Теперь ты моя

Мила Дрим

Я — мама чудесной малышки.А еще — мать-одиночка. Имеются и другие эпитеты для меня.Разведенка. Баба с прицепом…Я уже привыкла к этому. Справлюсь. Самое главное — мой ребенок, и для его благополучия я готова пахать и пахать.Вот и в этот раз мне подвернулась работа. Говорят, заказчик какой-то арабский богач…(Герой этой книги — тот самый Мурад из «Ты будешь моей»)Регулярная выкладка глав! Эмоционально! Достойно!Сладкая, волнующая сказка!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Живописной палитрой расползался питательный обед по мужскому пиджаку.

Темно-синий, как небо, и белые омлеточные облака… Озеро из чая и лес в виде огурцов. Дочке, наверняка, понравилось бы такое.

Моя воспаленная страхом фантазия рисовала красочные картины, вот только это никак не могло спасти меня от позора.

— П-простите, — дрожащими губами произнесла я, но понимала, что, вероятно, для него мое «прости» — жалкие извинения.

Взор мой все еще был опущен вниз.

Я не смела посмотреть в глаза Мурада. Не знаю, что больше останавливало меня — сам факт, что мне нужно встретиться с ним взглядом, или же то, что он был голым.

Мои щеки все еще горели от той картины, что я увидела секундами ранее. Вряд ли такое я сумею забыть!

— Я всё уберу, — пообещала я и, рухнув на колени, стала быстро сгребать пальцами еду в поднос. Но, кажется, делая это, я лишь усугубляла ситуацию.

А тут еще и посуда…

Сердце сжалось от страха. Что, если я её разбила? Могу только представить, сколько стоила одна тарелка. Вряд ли отец Каринки подал важному гостю обед в дешевой посуде.

Да и не было в этой гостинице таковой!

Я всхлипнула.

Что же за день такой?

Почему это происходит со мной? Почему я такая невезучая, несчастная?

Слезы обожгли мне глаза, и я, опасаясь, что разревусь, несколько раз запрокинула голову назад.

Не всегда, но это срабатывало. Дай Бог, чтобы и сейчас получилось!

Губы мои задрожали, но теперь от беззвучной молитвы, которую я повторяла.

Где-то сбоку открылась-закрылась дверь. Собравшись с духом, я бросила взор в сторону. Мурад ушел.

Сердце располовинилось от двух чувств — от облегчения, что голый мужчина ушел (хотя, даже если бы он был одет, это не убавило моего чувства вины), и от другого, едкого ощущения — что прямо сейчас этот синеглазый красавец пошел звонить хозяину гостиницы, чтобы сообщить ему, какая жопорукая из меня помощница.

В любом случае, я должна была убрать все то, что случилось по моей вине.

Увы, спустя пару минут, я поняла, что, вероятно, пиджак безнадежно испорчен… Томатный сок так въелся в ткань, что я сомневалась, что что-либо могло ему помочь.

Разве только химчистка…

Раздавшийся звук открываемой двери заставил меня обернуться.

Я сглотнула.

В пару шагах от меня стоял Мурад. Хоть теперь на нем и была одежда — широкие штаны, это никак не могло убавить смущения, что вновь вгрызлось в мое сердце.

Взор мой, против воли, заскользил по натренированному мужскому торсу. Было очевидно, что мужчина регулярно занимался спортом, но без фанатизма. То есть в нем не было той отвратной, нездоровой перекаченности, которая красовалась на мужских журналах.

Еще больше меня смущали его темные волоски — на груди, животе и руках. В который раз я сравнила его с бывшим — тот имел совсем другую внешность. Не такую, от которой у меня кружилась голова.

— Простите, — сдавленно повторила и медленно, ощущая как трясутся мои ноги, встала, — я испортила ваш пиджак.

Синие глаза глядели на меня в упор. Мурад молчал, и его молчание еще больше ввергало меня в чувство собственной никчемности и вины.

Они душили, лишали воздуха и сил!

Я шумно вздохнула. В груди закололо.

— Мне очень жаль, — продолжила я, теперь смело глядя на него.

Решила смотреть страху в глаза, и будь что будет!

— Я понимаю, что ваши вещи стоят куда дороже, чем вся мебель у меня в квартире, — я сглотнула, — так же я понимаю, что вы меня увольняете. Мне жаль, что так случилось. Не знаю, что мне сделать, как исправить…

— Ужин, — властно бросил Мурад, и глаза его, на миг, еще ярче блеснули.

— Ужин? — я непонимающе посмотрела на него.

Находясь под прицелом синих глаз, я чувствовала, как меня накрывает очередной волной из чувств.

Уже других. Теперь, помимо страха, я испытывала странное волнение. Не каждый же раз на меня смотрит столь красивый мужчина! Словно я интересовала его, что было удивительно, учитывая мою простую внешность.

— Да, ужин, — уголки губ приподнялись в полуулыбке, и мне, вдруг, захотелось узнать, как будет выглядеть Мурад, когда улыбнется по-настоящему.

— Вы хотите, чтобы я приготовила для вас ужин? — спросила, и в голове завертелось меню всего того, что я умела готовить.

Борщ, щи, яичница, пельмени (хотя с тестом тут у меня всегда были проблемы), жареная картошка, и, конечно, я могла бы приготовить с полсотни детских блюд.

Жизнь с ребенком сделала меня изобретательной. А жизнь с ребенком, когда каждая копейка на счету, утроила мои способности в этом.

Только вряд этот арабский мужчина питался таким.

— Ля, — он мотнул головой. — Нет. Ты поужинаешь со мной.

Бам! Сердце подпрыгнуло до горла, ударило со всей силы, и я закашлялась.

— Поужинать с вами? — не веря своим ушам, переспросила я.

— Да. В ресторане. Сегодня, — он посмотрел на правую руку. В свете солнечных лучей блеснул циферблат часов. — В семь.

В семь… Мама знала, что на работе я буду до полдевятого. Вероятно, она останется ночевать у нас, это хорошо. Она — врач, так спокойнее.

Но только где останусь ночевать я? Хоть у меня был скудный опыт общения с мужчинами, я догадывалась, что могло последовать за ужином.

К тому же, я уже очень истосковалась по дочери. Сердце болело за неё.

— Поужинай со мной, — бархатистый голос Мурада ласкал мой слух, и голову обожгла мысль, что так говорит искуситель, — и я забуду эту маленькую неприятность.