Криминальная любовь

Мила Дрим

Я обратилась за помощью к самому опасному человеку. Я понимала, что рискую, но только он мог помочь мне. Но я не могла представить, что это выльется в пламя страсти. И это пламя угрожает сжечь весь мой привычный мир.Остросюжетный любовный роман.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

— Да? — пальцы мои затряслись, и я, опасаясь выронить телефон, сжала его сильнее.

— Доченька, у тебя все хорошо? — в голосе мамы звучали беспокойные нотки, что только усилило мою тревожность.

— Да, мамочка, — предчувствуя, что мама вот-вот скажет что-то нехорошее, я вся выпрямилась — словно это могло каким-то образом смягчить удар.

— Это хорошо. Доченька, тут какие-то странные вещи происходят.

— Какие именно? — я поднялась, и тут же пожалела об этом.

Коленки мои подкосились, и я была вынуждена вернуться на место.

— Не знаю, может, мне просто кажется. Тут около палаты какие-то люди. Мужчины. Выглядят как охрана. Серьезные такие, накаченные. Я подумала, сперва, что в больнице какая-то знаменитость лежит. Но когда поняла, что эти мужчины кружатся только рядом с моей палатой, решила позвонить тебе. Предупредить, мало ли.

Мама хоть и старалась теперь говорить спокойно, это у нее плохо получалось. Тревога звучала в каждом слове.

— Мамочка, я тебе через минутку перезвоню, ладно? Ты только никуда из палаты не выходи, пожалуйста.

— Да куда я выйду? Мне капельницу поставили.

— Я скоро, — пообещала я и отключила звонок.

Сердце, громко грохоча от страха за маму, заставило меня позабыть о собственной слабости и смущении.

— Калаш! — обратилась я к нему, благо тот еще не успел уйти.

— Мм? — он глянул на меня исподлобья.

— У меня там мама… Там люди какие-то возле её палаты, — я заставила себя встать. — Едем!

Я решительно подошла к нему.

— Куда собралась-то? — усмехнулся Калаш.

Волна злости обдала меня с головы до ног. Стало так душно, аж ладони вспотели!

— В больницу! К маме!

— Не вижу смысла делать это прямо сейчас, — Калаш стоял, не сдвинувшись с места. — Успокойся.

Ох, зря он это сказал! Правду говорят, слово «успокойся» для девушки — это как ментос и кола.

— Да как ты не понимаешь?! — вскрикнула я. — Там мама! Одна! И там какие-то левые мужики! Вдруг они убьют её?

— Не убьют, а защитят. Это не левые мужики, а охрана, которую я поставил.

Сердце в груди подпрыгнуло от облегчения, и следом странная слабость окатила меня теплой волной.

— Охрана? Правда? — я покачнулась, но устояла на месте.

— Правда. Охрана. Звони матери и идем есть, — Калаш, давая мне поговорить с ней наедине, вышел.

Я тотчас позвонила маме и успокоила её. Стараясь не вдаваться в подробности как так получилось, что возле палаты была охрана, я взяла с неё слово о том, что она не будет переживать, и пообещала позвонить ей перед сном.

Прежде чем выйти из комнаты, я заглянула в туалет. Слава Богу, что он был тут! Быстро сделав свои дела, я осмелилась посмотреть на себя в зеркало.

Лучше бы я этого не делала.

Я выглядела ужасно.

Ужас ужасный.

Опухшая щека, заплывший глаз. Мой вид напоминал махровую алкоголичку, которая бомжевала последние недели на улице.

Самое печальное, что ничего не могло сейчас исправить ситуацию. Даже самый лучший тональник был бы не в состоянии снять отек и убрать синеву-красноту с лица.

А уж глаз… Как говорится, без слез не взглянешь. Разглядывая красный, изрезанный капиллярами глаз, я испытывала еще большую боль в нем.

Представляю, сколько «удовольствия» вызывал мой вид всех тех, кто смотрел на меня.

— Василек, ты там не долбанулась случайно? — голос Калаша напомнил мне, что я задержалась больше положенного.

— Нет, я иду, — я бросила прощальный взгляд на свое отражение и поморщилась.

Пытаясь не показывать, как огорчена собственным видом, я вернулась в комнату. На пороге стоял Калаш. Всунув руки в карманы олимпийки, он смотрел на дверной косяк с видом человека, которого что-то заботило.

Заметив мое появление, Калаш окинул меня долгим, задумчивым взглядом.

Я особенно робела, когда он так смотрел на меня. Будто что-то особенное пытался разглядеть.

Но не было во мне ничего особенного. Ни яркой внешности, ни точеной фигурки, ни женской обворожительности, которой в совершенстве владела Майя.

Я была, что называется, девчонкой с соседнего дома.

— У тебя есть солнцезащитные очки?

— Есть.

Он отвернулся и вышел из комнаты. Я пошла следом за ним.

Стоило мне только оказаться в той просторной комнате, как мой нос уловил аромат чего-то вкусного…

Желудок болезненно заныл, а рот наполнился слюной.

Когда я последний раз ела?

Я не помнила. Даже тот сэндвич, с работы, наверное, все еще валялся в коридоре дома.

Наконец я увидела источник этого восхитительного аромата. На деревянном столе стояла сковорода, в которой скворчали жаренные сосиски и яичница.

Рядом — вилки, нарезанный хлеб и помидорки черри в пиале.

— Садись, — Калаш кивнул на кожаный диван.

— Это ты приготовил? — усаживаясь на диван, произнесла я.

— Башка у нас за повара, — Калаш сел сбоку от меня.

— А где Майя? И остальные? — я несмело взяла вилку, которую подвинул ко мне Калаш.

— Подруга твоя еще час назад уехала. Башка на кухне, Макс где-то в доме.

Стоило Калашу сказать про Макса, как тот появился в комнате.

— О, еда, — оживился он и довольно заулыбался.

— Башку позови, пусть тоже поест, — то ли попросил, то ли скомандовал Калаш.

Макс, послав сковородке с едой тоскливый взгляд, скрылся в коридоре.

— А почему вы называете его Башка? — тихо спросила я.

— Захар, он же Башка, головастый парень. Умный очень. Бухгалтерия, компьютерные программы и прочее — всё на нем. Ты что не ешь? Сейчас эти двое придут и сметут все.

Я неуверенно подцепила вилкой кусочек яичницы и отправила её в рот. Мм, вкуснятина! Сочно, в меру соленое, да еще на сливочном масле…

А ведь я еще сосиску не попробовала! Поколебавшись, я воткнула в неё зубцы вилки.

— Впечатляет! — рассмеялся Макс, в это время появившийся в комнате.

— Это типа тебе предупреждение, да, Калаш? — добавил он и плюхнулся в кресло напротив. — Чтобы ты не подкатывал к царевне. Видишь, какая опасная.

— Невероятно опасная, — согласился Калаш.

Блин, о чем они говорят? При чем тут несчастная сосиска? До меня стало доходить, и я почувствовала, как кровь прилила к лицу. Щеки защипало. Я, оставив вилку, опустила голову в надежде, что никто не заметит этого.

Сковорода, вдруг, громко затрещала.

Я удивленно посмотрела на неё и нашла объяснение этому звуку.

Башка и Макс принялись за обед. Словно мечами, они то и дело сталкивались вилками, отчего раздавался характерный звук, сопровождаемый разлетающимися в разные стороны кусками яичницы.

Моя вилка, воткнутая в несчастную сосиску, покачивалась, как одинокий парусник посреди бушующего моря.

Калаш молча взял пиалу с черри. Опрокинув её, отчего помидорки покатились по столу, как крошечные красные мячики, он положил в пиалу сосиску с моей вилкой и сверху наложил еще кусок яичницы, которую пока не успели разодрать на части голодные Макс и Захар.

— Ешь, — с этими словами он поставил пиалу передо мной.

— Спасибо, — пробормотала я, не уверенная в том, что Калаш услышал меня.

Пока я ковыряла свой обед, мужчины уже закончили есть. Теперь они обсуждали какие-то машины, потом перешли на тему спорта, и потому для меня стало неожиданностью, когда Макс громко обратился ко мне:

— Царевна, может ты скажешь мне, у Майи-пчелки есть кто?

Я проглотила яичницу и посмотрела на Макса.

Его выразительное лицо застыло в предвкушающей улыбке.

Что мне сказать в ответ? Я ведь и сама толком не знала, есть ли кто у Майи. Но сегодняшний разговор по телефону, случайным свидетелем которого я стала, оставил в моей душе неприятный осадок.

Переживала я за подругу, что таить.

— А почему бы тебе самому у неё не спросить? — ответила я.

— Так я спрашивал, но она толком ничего не сказала, — Макс почесал щетинистую щеку. — Ну? Есть или нет?

— Не знаю, — я продолжила есть.

— Да прям не знаешь. Она же твоя подруга. А подруги всё-всё друг про друга знают, — не унимался Макс.

— А ты что, влюбился что ли? — раздался сбоку от меня насмешливый голос Калаша.

Теперь он, откинувшись на спинку дивана, выглядел куда более расслабленным, чем в комнате, в которой я спала.

Мне даже показалось, что его губы почти улыбались.

Я, вдруг, ощутила любопытство. А как выглядел Калаш, когда искренне улыбался? Ведь говорят же, что улыбка преображает человека. Не то чтобы он нуждался в этом, но, все же, мне было интересно увидеть его таким.

— Еще спрашиваешь! — в отличие от Калаша, Максу не составляло труда улыбаться.

Теперь на его лице играла немного сумасшедшая, но не лишенная своего очарования, улыбка.

— В такую девушку, да не влюбиться! Лицо, волосы, фигурка! Куколка просто! Скрывать не собираюсь, я влюбился! — высокопарно продолжал Макс.

— Да ты каждые две недели в кого-то да влюбляешься, — впервые за это время нарушил молчание Захар.

— Ты что, осуждаешь меня? — густые брови Макса поползли наверх.

— Я просто озвучиваю свои наблюдения. Каждые две недели у тебя случается влюбленность, если посчитать последний год, то это у тебя будет 25 влюбленность, — ответил Башка.

— 25! — Макс подпрыгнул на месте и с грохотом сел. — Юбилейный! Это — судьба!

— Это — играй гормон, — голосом циника высказал свое мнение Калаш. — Держи свою влюбленность крепко в штанах.

— Обижаешь. Я может, на полном серьезе, — Макс выразительно глянул на Калаша.

— Посмотрим, каким будет твое на полном серьезе месяца через два, — Калаш подтянул к себе помидорку и закинул в рот.

— Два месяца?! — глаза Макса округлились от ужаса. — Ты смерти моей хочешь?

— «Не везет мне в смерти — повезет в любви», — почти пропел Калаш.

Я удивленно глянула на него.

Вот так Калаш!

— Ладно, Василиса, собирайся. Ехать пора, — поймав мой взгляд, привычно строгим тоном приказал он.