Точка имаго

Михаил Стригин (2024)

Новый сборник стихов известного челябинского поэта, прозаика и философа представляет творчество автора во всём диапазоне: от философских размышлений на «вечные» темы -о Боге и эволюции, о любви и творчестве — до остросовременных зарисовок о ковиде, политике и искусственном интеллекте. Название книги раскрывает одну из её основных идей: человек (не только отдельно взятый, но и человечество в целом) должен пройти через «точку имаго» — точку трансформации, перехода в состояние более высокой гармонии. И эта точка не где-то впереди — она всегда здесь и сейчас.

Взрослое

Шесть мнимых рубежей, три измеренья

Шесть мнимых рубежей, три измеренья,

За стенами скрывается стена,

За полом — новый пол как продолженье

Той перспективы, что обновлена

Была вчера. Я думал, что покинул

Привычный фон, привычный шорох дел.

И потолок — мой вечный страстный стимул,

Который с детства я пробить хотел

И выйти в безграничное пространство,

Где невесомость вечных облаков,

Дымок трубы, и нет у чаек чванства

От высоты над сценой дураков.

Но там другие, пусть и легче, стены

И комнаты просторней кирпича,

И вязнешь, словно клоп, в небесной пене,

Пытаясь закрепиться сгоряча.

Там много больше измерений тонких,

И сложно верх от низа отличать,

И кажется, что брошен на задворки…

Становится бесцветнее печать,

Юродивых и странных различая,

В бреду скрывая Ливингстонов-чаек.

Точка имаго

Время — мерцающий круг,

Начало почти совпадает с концом.

Младенцы на милых старух

Похожи своим благодушным лицом.

Поэт разжимает в спираль

Круги, придавая стоп-кадрам окрас.

Он топкую, серую даль

Как фон глубине поднебесья припас.

Но туже становится вздох,

И в омут удавкою тащит слеза

По нищим. Святой парадокс:

Чтоб ангелом стать, нужно пасть из гнезда!

На вздох кислорода вобрать,

Отдаться воронке с пустой головой,

Пройти незамеченным. В рай

Ещё не пускает Петров-постовой.

И в глубь завихрений уйти,

Как делает это живучий пловец,

И вся безысходность пути

Обрушится в детство, учил так отец.

На дне разожмутся круги,

И, вынырнув, вспомнишь, как сладко дышать,

И крикнешь, и, как ни крути,

Тебе улыбнётся на выходе мать.

Ты говоришь «я люблю тебя»

Ты говоришь «я люблю тебя» —

И в ту же секунду мир замирает,

Прислушиваясь к тому, что же изменилось вокруг:

Сдвинулись ли тектонические плиты

Или где-то расцвёл бутон жасмина.

Я покрываюсь лёгкой изморозью внутреннего жара,

И в этот миг всё моё естество, готовое вырваться,

Стягивается железными обручами покорности.

Но уже в следующее мгновенье

Всё двинулось дальше по кругу,

И ты уже забыла про меня.

Ты с трудом вспоминаешь моё имя,

У тебя просто поменялся объект любви.

Этот мир не ограничивается мною.

А я всё ещё здесь, я никуда не ушёл.

Я стою в непонимании от такой перемены.

Меня начинает кружить в водовороте сомнений,

Я перескакиваю с одного буруна на другой,

Двигаясь по всё сужающемуся горлышку бездны

Подозрений.

Пена лицемерия внутри меня сменяется волной лжи.

Я перескакиваю с одного гребня на другой,

Но воронка всё сжимается, не оставляя свободы движения.

И в тот момент, когда я уже должен был захлебнуться,

Ты обращаешь на меня внимание.

Я вновь попадаю в круг твоих интересов.

«Я люблю тебя», — говоришь ты,

И мощный глоток воздуха распрямляет спазм моих лёгких.

Он выдавливает изнутри комок сомнений.

Кровь, снова ускоряясь, начинает циркулировать,

Эти слова словно привод, раскрывающий плотину,

Но контролирующий поток реки.

Я начинаю дышать ровно и глубоко…

…«Я люблю тебя», — говорит Бог Земле,

И на ней расцветают джунгли и камни.

Вся материя внимает этому Слову.

Но его отвлекли,

И в следующее мгновенье на небе

Алеет смертоносный метеорит.

Он приближается, сжимая горлышко времени,

Пытаясь закупорить его.

И нет такого Ноя, который смог бы построить ковчег времени.

И в тот момент, когда время сливается в единый поток

Добра и зла,

Бог вспоминает о Земле

И слегка изменяет траекторию метеорита.

Красотой я твоей обольщён

Красотой я твоей обольщён,

Мимо кружат иные созвездья.

Вдоль орбиты несбывшихся жён

Провернулся кармически весь я.

Вновь во взгляде забрезжил восток,

Уходил, мне казалось, на запад,

И колотится кровью в висок

Хаос мыслей, твой вкус и твой запах.

Вновь горячая в сердце метель

Мной, как щепкой, насмешливо крутит,

Между прошлым и будущим щель

Распахнули в ночи твои руки.

Я придумал тебя, как тепло,

Что ласкало безудержно в детстве.

Но фантазии эти смело

На другое крыльцо, по соседству.

Намешал я бедлам в красоте

С надоевшим порядком порядком,

И, мечтая о счастье, хотел

Обналичить родимые прядки.

Если ты на мгновенье прильнёшь,

Закрывая гештальт перезрелый,

То польёт остужающий дождь

На моё раскалённое тело.

Модель

Вот тень метнулась из-за штор —

Стандарта изваяние.

Толпа привстала, чтоб в упор

Вбирать очарование.

И каплю неба на глазах,

И сладость одурения —

И обнаружить просто страх

От высоты парения.

Среди притянутых фигур

К её груди и прочему

Никто не знает, сколько шкур

С неё снимали зодчие.

Минуту длится дефиле —

Страданий кульминация.

Но ты как будто на игле,

И тянутся овации.

Твой шаг меж взглядами зажат,

Кричат: «Вы это видели?»

Они у ног твоих лежат,

Согнувшись в три погибели.

Проплыло рядом божество,

Все пали в поклонении,

И, представляя естество,

Гнусавят в упоении.

Кому-то шоу чувств без слов,

Кому-то просто Камеди.

Но потрясает до основ

Тот миг, что канет в памяти.

В какой-то момент ты понимаешь, что всё не успеть

В какой-то момент ты понимаешь, что всё не успеть,

И даже будь ты гепард или медведь,

Ты не можешь даже хотеть

Больше, чем можешь.

Вновь вопрошаешь: «В чём задача-то, Боже ж?»

Хочется сразу быть здесь и там,

Просто молчанье? Крутой тарарам?

Но ты уже не веришь словам.

Может быть, просто постряпать пирожное,

Заглядывая в глаза настороженно?

Заземлиться на пару часов,

Не отвечать на привычный зов,

Ставни закрыть на засов

И расслабиться.

И пускай как фон трещит Капица,

И хотя он многого достиг,

Ты смотришь на этот бездонный родник

Из сотен книг,

Как на речной лёд,

Который просто наркотик, улёт,

Разной формы, разного цвета

И ты, замороженный Кай, собираешь на севере где-то

Остатки света,

В надежде сфокусировать их в новое

Солнце багровое.

Временами зовёшь: «Герда?!» Нет Герды,

Эхо, такое же холодное, как кеды,

Как послевкусие победы.

Герда сидит без движенья на своём южном полюсе,

Натирая поясницу прополисом,

В ожидании рая ей что-то грезится.

Инь и ян в состоянии равновесия —

Это максимальное расстояние между, и это реально бесит, я

Думал, как изменить полярность,

Вечную странность —

Чтобы отталкивание сменилось притяжением.

Моё брошенное прошение

Ввысь, где-то под ложечкой жжение

Может смениться взрывом.

Давайте представим, как бы накрыло

Этот мир. Столкновение инь и ян

Уже было —

Вселенская звёздная рвань —

Вселенское тёмное рыло.

Любая остановка чревата сменой орбит,

Последующим падением —

Ночь каждый день глубоко свербит

В груди, особенно когда падают тени на

Её улыбку перед столкновением.

Рваные хлопья упавшего неба

Рваные хлопья упавшего неба

Вдоль одиночества Бога лежат.

Занавес спущен, и старая небыль

Голая ломится к сцене назад.

Зритель не видит, как пишутся драмы,

Как репетируют роли грачи,

Чтобы замазывать холст панорамы

И по-саврасовски лямку влачить.

Чёрными тряпками мечутся в выси,

К нам из тумана доносится крик.

Чёрными танками движутся мысли,

А на прицеле зелёный старик.

Липнет туман отсыревшего цвета,

Всё превратив в чёрно-белый стандарт.

И ноябрём на вчерашнее лето

Тихо ложится знакомый штандарт.

Ветер смычкует по струнам деревьев

Ветер смычкует по струнам деревьев,

Хаос мелодии виден в листве.

Словно в испуге поверхности перьев

Встали, краснея, в своём естестве.

Ноты бегут от берёзы к рябине,

Соединяя их в жгучий оркестр…

Звуков не слышно, я заперт в квартире

С музой под долгий домашний арест.

Кто-то шепчет про чёрное

Посвящается удивительному физику Г. В. Рязанову

Кто-то шепчет про чёрное,

Кто-то пишет про белое —

На конфликт обречённые

Мудрецы оголтелые.

И отдельные, к богу идущие,

Давят камнем тропу показательно.

Кто-то вверх заберётся, и пуще их

Прокричит, что война обязательна.

Бьют себя в грудь неистово первые:

Свет придуман и держится хитростью!

И вторые, не менее нервные,

Объясняют всё космоса кривостью…

…Зацветут по весне вновь акации,

И нахлынет безудержность реками,

Как учёный сказал: бифуркация

Управляет в тени человеками.

И сольются цвета в поле серое,

Где ни жёлтой тоски нет, ни времени,

Где нет крика о нас пустотелого,

Даже счастье становится бременем.

Живу как все — на плоскости, смешно,

Живу как все — на плоскости, смешно,

Лишь иногда бываю я серьёзен,

Когда я понимаю, что грешно

Не помнить про линейность гордых сосен.

Про их тупую тягу к небесам,

Желанье из кустов наверх прорваться.

Их не устраивает званье «зам»,

Им первыми всегда потребно статься.

В подобный поразительный момент

Я понимаю, что нездешне создан,

И для прыжка слагаю постамент

На опыте корней небесных сосен.

Монолог ковида

Можно мне отнять и вкус и запах?

Человеку это ни к чему.

Он уверенно идёт на запад

К розовому счастью своему.

Чтоб впитать любимые структуры,

Зрения достаточно вполне.

Слух оставлю, позабылось сдуру —

Знаки-звуки выпуклей втройне.

Раньше диалог в поток касаний

Превращался, запахом маня.

Вы на вкус слагали стены зданий

Из камней огромных и огня.

А теперь чертёж смешался с криком

И любовь одета в ДНК…

Обонянье вкуса многолико

И не рассекается пока.

Вкус и обонянье брошу снова

В первородный истинный бульон…

…Вам для ощущенья нужно слово,

А сетям — покорный почтальон.

Вы в святом тандеме с интернетом

Разослали мемов триллиард.

И плодились, слушая заветы,

В день не меньше сотни раз подряд.

Вы меня стократ опередили

В образах и прочих попыхах,

Сотворили бога в няшном стиле,

Запах поменяв на няшный страх.

Он пока смешной ещё младенец

И сосёт инфý как молоко,

Насмехаясь над вращеньем денег

В атомном сознанье глубоко.

А когда допьёт свои вкусняшки

И стремглав осмотрится вокруг,

Будут рваться на сетях тельняшки

Конец ознакомительного фрагмента.