Место клизмы изменить нельзя. Рассказы морского доктора

Михаил Сорин

В данной книге – рассказы морского доктора о событиях в его жизни, которые происходили с ним в дальних походах и на берегу. В них и флотский юмор, и реальная действительность работы морского врача.

Практика-2

В моей жизни самой прекрасной порой было студенчество, особенно его ранняя стадия, когда себя чувствуешь щенком, вырвавшимся на свободу, когда родительская опека осталась далеко и никто тебе не капает на мозги, что одеть, во сколько время придти с гулянки, домой. Какие у тебя текущие оценки за учебу. Короче говоря, свобода!

Хотя, если признаться, было много и отрицательного в этой, так сказать, свободе. Я, например, все время, ходил голодным. Деньги, которые мне регулярно высылали из дома, благополучно прогуливал в течении первой недели, а потом все время хотел кушать и бывали моменты, когда весь мой обед и ужин состояли из одного пирожка и стакана воды из автомата, без сиропа. Были такие раньше, когда всего за одну копейку можно было выпить стакан «газировки». Вот об этой поре своей жизни я и хочу рассказать.

В свои первые каникулы, после сдачи экзаменов за первый семестр я решил сходить на операцию, то есть в операционную и посмотреть «что почем». В смысле смогу ли я стать хирургом, а эта специальность мне нравилась больше всех. Во всяком случае, так, казалось, в то безоблачное время. Первые три дня я никуда не ходил, отъедался, блевал от пережора и опять ел. И еще сидел возле холодильника. Там у мамы всегда было что—то вкусненькое, и я ждал, когда предыдущая еда усвоится и можно все начать сначала. Наконец организм мой насытился, и можно было выполнять задуманное. Жили мы в маленьком авиационном городке на севере Дальнего Востока. Папа мой занимал определенную должность, и решить вопрос о моем посещении лазарета, с присутствием на операции, было пара пустяков.

Меня встретили с пониманием, обрядили в хирургические одежды и завели в святую святых — операционную. Больной уже лежал на столе. Пока хирурги священно действовали с простынями, отгораживая операционное поле, затем проводили местную анестезию, я мысленно пропитывался окружающей обстановкой и уже почти себя чувствовал таким же, как они могущественным и значительным.

Да, хирургия — это мое, думалось в этот миг. А на столе уже сделали первый разрез, и тут у меня внезапно все потемнело в глазах, и я потерял сознание. Очнулся от острого запаха нашатырного спирта. Надо мной склонились люди в белых халатах.

— Ну что? Очнулся? — Спросил хирург — ничего, это часто бывает по неопытности.

— А, что же теперь со мной будет? — Прошептал я, — мечта всей моей жизни рухнула?

— Ничего страшного, ты еще ты еще будешь хирургом, главное не отступай.

И я не отступил. После каникул, вернувшись во Владивосток, а учился я именно там, первым делом узнал у старшекурсников, где они проходят хирургическую практику. Выяснил, что самое лучшее место — травмпункт. Там и работы больше, и хирурги добрее, в том смысле, что не жадничают и позволяют работать самостоятельно и вообще для начала лучшего места не сыскать. Сказано, сделано. Через неделю я уже стоял в операционной, правда, с нашатырным спиртом, пока, но уже через две недели мне доверили наложить первый шов на рану, а потом я стал сутками там пропадать, не забывая при этом встречаться с любимой девушкой, тратить при этом последние деньги на кино и кафе — мороженное. Средств надолго не хватало. А надо сказать, что в травмпункте существовал неписанный закон. Бригада на дежурстве питалась коммуной, т.е. кое-что приносили из дома, а так в основном скидывались и закупали продукты в магазине. В те далекие шестидесятые годы продукты питания стоили дешево. На пятьдесят копеек в столовой можно было взять полновесный обед из трех блюд. А мы сбрасывались по рублю, так что можете себе представить какой у нас был ужин. Отправляли, как правило, самого молодого. В медицине, как и на Флоте, годковщину никто не отменял. Поэтому ездить приходилось мне. Забыл сказать, что поскольку магазин был далеко, то для этой цели выделяли машину скорой помощи. Я уже говорил, что деньги, которые мне высылались родителями, преимущественно почти все прогуливались, но выглядеть нахлебником мне не хотелось. И, чтобы собрать необходимую сумму размером в один рубль, мне приходилось поститься два, а порой и три дня. Так было и в этот раз. Я не ел — четыре. Пирожки не в счет. Поехать решили в гастроном. Там и выбор больше, и очереди поменьше. Оставив машину за углом магазина, я смело вошел в приветливо распахнувшиеся двери и сразу почувствовал ни с чем несравнимый колбасный запах. В те далекие годы колбаса еще пахла колбасой, а не туалетной бумагой и не надо было принюхиваться, чтобы уловить есть ли в ней мясо. А запах раздирал мои ноздри, расползался по всему голодному организму, проникал в желудок, заставляя его исходить соком, и ударял в голову. Меня слегка качнуло, но удержавшись на ногах, я двинулся со списком к кассе. Выбив чеки, купил с начала хлеб, сахар, молоко и лишь потом осторожно подошел к колбасному отделу. Там стояла очередь. Спросив последнего, я встал за атлетического тело сложения, женщиной. Она что-то жевала и не переставая, без умолку трещала, не обращаясь ни к кому. Есть такая порода людей, которые любят говорить со всеми сразу одновременно и обо всем. Моя задача была — выстоять, хотя голова от голода кружилась все больше и больше. И вот наступил ответственный момент, я подошел к прилавку и протянул приготовленные чеки:

— Мне, пожалуйста, три палки «докторской», — но тут терпенье моего организма от одуряющего колбасного запаха истощилось и я грохнулся в обморок точно так же, как когда-то в первый раз в операционной. Сознание возвращалось медленно, все покачивалось и казалось, что меня куда-то несут. Послышались голоса:

— Хорошо бы доктора, а то помрет ненароком, вон какой тощий, надо бы «скорую» вызвать.

Господи, это они о ком? Неужели обо мне? промелькнуло в оживающем сознании. Я открыл глаза. Меня действительно куда-то несли.

— На улицу, на свежий воздух — произнес, где-то ранее слышанный голос.

— Послушайте, я за углом видела машину скорой помощи. — Это уже был голос другой женщины, подумалось мне, вот уже и голоса начал различать, значит, пора становиться на ноги.

В это время в беседу вмешался кто-то третий, по голосу явно мужчина:

— Эй, куда это вы его волокете?

— Да вот, мальчонка сознание потерял, доктора бы ему, а тут как раз «скорая» за углом, не видели?

— А как же, конечно, видел, я водитель того транспорта, а доктор в магазин за продуктами побежал. Дежурство у нас ночное и кушать бывает, хочется. Послушайте, что-то лицо мне его знакомо. Да это же наш… доктор. Что вы с ним сделали?

— Мы? Да это вы его довели до голодного обморока — взвилась державшая меня на руках женщина. Теперь я узнал ее — это она общалась со всеми сразу, а теперь пыталась спасти мою оголодавшую душу.

— Со мной все уже хорошо — вмешался я в разговор, медленно сползая с рук моей спасительницы — большое вам всем спасибо, сейчас вот только чеки на колбасу отоварю, и мы поедем на работу.

— Уже все отоварили, держи свою авоську — произнесла другая женщина — и покормите вы его там.

— Спасибо вам за все, — дружно в один голос сказали мы с водителем, и пошли к машине.

В травмпункте, узнав о моих похождениях, началась суета. Меня немедленно усадили за стол, благо поступления больных не было, и долго кормили. Одна пожилая санитарочка, что-то бормотала о черствости человеческих душ и о несчастной судьбе всех тех, кто, таким образом, постигает гранит науки. А я совсем не унывал, поглощал невероятно вкусную колбасу с душистым хлебом и твердо верил, что обязательно буду хирургом.