Коронная дата Великой Победы. 75-дневная Вахта Памяти в честь 75-летия знаменательной даты

Михаил Захарчук, 2022

75-летний юбилей Великой Победы выпал на пандемийный 2020 год и поэтому не был отмечен столь достойно, как он того заслуживает в силу своей особой значимости. Даже парад пришлось отодвинуть и провести его со всеми предосторожностями. Не случилось и других памятных и заметных событий, приличествующих важнейшей дате. В этом смысле книга «Коронная дата Великой Победы» примечательна тем, что она на века запечатлевает уникальность величайшего победного юбилея. Следующий равновеликий ему будет столетний. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

День 7-й

Сапёр Зиновий Гердт

Гвардии старший лейтенант Зиновий Гердт проходил службу в должности начальника инженерной службы 81-го гвардейского стрелкового полка 25-й гвардейской стрелковой дивизии. На фронт он ушёл добровольцем. Но юношу с техническим образованием зачислили на специальные краткосрочные сборы по обучению сапёрному делу при Московском военно-инженерном училище. По их окончании Гердта направили на Калининский, затем — на Воронежский фронт.

…Конечно, я полюбил его за «великого Паниковского». И до сих пор мне сдаётся, что это — лучшая роль Зиновия Ефимовича. (Настоящая фамилия — Храпинович Залман. Гердт — материнская. В Киеве на пересечении Прорезной и Крещатика стоит памятник Паниковскому, прообразом которого послужил Зиновий Гердт.) А он так не считал и, как мне представляется, даже немножечко обижался оттого, что большинство людей ассоциировали его именно с гусекрадом, «сыном лейтенанта Шмидта». Но, наверное, как пишущему человеку невозможно знать, как его слово отзовётся, так и играющему не дано по-настоящему оценить свою игру. Любимой же ролью Гердта был Кукушкин из фильма П. Тодоровского «Фокусник». Зиновий Ефимович мне рассказывал:

— Я всем журналистам твержу это: Кукушкин — лучшее, что сыграл в кино. По двум причинам: эта картина — сильнейшее потрясение в моей жизни, и больше мне такой роли не сыграть по причине возраста. Плюс ещё судьба именно с этой ролью подарила мне двух замечательных друзей — Петю Тодоровского и Шуру Володина. У меня много друзей, приятелей ещё больше. Просто душа такая — нараспашку, и людям, наверное, это нравится. Вот вы выказали некоторое знание моего скромного творчества, и как мне отмахнуться от общения с вами? Но эти два мужика — особь статья. Их дружбой я горжусь. Тодоровский в 1965 году поставил в Одессе свой первый фильм «Верность», и я сразу, заочно в него влюбился. И когда мне передали, что этот самый Тодоровский хочет пробовать меня в каком-то фильме (разумеется, в эпизоде, кто же мне даст роль главную), я как-то внутренне напрягся, насторожился. И стал ждать. А нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Наконец прислали сценарий. Мы с женой Таней его прочитали, и я чуть не обомлел: моя главная роль Кукушкина! Как будто кто хорошо меня знающий специально для меня всё это сочинил! Но мудрая моя Таня говорит: «Зяма, не придумывай себе глупого расстройства на пустом месте!» И я ведь тоже не лыком шит: понимаю, что рассчитывать на такой фарт — не с моим еврейским счастьем. Так что взял себя в руки и приготовился к эпизоду с сатириком. Что тоже было бы неплохо. А потом Петя сам пришёл на мой спектакль. Мы так вежливо с ним раскланялись. Он спросил: «Что у вас с ногой?» — «Была война». — «Война, говорите. А зачем вам в таком случае играть сатирика? Вам сам Бог велел играть главную роль!» Ну, что вам, Мишенька, сказать, я, ей-богу, чуть не зашёлся от радости. Но как честный и, надеюсь, порядочный человек я не мог самодовольно промолчать. И заметил режиссёру: «Дорогой мой Пётр Ефимович! Боюсь, что никто не позволит вам так крупно меня осчастливить». Как в воду глядел. Всё начальство студии горой встало против меня. Через много лет Петя передал мне высказывание одного из замов тогдашнего председателя Госкино: «Что за глупость вы себе позволяете, Пётр Ефимович? Будут у вас евреи учить русский народ, как ему жить!» Это было так глупо, простите, по-жлобски, что я даже не обиделся. Однако фильм мы титаническими стараниями Петра сделали. И уже готовую ленту стали кромсать просто по репликам, по словам бдительные цензоры, а имя им тогда было — легион. Не знаю, помните ли вы то место, где Кукушкин обходит стороной своего начальника. Того это взбесило, и между ними проходит следующий разговор: «Зашёл бы ты, Кукушкин, ко мне. Мы же однокашники, мы бы обо всём договорились. Попросил бы меня, что бы я для тебя не сделал? И ставку сделал бы, и сольный концерт сделал бы!» Кукушкин ему отвечает: «Я к тебе никогда не приду». — «Но ведь человек зависит от общества». — «От общества — да. Общество платит мне за мою работу. И поручило тебе выплачивать мне деньги. А ты хочешь, чтобы я был благодарен за это лично тебе. Вот этого не будет». Так вот весь этот эпизод вырезали, мы потом остатки переозвучивали. Подобного тогдашние начальники никак не могли стерпеть — что общество главнее и важнее, чем они.

— Вам никогда не казалось, что актёром вы стали случайно? Что сложись по-иному расклад планет или их парад, и вы бы могли заняться учительством, писательством, медициной, юриспруденцией…

— Вы, наверное, правы. Актёром я стал, не сильно над этим задумываясь. Увидел объявление и последовал его призыву. В годы моей юности мы свято верили всему, что писалось в газетах, книгах, говорилось по радио. Меня при поступлении спросили, знаю ли какое-нибудь стихотворение. Я знал, меня и приняли. Могу сказать, что мне ещё повезло в том смысле, что в наш ТРАМ электриков в ту же пору, что и я, пришли два тридцатилетних человека — Валентин Плучек и Алексей Арбузов. Потом я стал членом студии Арбузова. Его пьеса «Город на заре» дала мне почувствовать себя актёром. Но грянула война. Я ушёл на фронт, как и девять других наших студийцев.

— То есть при желании могли и «откосить» от службы?

— Да вы что! Ничего другого мы тогда и в мыслях не могли допустить! «Откосить»! Да тогда даже слова такого не существовало. Служить в армии, защищать свою страну — девяносто девять и девять десятых юношей таких, как я, грезили этим. Служить мне выпало в сапёрной роте, командовал взводом. В шикарное февральское утро сорок третьего года под Белгородом, когда наша рота отражала очередную танковую атаку, меня и моего замечательного комиссара Николая Ефимовича ударило осколком снаряда: меня — в ногу, его — в глаз. Там, на белгородской земле, мне и лежать бы вечно — и день был несчастливый, 13-е, — если б не молоденький санинструктор Верочка Володина. Впрочем, обо всём этом я написал в своей книжке. Я вам её обязательно подарю, если Таня разыщет ещё хотя бы один экземпляр.

— Там есть и про ваших одиннадцать операций, самые важные из которых выполняла ведущий хирург Боткинской больницы Ксения Винцентини — жена знаменитого конструктора Сергея Королёва, и про то, что повреждённая нога стала короче на восемь сантиметров?

— Да, я свои мытарства по госпиталям подробно описываю.

— Наверное, не в самом лучшем настроении вы возвращались с фронта?

— Сказать по правде, настроение моё было в те годы сложным. Вместе со мной вернулись ещё два студийца, а остальные ребята упокоились на той войне вечно юными. И я, конечно, радовался, что остался жив, чего там скрывать. А с другой стороны — калека, с театром придётся распрощаться. Я же не мальчик, понимал прекрасно, что инвалидность и сцена несовместимы. И это обстоятельство не прибавляло оптимизма. Но однажды случайно увидел выступление перед ранеными кукольной группы Образцова. Он тогда в Новосибирске наладил целое учебное подразделение по подготовке артистов-кукольников для фронта. Причём моё внимание привлекли вовсе даже не сами куклы, а ширма, за которой работали артисты. Сердце, знаете ли, ёкнуло: вот где можно будет спрятать мою хромоту.

…Один из сотен тысяч сапёров Великой Отечественной Зиновий Ефимович Гердт умер глубокой осенью 1996 года. Позвонил я вдове Татьяне Александровне аккурат на сороковины по Зяме. Мы долго его вспоминали. Действительно уникальный был актёр. Ясное дело, что любой творец — уникален. Но Гердт, как он сам любил повторять, — особь статья. Более ста ролей в кино, и лишь одна главная. Десятки озвученных ролей. Режиссёры порой специально сочиняли для Гердта хотя бы эпизод. Вспомните «Место встречи изменить нельзя». Изначально братья Вайнеры назвали свой роман «Эра милосердия». И рассуждения о такой эре вложены в уста Гердта далеко ведь не случайно. Вообще этот актёр умел даже коротенький эпизод облагородить своей особой библейской печалью. Но и особой, гердтовской дерзостью отличался. Среди актёров ходила байка. В семидесятые годы прошлого века в моде были встречи членов правительства с творческой интеллигенцией. И вот на одном из таких сборищ председатель Госплана СССР Николай Байбаков стал учить собравшихся, как им следует правильно петь, танцевать, играть со сцены. Примечательно, что вся эта «учёба» проходила во время ужина — столы, естественно, ломились от выпивки и закуски. Когда Байбаков кончил вещать, Зяма (к этому времени он уже успел изрядно «нагрузиться», поскольку любил «это дело») попросил слова. Речь его прозвучала примерно так: «Большое вам спасибо, дорогой товарищ Байбаков, вы очень многому нас научили. Ваши советы и указания совершенно незаменимы, их важность и актуальность просто невозможно переоценить. Мне даже трудно представить, как мы до сих пор обходились без ваших указаний. Слепыми котятами были — одно слово… Я только позволю себе кое-что заметить. Вы, товарищ Байбаков, были мудаком, есть — и, очевидно, останетесь им навсегда». Народ весь дико испугался. Послышалось: «Зяма, сядь! Зиновий, уймись!» — «Дайте мне договорить до конца: я давно не видел живого Байбакова!»

Между тем Гердт всегда радовался, если рядом с ним оказывались профессионалы в любом деле. Однажды сказал: «Уметь любить чужой талант — это тоже талант». В другой раз признался: «Знаете, что раздражает? Так как я стар, люди меня внимательно слушают, потому что считают очень умным. А на самом деле это не так. Посмотрите на меня и крепко запомните: умные люди выглядят как раз наоборот».

Сам Зиновий Ефимович был высочайшим профессионалом. Как чревовещатель при кукле, он подарил свой голос множеству персонажей, но наиболее знаменит самовлюблённый конферансье из «Необыкновенного концерта». Без преувеличения Гердт завоевал в этой роли мировое признание. (Спектакль занесён в Книгу рекордов Гиннесса.) В каждой стране он умудрялся вести партию конферансье на местном языке (а то и диалекте!), и был столь убедителен, что простодушные зрители — и в Америке, и в Японии, и повсюду — свято верили, что актёру их язык известен в тонкостях.

Однако они имели дело с виртуозным звукоподражанием: этим искусством Гердт владел в совершенстве. «Скольким языкам можете подражать?» — спросил я его однажды. «Строго говоря, любому».

А ещё Зиновий Ефимович помнил невообразимо великое количество стихов. Говорил мне, что если под настроение и хорошая компания, а ещё когда чуть-чуть «принять на грудь», то может читать, как тот анекдотический поп выпивать «на воздусях до бесконечности». То есть в буквальном смысле слова он не представлял себе своих возможностей по времени, которое мог потратить на воспроизведение поэзии русской и зарубежной. Кому с ним посчастливилось общаться, знает, что Зяма мог декламировать бесконечно.

Народный артист СССР, фронтовик Зиновий Гердт — кавалер орденов «За заслуги перед Отечеством» III степени, Отечественной войны I степени и Красной Звезды. А ещё он — почётный гражданин Себежа.