на руки,

На лицо, на уста,

И, закрывши глаза, вот я чувствую

Нежный трепет мягких их крылышек

На руках, на лице,

На устах.

«Отдохни, моя милая…»

Отдохни, моя милая,

Я буду рядом с тобой,

Я буду смотреть на тебя

При бледном свете лампы,

Бережно подверну под тебя

Вязаный платок,

Окутаю тебя тихой лаской,

Как мягкими его складками.

«Дождь, дождь…»

Дождь, дождь

Льется с небес

Крупными каплями,

Льется и бьется о землю

С радостным звоном.

Мы быстро идем рука об руку

По сырой земле,

Как плещет вода у нас под ногами

В чистых лужах.

Как хорошо чувствовать теплую влагу

На лице, на руках,

И вдыхать томный запах тополей,

И видеть омытую землю.

Как хочется прильнуть к ней,

Лечь щекой на размытую глину.

А у тебя-то, у тебя-то!

Мокрая рука в моей руке,

Мокрое милое лицо, мокрые волосы,

Мокрое платье.

Капли дождя бьются о землю с силой и радостью,

Или сила и радость у меня в сердце?

Дождь, дождь!

«Я ехал к тебе на пароходе…»

Я ехал к тебе на пароходе,

И радуга, цветная радуга,

Обняла все небо

От края до края,

И, как в радужные ворота,

Я ехал к тебе по реке

И славил Бога,

И тебя, и любовь нашу.

Как же мне не верить в Него,

Не славить Его,

Когда такую праздничную арку

Строит он для нас с тобой, для нас с тобой, для нас с тобой!

Ведь эта радуга для нас с тобой,

А те незаметно серые,

Промокшие под дождем пассажиры

(Как, впрочем, промокли и мы с тобой),

И хмурый капитан,

И черный истопник,

Они только так,

Только кажется, что они существуют,

Они живут только для того,

Чтобы войти в нашу радость,

И когда мы будем вспоминать эти минуты,

Мы вспомним их, серых и темных,

Радужными, просветленными,

Они, как радуга и брызги колес,

Для нас с тобой, для нас с тобой, для нас с тобой!

III. Боль

Расставанье

В час расставанья ты была спокойна,

Все было тихо и печально стройно,

Как те зелено-сумрачные ели,

Которые над нами шелестели.

В час расставанья тишина лесная

Была кругом, и темная, сквозная,

Густая зелень, как покров тяжелый,

Свет пропускала солнца — невеселый.

В час расставанья шли в листве мы желтой.

О, призрак осени, уже пришел ты,

И лес листвою мертвой, прошлогодней

Твердил нам неизбежное: «сегодня!»

В час расставанья ключ журчал средь моха,

И шелест елей был как трепет вздоха,

Просветы неба были так воздушны,

И мы казались оба равнодушны.

1911

«Безнадежность глядела мне в очи…»

Безнадежность глядела мне в очи

Напряженно пустыми глазами,

Истекала в бессонные ночи

Водяными и злыми словами.

Безнадежность смеялась и пела,

И плясала, плясала, плясала!

Долго, долго душа терпела

И, как чадный очаг, угасала…

I. «Особым знаком отмечает кровь…»

Особым знаком отмечает кровь

И из людских рядов выводит властно.

Как кровь, судьбы печать кладет любовь —

Она сильна, как смерть, когда несчастна.

Причудлива судьбы и жизни вязь,

Всех красок смесь в ней не разложит призма,

Но мстителей с любовниками связь

Понятна мне из общего трагизма.

Пусть безнадежный в стан борцов придет,

Но приведет его не безнадежность,

А раненой души больной полет,

Кровавый знак, мрачащий белоснежность.

II. «Так легко, легко и просто…»

Так легко, легко и просто

Отдаем мы жизнь свою,

Ляжем, ляжем вне погоста

В нелюбимом, злом краю.

И в последние мгновенья

Будем помнить мы о ней.

Сердце, сердце, пламеней!

До великого забвенья

Близ неведомых огней,

Будем помнить все о ней.

И когда нас за собою

Позовет благая смерть,

Там, за твердью голубою,

Прозреваемая твердь, —

Будет в нас не ужас Ночи,

Но сильней, чем смерть, тоска,

Что закроет наши очи

Не заветная рука.

1911

«В мире прочного нет ничего…»

В мире прочного нет ничего,

Все уносится мимо, мимо.

Но любовь быстрее всего

Исчезает, как легкие дымы.

Прижимай, прижимай сильней

Ближе к сердцу милую руку,

Скоро ты не приникнешь к ней,

Будь готов каждый миг на разлуку.

Обнимай, обнимай тонкий стан,

Он, как призрак, в душе витает,

Он, как сладкий, краткий обман,

Промерцает, пробрезжит, растает.

В миг отчаянья жадно лови

Легковейные складки одежды.

Больно ранят жала любви,

Безнадежны ее надежды!

«Тяжело идти, тяжело идти…»

Тяжело идти, тяжело идти,

По земным путям тяжело брести,

Вот еще уклон, еще поворот,

Вот еще подъем, и тот, и тот.

Пыль и острые камни знойных дорог,

Тяжесть ног, утомленных, свинцовых ног,

Раскаленное олово с небесных полей

На усталые головы, Солнце, не лей!

Если бодрый товарищ с тобою идет,

Если милая женщина рядом поет, —

Легче ношу нести, идти веселей

По просторам скудных земных полей.

Если ж бросит женщина посредине пути, —

Сил не станет идти, идти, идти,

И в душе одно желанье — прилечь,

Сбросить, сбросить котомку с усталых плеч.

«Испил ты эту чашу до конца…»

Испил ты эту чашу до конца.

Ты нежную узрел нежданно грубой,

Увидел сжатые презреньем губы

И замкнутость холодную лица.

Со страстью ей молился ты сугубой,

Ты думал — мягки женские сердца,

Но ты не знал, что те, кто им не любы,

Для них не боле значат мертвеца.

Конец ознакомительного фрагмента.