Организация пространства

Михаил Викторович Коротунов

Сборник рассказов. Между датой рождения и датой смерти происходит масса интересных мелочей, которые и отличают жизнь Ивана Ивановича от жизни Сидора Петровича. Разве Вам не хотелось бы рассказать о том, что произошло с Вами? Вдруг кому-то это будет интересно? А кто-то расскажет Вам свои истории. И не будет недоуменного вопроса: «А поговорить?».

Смерть!

Три года ходили солдатики из БАО (батальон аэродромного обслуживания), сплошь крестьяне из колхозов, завистливо озираясь на летный состав. Ну, в самом деле, придут на гражданку, кому не повезет, попадут обратно в свой колхоз, и там, конечно, расспросы — где, да как… Неужели летчик? На чем летал? Что, и ни разочка не летел? А что, хвосты заносил? Гы-гы!

В общем, перспектива столкнуться с реальной действительностью гражданской жизни, побуждала к действию. Хорошо если полк на лето переезжал в летние лагеря, на полевой аэродром, и то, не факт, что БАО полетит, чаще с оборудованием на машинах. Горестные раздумья одного такого солдатика заметил старослужащий. Вник, и дал правильный совет.

Совет попахивал авантюрой, но казался вполне логичным. На учебном самолете подняться вместо балласта, мешка с песком, помещаемого в кабину вместо стрелка (а в кого стрелять в учебном полете?) его, значит, долой, а самому прижукнуть на время. В полете летчику не до того будет, а после посадки, тем более. Разбор полетов. А механики не спешат к самолету. Время вылезти по-тихому есть, а если что — ты вооружение проверял. Да выкрутишься!

Сказано — сделано!

Собравшись с духом, солдатик уловил момент и шасть в кабину, мешок за борт, сам затихарился, ждет.

Летчик к полету готовится, реглан кожаный, унты, штаны меховые, белье шерстяное. Даром, что лето, солнцепек! На высоте за бортом минус 10, и в кабине, столько же. А солдатик, известное дело, в х/б, да в сапогах кирзовых.

Ну ладно, как двигатель запустили, солдатик стал потихоньку радоваться жизни — полечу, будет что рассказать в деревне, ох, будет.

Летчик коротко самолет разогнал и, оторвавшись, стал высоту набирать. Тут солдатик совсем осмелел — между ним и летчиком бронеспинка, даже если летчик и оглянется — ничего не увидит.

Внизу проплывал аэродром, поля, дороги. Все становилось меньше и меньше. Радости не было конца. Белые облака, растворяющаяся в дымке земля, нити дорог, квадратики полей…

Скоро к новым ощущениям прибавилось еще одно. Постепенно, но неотвратимо солдатик начинал мерзнуть. Да, что мерзнуть. Околевать. Просто превращаться в ледышку. Летчик, войдя в зону пилотирования начал всякие фигуры выписывать, а солдатик, предвидя весь трагизм ситуации, старался хоть как-то согреться, уже не глядя в широкое небо, которое появлялось то вверху, то внизу. К тому же солдатика серьезно укачало, его рвало просто наизнанку. И что делать! Со страхом он постучал в бронеспинку…

С таким же успехом, как слону дробина. Трясущимися руками солдатик стал тарабанить в спинку, но с тем же результатом. Да что же, помирать теперь! Буду орать, пусть обнаружат, пусть накажут. Да хоть посадят пусть, лишь бы в тепло скорей!

В такие минуты, как правило, изобретательность вырастает непомерно, сила умножается, люди берут высочайшие заборы, это когда от собаки бегут, или переходят бурлящие потоки, или…

Наш солдатик синими трясущимися руками стал раскручивать винты крепления бронеспинки, с энтузиазмом обрывая себе ногти, перекрывая все мыслимые и немыслимые нормативы, если таковые бывают.

Человек бывает очень целеустремленным, даже упрямым, когда спасает свою жизнь. То, что удается не сразу при помощи гаечного ключа, откручивается просто пальцами, когда их не очень беречь. Да и не нужно все винты, хватит тех, что уже поддались. Чуть отогнув спинку, в образовавшуюся щель, солдатик начал просовывать руку, еще сантиметр, еще чуток, и еще…

Летчик к тому времени завершил полетное задание и вел самолет на аэродром, рассчитывая маневр выхода на глиссаду. Время, надо вспомнить, было сложное. Супостат грозил войной. Несокрушимая готовилась в бесконечных учениях и дежурствах дать отпор. Нагрузка на летный состав была повышенная. Некоторые не выдерживали. Вон, зам комэска, в госпиталь угодил. В соседней эскадрилье тоже переутомился лейтенант. Так, что летчик наш вполне был доволен выполненным заданием и, еще немного, посадка, и долгожданный покой.

Тут что-то коснулось его плеча. С трудом поворачивая голову, летчик оглянулся, и вблизи плеча увидел… СИНЮЮ ОКРОВАВЛЕННУЮ РУКУ!

На КДП наблюдали за подходом очередного самолета, как вдруг обнаружилась некая странность. Летчик то опускался ниже назначенной высоты, то напротив, взлетал свечкой в небо. РП проревел в микрофон — это что еще за балет! Прекратить немедленно! В динамиках раздался голос с того света — в задней кабине смерть!

— Повторите, не понял!

— Там смерть!

Самолёт, в очередной раз опустив нос, пошел к земле.

По летному полю летели пожарная, санитарная, инженерная машины и машина комполка.

Самолет то почти касался земли, и все закрывали в испуге глаза, то подпрыгивал на 200—300 метров, маневрируя то вправо, то влево. Наконец, к удивлению окружающих, самолет довольно чисто сел, после короткой пробежки остановился и из открывшейся кабины на крыло выпал летчик. Наконец ему посчастливилось нырнуть в долгожданный покой. Вокруг суетились люди, а он лежал и блаженно улыбался, послав к чертям все земные заботы. Из этого сказочного блаженства его вывел заботливо подсунутый доктором тампон с нашатырем. Ну, что еще надо этим садистам, сказано уже, в кабине смерть! Дайте поспать!

— Что произошло? Комполка спрашивал скорее риторически, всем понятно, людей можно заставлять но, есть предел…

— Там СМЕРТЬ!

Больше всего летчику хотелось покоя.

— Вы там фонарь протрите, кровь у него из носа скорее всего — комполка давал указания медикам.

А медики с укоризной смотрели на комполка — довел людей, сами падают, сбивать не надо. Ладно, протрем, жалко перекиси, что ли. Людей бы пожалеть, с ума сходят уже.

Санитар, стоя на крыле, протирал смоченным в перекиси тампоном фонарь, а когда сфокусировал взгляд на заднюю кабину, тихо осел на крыло, выронив тампон и бутылочку.

Все теперь бросились к санитару. Врач сделал самое простое и доступное — дал и ему дохнуть нашатыря. Судорожно вскакивая и снова проваливаясь в кому санитар успел сообщить:

— ТАМ СМЕРТЬ!

Теперь все решились присмотреться к кабине стрелка.

Еще не отойдя от холода, с синеющими руками, со следами крови на изодранных пальцах, солдатик, трясясь всем телом, встал в полный рост.

Да, что тут скажешь?

И впрямь, СМЕРТЬ!