Закатный час. Cтихи разных лет

Михаил Левин

В новую книгу известного поэта русского зарубежья Михаила Левина вошли избранные произведения за 40 лет литературного творчества (лирика, пародии, шуточные миниатюры). Его стихотворения отличают искренность, глубина и самобытность. В их стилистике нет бравурности и дешёвого оптимизма, творчество М. Левина негромкое, зато ему присущи удивительная музыкальность и то особое качество – «лёгкое дыхание» – которое не даётся никакой выучкой, а дарится поэту, подтверждая его призванность.

© Михаил Левин, 2022

ISBN 978-5-0056-8733-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Augsburg 2022

Литературно-художественное издание

Рисунки Якова Самойловича

В оформлении обложки использован

фрагмент картины Наталии Рудзиной

© Михаил Левин (тексты), 2022

© Яков Самойлович (рисунки), 2022

Лабиринт

За руном

Набиты трюмы рыбой и вином,

Горланит гимны пьяная орава.

Войска плывут в Колхиду за руном,

Им боги даровали это право.

Не зря же говорил верховный жрец,

Ссылаясь и на миф, и на обычай,

Что золотая шерсть чужих овец

Считается законною добычей.

И надувает паруса Борей,

И брызги холодят хмельные лица.

Хотим руна и славы поскорей —

Всё будет наше! Всё нам пригодится!

В каюте улыбается Ясон,

Надеясь на предательство Медеи.

Солдаты погрузились в сладкий сон,

Навеянный величием идеи.

Пусть большинство вернутся на щите,

А со щитом — совсем-совсем немного,

И дети одичают в нищете,

И вдовы зарыдают у порога —

Пусть! А пока что все забылись сном,

Сомнения не давят им на плечи.

Суда плывут в Колхиду за руном.

А там и до Тавриды недалече…

Лабиринт

Здесь мрак непроглядный,

Здесь давит дремучая мгла…

О нить Ариадны!

Куда ты меня завела!

Летучие мыши

Шуршат перепонками крыл.

Я к пропасти вышел,

Я свой поворот пропустил.

Напрасно о лаврах

Я грезил в чаду суеты:

Здесь нет Минотавра,

Все залы темны и пусты.

Здесь души, как лица,

Грозят зарасти бородой.

И не с кем сразиться —

Вот разве что с этой стеной.

Смешно и досадно.

Уже не помогут слова.

И нить Ариадны

Натянута, как тетива.

Становится душно.

И в сон начинает клонить…

Смотрю равнодушно,

Как рвётся жестокая нить.

Горгона

Твои глаза, как серые каменья,

Не пропускают солнце и дожди.

Какие мне ещё нужны знаменья? —

Зрачки кричат: «Спасения не жди!»

Я верю, что ещё во время оно

Они таили смертную печать,

И ты, моя милейшая Горгона,

Мужчин любила в камни превращать.

Но я тебе давно по духу ближний,

Не попадусь в расставленную сеть:

Мой взгляд и холоднее, и булыжней,

А сердце научилось каменеть.

И мне не страшно жить среди камней,

Как я, тепла лишённых и корней.

Сизиф

До поры непостижимо — и пока неинтересно —

Что назначили мне сверху или выбрали внизу,

Лето красное пропето, и цена ему известна,

А теперь иду по снегу и салазочки везу.

Никаких тебе спасений, никаких тебе спасаний,

Будь ты трезвый, будь ты пьяный или триста раз больной,

Ни суббот, ни воскресений, ой вы, сани мои, сани,

Мёрзлый груз десятилетий, что скопились за спиной.

Никогда не доводилось жить за пазухой у Бога,

Никогда ещё не бегал у Судьбы на поводу,

Только в качестве итога — эта белая дорога,

И ведёт дорога в гору, по сугробам да по льду.

Всё завьюжено в округе, холод — волчий, не собачий,

Даже если поскользнулся и над пропастью повис, —

Будет так, а не иначе, вот условие задачи:

Дотяну их до вершины — сани сами съедут вниз.

Обходя сторонкой горы, станут умники открыто

Потешаться над беднягой, что живёт не по уму,

А с немодным чувством долга, хоть давно уже забыто,

И кому я это должен, и за что, и почему…

Антей

Мерцает тусклая звезда

В немыслимой дали…

Как тяжко знать, что навсегда

Оторван от земли.

Зачем я застил столько лет

Собою белый свет,

Когда в итоге смысла нет,

Когда опоры нет?

Я был, как вы, и жил, как вы,

О люди и кроты:

Не подымая головы

От вечной суеты.

Богов усердьем веселя,

Работал, сколько мог.

Но пробил час, когда земля

Уходит из-под ног.

И я сказал себе: «Чудак,

Перед тобою высь,

Ты жил не так, ты жил не так —

Попробуй, поборись!»

Я упивался той борьбой,

Пока хватало сил,

Сцепившись со своей судьбой,

Почти что победил.

А люди счёт иной вели

И ахали вдали:

«Ах, он оторван от земли,

Оторван от земли!»

И мелкой злобы не тая,

Что я не приземлён,

Насочиняли, будто я

Одной землёй силён.

Но помнит эхо древних скал

И помнит звёздный лес

Того, кто землю потерял

И не обрёл небес.

Орфей

Из тысяч нескончаемых утрат,

Из боли оглушительной вчерашней

Был выстроен твой персональный ад,

Вполне привычный и почти домашний.

Там стыли воды Леты, а за ней

Струились дни, и каждый день был — судный,

И стала тенью ты среди теней,

Безликой, безымянной, беспробудной.

Но я-то помню: ты была иной —

Земною и до крайности отважной.

И я спустился. Боги надо мной

Смеялись иль мужи — не это важно.

Но будет вечер чистым, как слеза,

Свет нежности поборет злые тени,

Я зацелую пальцы и глаза

И головой уткнусь в твои колени.

Так я решил — и, значит, будет так,

Не устрашусь огня или металла,

Ведь даже муки адские — пустяк

В сравненье с жизнью, где тебя не стало.

Хотя и не гожусь в поводыри,

Я вызволю любовь из пасти ада!

На это мне сказали: «Что ж, бери,

Но здесь в её лицо глядеть не надо».

Мы шли из невозвратной стороны,

И тени нам кивали равнодушно.

А стены были так раскалены,

Что фонарей и факелов не нужно.

Но вдруг меня объял холодный страх:

А ты ль идёшь за мной дорогой зыбкой?

И я взглянул… И тьму узрел в глазах,

И встретился с циничною улыбкой.

Ты, выдыхая сигаретный дым,

Мне бросила: «Ну что же это значит?

Не нравлюсь? А когда был молодым,

То на меня смотрел совсем иначе.

Ужель теперь пришлась не ко двору?

А говорят ещё, что время лечит.

И за любовь я много не беру:

Две драхмы и стакан чего покрепче».

Уже виднелся выход впереди,

Но злое пламя позади мерцало.

И прошептал я тихо: «Уходи!» —

И тень любви немедленно пропала.

С тех давних пор прошло немало бед,

Но всё один лишь сон меня тревожит:

Из царства тьмы иду на белый свет,

Дорога длится, кончиться не может…

Письмо Одиссея

Я сижу на камушке у Понта.

Амфора пуста. Конец леченью.

И, конечно, вовсе не для понта

В ней пошлю папирус по теченью.

Друг мой, мы с годами не умнеем!

Я уже лет двадцать не был дома.

Сам себе кажусь не Одиссеем —

Бесприютным сапиенсом, хомо.

Обогнули самый хитрый риф мы,

Распознали женские приманки,

А живу я у прикольной нимфы

(Где-то в чём-то — даже нимфоманки).

Если честно, мне поднадоело

Шляться по гетерам с фраерами.

Пенелопа кличет по e-мail’у:

«Можешь возвращаться, но — с дарами».

Но о ней наслышан я немало

Самой сочной прозой — не стихами:

Выткала, собака, покрывало

И на нём резвится с женихами.

Запустила дом, хозяйство, дачу…

Как-то написал я Пенелопе,

Что про Телемаха все судачат,

Будто запил он и лук мой пропил.

Вопрошал: где воспитанье сына?

Даже не ответила, собака.

Вымахал большой уже детина,

Абсолютно вне семьи и брака.

Давеча знавал одну деваху —

Мужиков в животных превратила,

Я б её сосватал Телемаху,

Красота — и впрямь большая сила.

Как осточертели бабы эти!

Скоро ворочусь я непременно

На Итаку, где жена и дети…

В общем, жди. С приветом от Сирены.

Сократ

Выпьем, Сократ! Не заложим друзей ради «истин»,

Нам ли бояться молвы и бежать от навета?

Если кто словом владеет, кифарой иль кистью,

Будет к тому благосклонна прозрачная Лета.

Выпьем, философ! И времени воды раздвинем,

Что нам советы ксантипп, ксенофонтов, платонов?

Чаши свои опрокинем и руки раскинем,

Но не признаем всевластья неправых законов.

Выпьем! Не надо играть, чтобы не заиграться,

Нас погребали не раз и не раз отпевали.

Тяжек изгнания посох, а из эмиграций —

Та, что приводит к Аиду, всех хуже едва ли.

В паре не бродят по Аттике мудрость и сила,

Выпьем, Сократ, и не будем терять ни минуты:

Если на выбор даются Харибда и Сцилла,

Значит, сей выбор решается в пользу цикуты.

Пандора

Наслаждаясь жарким пламенем пожара,

Пожирающего трепетное тело,

Ты прилежно Шэрон Стоун подражала,

Даже в чём-то превзойти её хотела.

За границей откровенья и позора

Обживала тёмной страсти закоулки…

Так, должно быть, любопытная Пандора

Подбиралась к тайнам запертой шкатулки.

Маски сброшены, и сброшена одежда,

И слиянье легче слова, легче взгляда.

Даже зная, что разлука неизбежна,

Останавливаться поздно и не надо.

До поры таятся беды, ревность, ссоры,

Бесполезная, навязчивая жалость…

А на самом дне шкатулки у Пандоры

Позабытая надежда задержалась.

Амур

Прошу любви, как подаяния —

Былая гордость, где ты, где ты?

Давно покинул поле брани я,

И руки к небесам воздеты.

Там, скрытый облачками белыми,

От раздраженья строит рожи

Крылатый мальчуган со стрелами,

Что в нас попасть никак не может…

Подлинная история Пигмалиона

Некий мастер душу мрамора раскрыл,

Он не спал, не ел и не ходил налево,

День и ночь трудился из последних сил —

И прекрасной вышла каменная дева.

Миг триумфа для ваятеля настал:

Этот лик собой затмил живые лица.

Скульптор статую вознёс на пьедестал

И оставил в одиночестве пылиться.

Но однажды гость, прохожий человек,

Дух покоя в этом доме потревожил,

И хоть был он по рожденью древний грек,

Только выглядел значительно моложе.

Видно, путнику той ночью не спалось,

Заглянул он ненароком в мастерскую —

Никогда до сей поры не довелось

Видеть женщину красивую такую.

Он по каменным погладил волосам,

Очень нежно тронул мраморные груди

И губами прикипел к её устам,

Сжав в объятьях, как умеют только люди.

Не осталась без ответа эта страсть —

Дело в мраморе, в богах или в моменте,

Но красотка ожила и отдалась

На своём, таком привычном, постаменте.

Дверь открылась. Побелевший, словно мел,

Входит скульптор, шум заслышав, весь в тревоге.

Он, любовников узрев, окаменел

И застыл навеки прямо на пороге.

Удивлялся после греческий народ:

Что за странная скульптурная затея?

«И зачем тут этот каменный урод?!» —

На него кривила губки Галатея.

«Не прошло и часа — мы почти пылаем…»

Не прошло и часа — мы почти пылаем,

Если не пылаем, то уже искрим.

Цербер нас встречает дружелюбным лаем

И хвостом виляет только нам двоим.

Не прошло и года — мы почти остыли,

Разве что сердечки тлеют до поры.

Добрые данайцы путь к нам позабыли:

Что на нас данайцам расточать дары?

Не прошло и жизни — холод и простуда,

Просто даже нечем растопить тоску.

На десерт предложат фирменное блюдо —

Печень Прометея в собственном соку.

Речное

И вечер не вечен, и ночь не успеет помочь,

Застыну на старом причале в тоске и печали.

Мой транспорт речной отбывает из гавани прочь,

Вот только дождётся меня — и немедля отчалит.

Ещё из бутыли немало я выпить смогу,

И женщин люблю, и в монахи пока не постригся,

Но сам от себя свой последний обол берегу

В уплату Харону — до правого берега Стикса.

Античные лимерики

***

Вкусом славился Гай Меценат:

Не любил ни салат, ни шпинат,

А павлиний язык

Он солить не привык,

Избегая ненужных затрат.

***

Некто Публий Овидий Назон

Поливал ранним утром газон,

Воду лил из ушата

И при этом стишата

Умудрялся придумывать он.

***

С криком: «Истина всё же дороже!» —

Ксенофонт бил Платона по роже.

Это видя, Сократ

Удивлялся сто крат:

Их любовь платонична, похоже.

***

У гетеры по имени Анца

Два любовника-преторианца,

Но из них ни один,

Без тарелки сардин

Не исполнит приличного танца.

***

Марк Протон был босяк и плебей,

Он без мата не мог, хоть убей,

Сам без тоги ходил,

Как последний дебил,

Что возьмёшь с него, если плебей?