Михаил Козаков: «Ниоткуда с любовью…». Воспоминания друзей

Группа авторов, 2019

Михаил Козаков (1934–2011) – известный актер («Убийство на улице Данте», «Выстрел», «Здравствуйте, я ваша тетя!»), режиссер («Безымянная звезда», «Покровские ворота»), автор поэтических программ по произведениям Бродского, Пушкина, Тютчева, автор книг «Рисунки на песке» и «Третий звонок». Автор-составитель книги «Михаил Козаков: „Ниоткуда с любовью“» Елена Тришина – журналист, редактор и близкий друг М. М. Козакова. «Он всё о себе сказал сам. Но мне захотелось сейчас поговорить о нем с людьми, которых он любил, кто вспоминает откровенно и просто, без лишней патетики о Мише – Мишке – МихМихе – ММ…» Книга содержит нецензурную брань.

Мария Кнушевицкая

«Он всегда оставался джентльменом»^[5]

Мы с родителями жили в общежитии Большого театра, прямо над дирекцией. Ванной комнаты не было, воду грели на керосинках, нас, детей, купали в корытах. Меня — вместе с Мариком Хромченко.

Мы с Мариком дружили, вместе гуляли с няней. И как-то на одной из прогулок я, рассердившись не помню уже на что, укусила его за нос. Шрам остался надолго. Он объяснял уже в зрелом возрасте: «Меня женщина укусила».

Именно Марик познакомил меня с Мишей Козаковым. Мы учились в творческих вузах. Миша — в Школе-студии МХАТ, я с Ширвиндтом — в Щукинском. У нас была большая общая компания.

А в Серебряном Бору была дача Большого театра. На зимние каникулы ее обычно отдавали нам — студентам, и нас туда набивалось столько, что ставили добавочные кровати. Мы жили в одной комнате с Юлей Гиндельштейн — падчерицей Диты Утёсовой. Наша комната была первой, и в ней всегда все собирались на нетихие посиделки. Огромное место в комнате занимал «многоуважаемый шкаф» весьма солидных размеров, с выдвижными ящиками.

В 1955 году Мишка тоже приезжал туда. Он тогда был одержим Полом Скофилдом, которого видел в «Гамлете» Питера Брука. И он нам начинал в бешеном темпе читать монологи по-английски, хотя сам не знал английского, да и ни одного языка ведь не знал, в отличие от меня, воспитанной француженкой. Он влетал к нам в комнату, буквально вспрыгивал, взмывал на кровать, потом на спинку и оттуда — на высоченный шкаф. И там читал на некоем подобии английского «Быть или не быть». Это было невероятно интересно.

Вообще, когда он чем-то увлекался, он был совершенно неудержимым. Он в этом жил. Мы — на лыжах, Мишка — с Гамлетом.

Потом приехал туда наш друг Шурик Ширвиндт, и мы запойно играли в карты. Шурик был у нас, как говорится, не оприходован, т. е. не зарегистрирован, и мы его прятали всё в том же громадном шкафу. Носили ему из столовой выделенную от наших порций еду. Директором там был некий человек, ходивший в белом халате и в зеленой велюровой шляпе. Заходит он как-то к нам и хочет с нами поиграть в карты. Мы — в ужасе, у нас Шурик в шкафу, неизвестно, сколько он там выдержит. Директор посидел, поиграл с нами, и говорит: «Ладно уж, вынимайте своего приятеля из шкафа. Давайте его оформим по-человечески».

А мне тогда папа привез из Швеции потрясающий лыжный костюм — красный, с белой отделкой, и шапочку с помпоном. При нашей всехней бедности я выглядела роскошно. Увидел меня Мишка на лестнице и воскликнул:

— О! Сольвейг идет!

Мишка всегда замечал красивых девушек, и они с ним вечно кокетничали. Но что интересно: если он влюблялся — всё! Тут он шел с остановившимся взором, ни на кого не обращая внимания. Помню, уже намного позже я встретила его на Тверской. С колоссальным букетом белых роз он несся куда-то.

— Мишка, ты куда?

— Ой, всё — опаздываю!

— Ничего, она розы всё равно примет.

— Это же Наташа Бессмертнова танцует!

Он мне еще импонировал тем, что знал и любил настоящую музыку. Возможно, это было влияние нашего дома Большого театра, но и родители его сыграли тут большую роль. Мы ходили на спектакли наших друзей-музыкантов, бегали на прогоны, на спектакли.

Он учился на четвертом курсе, когда начал сниматься в «Убийстве на улице Данте». И у нас всех не было даже никакого намека на зависть. Наоборот — мы радовались, что вот один из нас уже так далеко шагнул. И потом он нас всех пригласил на просмотр на Мосфильм. Фильм был замечательный. Там же в эпизоде снимался и наш общий друг Марик Хромченко.

Миша стал невероятно популярным после этого фильма. И он нам потом рассказал, что, когда они фотографировались после окончания съемок, Ромм сказал ему:

— Миша, прости меня: положительного героя ты не сыграешь никогда.

А что касается Гамлета у Охлопкова, то для нас это снова был «один из нас и — Гамлет»! Он был до того хорош, до того красив, что и говорить нечего.

Но увидев Скофилда, он сошел с ума, тот был для него эталоном актера.

Придворные кинулись к Гамлету, желая его обезоружить, и вот тут Скофилд с диким криком, с воем завертелся на одном месте с вытянутой в руках рапирой, описывая ею круги вокруг себя. Придворные бросились врассыпную, и тогда он убил Лаэрта, не фехтуя, а как убивают, в один прием… И угаснул сам. Последнее, что мы запомнили: «Дальше — тишина».

Михаил Козаков

А когда они с Шурой Ширвиндтом увлеклись бегами, они же всех лошадей знали, ходили их кормить. На бегах сидели Михаил Михайлович Яншин, Пров Садовский с секундомерами, следили за всем, что происходило. А наши почтительно стояли в сторонке и наблюдали.

Как-то они решили взять с собой и меня с моим мужем Мишей Рапопортом:

— Развиваем Мирке азарт!

Приехали, какие-то деньги куда-то надо ставить, «двойные-тройные, в длинную играть».

Я ничего понять не могу. Но смотрю: у Мишки с Шуркой даже лица изменились! Глаза другие! И побежали лошадки. Звонок какой-то! Я воскликнула:

— Ой, ребята, смотрите, какая лошадка!

Они мрачно посмотрели на моего Мишу и сказали:

— Рапопорт, убери это отсюда.

Азарт у меня так и не развился. Деньги все проиграли.

Как-то звонит мне Миша:

— Мирка, ты дома? Можно, я зайду?

Заходит.

— У тебя деньги есть?

— А что случилось?

— Гретка дала деньги на одеяло Катьке… а я их проиграл на бегах…

— Ну подлец ты!

Когда родилась Катька — их первенец, — Мишка был просто вне себя. Он так внимательно всю ее разглядывал. А у младенцев же фигуры не как у балерин. Было ей недели две, спрашивает он у меня:

— Мирка, что делать? Понимаешь, у нее, по-моему, кривые ноги. Она их как-то кренделем складывает.

— Сдурел ты, что ли? У всех детей такие ноги! Потом они вырастают и выправляются!

— Ты уверена? А если у меня дочь будет с кривыми ногами?

Сейчас смешно! У Кати ровненькие аккуратные ноги. Но в этом был весь Миша, со своими внезапно возникающими фобиями.

Я всегда хотела поработать вместе с Мишей. И я была у него на репетициях спектакля «Цветок смеющийся», который он ставил в антрепризе. Он взял туда моего сына Андрея, которого знал с самого детства. А потом у нас был довольно долгий период, когда у Мишки менялись жены, страны и тому подобное, и мы не виделись. Андрей уже вырос, стал актером. Я была очень рада, что Андрюша играет у Миши, и он его очень хвалит.

И когда он пригласил и меня в свой спектакль, я была у него на двух репетициях, но потом должна была уехать на гастроли и боялась его подвести. Так и не случилось у нас общей работы.

Как-то мы стояли с Мишкой на лестнице в нашем театре, и разговаривали после долгой разлуки и его возвращения из Израиля в наш Театр Моссовета:

— А помнишь? Помнишь? Помнишь?

— А что это, Мишка, мы с тобой всё вспоминаем и вспоминаем? Старые уже стали?

— Я — да! Ты — нет!

Он всегда оставался джентльменом!

Отъезд Миши в Израиль я восприняла как трагедию. Позвонила ему со словами, что он сошел с ума: будет там чужим.

Как он там играл на чужом языке, уже всем известно. Эти годы, проведенные там, ему очень помешали.

Помню, как вернулся он в наш Театр Моссовета королем. Возможно, он неслучайно пришел именно в наш театр. Все ему распахивали двери, предлагали новые роли. Но, к сожалению, он мало сыграл здесь, хотя это были незабываемые роли: Шейлок, Лир.

Он сам хотел здесь ставить «Дракона» Шварца. Обсуждал это со мной. И собирался снимать в главной роли Сашу Домогарова, которого знал очень давно. Не получилось.

А какие замечательные совпадения у меня бывали с Мишей! Как-то зимой я собралась на рынок, надела шубу, сапоги, оставалось выключить телевизор. А там — «Покровские ворота». Я присела на диван и стала смотреть. К счастью, там был какой-то перерыв на рекламу, и я сняла шубу, правда, положила ее рядом на диван. Так до конца фильма и просидела, не отвлекаясь.

Фильм закончился, я набираю Мишкин телефонный номер:

— Миш, знаешь, ты мне должен привезти продукты. Нет, я не заболела, хотя и не уверена. Потому что у меня дома шаром покати, а я села и стала смотреть твои «Покровские», и не смогла оторваться.

Он был очень трогательным отцом. Всё посвящал своим детям. Постоянно должен был искать работу, отсылал деньги младшим своим детям в Израиль.

А потом так же трогательно относился к внукам. Очень переживал, что Кирилл расстался с Аленой Яковлевой, и он не мог видеться с внучкой Машей. Я знаю, что он украдкой приходил на детскую елку в Театр Сатиры, чтобы посмотреть на Машу. Слава Богу, что они успели подружиться, и уже позже помогал ей готовиться к экзаменам в творческий вуз.

Миша выполнил и эту свою миссию — отца и деда — абсолютно безупречно, надо признать.

Примечания

5

КНУШЕВИЦКАЯ Мария Святославовна. Актриса Театра им. Моссовета