Закатный час. Cтихи разных лет

Михаил Левин

В новую книгу известного поэта русского зарубежья Михаила Левина вошли избранные произведения за 40 лет литературного творчества (лирика, пародии, шуточные миниатюры). Его стихотворения отличают искренность, глубина и самобытность. В их стилистике нет бравурности и дешёвого оптимизма, творчество М. Левина негромкое, зато ему присущи удивительная музыкальность и то особое качество – «лёгкое дыхание» – которое не даётся никакой выучкой, а дарится поэту, подтверждая его призванность.

За временем

любви

«Никто не ведал, что нам суждено…»

Никто не ведал, что нам суждено,

Нас это до поры не волновало,

Казалось, впереди всего полно,

А оказалось — не всего и мало.

И в поздний час, когда с тобой вдвоём

Искали мы в забвении спасенье,

То верили: от страсти не умрём,

А коль умрём, то будет воскресенье.

Такой любви я больше не найду —

Беспамятной, нелепой и крылатой.

Где ты теперь, горишь ли ты в аду,

Как я с досады пожелал когда-то?

А я живу в потерянном раю,

И давит нимб на голову мою…

«Мне ворон не накаркивал беду…»

Мне ворон не накаркивал беду —

То предрассудки, мистика, пустое…

Но кажется, что с места не сойду:

Раз не к тебе — то и ходить не стоит.

Не в силах я тебя приворожить,

А был бы в силах — всё равно не стану.

Теперь я просто перестану жить.

Нет, не умру, а просто перестану…

Фауст — Маргарите

Ах, Гретхен, ни к чему нам философия,

Где правит страсть — дороги нет иной.

Ты даже не встречала Мефистофеля?

Нет, я — не он. А он идёт за мной.

Прекрасные мгновения — утопия,

И оптимизму, детка, не учи.

Ты знаешь, как от чёрной мизантропии

Мрут даже записные хохмачи?

А я — любитель: более ли, менее

Любил валять по жизни дурака

И ждал своё заветное мгновение,

Растягивая встречу на века.

С меня довольно безнадёжья этого,

Я все сомненья изгоняю прочь.

Чёрт — чёртово возьмёт, поэт — поэтово,

А мы с тобой — хотя бы эту ночь.

Потом исчезнет страсти опрометчивость,

Останется лишь память жарких тел.

Могу ли пожалеть твою доверчивость,

Коль душу я свою не пожалел?

Скорее упади ко мне в объятия,

Об этом после будет чудный стих.

Люблю сильней, чем сорок тысяч братьев, я

(Как позже скажет некий датский псих).

О том, что будет — знаю всё заранее.

Как будто кровь, с небес стекла звезда.

Ещё успеем загадать желание,

Да жаль — ему не сбыться никогда.

«А дождь опять куда-то шёл…»

А дождь опять куда-то шёл,

Как в давние года,

Когда нам было хорошо,

Пускай и не всегда.

И снова не меня ты ждёшь,

В глазах полно воды…

А мимо нас протопал дождь,

Смывая все следы.

«Будь я впечатлительней немного…»

Будь я впечатлительней немного,

То затрепетал и содрогнулся

От твоих расчётливо морозных,

Ледяных и снегопадных слов.

Только я не мальчик, слава Богу,

Просто я ушёл — не оглянулся:

Охлажденья мне бояться поздно,

Я душой давно к зиме готов.

«Звезда любви, звезда порока…»

Звезда любви, звезда порока

К утру погаснет непременно.

Школяр, уставший от урока,

Уверен: скоро перемена.

А мы опять в одной обойме,

В одной небьющейся посуде.

Но как же холодно с тобой мне!

И ведь теплей уже не будет…

ВОКЗАЛЬНОЕ

Он и она прощались на вокзале,

Обдав презреньем дураков и дур,

Стоящих рядом, коим показали,

Что значит настоящая лямур.

Как девица-краса во время оно,

Из тех, что заслонят от стрел мужей,

Она глядела нежно и влюблённо

И прямо чуть не плакала уже.

А он, кляня досадную разлуку

Был в галстуке зелёном, в цвет плаща,

И пожимал её худую руку,

И взглядами вернуться обещал.

Могла быть долгой эта пантомима,

Однако пассажиры — се ля ви —

Вперёд рванули, пробегая мимо

Чудесной, показательной любви.

Жизнь продолжалась по своим законам,

Хотя не всякий постижим закон.

Все загрузились, и герой в зелёном

Успел в последний заскочить вагон.

Вокзал был озарён реклам свеченьем,

И перестук колёс сулил покой.

А женщина махнула вслед рукой,

После чего вздохнула. С облегченьем.

«Ты замёрзла, милая, ты устала…»

Ты замёрзла, милая, ты устала:

И деревья голы, и люди гадки,

Я таких решением трибунала

Всех перестрелять готов… из рогатки.

А во сне, конечно, цветы да звери,

За ночь по три раза меняет шкуру

Хворая змея над аптечной дверью,

Что из чаши дует свою микстуру.

Мне бы красотою твоей упиться

И оберегать тебя до рассвета,

Но известный бард нам велел крепиться —

Ты крепись, любимая: скоро лето.

Баллада о выборе

Король разражается бранью отборной:

Поведали верные лица,

Что дочка-принцесса и юный придворный

Посмели друг в друга влюбиться.

На замок смертельный обрушился страх:

Любовник под стражей, принцесса в слезах,

Блестят алебарды сурово,

Все ждут королевского слова.

И старый король прохрипел: «Так и быть,

На плаху главу не положим.

Вы вздумали шутки со мною шутить —

Я тоже шутить расположен.

В тебе, рыцарь, я храбреца узнаю,

Поэтому шанс на спасенье даю.

Вот видишь две двери, закрыты? —

В одну из них должен войти ты.

И если судьба тебя нынче спасёт,

Жить в мире и счастье ты будешь.

За дверью одной тебя девушка ждёт,

Ты с ней о принцессе забудешь.

За дверью другой, чтоб смешней подшутить,

Я лютого тигра велел посадить.

Закончится всё до рассвета,

А дочь пусть посмотрит на это».

Не знаю уж как — не пойму, хоть убей, —

Хотя было времени мало,

Отцовскую тайну закрытых дверей

Принцесса внезапно узнала.

Известно ей всё: где красотка, где зверь.

Кивает принцесса на левую дверь.

Но рыцарь недвижим, однако,

Как будто не видит он знака.

Любовь — испытанье. Средь стольких потерь

В ней всяк при своём интересе.

Принцесса кивает на левую дверь,

Но можно ли верить принцессе?

Задумала, может, принцесса с тоской:

Пусть лучше умрёт он, чем будет с другой.

А может, напротив, решила:

Уж лучше с другой, чем могила.

Стоит он в раздумье, а выбор жесток,

И в нём он совсем не уверен.

…Не знаю, что дальше: здесь вырван листок.

Конец этой сказки утерян.

Зачем же мне вспомнилось это теперь?

Влюблённый страдалец… Закрытая дверь…

А может, опять повторится

Та сцена — но новые лица?

Я вижу себя. Предо мною стена.

Две двери. И дело — к развязке.

И женщина есть. И похожа она

На эту принцессу из сказки.

На что же решиться? Попробуй, проверь…

И снова конец неизвестен.

…Принцесса всё так же кивает на дверь —

Но можно ли верить принцессе?

Баллада о повинной руке

Славься, любовь, мать надежд и потерь,

В чьей власти тела и души!

А леди Джоанна открыла дверь,

Супружеский долг нарушив.

Дубовая дверь так крепка на вид,

Но лишь скрипела уныло.

А леди Джоанна забыла стыд,

Чужого мужчину впустила.

Но можно ли, все приличья поправ,

Над мужней честью глумиться?

Измены тебе не простит старый граф,

Предстань пред судом, блудница!

Жалость совсем не уместна тут,

В защиту кто скажет слово?

За прелюбодейство публичный суд

Карает всегда сурово.

Палач, поострее топор готовь,

Зов милосердья не слушай.

Силён ты, да только сильнее любовь,

В чьей власти тела и души!

Леди стояла одна против всех,

Готова на смерть и муки,

И вспоминала любимого смех,

И губы его, и руки…

Суровые судьи закончили спор,

И взвыла труба из меди,

И перед толпой оглашён приговор,

Дарующий жизнь миледи.

Пускай голова не падёт пока,

Но дама про честь забыла,

Повинна преступная та рука,

Что дверь чужаку открыла.

И повелел беспристрастный суд,

Веско и непреклонно:

Так пусть же руку ей отсекут —

Ту самую, что виновна!

А председатель суда — не зверь,

Не в радость ему расправа:

— Какой же рукой ты открыла дверь —

Левою или правой?

И люди совсем не черствы, не тупы,

И лица вокруг — не рыла,

Советы доносятся из толпы:

«Скажи, что левой открыла!»

Миледи в груди подавила плач

И выглядит королевой.

И даже старый седой палач

Шепнул: «Отвечай, что левой!»

— Что же, отвечу Вам, Ваша честь:

Чужого я полюбила,

Да, в обвинении правда есть —

Его ночью в дом впустила.

И, как на духу, говорю теперь:

Любовь не удержишь замками.

А что до руки — открывала дверь

Обеими я руками!

«Давай-ка лучше без затей…»

Давай-ка лучше без затей,

Без разрушительных страстей,

Без этих сказок для детей

Про «навсегда», «по гроб…».

Нам «навсегда» — не потянуть,

Когда судьба упёрлась в грудь,

А гроб лишь стоит помянуть —

К нему уже топ-топ…

Закрыта в будущее дверь,

Живи сегодня и теперь,

В простое самое поверь:

Что я не подведу,

Что город накрепко уснул,

Что мой пиджак упал на стул,

И демон полночи задул

Последнюю звезду…

История одного ожога

Не верь, что бывает любовь на века,

От детской мечты отрекись.

Зачем же дрожит в нетерпенье рука,

И лодочкой сложена кисть?

В ладони её удержать никогда

Нельзя на загаданный срок.

И дело не в том, что любовь, как вода,

А в том, что она — кипяток.

Фонари

Холодно у нас по январям,

От позёмки нeкуда укрыться,

И летят погреться к фонарям

Быстро коченеющие птицы.

И меня вот вьюга занесла

Вновь в твои объятья через годы.

Но не дарят фонари тепла

И совсем не делают погоды.

Птичье

Сама разжала ты ладони,

И я лечу в такую высь,

Где неприличен шум погони

И бесполезен крик: «Вернись!»

Словам не верю и не внемлю,

Свершая в небе виражи.

А чтоб вернуть меня на землю —

Ружьё у мужа одолжи.

«Пока мы не озлобились вдвоём…»

Пока мы не озлобились вдвоём

И не расстались явными врагами

Давай по винной речке поплывём

С коктейльными крутыми берегами

Побудем хоть часок навеселе

И растворимся, как в бокале — льдинки

Оставим все окурки на столе

И пепел цвета пепельной блондинки

Пускай накатит хмель со всех сторон

И мы уже пьяны наполовину

Но можно ухватиться за лимон

И вилкой зацепиться за маслину

И вот тогда, почти наедине

Когда сосед в салат макает рыло

Ты, наконец, признаться сможешь мне

За что так безнадёжно разлюбила

Под градусом я всё готов понять

И ты себя сомненьями не мучай

А если предложу тебе кровать —

То это спьяну… так… на всякий случай…

В ушах коньячный слышится прибой

И лодка накренилась под ногами

Но я упрямо пью за нас с тобой —

Чтоб завтра нам не встретиться врагами

«Что можем мы с тобой сказать друг другу…»

Что можем мы с тобой сказать друг другу,

Опричь безликих слов: «прощай», «прости»?

Я слишком долго не снимал кольчугу —

Она успела к телу прирасти.

А вот на женщин не умел молиться,

Не отбивал поклоны их красе,

И если ночью вспоминаю лица,

То далеко не сразу и не все.

Но, впрочем, и они давно уснули

И в сновиденьях видят не меня,

А мой булатный меч висит на стуле,

Что тут пасётся на манер коня.

И по привычке тянется рука,

Взамен щита, к бутылке коньяка…

Сонет непониманья

О нет, ты не дождёшься пониманья,

Не для того же я спускался в ад,

Чтобы гадать с покорностью бараньей,

В чём вновь перед тобою виноват.

Когда глаза откроешь среди ночи,

То, может, ощутишь в какой-то миг,

Что оказалась эта жизнь короче,

Чем перечень провинностей моих,

Что больше я с тобой ничем не связан,

Что можно ничего не обещать,

Что я уже нисколько не обязан

Ни забывать, ни верить, ни прощать,

И что теперь нелепо упованье

На прошлую любовь и пониманье.

«Моя любовь похожа на вокзал…»

Моя любовь похожа на вокзал:

Встреч суета — и проводы кого-то,

И даже если что не досказал,

Уже пропал состав за поворотом.

Моя любовь похожа на цветок —

Гибрид нелепый розы и сирени,

Колючий, чтоб сломать никто не смог,

И нежный, словно губ прикосновенье.

И водопаду горному сродни,

Грозящему пловцам большой бедою:

Ревмя ревёт, как прожитые дни,

В итоге пенной становясь водою.

Но главное скажу тебе, скорбя:

Моя любовь теперь не для тебя.

«И эту ночь я встречу, не любя…»

И эту ночь я встречу, не любя —

Как видно, срок пришёл остепениться.

Из нашей книги вырвана страница,

В которой про любовь и про тебя.

А сказка — ложь: не прилетит Жар-птица,

Хорош наш климат лишь для воробья,

Что тайнами не мучим бытия

И пёрышек невзрачных не стыдится.

Коль своего кола нет и двора,

Чирикать неуместно: «Мне пора!»,

Хоть хочется порою просто очень.

Резона нет лететь отсюда прочь,

Он переждёт под крышей эту ночь,

Как и другие пасмурные ночи.

После бури

В моём стакане утихла буря,

Осталась пена.

Зачем по новой? Довольно дури,

Всё обалденно!

Нет, в самом деле, прикольно было

Решить проблему.

Кина не будет, твоё «любила» —

Уже не в тему.

Любви не будет. Сожмём ладони.

Жалеть не станем.

Не беспокойся: мы не утонем

В одном стакане.

Ты доказала, что ты крутая?

И я не cлякоть!

…На дне стакана весь лёд растаял.

Не надо плакать.

Какие слёзы, ведь всё в ажуре,

Всё обалденно?

В моём стакане утихла буря.

Осталась пена…

Теряльщик

Что в лоб, что пo лбу — одинаково,

Ну сколько можно повторять:

Потери устрашат не всякого —

Лишь не умеющих терять.

А я — теряльщик из отъявленных,

Грозить такому смысла нет,

Зачем же снова мне заявлено,

Что ты уедешь — и привет?

Прибьёшься, мол, к другому дому там…

Тебе отвечу, не юля:

Не напугаешь щуку омутом

И синим небом — журавля.

Кроты давно привыкли к тёмному,

Не тает снеговик зимой,

Потерей дома мне, бездомному,

Не угрожают, ангел мой.

Но если гневу вдруг поверю я,

Тебя отчаянно любя,

И осознаю, что потерею

Большой не буду для тебя —

Тогда в разлуке я за главного,

Уйду в заоблачную даль:

Теряльщика такого явного

Нисколько потерять не жаль.

Не верю!

Не верю, не верю! Нашла дурачка!

Я нынче другой: я сорвался с крючка,

Когда про меня ты решила со вздохом:

Напрасно ловила — похоже, что сдох он,

Какие мы нежные, Боже ты мой,

Но хватит рыбалки, пора и домой.

И в этот момент расхотелось мне в вечность,

Тогда, всем нутром о железо калечась,

Я сплюнул, последнюю тратя слюну,

Махнул плавником и ушёл в глубину.

…Наживкой — твоё запоздалое «жалко».

Не верю! Не женское дело — рыбалка…

«У ветра не выпытывай: «Куда?»…»

У ветра не выпытывай: «Куда?» —

Он просто дует, этого довольно,

А больше ни за что не отвечает

И никому не станет отвечать.

Не спрашивай у женщины: «Зачем?»

И «Почему?» — она того не знает,

А если даже знает — не ответит,

А если и ответит — то соврёт…

Барышня

Кавалер с моноклем и в пижаме

За своим бюро рассвет встречает:

Он всю ночь писал прекрасной даме,

Но она ему не отвечает.

Офицер, что хаживал в атаку,

Письменно жестокость обличает

Той же самой барышни, однако

И ему никто не отвечает.

Грамотный купец с пером гусиным

Пренебрёг и коньяком, и чаем,

Выглядел в письме совсем кретином

И, при этом, был не отвечаем.

Молодой поэт, способный, вроде,

В рифму, как положено поэту,

Барышне излил все чувства в оде,

Но и он остался без ответа.

Всё вокруг неё любовью дышит,

Где-то наверху Амур витает…

Почему же барышня не пишет?

Потому что барышня читает.

«Небо завешено сеткой дождя…»

Abiens abi

Небо завешено сеткой дождя,

Лужицы строят дурацкие рожи.

Сколько твердил: уходи — уходя,

Просто иначе уйти ты не сможешь.

Будешь стоять от любви далеко,

Тупо раскладывать даты и числа.

Раньше умел расставаться легко,

Только с годами совсем разучился.

Ты разучился не верить слезам —

Видимо, смолоду плохо учили,

Хоть разорён в твоём сердце Сезам,

Хоть и сокровища все растащили.

Время нельзя поворачивать вспять,

Даже не надо к нему прикасаться.

Так ли уж важно, с кем будешь ты спать?

Много важней, с кем хотел просыпаться.

Ты опоздал, и пощады не жди.

Вот лабиринт, что придумали греки.

Знаешь ведь сам: уходя — уходи,

Или рискуешь остаться навеки.

Рыбка

Меняешь тень побед на звон монет,

Но если мир твой изнутри разрушен,

Бессмысленно надеяться, мой свет,

Что ты построишь новый мир снаружи.

С годами всё туманнее пейзаж

И всё дороже право на ошибку,

И никому не нужен опыт наш

Ловить на суше золотую рыбку.

Пускай плывёт за синие моря

И там расскажет скатам и дельфинам,

Как письма замечательно горят,

Особенно — когда полить бензином.

И, тратя на рассказ весь рыбий пыл,

Под всплески плавников и скрипы вёсел,

Воскликнет: «Да, он так её любил,

Что от любви, наверное, и бросил!»

«Заскрипело времени колесо…»

Заскрипело времени колесо —

Вот и всё, любимая, вот и всё.

Нам разлук не выпало на «пока» —

На века, любимая, на века.

Уж, казалось, пройдены все пути,

Только в рай потерянный — не войти.

Или есть тропиночка и для нас?

Дай-то Бог, любимая. Но не даст…

Романс

Ой ты, память моя смоляная,

Помоги мне сгореть без следа,

О крамольной любви вспоминая,

Но любовь не имеет стыда.

Обо всём вспоминается разом —

Море, звёзды и губы твои…

Никого не удерживал разум,

Ибо разума нет у любви.

Так легко по судьбе пробежалась —

И исчезла, как тень меж камней.

Кто любви растолкует про жалость?

Это слово неведомо ей.

Я теперь от неё отгорожен —

Бесполезно, зови не зови —

Частоколом границ и таможен,

Только родины нет у любви.

Кто оставлен — тому остаётся

Пить и пьяные письма писать.

Но из бездны никто не спасётся:

Ведь любовь не умеет спасать.

Ах, бросьте…

И шорохи листвы,

И ночи окоём…

Как здорово, что Вы

Со мной сейчас вдвоём.

Мы можем без помех

И без банальных слов

Впадать в чудесный грех,

Известный как любовь.

Ах, бросьте эту чушь,

Что держит Вас семья:

Вам безразличен муж…

Как безразличен я.

В карете прошлого

Мы будем пить за тех, явленье коих

В пределы наших юношеских коек

Нам тонус поднимало и настрой.

О, где вы нынче — Светы, Риты, Наты?..

Хотя мы все давно уже женаты,

Вас вспоминаем с тайной теплотой.

Эй, кто подаст нам в прошлое карету? —

Проведать эту… или даже эту…

Ханжи заноют: «Бес в ребро! Каприз!»,

Но тянет с прежней силою влюбиться,

И пусть карета в тыкву превратится,

А кучер — в крысу. Я плевал на крыс!

Вдохнуть бы снова дух манящих комнат,

Где нас уже едва ли кто-то помнит:

Таких, как мы, дружков велик запас

У девочек, что на глазах умнели

Конец ознакомительного фрагмента.