Командировка

Михаил Витальевич Чегаев, 2011

Не "попаданец", а вполне себе "засланец" отправляется в командировку на альтернативную землю. В поисках новых знаний и технологий он узнает о могущественном и древнем артефакте, способном изменить мир. Вот только чтобы завладеть им, ему придется поучаствовать в "больших гонках" с местными спецслужбами, религиозными орденами и магами.

Глава 4

День был так себе. Моросил дождь. Видимо, кончалось лето, хотя какое, к черту лето. В этом мире, то, что с натяжкой можно было бы назвать южной Европой, находилось едва ли не на экваторе, правда находилось на возвышенности и охлаждалось холодным течением, проходившим вдоль всего побережья Семиречья и дальше на юг, поэтому понятие сезонов, тут было весьма условным. Круглый год ровный умеренный климат. Позавтракав, мы вновь отправились в путь. Дорогу развезло и тяжело нагруженные возы оставляли за собой глубокие колеи. Однако к полудню светило снова показало свой лик и дорога подсохла.

Как и обещал Рогур, до Дребеня мы добрались к исходу десятого дня совместного путешествия. Дребень оказался веселым, бойким городком, лежащим на торном пути, и выполнял роль пересадочного узла. Вдоль причалов, растянувшихся на добрую пару километров, стояли барки, лодки, баржи, плоты и всевозможные плавсредства. Чуть ли не все, что могло держаться на воде. Разве что тазов не наблюдалось. А вот пара лодок, действительно, больше походила на корыта, и бойкий паренек предлагал совершить на этих сомнительных кораблях, «незабываемое» путешествие на болота, всего в версте от Дребеня, и поохотиться на болотную птицу или посетить знаменитую щучью отмель.

Отказавшись от столь заманчивого предложения, я присоединился к гномам, выбиравшим баржу для спуска по реке, достаточно вместительную для двух возов с волами и моей повозки. Такое судно нашлось метрах в трехстах от улицы, по которой мы спустились к причалам. За три золотых, владелец обещал доставить нас в Дароград в «лучшем виде» и всего за пять дней. А если глубокоуважаемые пожелают, то и обратно, но уже за пять золотых. Подивившись поначалу такому разбросу цен и изучив противоположный берег, я сообразил, что обратно-то, против течения, дорога займет изрядно больше, да и утоптанная тропа, вившаяся вдоль противоположного берега, навевала воспоминания о небезызвестной картине «Бурлаки на Волге». Но, обратный фрахт «глубокоуважаемых» не заинтересовал и, быстренько погрузившись, мы отчалили, и наш «челн» заскользил по воле вод к далекому морю.

Среброструй, действительно, оправдывал свое название. Речной песок, устилавший его дно, имел сероватый оттенок, и вода, пронизанная солнечными лучами, действительно, серебрилась.

Течение было довольно заметным, и баржа, делала наверно километров пять-шесть за час. Время от времени, мы обгоняли длинные плоты, жавшиеся к берегу. Пару раз нам навстречу попадались команды местных бурлаков, тянущих баржи вдоль противоположного берега.

Я оценил прелесть такого путешествия. Как же приятно в солнечный день расположиться на носу баржи, под навесом, и наслаждаться живописным проплывающим за бортом пейзажем. Или смотреть, как блескучие рыбешки резвятся в прозрачной воде, испуганно удирая в стороны, едва их коснется тень нашей баржи. Эх, был бы я художником….

А через пять дней мы приплыли в Дароград. Столичный город производил впечатление. Высокие крепостные стены, сложенные из огромных каменных блоков, ярко зеленые крыши башенок с позолоченными флюгерами. Прям картинка. По берегам — две мощные башни, в задачу которых входило натягивать толстенную цепь поперек реки, если найдутся враги, которые пожелают напасть на одно из сильнейших княжеств Семиречья. Но таковых уже давно не находилось.

Последний раз, по «серьезному», тут воевали больше века назад. Когда король Холден, правивший королевством Хальк в среднем Су-Аре, подмяв под себя окрестных князьков, вознамерился создать империю. Перевалив через Громовой перевал (широкий перевал, в Эйзаре, через который идет тракт, соединяющий земли Су-Ара и выходящий к среднему течению Среброструя, известный своими грозами), его армии вторглись в Семиречье и, сплавившись по реке, осадили город. Однако к морю им прорваться так и не удалось. А вскоре, совместные дружины князей Семиречья и ополчение, подошли к осажденному Дарограду по Прибрежному тракту, а с моря, по Среброструю, поднялся флот. Захватчики были отброшены и бежали по малым перевалам обратно в Су-Ар.

О той битве мне поведал все тот же Рогур. В ту пору он был совсем молодым, и как сам признался, его, вместе с другими подмастерьями, присоединили к ополчению. Но на его счастье, путь из Загорья в Дароград долог, и пока они шли, битва уже благополучно закончилась, и на полпути их завернули обратно.

На мой резонный вопрос, а какое он имеет отношение к местным заварушкам, гном ответил, что в Семиречье, к трудовому контракту, в принудительном порядке прилагались гражданские права с обязанностями того княжества, с которым подписан договор, в том числе, и участие в ополчении

–. А что же маги?

–Так маги-то, они напрямую воевать не могут, если только им самим не угрожает опасность. Давным-давно был конвент магов, на котором встречались маги со всего мира. И постановили они, что во имя сохранения мира в целости, не должно им принимать участия в войнах, если только не воюют протии них самих. Нарушителю, буде такой объявится, грозила война со всеми магами сразу. Поэтому маги у нас в войнах если и участвуют, то только косвенно, обрушить огонь на армию — нарушение запрета, а вот по просьбе князя устроить горный обвал или разлив реки, в том месте, куда армия направляется — так вполне возможно. Или, к примеру, заговорить стены, чтобы их таран не брал.

Обо всем этом Рогур рассказал мне, когда мы плыли по реке.

Вместе с гномами мы остановились в гостинице «Медвежья берлога», неподалеку от пристани. Гномы отправились на рынок, а я решил прогуляться по городу и посетить библиотеку в местном университете, созданную при активной поддержке «Школы Стихий», стоявшей на высоком скальном выступе неподалеку от города.

Зайдя в библиотеку, я уперся в небольшую конторку, за которой маячил пожилой старичок архивариус.

— Доброго дня вам, почтенный архивариус, — приветствовал я его.

— И вам того же, любезнейший, — ответил он мне. — Чем могу служить достопочтенному Аранскому купцу? — спросил он, окинув меня оценивающим взглядом.

В общих чертах, я заранее составил план, как узнать подробности интересующей меня истории так, чтобы не вызывать лишних вопросов по поводу моего любопытства.

— Слыхал я, во время своего путешествия, прелюбопытную историю, — начал я. — Будто когда-то, жил в Семиречье взаправдашний дракон. Прямо такой, как описывают его в сказках. И стало мне интересно, неужели это и взаправду было.

— Представьте себе, молодой человек, такой факт истории действительно имел место быть, — расплылся архивариус в улыбке. — Мало того, тому даже сохранились вполне достоверные свидетельства и документы. Шкуру того реликтового рептилоида, вы можете наблюдать на Потешном Дворе сиятельного князя Загорья. А у нас, в архивах, есть вполне достоверные описания той истории, записки уважаемого магистра Региля, производившего исследование туши того дракона, и даже копии зарисовок мастера Валимира, придворного художника загорского князя, ныне, к сожалению, уже почившего.

Видимо, библиотека, как и большинство ее сестер в нашем мире, не страдала от большого наплыва посетителей, да и не в меру прилежных студиозусов по случаю каникулярного времени в ней не наблюдалось. Старичок архивариус, явно страдал дефицитом общения. Оставив конторку на произвол судьбы, он под руку увлек меня в недра обширного книгохранилища.

— Не желаете ли чашечку чая, с мятой и капелькой меда? — предложил он мне. — Да, простите мою рассеянность, забыл представиться, меня зовут Славур Долин, я тут работаю архивариусом и занимаюсь историческими исследованиями, с той поры, как маги школы, не найдя у меня даже зачатков магических склонностей, сказали, что мой путь к магическим наукам закрыт.

— Заран, — просто представился я.

Старичок провел меня в уютный малый читальный зал, обставленный весьма неплохо: уютные кресла так и приглашали присесть на них, а на невысоких столиках стояли лампы с зелеными абажурами. Как бы невзначай заглянув под абажур, я определил их как керосиновые, хотя чем их тут заправляют, предполагать не решился.

Славур тем временем хлопотал вокруг. Как по волшебству появились две чашки, чайник и небольшая изящная плетеная вазочка, наполненная до краев печеньем и какими-то местными сладостями.

— Так вот, возвращаясь к нашей беседе, — продолжал словоохотливый архивариус, нашедший в моем лице благодарного слушателя. — Должен заметить, что тот рептилоид, это, пожалуй, единственный экземпляр в наших краях за почти тысячелетнюю историю наблюдений.

— Этот случай, вызвал широкий резонанс в научных кругах всего мира. Взглянуть на чучело, данного рептилоида, приезжали даже представители имперской академии из Сура. Прелюбопытный образчик, надо сказать. К сожалению, подробное выяснение его физиологии было затруднено, потому как к тому времени, как ученым удалось добраться до Загорья, шкуру уже сняли, а внутренние органы предали земле. Но все же, внешние данные собрать удалось.

— Экземпляр сей, имеет полста локтей в длину, от головы до кончика хвоста, а размах крыльев составляет и того больше. Крылья кожистые, перепончатые. Что самое интересное — крылья эти, являются не традиционными конечностями, а представляют из себя сильно измененные отростки спинных позвонков. Четыре же традиционные конечности, имеют по четыре пальца, три из которых направлены вперед, а один им противостоит, создавая тем самым конечность хватательного типа, впрочем, противостоящий палец весьма подвижен и может практически полностью прижиматься к передним. Каждый палец снабжен длинным и острым когтем, твердость которого не уступает стали, а возможно и превосходит оную. Даже блеск их имеет металлический оттенок, как впрочем и шкура.

Глаза имеют полупрозрачную мигательную перепонку, не уступающую по прочности лучшим образцам паучьего шелка, используемого в военной промышленности Сура. Голова же зверя, имея шесть локтей длинны, соединяется с туловищем длинной шеей и была отделена от оного, предположительно в районе десятого — двенадцатого шейного позвонка. Пасть разверзается на две трети длины головы и снабжена острейшими белыми зубами саблевидной формы, длиной до одного локтя.

— А как насчет магического потенциала дракона и убивших его? — прервал я поток лившихся на меня данных. В конце концов, биометрические параметры и физиология драконов — это задача Заморы, у него их там много и в естественной среде.

— Да, конечно, — сменил тему Славур, — вам, молодым, конечно, интересней про битву, да про магов. Ну что ж, извольте. Дракон тот, стал причиной смерти нескольких магов, пытавшихся его извести. Причем, должно заметить, весьма сильных магов, магистров. Однако, как известно из записей, магическое воздействие не причиняло дракону практически никакого вреда. Все, что маги обрушивали на него, либо пропадало едва приблизившись к дракону, либо отражалось, не причиняя оному вреда, при этом, чем ближе к дракону находился заклинающий, тем слабее был эффект магии. А между тем, огонь дракона, несмотря на все меры предосторожности, проходил защиту магов, попросту игнорируя ее. Одного попадания хватало для почти мгновенного испепеления. Даже не испепеления, а буквально взрыва, по словам немногих выживших очевидцев.

— А тот маг, что был в команде героев, убивших дракона? — полюбопытствовал я, — чем таким он пользовался, что стрелы и меч смогли пробить шкуру дракона, а его огонь не причинял вреда?

Архивариус подозрительно глянул на меня.

— Вы удивительно любознательны, молодой человек. Что ж, отвечу. Хотя мне и неприятен сей факт, но вынужден признать, что маг, входящий в труппу героев, был чернокнижником. Приверженцем, и вероятно магистром запрещенной уже более семисот лет назад во всех цивилизованных землях, школы восьмой стихии. Хотя далеко на севере, в горах Гарт, еще и сохраняются остатки недобитых последователей школы восьмой стихии. Потому что, когда 2й конвент вынес решение о запрещении школы, ее последователи и приверженцы подняли бунт. Вам знакома Паленая Пустошь на северо-востоке Ангая?

— Да, я слышал о ней, там ничего не растет, а по ночам там бродят призраки. Оказаться рядом с пустошью ночью — все равно, что совершить особо изощренное самоубийство.

— Так вот, когда-то, в центре того места, что ныне зовется пустошью, на берегу озера Лал, стоял довольно большой город Трагай. А в городе том, была магическая академия Срединных Земель. В те времена, ландшафт и климат отличались от нынешнего. Климат в Ангае был более влажный и прерии не распространялись так далеко на север, как сейчас. А по Ангайской равнине текло немало рек. Но, в один день все переменилось.

— Адепты 8й стихии, не захотевшие отказаться от ее использования, устроили демонстрацию силы, произошла великая битва магов. Многие полегли в той битве. Как написано в хрониках, сама земля стонала от мощности заклинаний. В первый же день боя, город был испепелен, озеро просто выкипело. А битва шла два дня, к концу которых выжившие полностью истратили отпущенные им силы

— Предводитель мятежников — Арух, прозванный впоследствии Проклятым, собрал остатки своих приспешников, шесть магистров восьмой стихии и перенесся с ними в северные королевства. Там, в горах Гарт, и был потерян их след.

А конвенту, в то время, было не до их преследования. Битва, в которой использовалась такая мощная магия, затронула сами основы мирозданья, а потому все, кто остался, бросили свои усилия на то, чтобы исправить ущерб, причиненный земле. Но полностью устранить последствия так и не получилось.

Многие погибли во время первого удара мятежников. Никто не ожидал такого. Ночью, когда большая часть делегатов конвента разошлись по своим покоям, мятежники ударили по жилому крылу академии Проклятьем глубин. Когда же те, кто в ту ночь был на ногах, и те, кто даже во сне поддерживал достаточно мощный щит, собрались и дали отпор, численный перевес был на стороне мятежников.

Однако среди выживших магов академии и делегатов конвента были почти все сильнейшие маги срединных земель. Они смогли объединить усилия и пробить защиту чернокнижников. Но было уже поздно. Мятежники не стеснялись в средствах и использовали все самые разрушительные заклятья всех стихий.

Наиболее страшные разрушения нанесли элементали огня и воздуха. На несколько лиг в округе, сгорело все, что могло гореть. От города остались одни оплавленные камни.

Пятеро из магов конвента, так и остались стоять на поле боя, скованные заклятьем Вечного Молчания. Даже выжившим магам конвента не удалось его разбить, потому как заклятье это, использовало сразу несколько стихий, а основу его составляла восьмая. А все кто был достаточно осведомлен в ней, либо бежали с мятежниками, либо пали во время битвы. Тех же умений и знаний по восьмой стихии, которыми располагали победители, не хватало на то, чтобы разбить заклятье, наложенное высшим магистром.

— А что это вообще за стихии, — полюбопытствовал я, — простите мудрейший архивариус, мне мою неосведомленность, но боюсь, у меня крайне скудные познания в теории магии.

— Ну что вы, что вы, — успокоил он меня. — Вы же не специалист, хотя тут все просто. Современная общепринятая магическая теория, доминирующая в срединных землях выделяет 8 стихий. Четыре стихии, так называемые элементарные, происходят от элементалей огня, воды, земли и воздуха. А другие четыре, связаны с жизнью, хотя одна связана скорее со смертью. Так вот, это стихии дерева, зверя, духа, а та самая восьмая — это стихия смерти. Точнее не только смерти. Она отвечает за рождение и смерть. За переход живого в не живое и обратно.

— А чего ж ее запретили? — поинтересовался я, — ведь полезно знать о происхождении жизни, процессе смерти, да и на многие теологические вопросы можно было найти ответ.

— Это конечно так, но увы, подавляющее большинство адептов озадачивалась далеко не решением философских вопросов, а поисками бессмертия для себя и созданием покорных слуг для удовлетворения своих извращенных потребностей. К тому же, большинство их экспериментов, приводило к созданию огромного количества разнообразных и весьма отвратительных чудовищ, а против поисков ими ответов на теологические вопросы, стеной встало абсолютное большинство жрецов и адептов всех религий и богов, какие есть в мире. Потому, как по их вполне обоснованному мнению, копание некромантов в святая святых их веры является кощунством.

— Некроманты… хмм…. Пожалуй, что так, — подумал я, согласившись с предложенной лингводекодером альтернативой для «адепта стихии смерти».

— И так, до сих пор, по миру, то там, то сям вылезают из темных мест последствия их бездумных экспериментов над природой. Правда, они встречаются уже гораздо реже, но все равно остались места, где они плодятся и множатся по сию пору. Взять хотя бы великие топи Ахенны, раскинувшиеся к западу от Сорборского княжества. Если бы не стражи границ, они наверняка добрались бы и сюда. Топи Ахенны простираются на огромное пространство. Никому из ныне живущих, даже магам, не удалось их преодолеть, а на север они доходят до самого Озерного края. Впрочем, Озерный край — это тоже загадка. Тамошние жители хоть и похожи на людей, но все же имеют отличия, да и чужаков на свои земли они не пускают. Иногда, правда, сами приплывают в Фальк (городок стоящий у истоков Су-Ара, на берегу озера Ломар), но торгуют они редко.

— А еще, — продолжал старик, — некромантию стоило бы запретить хотя бы из-за тех чудовищных экспериментов, что они проводили над людьми. Детей до сих пор пугают сказками о них. Правда должен признать, что некромантия до сих пор изучается в большинстве магических образовательных учреждений, но преимущественно в теории, а на практике не далее 3й ступени и то частично. С этим приходится мириться, так как это — неизменный заказ городской стражи и департаментов по поддержанию правопорядка. Без этого, было бы проблематично вести следственные действия.

— Это как? — спросил я.

— Нууу…. — протянул Славур, — для примера, если произошло убийство, скажем, то можно допросить покойного, если прошло не слишком много времени. Или, скажем, по волосу или капле крови воссоздать внешность человека и даже определить место нахождения оного.

— Сильно, ничего не скажешь, неплохая замена анализу ДНК, — подумалось мне.

За окном сгущались сумерки. Поговорив еще немного о чудовищах и магах, я вернул наш разговор к изначальной теме, но данных об именах геройской команды не имелось. Была только копия договора между Фергом, предводителем команды и княжеской канцелярией, о вознаграждении, причитающемся ему, в случае победы над драконом. Неплохое такое вознаграждение. Пять тысяч семиреченских золотняков. По моим прикидкам это выходило под 20 кг золота.

Попрощавшись со Славуром, и клятвенно заверив его, что как-нибудь обязательно к нему зайду попить чаю да поддержать беседу, я направился по улицам в сторону нашей гостиницы с символичным названием «Медвежья берлога».

Берлога и вправду оказалась неплохой и вполне уютной. В комнате, которую мне отвели, стояла кровать с толстым матрасом, на окнах висели цветастые занавески, а в конце коридора, вот уж диво дивное, обнаружился целый санузел вполне опознаваемого вида. Кроме того, за соседней дверью я нашел душ. От неожиданности я впал в ступор. Заметив мое замешательство, проходящий мимо парнишка из обслуги стал мне рассказывать и показывать, как пользоваться этими благами цивилизации, видимо сочтя меня темным выходцем из глубокой провинции. Попутно с гордостью рассказав, что до водопровода и канализации додумались местные маги, которые и сотворили это чудо. Не за бесплатно конечно, но на такие расходы, городская власть пошла с радостью, да и расходы на дальнейшую эксплуатацию и подключение к удобствам были возложены, как водится, на собственников жилья.

Прихватив из своей повозки, припаркованной у конюшни, смену одежды, я с удовольствием принял душ, а затем, «надраенным до блеска» и в самом благожелательном расположении духа спустился в трапезную, где и застал всю гномью артель в полном составе. На ужин нам подали пару запеченных поросят, изрядную порцию жареной картошки с грибами, острый луковый суп, зеленый горошек с кусочками бекона, а на десерт ягодный пирог. Все это сдобрилось изрядным количеством меда и весьма недурного пива местного сорта.

Пока шел ужин, Рогур сообщил мне последние местные новости, щедро почерпнутые им на рынке, а также известил меня, что они нашли место на корабле, отплывающем завтра на рассвете в Сорбор. Решив, что расторговаться можно и там, я сказал, что отправлюсь вместе с ними. Попутчики они хорошие, да и в Сорборе я наверняка смогу продать свой товар дороже, чем здесь. До него выходило еще четыре дня пути. Поболтав еще о том, о сем, мы разошлись по комнатам.

Проверив скопившиеся вызовы, и не обнаружив ничего срочного, я оставил отчеты подчиненных до лучших времен. Если бы чего стоящего обнаружили, так вызвали бы по экстренной связи, а так, пусть с их отчетами на базе разбираются. Устроившись поудобней и завернувшись в одеяло, я отошел ко сну.

На следующий день, поднявшись ни свет ни заря, мы выехали из ворот заднего двора гостиницы, сопровождаемые сонными позевываниями конюха. Погрузка прошла быстро. Назвать кораблем, судно, на котором нам предстояло добираться до Сорбора, можно было только с большой натяжкой. Это было большое плоскодонное корыто, с двумя мачтами и одним рядом весел по бортам. Даже на мой неискушенный морским делом взгляд, оно было мало приспособлено для морского плавания, однако проходивший мимо боцман заверил меня, что в открытое море нам выходить не придется, а для каботажного плавания годится и эта посудина.

Спустившись вниз по течению Среброструя, к концу дня мы вышли в широкий залив и, взяв курс на запад, поплыли в сотне-другой метров от берега, ловя ветер. Ночевать предполагалось на открытой палубе. Полюбовавшись прекрасным морским закатом, я присоединился к веселой компании, собравшейся на носу нашего кораблика.

Там, в окружении моих знакомых гномов, трех других пассажиров и незанятых на вахте матросов, восседал местный служитель муз. Бродячий менестрель. Яркость его одежды могла успешно соперничать с недавно наблюдавшимся морским закатом. Красный камзол с коротким рукавом и медными пуговицами, ярко-рыжие шаровары, заправленные в сапожки красной замши. Под распахнутым камзолом была надета золотистая шелковая рубаха.

Голос у него был довольно приятный, а подыгрывал он себе на пятиструнном инструменте по конструкции напоминавшем лютню. Пел наш музыкант о дальних островах, о жестоких и свирепых пиратах, о штормах, о рифах и прочей романтике. Звучало хорошо, а вот поэтическая составляющая, благодаря лингводекодру, осталась за границей моего восприятия. Спел он и балладу, о прекрасной деве из морского народа, которая имела неосторожность подплыть к кораблю, несмотря на запреты отца, и влюбиться в прекрасного отважного капитана. Капитан, как водится, взаимностью не ответил, и дева, с горя, рассыпалась пеной морской. Я усмехнулся, еще бы капитан ей ответил взаимностью, я-то знал, что разумные существа, обитавшие в южных морях, означенные как Морской народ — это головоногие, типа земных осьминогов, весьма крупных надо сказать. А попытавшись представить возможный мезальянс, между означенной «прекрасной девой» и капитаном, уже с трудом подавил смешок.

Вечер постепенно перетек в ночь, над головой зажглись знакомые созвездия, может они в чем-то и отличались от созвездий моего родного мира, но я не астроном, чтобы судить об этом. Изрядного размера фляга медовухи, пожертвованной кем-то из пассажиров, ходила по кругу, постепенно переводя репертуар из возвышенно-лирической области к более земным вещам.

Под залихватское притопывание и присвистывание, бард исполнил скабрезную песенку, о юной принцессе с нимфоманскими наклонностями, сбежавшей от строгого отца с молодым купцом, проплывавшим мимо ее дворца по Су-Ару. Купец тот, по прибытии в Аран, долго лечился от нервного и физического истощения, а неугомонная принцесса, отправившись дольше на восток, попала в гарем его императорского величества в Суре, чем и вызвала скоропостижную кончину означенного величества. А упокоилась, обретя свое счастье только с могучим вождем одного из оркских кланов Дуларана, потому как этот нелюдь, потешившись с ней один раз, совершил по предварительному сговору с гражданином шаманом акт ритуального каннибализма. Поэтому, видимо, тот орк и смог сохранить свою жизнь и рассудок. Впрочем, насколько я знал, орки не практиковали подобных ритуалов, но кто их нелюдей знает.

Постепенно кружок рассасывался, да и изрядно захмелевший служитель муз начал безбожно фальшивить, перестав попадать пальцами по струнам. И наше суденышко предалось во власть морфея.

Утром меня разбудили пронзительные крики чаек, круживших над нашим суденышком. Окропив себя водой, я направился к борту, по утренним надобностям, да и просто полюбоваться голубизной неба со слепящими вспышками чаек в вышине.