Жена проклятого князя

Мика Ртуть, 2019

Просила новую жизнь? Получай. А то, что она в новом мире, с нелюбимым мужем и отвратительной репутацией – это твоя вина, нужно было чётче формулировать желания. А теперь сожми зубы, возьми в попутчики Оптимизм и Везение и карабкайся наверх, Матильда Волкова, жена проклятого князя, и кто знает, может быть, на вершине тебя ждет счастье.

Пролог

Калининград, наше время

— Сдаем работы, господа студенты! — Ольга постучала указкой по столу, привлекая внимание рьяно списывающих из Сети двоечников. — Время вышло. К следующему занятию жду от вас рефераты на тему «Положение женщины во Франции XVIII века».

Аудитория недовольно загудела, но Ольга не обращала на это внимания. Четвертая пара окончена, можно наконец-то домой. А сегодняшние работы она проверит завтра на больничной койке, все равно там совершенно нечем заняться.

— Оль, ты идешь? — В аудиторию, в которой копался последний зазевавшийся оболтус, заглянула Юля Михална с кафедры иностранных языков. — Мы с девочками уже тебя ждем!

— С днем рождения, Оль Санна! — Проходя мимо ее стола, студент робко ей улыбнулся, отчего невыразительное лицо стало почти симпатичным, положил на край стола открытку с шоколадкой и покраснел до самых ушей.

— Спасибо, Волков, — кивнула Ольга и строго добавила: — Мне приятно, но подхалимаж не избавляет тебя от написания реферата.

— Я и не думал, Оль Санна, — покраснев еще сильнее, пробормотал тот и ретировался.

Ольга ностальгически вздохнула. Тридцать восьмой день рождения, возможно, последний. И если бы она не была такой трусихой, у нее уже вполне мог быть сын примерно такого же возраста, как этот Волков. Милый глупый мальчик, он, похоже, считает ее почти ровесницей и пытается ухаживать. Было бы смешно, если б не было так грустно.

— Ох уж эти студенты, — неодобрительно покачала вслед Волкову Юль Михална.

Она была на шесть лет старше Ольги и имела в анамнезе трех мужей и двоих детей. Обычно Ольга, глядя на нее, только радовалась, что не взвалила на себя такую обузу, но иногда, как сегодня, отчаянно завидовала. О чем Юль Михална была прекрасно осведомлена.

— Дети, — вздохнула Ольга.

— Ну и роди, наконец, своего. Всего-то тридцать восемь, люди и в сорок рожают.

— Может, и рожу, если мне на этой неделе не велят белые тапочки закупать, — улыбнулась Ольга. — Вдруг я приду к доктору, а он обзовет меня симулянткой? Тогда точно рожу.

— Не накаркай, тьфу-тьфу-тьфу, — проворчала Юль Михална, вздохнула и бодро велела: — Пошли уже, девочки заждались!

Ольга сунула шоколадку и открытку в сумку и вышла из аудитории не оглядываясь. Почему-то сегодня уже в который раз ее посещала мысль, что она может никогда больше не увидеть ни родной исторической кафедры, ни родных и привычных оболтусов-студентов. С какой стати — непонятно! Всего лишь плановая операция, ничего страшного. Пережила четыре, переживет и пятую! Вообще, может она еще и ребеночком обзаведется. Не родит, с пороком сердца и в ее возрасте это будет самоубийством, а вот взять из детдома еще вполне можно.

И почему в молодости она была такой глупой? Боялась влюбиться и разочароваться, боялась причинить близким горе своей внезапной смертью — врачи с завидным постоянством обещали ей еще несколько лет, не больше. Боже, если бы у нее был шанс начать все сначала! Она бы не боялась всякой ерунды, она бы использовала этот шанс на полную катушку!

Обычно наркоз походил на маленькую смерть. Вот она лежит на столе и считает: десять, девять, восемь… темнота… И через мгновение — палата, белый потолок, шум деревьев за окном и понимание того, что она опять жива. Все закончилось хорошо.

В этот раз было совсем иначе. Может быть, в честь пятой, юбилейной операции?

Привычно досчитав до восьми, она уже готова была отключиться, но вместо знакомого черного провала почему-то плавно скользнула в яркий, реалистичный сон. С запахами, звуками и ощущениями.

«Странное дело, — подумала она, с любопытством разглядывая чужую захламленную комнату, — мне почти никогда не снятся такие сны. Наверное, новый препарат?..»

Комната была будуаром. Маленьким, тесным и темным. Большую часть занимала разобранная кровать, еще умещался туалетный столик с кувшином воды и какими-то баночками-скляночками, и деревянное корыто, явно исполняющее роль ванны. Платяного шкафа не было, только несколько вбитых в стену гвоздей с висящими на них платьями. Дешевыми и донельзя вульгарными.

Сама Ольга тщательно красила брови перед мутным зеркальцем. Ужасно красила, в точности как пэтэушница из рабочего района. Да и лицо ее не обезображивал интеллект. Но, если сделать допуск на слой отвратительно дешевой и яркой краски — личико было милым и свежим.

«Шлюха, молоденькая, век примерно восемнадцатый», — навскидку определила Ольга и продолжила наблюдать. Потому что в этом сне она не была сама собой и ровным счетом ничего не могла сделать, даже поправить криво нарисованную бровь.

А девица тем временем поддернула корсаж, чтобы небольшая грудь выглядела аппетитнее, и, задрав юбку, нацепила на левую ногу алую подвязку с бантиком. Стоит ли упоминать, что чулки у нее были черными, туфли грубыми, зато на высоком каблуке, ноги плохо вымытыми, а белье отсутствовало вовсе?

— Мими! Где тебя носит, дрянная девчонка? — отвлек ее от созерцания собственной красоты визгливый голос бордель-маман. — Князь ждет! Слышишь ты меня?

— Да, мадам! Я уже готова! — одернув юбку, Мими вскочила, сделала пируэт и распахнула дверь перед сухощавой, вызывающе роскошно (по меркам Мими) одетой женщиной.

— Князь выбрал тебя как самую милую и самую невинную розочку нашего заведения! — прозвучало это как «самую глупую курицу». — Князь желает повеселиться, а для этого — жениться!

— Ой, жениться? — Мими в недоумении прижала ладони к щекам. — По-настоящему жениться?

— Нет, конечно же, дурында! В шутку! Кто же женится по-настоящему на шлюхе! Князь упились в хлам и желают напугать батюшку. Священника и нотариуса тоже напоили. Ну, что стоишь? Иди скорее, пока князь не женился на комоде! — Мадам ухватила растерявшуюся Мими за плечо и вытолкнула в узкий коридор, едва освещенный вонючими светильниками.

— Бегу, мадам, уже бегу! — Мими, подхватив и без того короткую юбку, помчалась на звуки пьяного веселья.

— Смотри, не подведи меня! И чтобы завтра утром без разговоров подписала развод!

— Зачем, мадам, если это и так в шутку? — Мими аж остановилась за пару шагов до выхода на лестницу.

— Затем что князь так желают, дура! Князь за тебя уже заплатил, беги и не задавай глупых вопросов. Твое дело — ублажить их светлость так, чтобы их светлость оставили у нас побольше денег. Сделаешь все хорошо, новое платье тебе куплю!

— Ой, красное, хочу красное с черным кружевом, как у Лулу! — обрадованно запищала дурочка и понеслась навстречу приключениям.

«Клиническая идиотка, — констатировала Ольга. — Могла бы поиметь с княжьей шутки неплохой доход, но мозги здесь и не ночевали».

В гостиной борделя, традиционно оформленной в бордо и фальшивую позолоту, творился естественный для заведения пьяный бедлам. Священник с нотариусом, оба красноносые и косые, в обнимку распевали непристойную песенку (ужасающе фальшиво), им подпевали трое в зюзю пьяных молодчиков разной степени раздетости. Несколько полуголых девиц вертелось вокруг, предлагая свои услуги. А посреди бедлама высокий светловолосый мужчина в расстегнутом гусарском мундире и почему-то одном сапоге размахивал пустой бутылкой и спорил с невидимым батюшкой. Хотя нет, почему невидимым? Роль батюшки успешно исполнял торшер. Явно чем-то был похож на князя.

–…указывать мне, старый ты мерзавец! С кем хочу, с тем и играю! Настоящие гусары никогда… Ах ты, трухлявый пень! — внезапно завопил князь и треснул бутылкой по торшеру. Тот предсказуемо рухнул (и по счастью погас), а князь рухнул рядом на колени и, размазывая пьяные слезы, принялся причитать: — Убился, что ж ты убился-то, батюшка? Долгов не отдал, поместье матушке не отписал и вдруг убился! Ай, батюшка…

— Князь, князь Волков! — позвала его мадам, оттолкнувшая с дороги Матильду. — Ваша невеста пришла! Жениться-то будете?

— Буду! — Князь вскочил, пошатнулся и схватился за нотариуса. — Видишь, батюшку от моей женитьбы уже кондратий хватил! А что кондратий? Велел жениться — я женюсь! Ах, моя дорогая невестушка, моя Мими, ты прекраснее всех на свете!..

— Да это ж комод, князь! — Мадам оторвала его от предмета мебели, который князь уже принялся покрывать страстными поцелуями. — Вот ваша невеста, Матильда Сатье! Иди сюда, дура, что глазами хлопаешь!

— Я туточки, ваша светлость! — Мими (она же Матильда Сатье) совместно с мадам оторвала князя от комода, и он тут же облапил ее и ущипнул за торчащую из корсажа грудь. — Ай, да вы шалун!

— Я твой муж! А ты теперь княгиня Волкова, запомнила, детка? Ну-ка, повтори!

— Я теперь княгиня Волкова, — радостно смеясь, повторила Мими. Ей все происходящее казалось отличной шуткой. — Княгиня из борделя!

— Достойная жена! Я за прогрессивную демократию! — во всю луженую глотку завопил князь, сверкая покрасневшими голубыми глазами.

«А ведь мог бы быть красавцем, — подумала Ольга. — Если бы был трезвым».

— Виват! Да здравствует демократия! Да здравствует княгиня Мими! — нестройно поддержали его собутыльники и так же нестройно запели что-то, долженствующее изображать свадебный гимн.

Нотариус достал из-за пазухи какую-то мятую бумагу, Матильде в руки сунули перо, и она старательно нарисовала кривой крест вместо подписи. А Ольга опять подумала: что-то брачный контракт слишком похож на настоящий. Странная шутка. А девица — клиническая идиотка. Вот же написано: вдовья доля десять тысяч рублей золотом, вот обязательство…

Прочитать дальше Ольга не успела, наконец-то провалившись в темноту.

Владимир, столица Руссии

Андрей Волков

Из тяжелого сна его вырвал поток вонючей воды в лицо. Невольно облизнув губы, Андрей сморщился и сплюнул:

— Merde! Степка, что творишь!

Денщик не ответил, только послышался жестяной звон ведра и шаги, отдающиеся вспышками боли в голове. Гнилостный запах лез в ноздри, горло саднило, во рту словно полк гусар ночевал. Все тело затекло до бесчувственности.

«Надо ж было так надраться, — мысли шевелились с крайним трудом, — чтобы заночевать в конюшне! Или не в конюшне? Пахнет уж больно гадостно».

С трудом пошевелив рукой, Андрей услышал металлический лязг. Руку что-то держало.

— Твою мать, — прохрипел он, разлепив глаза и обнаружив на руках кандалы. — Твою мать…

— Очнулся, ваше превосходительство, — донесся до Андрея незнакомый, сиплый и подобострастный голос.

Превосходительство? О нет! Только не отец!

Подняв голову, Андрей глянул вокруг… и промолчал. Все это слишком походило на дурной сон: серые склизкие стены, ржавый крюк в потолке, зарешеченное и не застекленное окошко, из которого сочился мутный утренний свет. Грязь. Вонь. Кандалы. Над Андреем — мужичонка в серой форме Второй (Смирной) Жандармерии, со связкой ключей на поясе и пустым ведром в руках.

— Выйди. — От приказа знакомым тихим голосом Андрей вздрогнул.

Господи, пусть это будет сон! Прошу тебя!

— Четверть часа, ваше превосходительство. Через двадцать минут смена.

Мужичонка, поклонившись куда-то в сторону, ушел. А Андрей зажмурился. Всего на миг. И сумел прямо встретить отцовский взгляд. Как всегда — холодный и презрительный. Впрочем, сегодня презрение переливалось через край.

— М-да, — уронил князь Михаил.

Несколько мгновений в камере висела давящая тишина. Андрей судорожно пытался вспомнить, как он здесь оказался, а главное — за что? Последним, что он помнил, была свадьба с франкской шлюхой. Мими, Коко, или как ее там? Демон бы помнил! Но не мог же отец запихать его в тюрьму за невинную шутку? И тюрьма явно не франкская, а русская. Наверняка столичная, Владимирская.

Проклятье. Как?!

В животе шевелился ледяной ком, норовил схватить щупальцами за горло.

— Нечего сказать? — так же тихо и тяжело уронил отец и слегка пнул Андрея по ноге. — Поднимайся, бесстыжий выродок.

— Ты перестарался с воспитательными мерами, папенька. — Холодное равнодушие далось Андрею тяжело. Но не показывать же отцу свой страх!

— Не достарался. Драть бы тебя на конюшне, да поздно.

Стараясь ровнее держаться на ногах и не морщиться от тошноты и головной боли, Андрей поднялся. Зазвенели кандалы на руках, скрепленные цепью с ножными.

Вот тут страх захлестнул его с головой, смял, выдавил дыхание. Каким бы «золотым мальчиком» ни был Андрей, даже он знал: в Руссии так сковывают лишь каторжан и смертников. После приговора.

Господи. Господи! Что происходит? Как? За что?!

— Объясни наконец, — едва удерживая голос от дрожи, спросил Андрей. — Неужто я так плохо исполнил твое повеление, что заслужил каторгу?

Отец побледнел, вздрогнул и шагнул к нему, замахнулся…

Оплеуха обожгла лицо, сбила с ног — Андрей упал бы, не будь за его спиной стены. Зато в голове прояснилось. И стало совершенно понятно, что это все — не сон.

— Ах ты, мразь. Пытаешься свалить свои грехи на меня? Гаденыш! — Отец снова замахнулся.

— Прекрати! — Андрей попытался выставить руки вперед, но цепь была слишком коротка, так что он снова едва не упал. — Проклятье… Хватит драться! Подумаешь, женился на Мими, что ты взбеленился? Вот бумаги, кстати. Ты же велел жениться, я и женился.

Он нес какую-то чушь, зачем-то совал отцу найденные за пазухой бумаги, а в голове было пусто-пусто, ни одной связной мысли.

— Ты… — отец нахмурился, забрал бумаги и отступил с таким видом, словно ему противно не то что касаться, а дышать одним воздухом с сыном.

Что ж, Андрею тоже было противно дышать тюремной вонью. Но не он себя сюда запихнул! И не набедокурил он на тюрьму, ни разу! Они с Морисом только собирались кое-что провернуть, что непременно должно было достать старого пня до самой печенки, но не до такой же степени!

— Я, папенька, я. Твой сын. Забыл, как я выгляжу?

— Лучше бы забыл. Ты… — Князь Михаил сжал кулаки и заложил их за спину. — У меня теперь только один сын, Ярослав. Слышишь? Ты, убийца — мне не сын!

Андрей пошатнулся безо всяких оплеух. К тому, что достойный и любимый сын у князя Михаила только один, младший — он давно привык. Но что он сам — убийца? Никогда!

— Ты с ума сошел. Никого я не убивал!

— Замолчи, я не желаю слушать твою жалкую ложь. — Голос князя снова был тих и тяжел. — Я здесь только из-за твоей матери. Аурелия плакала и просила за тебя, ошибка природы. Поэтому тебя не казнят.

— Казнят?..

Нет, это сон. Это не может быть правдой! Не может!..

— Последний раз я спасаю твою негодную шкуру, Андрей. Дай руки, — велел отец, доставая из кармана ключ и шагая к нему.

Поворот ключа — и кандалы упали с рук, а князь протянул ключ. Мгновение Андрей не мог сообразить зачем и только потом опустил взгляд на ноги. Выругался под нос по-франкски. Присел, опираясь на стену, отпер замок на ножных кандалах. Поднялся, отдал ключ.

— Иди, — отец махнул на тяжелую металлическую дверь.

— Кого я убил и когда? — Андрей встал напротив него.

— Не притворяйся агнцем господним, — нахмурился отец.

— Я не притворяюсь, демоны тебя разрази! Я никого не убивал! Никогда! Даже на дуэлях!

— Хватит, Андрей. Твоя ложь уже не имеет смысла. Тебя нашли рядом с убитым сыном Всеблагого Радетеля, пьяного вдрызг, в крови. Твои дружки не посмели тебя выгораживать. И если бы не твоя мать…

— Я пальцем его не трогал, клянусь!

— Замолчи, — хмуро покачал головой князь Михаил. — Поздно клясться. Все поздно.

— Но…

— Радетель успел к его величеству Николаю раньше меня, — открывая дверь камеры перед Андреем, сказал отец. — Твой приговор подписан и обжалованию не подлежит. За участие в запрещенной дуэли и убийство тебя предали анафеме и казнят сегодня в полдень.

— В смысле казнят? — Андрей оглянулся на покинутую камеру. — Ты же…

— Я не просил помилования для тебя. Лишь возможность проститься.

Отец сказал это так спокойно, что Андрей не сразу понял, что именно. А когда понял — едва удержался, чтобы не завыть. Отец даже не просил о помиловании. Не просил. Он просто выбросил неудачного сына из своей жизни, как бракованного щенка из помета породистой суки.

Он не пожелал разобраться. Выслушать. Действительно, зачем? Андрей — бездарное ничтожество, от него никакого толку для семьи. Он все и всегда делал не так, в отличие от младшего брата. Вот Ярослав — тот достойный сын. Если бы его нашли рядом с трупом, отец бы приложил все силы, чтобы спасти кровиночку, свою гордость и надежду. А Андрей… что Андрей? Нет такого сына у князя Волкова. И не было.

Проклятье.

И что теперь? Отец лично отвел его на казнь?

— Что теперь, отец?

— Не смей меня так называть, — холодно отозвался тот, остановившись перед очередной дверью. — Выходи, Андрей. Тебя ждет портал во Франкию, у поверенного семьи возьмешь деньги. При разумном использовании тебе хватит, пока не найдешь службу. Больше ты ничего от меня не получишь, даже не пытайся. Явишься ко мне или к матери — отправишься на плаху. Назовешь имя, с которым был рожден — сгоришь заживо, сам знаешь, как действует анафема. Пока же вместо тебя казнят бродягу. А ты исчезнешь. Прощай.

Дверь со скрипом отворилась, и Андрея толкнули в темную комнатушку. Он обернулся:

— Отец!.. — и осекся. Дверь захлопнулась перед его носом.

— Прошу, сударь, — раздался незнакомый голос. — Ваш портал.

Человек в темном плаще, скрывающий лицо под капюшоном, сделал какие-то пассы, и в воздухе зависло мутное овальное зеркало. Что-то затрещало, заискрило, в зеркале проступили контуры бедных домов и куч отбросов.

— Где это? — спросил Андрей, отступая к двери.

— Брийо. Идите скорее, сударь. Портал продержится не более минуты, — сказал незнакомец… и исчез.

Демонов маг! Демонов отец! Проклятье! Куда они хотят его запихнуть?! Вот в это дерьмо? Прямо в сточную канаву?! Не может такого быть! Не может, отец не мог…

Тут за его спиной послышались шаги, звон ключей, голоса… Обыденные, усталые голоса тюремщиков, рассуждающих, нужен ли смертнику последний обед. Все равно ж помирать, и не скажет он никому. А тут живые люди голодные сидят, жалованье-то крохотное, а семья большая. Так, может, и не надо убивцу обед нести? Чай, пропадет еда зазря, бывший князь-то сдохнет в полдень. А Единому неугодно, чтоб хорошая еда пропадала.

— Не дождетесь, сукины дети, — буркнул под нос Андрей и шагнул в мерцающий портал.