Антология хоррора – 2021

Марта Кауц

48 макабральных рассказов от современных авторов для твоего Хэллоуина. Ты узнаешь, как создать идеальную скульптуру, почему нельзя доверять незнакомцам в баре и чем опасно пальто на свалке. Книга содержит нецензурную брань.

Редактор Марта Кауц

ISBN 978-5-0055-5608-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

Трипофобия

Саймон старался держать равновесие. Его сжало плотным кольцом и втянуло в душный вагон, где окружили тучи влажных рубашек, раздраженные люди, закатывающие глаза, детский кашель и запашок бездомных. Его Высочество будничности — утренний час пик.

Под шляпой сильно вспотела голова, Саймону пришлось приподнять её и пальцами соскрести испарину с волос и кожи. Хорошо, что станция рядом. Работает он в южной части полуиндустриального округа и выход со станции встречает его ежедневной крепкой вонью, что за десятки лет мало претерпела изменений.

Зажав нос платком и стараясь идти как можно быстрее, Саймон обогнул не одну спонтанную помойку, прошёл под переполненными гудящими мостами. Отопнув с порога непонятно откуда взявшуюся крысу, вошёл в помещение и, наконец, глотнул свежего воздуха. Внутренний климат бизнес-центра — обитаемый остров для всего живого и хронически невыспавшегося. Высокий прозрачный, по сути — стеклянная капсула в бело-синих тонах с рабочим ульем вместо каркаса.

Работы перед отпусками всегда много. Особенно когда полно коллег по блату, за которых эту работу приходится делать. Развившийся на фоне этого невроз породил у Саймона привычку расчёсывать голову. Это успокаивало и помогало сосредоточиться, хотя не располагало к здоровью кожи. Нередко он останавливался посреди рабочей задачи, потому что обнаруживал под ногтями кровь с обрывками чёрных волос. Жена не раз грозила нанять терапевта, который колотушкой будет бить его по рукам в нужный момент. И теперь всё чаще он приходил к выводу, что, может, это и не такая безумная идея.

Саймон втиснулся в лифт и постарался устроиться у стенки. Перед ним встала женщина, сместив сумочку с бедра на ягодицу. Кожа Саймона пошла мурашками, но он не смог отвести взгляда — фактура сумки повторила полупустые соты и они начали разлагаться. В воздухе протянулся характерный запах распада. Начинка сот зашевелилась, готовая исторгнуть из себя сгустки посеревшей слизи и личинок. Комок тошноты поднялся с низа диафрагмы к горлу. Саймон зажал рукой рот, опасливо оглянулся, не зная, куда себя деть.

К счастью женщина продвинулась ближе к дверям и отвратительный аксессурар скрылся из виду.

— Привет, ты сегодня вовремя.

Бухгалтер Стивен придвинулся плечом к плечу и нервно почесал свой локоть. Уже как месяц он заимел такую же вредную привычку, что и Саймон, только расчёсывал до крови левую руку.

— Угу, — выдавил Саймон.

Перед глазами запечатлевшийся образ сот медленно начал бледнеть, наконец отпуская нутро. Из кармана прокуковала кукушка — смс от жены, о том, что в метро участились заражения новым вирусом, лучше ехать на такси. Саймон продублировал ей тот же ответ, что и Стивену, сделал упражнение «вдох-выдох» против дурноты и вышел на 26-ом этаже.

— Внимание, в связи с пандемией все сотрудники обязаны просмотреть обучающее видео и расписаться в журнале о ознакомлении, — требовательным голосом объявил заведующий по громкой связи.

Саймон скорчил кислую рожу, отнимая руку от головы. Этих видео он насмотрелся ещё с нового года и щекочущие позывы надолго отнимали у него аппетит. Тем не менее отсутствие на общем сборе могло сказаться на зарплате, а этого он позволить себе никак не мог.

Недружной толпой они направились в конференц-зал. Стивен занял место рядом с Саймоном и сложил руки, не зная куда их девать. Нервничал. Видимо тоже не хотел смотреть ролик.

— «Трипо ll», является производным от вируса «Дриопа"*, появившегося 20 лет назад, — начал приятный женский голос с экрана. — Мутация обоих вирусов вызвана антропогеными факторами в окружающей среде, основной из которых — загрязнение. Главный симптом — множество мелких болезненных отверстий на теле и характерная корочка. Последняя мутация вируса «Трипо ll» пока неизлечима, она поражает локальные участки тканей, нарушает кровообращение в коже и мышцах, в связи с чем появляются полые глубокие ячейки с характерной шестигранной структурой, в которых скапливаются отторгнутые лимфа и…

На экране запустилась нелицеприятная презентация людей со всем перечисленным на лице, глазах, спинах, ступнях и ладонях.

Саймон, зажав рот платком извинительно кивнул и вылетел из зала.

Присев на диван в холле, после недолгого отплёвывания в раковину, он вернулся к дыхательной гимнастике. В последнее время его восприятие слишком обострилось, он и так на грани, а день становится просто невыносимым. В этот момент он поймал себя на том, что расчёсывает голову и отвёл пальцы, хоть и поздно — расцарапал до крови. Теперь при мытье будет болеть.

На экране мобильного, лежащего рядом, высветился звонок: «Жена». Нехороший знак. Писать-то пишет, а звонит она в рабочие часы, только когда происходит что-то плохое. Он не хотел брать. Но если это важно? Пожар? Или газ… Взять пришлось.

— Саймон, нам надо переехать, здесь жить невозможно! Ты проработал пятнадцать лет, пора было уже скопить на переезд! Если один из нас заразится — мы вообще никуда не денемся. Этот вирус не лечат, а все контактирующие… — полилось из динамика. Видимо ей на работе тоже показали этот ролик.

— Если бы мы не ездили каждый год отдыхать, то давно бы съехали! — прорычал в трубку Саймон. — Но, нет! Тебе приспичивало каждый год!

— Но, а как без отдыха ведь? Мы с тобой это тысячу раз обговаривали, и ты снова как попугай — одно и то же! Куда ты дел все средства? Или я уеду отсюда одна!

— Ну и едь! — нажал на экране красный кружок и трубка умолкла.

Не выдержал, накричал, хоть и понимал, что зря. Он хотел переехать, хотел больше, чем всё остальное в этой жизни. Но денег скопить не получалось. Его много раз штрафовали, там, где он пытался халтурить, чтобы заработать быстрее. Где-то упускал деньги по банальной дурости. Он многое не делал по совести. Даже мусор из дома выбрасывал в канавы, потому что до ближайшего контейнера добираться очень неудобно и долго. А какая разница, если весь район и так одна большая помойка.

Голова зазудела не по-доброму. Он отправился в туалет, охладить кожу водой, как в коридоре навстречу выехала каталка с привязанным к ней Стивеном. Его левый рукав закатали до плеча и на нём до локтя поблескивали склизистые шестигранные дырочки, штук десять или двенадцать. И, судя по размерам, ходил он с этим давно.

Саймон нервно ускорил ход, заперся в туалетной комнате, вцепился в голову и начал драть её со всех сил. Когда боль пересилила зуд, он отвёл пальцы и увидел на ногтях оборванные куски водянистой кожи. Как во сне он рассмотрел их, ополоснул руки, приподнял пряди и трясущейся зеркальной камерой мобильного телефона сфотографировал голову.

По всей правой стороне, сквозь чёрные остаточные клоки волос зияли шестигранные до сантиметра дыры с красно-оранжевым содержимым. В ноздри мгновенно ударил запах гнили.

«Вирус передаётся через поверхности одежды и предметов. После прикосновения к заражённому участку необходимо продезинфицировать руки, изолировать поражённый участок и сразу обратиться к специалисту. Ни в коем случае не касаться пораженного места и чего-либо после него.» — прозвучали в мыслях заученные рекомендации.

Он прикасался к голове постоянно. Чего он мог касаться после неё? Клавиатуры, ручки дверей, кранов, ладоней коллег.

Касался себя — своих рук, шеи, ноздрей, языка, губ, глаз… Он касался жены.

*Дриопа — нимфа превратившаяся в тополь. Вирус получил название потому что кожа человека при болезни покрывалась красно-коричневой корочкой подобно древесной коре.

Ольга Андреенкова

Обрыв

Я уже сбился со счета, сколько раз за ночь я встаю и закрываю чертовы окна в доме. Это совершенно бесполезно — когда я проснусь в следующий раз, они вновь будут открыты.

И в них вновь будет прорываться жар горящей плоти вековых деревьев, а уши заполнит многоголосый страх, охватывающий меня до самого рассвета, сжирающий плоть сантиметр за сантиметром. Я буду корчиться от невыразимой боли, и голос мой вплетется в хор голосов диких животных еще одним животным криком, как было уже много раз до этого.

И только с наступлением утра я, наконец, вспомню, что в моем доме уже давно нет окон.

* * *

— Что тебя так беспокоит, Эш?

— Не знаю. Здесь красиво. Но почему-то мне жутко. Мороз по коже, словно предчувствие. Плохое предчувствие.

— Бред какой-то. На, накинь кофту. Возможно, тебя продуло. Я же просил Пола закрыть окно, черт бы его побрал…

Солнце клонилось к закату. Я с восхищением смотрел на темные шапки сосен, казавшиеся с высоты мшистым покровом. Эшли, моя сестра, стояла рядом и с тревогой вглядывалась в горизонт, словно видела в зареве угасающего солнца что-то пугающее.

Энди, Сандра, Ларри и Пол, — мои друзья, — обживали поляну. Вшестером мы отправились в трехдневный поход на Ведьмин Обрыв — весьма живописное место, славившееся огромными соснами и полным отсутствием контроля со стороны государства. Удивительно было, что при этом лес еще не растащили по бревнышку.

Поговаривали, что за это надо благодарить древнее ведьмино проклятье, уничтожающее любого, кто принесет лесу вред.

Людям свойственно придумывать небылицы, чтобы объяснить что-то, чего они не знают или не понимают. Это в их природе. Но я был настроен весьма скептически и не верил в подобную чушь.

Мы успели разбить лагерь аккурат до темноты. Наши палатки стояли вокруг обложенного камнями кострища. Огненные пляски отбрасывали причудливые тени на натянутые тенты, и даже Эшли, казалось, была ими заворожена, позабыв о недавней тревоге. Зашипели пивные банки и пакеты, заскворчали на огне сосиски. Разговоры наши постепенно становились более странными, и, казалось почему-то, что меня развезло больше всех.

Пока Энди отпускал в адрес Эшли шуточки, содержание которых ускользало даже от меня, Пол с Сандрой собрали весь мусор в несколько больших пакетов и бросили его вниз с обрыва, на головы многовековых великанов. На мои слабые протесты они лишь пожали плечами: машина стояла очень далеко, а мусор за ночь мог привлечь диких зверей.

Я хотел еще что-то сказать, но голова моя неожиданно закружилась. «Странно, — подумал я тогда удивленно. — Я точно выпил не настолько много.» Последнее, что я помню — звук застегивающейся молнии то ли спальника, то ли палатки, безумные пляски теней от костра и странные, хлюпающие звуки.

* * *

Я очнулся от душераздирающего крика, еле выпутался из спального мешка и вылез из палатки, оглядываясь. Костер продолжал ярко гореть, освещая все, что находилось на поляне.

— Вы… тоже это слышали? — спросил я у друзей, которые, видимо, еще даже не ложились.

Напротив меня сидела Сандра. Ее глаза слегка опухли. Ларри стоял возле своей палатки, то доставая из кармана телефон, то пряча его обратно. Энди ходил взад-вперед мимо костра, бледный, как полотно, и судорожно сжимал в руках пистолет. Пол следовал за ним молчаливой тенью.

Не было только Эшли.

— Это, наверное, был ветер, — неуверенно протянул Ларри.

— Или какое-то животное, — тут же вставил Энди.

— Меня больше волнует откуда у тебя пистолет, бро, — пробормотал я, глядя на оружие в руках друга. — И где Эшли?

Нечеловеческий крик вновь прорезал воздух, и мне сразу стало ясно, где его источник. Обрыв. Туда и направились мои друзья в то время, как я, не понимая до конца, что происходит, бросился к палатке сестры.

Ее внутри не было.

Я попытался позвать Эшли, но мой крик тонул в страшном вопле. Немного походив вокруг палаток в растерянности, я направился к друзьям, чтобы узнать у них что-нибудь и попросить помощи в поисках.

Когда я вышел к обрыву, Сандра, Пол, Энди и Ларри стояли ко мне спиной и смотрели вниз, на темное полотно леса. В ночи казалось, что его штормит, словно море, а посреди волн возвышается нечто нечеловеческое, вытянутое, с ломанными конечностями-ветками и длинными неряшливыми космами-волосами. Существо вытянуло пасть в сторону луны и вопило, вопило, вопило…

Вывел меня из оцепенения пронзительный хлопок — Энди держал в трясущихся руках пистолет и целился прямо в монстра. Прозвучал еще один выстрел, и еще.

— Прекрати! — заверещала Сандра, впиваясь ногтями в ладони парня. — Ты приманишь эту тварь!

Блестящие, словно напитанные лунным светом, глаза монстра уставились на нас. Существо сжалось и резко выпрямилось, взмывая в воздух. Блеснули стеклом в тусклом свете зубы в неестественно распахнутой пасти.

Пол с визгом сорвался с места первым и рванул в чащу леса. Ларри бросился следом, утягивая Сандру за собой. Энди же продолжал беспорядочно палить по существу.

— Ты что, с ума сошел? Бежим! — прокричал я прямо в лицо другу, схватив его за плечо, но Энди обезумел от страха. Он грубо оттолкнул меня, — я упал на спину, — и наставил на меня трясущееся дуло пистолета.

В нос ударил резкий гнилостный запах, и в следующее мгновение половина головы Энди с чавканьем скрылась в пасти монстра, заливая оставшуюся часть его лица густой гнойной слюной.

Я чувствовал, как от увиденного холодеют мои ноги, отказываясь двигаться, как увлажняется подо мной земля, как пот, проступающий на моем лице, стекает вниз с оглушительным хлюпаньем. Или же это хлюпала брызнувшая во все стороны кровь?

Существо изогнулось и по-собачьи бросило уже мертвое тело Энди в овраг.

Следующим был бы я, если бы чьи-то руки грубо не встряхнули меня. Почувствовав под ногами землю, я бросился бежать следом за спасшим меня Ларри, но почему-то мне постоянно хотелось обернуться.

Мы пронеслись мимо наших палаток, но вдруг Ларри остановился и попятился назад. Впереди, укутанный в высокие тени деревьев, стоял монстр, а у его ног лежало растерзанное тело Сандры.

Не удержавшись, я обернулся и онемел. Точно такое же существо, стояло у костра. Я с ужасом осознал, что оно почти полностью состоит из выброшенного нами мусора, приведенного в движение дьявольской, смертоносной силой. Чуть шелестели на ветре фольгированные этикетки, пластиковые контейнеры и упаковки сплетались в причудливые жгуты, блестели большие круглые глаза — банки. Но самым страшным было то, что внутри всего этого хлама было отчетливо видно человеческое тело. Ветви, служившие монстру ногами, прорастали прямо сквозь мертвую обескровленную плоть.

Неожиданная догадка пригвоздила меня к месту и испугала сильнее окруживших нас тварей.

Я просто стоял и смотрел на это нелепое, приближающееся пружинистой походкой создание, слушал тихий шелест фольги, дробь сердца, бьющую в виски, и хрип сжимающегося горла Ларри, сменившийся после щелчка ломающихся костей бульканьем.

— Эшли? — произнес я севшим от ужаса голосом. И почувствовал, как стоящий у меня за спиной монстр застыл в нерешительности, зеркально повторяя действия первого.

— Сэм? — плаксиво раздалось откуда-то из глубины существа. — Сэм! Энди угрожал мне пистолетом! И изнасиловал!

— Боже мой, Эшли! Когда?

— После того… как ты вырубился. Я осталась у костра и тогда… Сандра смеялась, Ларри снимал на камеру, а Пол… Пол тоже хотел, как Энди. Только я вырвалась. Я побежала к оврагу. Боялась кричать — Энди выстрелит и убьёт. А потом я падаю… Я падаю? Я…

— Эшли… — заговорил я, стараясь, чтобы голос мой звучал спокойно и уверенно. — Послушай меня, прошу…

— Что со мной? — верещало существо голосом Эшли. Тело его изгибалось и судорожно вздрагивало.

— Все в порядке. Мы просто поедем домой и забудем все. Все будет хорошо.

— Я мертва?

— Эшли! Послушай меня!

— Я мертва! Мертва!

Монстр пронзительно завопил и попятился назад, прямо в пламя костра. Огонь жадно перебросился с одной ветки на другую, и сухая листва вперемешку с мусором вспыхнула жутким, огромным факелом.

То, что раньше было моей сестрой, понеслось в сторону обрыва и упало камнем вниз прежде, чем я успел что-то предпринять. Следом, без колебаний, бросился и второй монстр.

Мне бы тоже стоило. Но я стоял.

Стоял и смотрел, как ослепительно-яркий шар огня перебрасывается с дерева на дерево, как поднимается в небо столб густого смоляного дыма, как корчится от боли лес, вопя сотнями голосов и вгрызаясь в ночное небо острыми языками пламени. Как ветер все сильнее и сильнее раздувает кострище, бросая мне в лицо опаленные ошметки пакетов, упаковок от шоколадок и праха моей сестры.

* * *

Людям свойственно придумывать небылицы, чтобы объяснить что-то, чего они не понимают. Это в их природе.

Моя же правда выглядела гораздо хуже любых баек, оттого моим новым домом надолго стали четыре желтоватые стены, в которых у меня было слишком много свободного времени, чтобы придумать сотни страшных историй про то, что я пережил в ту ночь.

Одно я знаю наверняка: однажды, когда я выйду отсюда, я сделаю то, что должен был сделать тогда. Я шагну вниз с Ведьминого Обрыва прямо в горящую пасть леса, преследующего меня по ночам, чтобы подарить свое тело одному из безликих существ, охраняющих лес по древнему ведьминому завету. И тогда я вновь смогу увидеть Эшли. И остальных.

Ксения Кондрашова

Уроды

Наш мир жесток. Он состоит из эпидемий, ядов, человеческой или звериной злобы и катастроф. Из катастроф в последние годы всё чаще. Появление первых в Европе промышленных предприятий стало причиной отравления токсичными отходами, загрязнения воды и воздуха, истребления целых городов. Вымирание и болезни — вот, к чему мы пришли в результате эволюции. И вот с чего началась моя история.

Я родился, и ужаснулся весь мир. Мать и отец не смогли вынести этого горя, а потому отдали меня в приют. Можете представить, каково это — жить в детдоме, имея физические отклонения? А если ты при этом ещё и настолько уродлив, что даже смотреть тошно? Я знаю и скажу с уверенностью, что не пожелаю такого врагу.

Ежедневно, с отражения в зеркале на меня глядело чудовище: тонкая, будто оплавленная кожа свисает с черепа, закрывая глаза; вместо носа дыра, разделённая тонкой перегородкой недоразвитого хряща. Абсолютно лысый череп с деформированными ушами. Я напоминал себе жертву кислотной атаки. Атаки, свершившейся ещё до рождения.

Шли годы, я взрослел, и к моему удивлению наш приют начал заполняться такими же, особенными детьми, как я. Врожденные аномалии стали проявляться всё чаще. Отсутствие пальцев или конечностей, деформация черепа, патология развития кожи или костей. Цирк уродцев. Вот на что стал похож наш детский дом, превратившийся в спецучреждение закрытого типа.

С самого детства нам вбивали в головы, что мы никому не нужны, мы бесполезны и нам никогда не вписаться в обычный мир. Наши воспитатели не пылали к нам ни тёплыми чувствами, ни даже простой жалостью. Только холодная отстранённость, брезгливость и желание поскорее уйти домой.

Я жил в детдоме уже десять лет, когда в него пришёл Макс. Он смотрел на нас и улыбался, будто видел какой-то скрытый потенциал. И в этом было зерно истины. Макс пообещал нам славу и безбедную жизнь. А ещё пообещал показать целый мир! Только бы мы согласились стать частью его необычного шоу.

Он предложил нам выйти за пределы осточертелого интерната и начать новую жизнь. Жизнь, в которой тебя будут любить, а не унижать. Смотреть на тебя, а не прятать взгляды. И мы согласились. Все, кто хоть сколько-нибудь был полезным. Держать нас, конечно, никто не стал.

Макс возил нас по городам Европы, придумывая программу. Чтобы мы не просто стояли на сколоченных из прогнивших досок сценах, но и могли удивить публику.

Лисоподобная Оливия, например, вытаскивала из обшарпанной шляпы маленького крольчонка. Она глядела на него своими раскосыми, едва открывающимися глазами, но, кажется, совершенно ничего не понимала. Неизменно кролик вырывался из ее худых рук, слабых и убегал подальше от оголтелых зрителей.

Медведь-Сэмми выходил на сцену, окованный ржавой цепью, и рычал, глядя в толпу раскрасневшимися от палящего солнца глазами. Поначалу это было даже забавно, косматый малыш, пытавшийся выглядеть устрашающе. Однако со временем Сэм возмужал и его выступления действительно стали пробирать до дрожи. Толпа ликовала, глядя на прирученного зверя.

Трехрукая Энни жонглировала разноцветными шариками, ловко перекидывая их между собой. Позже мячи сменились клинками. А спустя еще какое-то время — горящими факелами. Энни тогда была почти вся покрыта ожогами. А часть волос на ее голове были уничтожены до самых корней. Но огненные всполохи всегда вызывали трепет, а потому не номер приносил неплохие деньги. И Энн приходилось терпеть.

Что же до моей роли во всем этом цирке, я был ведущим. Заводилой. Глашатаем. А так же рисовал афиши. Я начинал наше представление с небольшой речи на помосте и постоянно заканчивал его глубокими мыслями о том, какой ценой далась нам индустриализация. Вот, чем отплатила природа, пытаясь выжечь человечество с лица земли.

Спустя десять лет постоянных скитаний, наша труппа разрослась до десяти человек, не считая Макса. Сиамские близнецы Дэнни и Робби, сросшиеся в районе таза и имевшие на двоих сразу три ноги. Милашка Полли, родившаяся с одним единственным глазом, расположенным ровно по середине лба. Гигант Эдвард, имевший рост почти семь футов. И ещё несколько чудесных ребят.

Однако всему хорошему когда-то приходит конец. Нас это тоже не избежало. Измученные болезнями и врожденными аномалиями тела моих товарищей разрушались. У кого-то отказывали внутренние органы, кто-то умирал от инфекций во время пути.

И вот однажды утром, похоронив медвежонка Сэмми, мы с Максом оглянулись и поняли, что, кроме нас и ещё пары человек, больше никого не осталось. Природа перестала мстить людям за их кощунство. Наверное, поняла, что это бессмысленно. Новорожденных с дефектами становилось всё меньше. Поэтому в наш цирк больше никто не приходил.

Мы скитались по континенту ещё почти год в поисках «свежей крови». Теряя остатки накопленных средств, надежду и товарищей. Из-за череды постоянных неудач Макс пристрастился к бурбону, лишив себя в конце концов человеческого облика и связи с реальностью. Мне было жаль этого измученного, уставшего человека. Однако я даже не представлял, как нам помочь. В каждом городе, в каждой деревне на нас показывали пальцами и глядели испуганными глазами розовощекие, абсолютно здоровые дети.

И я злился на них! Злился на эту шутку природы. Ненавидел весь мир за то, что он лучше, чем я. Что он нормален, полноценен и… Чист. Идея пришла ко мне однажды бессонной ночью. Я понял, что раз природа отказалась уродовать людей, это должны будем сделать мы. Мы сами. Чтобы не сдохнуть с голоду.

Макс был остервенело пьян. Он почти не соображал, когда я привёл в фургон трехлетнюю беспризорницу. Я нашел ее на тёмной улочке какого-то захудалого британского городишки. Она была светловолоса, невинна и очень доверчива.

Девчонка брыкалась, кричала и плакала, пока я поливал её маленькую головку серной кислотой. Я умолял её потерпеть, поглядывая на кожаные ремни, которыми привязал малышку к стулу. Девчонка всё умоляла о пощаде. И даже не подозревала, какая же она получилась прехорошенькая!

После всех изменений девочка стала так похожа на меня, что я в миг проникся к ней отеческой любовью. Макс рыдал, снимая дрожащими руками бинты с ее оплавленной кожицы. Один глаз девчушки слишком сильно пострадал в результате преображения, а второй почти полностью закрылся оплывшим веком. Зато как звонко и хорошо она пела! И как жалостливо…

Так в нашей семье появилась Элис.

А после к нам присоединился маленький Марк, которому пришлось отрезать правое ухо и удалить носовые хрящи. Зато мальчишка был очень талантлив в танцах. Маленькой Кэтти я собственноручно вывернул обе ступни, сделав ее походку похожей на крабью.

Я ловко справлялся с тем, с чем перестала справляться природа. Создавая своих пугающих живых кукол, я достиг совершенства, достиг своего величия, хотя, вряд ли кто-то оценит мое мастерство. Но нельзя отрицать того, что я дал этим беспризорникам и попрошайкам шанс стать частью чего-то великого, а не просто сгнить на улицах города!

Я дал им светлое будущее через боль и увечья. Будто Бог, наградивший их чистые души страданием.

Юлиана Еленина

Кыштым

Чем дальше автобус уезжал от Екатеринбурга, тем сильнее тревога захватывала меня. Я смотрела на горящие окна многоэтажек, мелькавшие в окне, и даже не догадывалась в тот момент, что едва ли мне удастся вернуться из этой командировки прежней.

Я опоздала на ночной автобус, которым планировала ехать, буквально на семь минут. Я должна была оказаться в Магнитогорске к утру, и в расписании остался только один автобус. Протянув паспорт кассиру, я промямлила:

— Один билет на Магнитогорск на одиннадцать вечера через Миасс.

— Что? Девушка, громче! — Кассир развернула паспорт на второй странице.

— На двадцать три ноль-ноль один билет до Магнитогорска, — в этот раз получилось скороговоркой, зато громко, — через Миасс.

В автобусе нас было всего трое. Но это было уже неважно. Не успели мы окончательно выехать из города, как я, накрывшись пиджаком, уже задремала.

* * *

Проснулась я среди ночи от того, что кто-то шептал прямо в мое ухо: «Беги-и-и!». Шепот был настойчивым, протяжным и пугающим. Я резко открыла глаза и села в кресле. Рядом никого не было. Сердце прыгало в груди, как сумасшедшее.

Автобус стоял на стоянке перед автовокзалом Кыштыма, и все, кроме меня, уже покинули салон.

Водитель жестом показал мне, что нужно выйти к остальным.

В лицо ударила ночная прохлада, и я сразу взбодрилась. На привокзальных часах светилось время: 2:04. Неудивительно: темень вокруг непроглядная, до рассвета еще далеко.

Женщина лет шестидесяти, сидевшая в автобусе где-то в конце салона, поймала мой взгляд и первой начала разговор:

— Водитель говорит, придется переждать ночь. В автобусе сорвало какой-то ремень и дальше он не поедет, а утром за нами пришлют другой.

Меня накрыл новый приступ тревоги. Такая пауза означала, что завтрашнюю встречу я точно пропущу и месяц работы может пройти впустую.

Вместе с остальными я направилась к дверям, но тревога, мучившая меня, внезапно усилилась. Ноги мои отрывались от асфальта с трудом, а грудную клетку сдавил спазм. Каждый вдох давался с трудом. Мне было страшно. И чем ближе я подходила к этому чертовому автовокзалу, тем сильнее накатывал страх.

Я бы все отдала, чтобы не приближаться к этому месту, хотя перспектива остаться в ночи на улице маленького городка пугала меня до чёртиков.

Собравшись с духом, я открыла дверь. И за ней оказался вполне обычный зал ожидания: несколько рядов стульев и дежурная за столом возле входа. Около семи-восьми ожидающих пассажиров (или, может быть, случайно зашедших городских) дремали на стульях.

Я осмотрелась: нет, не спали. Каждый, кто был в этом зале рассматривал моих попутчиков и меня. И я вдруг поняла: их глаза в блеклом свете автовокзала отсвечивали фиолетовым.

Я перевела взгляд на дежурную. Обычная тетка лет пятидесяти с одутловатым лицом нездорового серого цвета. Глаза ее также отсвечивали фиолетовым.

Мы с попутчиками, не сговариваясь, придвинулись ближе друг к другу. Нас было всего трое: молодой человек с рюкзаком, скорее всего, студент, добродушная женщина, предупредившая меня о поломке автобуса, и я. Не густо!

Дежурная подняла голову, сфокусировала на мне взгляд и встала из-за стола. Ее движения были угловаты и неестественны. Разом люди вокруг нас образовали плотное кольцо. Они двигались синхронно, как один большой живой организм.

Дежурная приблизилась еще и начала говорить:

— Зря вы приехали, — ее губы не двигались. А голос звучал одновременно со всех сторон, — эта земля не любит чужих.

Меня накрыло волной панического ужаса. Я чувствовала, как холодный пот ручейками стекает по моей спине.

— К-к-к-то вы? — мои зубы начали постукивать друг о друга.

— Мы одни. Мы едины. Мы одно. — они безэмоционально повторяли одно и тоже со всех сторон, — мы одно. Весь город одно. Грибы. Связаны.

Студент рядом со мной начал догадываться:

— Они все из одной грибницы. Весь город. Эта дрянь заразила весь город. Но как?

Люди вокруг не умолкали:

— Светится. Розовое светится. Вода. Везде вода. Не позволить чужим отравлять воду.

Женщина за моей спиной ахнула:

— Розовое — это авария на Маяке. Тут же был взрыв, радиация. Но это было так давно, неужели они все здесь из-за той аварии?

Люди вокруг синхронно повернули голову в ее сторону:

— Ты с нами. Ты наша. Пить воду.

Я успела подумать, что эта женщина действительно купила чай у дежурной. Был ли шанс ее спасти?

Возникла секундная заминка. Это был наш шанс! Студент толкнул женщину в толпу и мы наперегонки помчались к двери, расталкивая людей вокруг.

И мне повезло больше! Перед самой дверью, они все-таки догнали нас. Моего попутчика подвел рюкзак, за лямку которого его поймали и начали тянуть назад. Я выскользнула за дверь и, стараясь не обращать внимания на душераздирающие крики за спиной, побежала вперед.

Я бежала по улицам, стараясь прятаться от рассветных лучей. Город просыпался, но по пути я не встретила ни одной живой души. Молчали даже птицы. От накатывающего страха мутило, по пути меня стошнило, но легче не стало. Пришлось сбавить темп.

Я блуждала по улицам, не зная куда идти, пока не увидела за домами кромку леса. Мне было уже неважно, куда идти. Лишь бы не оставаться в этом проклятом месте.

Прямо на опушке леса, рядом с дорогой я увидела автомобиль ГИБДД и инспектора. Он был вполне живым, розовощеким и глаза его не отсвечивали фиолетовым. Обрадовавшись, я ускорила шаг.

Инспектор увидел меня и вытащил табельное оружие из кобуры и наставил его на меня:

— Не подходи!

— Но… Я… Они погибли, все погибли, — по моим щекам катились слезы.

— Ты была на автовокзале?

— Да.

— Ты не выйдешь из города, ты можешь быть заражена. Возвращайся обратно!

— Но они убьют меня!

— Убьют, — инспектор кивнул и недобро ухмыльнулся, — обязательно убьют. Если ты не станешь одной из них.

Алёна Ласукова

Землю от нас тошнит

— Что может быть страшнее снежной бури в горах? — Катя блеском своих огромных глаз в темноте передавала тревогу всей группе, вышедшей после ужина полюбоваться звёздным небом.

Егор, парень Кати, весело улыбаясь, начал перечислять:

— Да что угодно! Горная болезнь с галлюцинациями, срыв с горы, сход лавины, землетрясение, извержение вулкана…

— Говорят, на вершинах Эльбруса сохранились кратеры от извержений. Учёные считают, что Эльбрус — это бомба замедленного действия, он может проснуться через несколько десятилетий! — подхватил Мишка, молодой военный, как и все, приехавший покорить самую высокую точку Европы.

— А ещё говорят, что землю от нас тошнит, поэтому она извергается… — до сей поры молчавший Иван сосредоточенно смотрел в черное небо, как будто пытался там рассмотреть что-то очень важное, но кроме звёзд ничего не видел. — Говорят, мы паразиты на теле земли — ползаем по ней, отравляя все на своём пути, залезаем в каждую щель, забираемся на самые высокие точки. А многие ведь даже не знают, для чего?

— Мда, не слишком у вас позитивный настрой! — Егор улыбнулся. — Мы же не собираемся ничего отравлять! Просто заберёмся и обратно.

— Да это я так. Я не об этом…

Иван работал гидом уже 15 лет, за это время он совершил не один десяток восхождений на Эльбрус. От ребят из других групп мы знали, что в прошлом году во время сильной бури три человека из его команды погибло.

На высоте 3800, во тьме горной ночи звезды совсем другие. Огромные. Настоящие… Кажется, что можно протянуть руку и сорвать одну себе на память. Если бы это было возможно, люди давно разворовали бы все звезды и луну сожгли, просто так, для развлечения. И прекрасное ночное небо стало бы просто тьмой.

Я задумалась, а для чего МНЕ нужно это восхождение? В первый день на собрании всем членам группы задали этот вопрос. Кто-то ответил, что за компанию с мужем (женой), тем в свою очередь подарили сертификат. Некоторые занимались экстремальными видами спорта, им не хватало чувства опасности, адреналина и они решили попробовать это. Многие просто хотели доказать себе, что способны покорить Эльбрус, а я ответила, что я художник. Вернее, я учусь на художника и приехала воочию увидеть горные пейзажи, поближе рассмотреть облака, прикоснуться к красоте и в дальнейшем все это описать на холсте красками.

Впервые увидев Эльбрус, я разглядела в заснеженных неровностях горы настоящее лицо, с печальными глазами и подумала на мгновение, что гора живая. Пейзажи действительно были удивительными, во время первых акклиматизационных выходов у меня щемило в груди, а на глаза наворачивались слезы. Величие горных массивов давила на меня, тишина оглушала, хотелось преклониться перед этой первозданной красотой. Я чувствовала себя маленькой и ничтожной, такой, какой я на самом деле и была.

Но я солгала. На самом деле, я точно не знаю, зачем я приехала. Для чего мне рисковать своей жизнью? Тут же возникает следующий вопрос, мучавший меня много лет, а для чего я вообще живу?

— Маш, ты что такая задумчивая? Да не бойся, все будет хорошо! — Мишка хлопнул меня по плечу, и я слабо ему улыбнулась.

— Пора ложиться спать. Завтра в 22:00 начнётся самый важный этап — то, для чего все мы здесь собрались. — Иван в последний раз взглянул на ночное небо, но так и не увидел то, что искал. Он пошел в свой вагончик, и мы тоже отправились отдыхать.

Поспать толком не получилось, я проворочалась пол ночи, а если и засыпала на 10 минут, то снилась мне какая-то жуть. Я списала все на волнение. После обеда начались активные сборы, и вот, настал час пик. Время выхода.

В кромешной темноте, освещая себе путь налобными фонариками, мы шли медленно, маленькими шагами. По-другому дойти невозможно, слишком мало воздуха. Мы шли уже около пяти часов, как позади я услышала всхлипывания и невнятно бормотание. Я шла последней. Там никого не могло быть.

Я вспомнила, как нам говорили про горняжку и галлюцинации на высоте, но все же решила обернуться и увидела силуэт в снегу. Я остановилась, как вкопанная.

— Эй, ребята, там кто-то есть! Остановитесь!

Меня никто не услышал. Всхлипывания перешли в плач, и я решила подойти, спросить, кто это, а потом вернуться за группой.

Это оказалось не так просто, я шла быстро и начала задыхаться. Добравшись, я буквально рухнула на колени и оказалась лицом к лицу с… трупом. Это был труп замерзшей девушки. Что за чертовщина?

Не помня себя от ужаса, я бросилась догонять группу. Кое-как я добралась — они устроили привал — упала на колени и заплакала.

Но никто меня не замечал. Все сидели неподвижно, некоторые разбрелись в разные стороны. Я нашла Ивана и села рядом.

— Там труп девушки. Мне показалось, что она плачет, но она мертвая. Что вы делаете? Вы меня слышите?

Иван рыл яму в снегу голыми руками и что-то приговаривал. Очки и каску он тоже снял, волосы его моментально замёрзли на морозе. Он взглянул на меня пустыми глазами и сказал:

— Нужно их похоронить. Они все мёртвые.

Я медленно встала и отошла. Он сошёл с ума, это видно невооружённым взглядом. Я начала трясти остальных, но они не реагировали. Нужно возвращаться за помощью.

Мне пришлось развернуться и в темноте идти в обратном направлении. Часа через три я поняла, что заблудилась. Солнце все не вставало, и меня пробрал страх. Сквозь вой ветра снова послышался плач, вдалеке лежал силуэт. Не уже ли тот же? Этого не может быть.

Я подошла. Та же замерзшая девушка, но на этот раз я отчётливо слышала, как она плачет. Я наклонилась. Ледяной посиневшей рукой она крепко вцепилась в мой рукав.

— Я потерялась… Отстала от группы. У меня дома маленькая дочь… Мне нужно домой. — её глаза были белесыми, замерзшими на веки. Но она говорила, она плакала. — Помоги мне! Не бросай меня здесь одну!

— Я приведу помощь. — я пыталась оторвать её руку от своей куртки. — Честное слово, я позову кого-нибудь!

Я отцепилась, и ее рука безжизненно упала на снег. Она была мертвая. Уже давно.

Захлебываясь слезами, я побрела дальше и столкнулась с группой людей, цепочкой шедшей наверх.

— Эй, подождите! Мне нужна помощь!

Я ухватила одного за плечо и развернула. У него не было пол лица, а в глазах застыл ужас. Приглядевшись, я поняла, что все они были в военной форме и сильно изувечены. Один из них закричал:

— В бой!

Раздались выстрелы, солдаты падали, но вставали и шли вперёд. Для чего? Я упала на снег и закрыла голову руками. Не знаю, сколько это продолжалось, но когда я открыла глаза, ничего уже не было: ни выстрелов, ни солдат. Только тишина и вой ветра.

Сил идти уже не осталось, я просто лежала и хрипела, я умирала. А может быть, я уже давно умерла? Мимо меня шли люди, такие же мёртвые, как я, они искали кого-то, или что-то, они все шли наверх. Для чего?

Земля подо мной затряслась. Кажется, началось, я знала, что это начнётся. Гора начала реветь и стонать. Она была живой, я чувствовала её дыхание. Я чувствовала её боль. От войн, от нашей эгоистичности, никчемности, от ран, которые мы ей наносим. Землю от нас тошнит. Она содрогалась все сильнее. Мои глаза пронзил ослепительный свет, и я их закрыла…

— Маша! Мы дошли, слышишь? Мы это сделали!

Рядом со мной стоял Мишка, тряс меня за плечо и улыбался во весь рот.

— Как дошли? Когда?

— Пять минут назад. Ты хорошо себя чувствуешь?

Мишка помог мне встать. Я поняла, что лежала на снегу, а вокруг сновала вся моя группа. Они фотографировались, что-то кричали и поздравляли друг друга.

— Да! Да, я хорошо себя чувствую! Очень хорошо! — я улыбнулась и заплакала.

Юлия Филоненко

Потерявшиеся

Обычный спальный район, каких много в городе. Дома разных годов постройки. Днем тут спокойно и тихо, все жители на работе. Ближе к вечеру они начинают слетаться, как пчелы в улей. Накупив полные пакеты продуктов, люли поедают их, заперевшись в своих квартирах. Утром с этими же пакетами ручеек сонных граждан тянется к остановке транспорта мимо мусорных бачков. И так каждый день.

Вдруг в тихом болоте ежедневной рутины стали происходить странные события. В местное отделение милиции обратилась женщина с заявлением о пропаже мужа. Случай был анекдотический: мужчина пошёл вечером вынести мусор и пропал. Участковый Васин тихо давился от смеха, когда принимал заявление. Тётка была сварливая и неухоженная, не мудрено, если муж все это время пропадает у красотки в соседнем доме.

Полиции стало не до смеха, когда люди начали пропадать регулярно. Прибежала прилично одетая женщина, ещё красивая, со следами глубокой печали на лице. Она искала сына, студента двадцати лет. Ну, как студента? Он только числился в учебном заведении, за которое мать отваливала немалые деньги. Участковому парень был хорошо известен, он занимался распространением наркотиков. Поймать с поличным было сложно, пакеты с порошком он закапывал в разных местах. История вырисовывалась понятная: полиция не поймала, значит свои убрали.

Потом пропали два рабочих, которые пошли выносить строительный мусор после ремонта. Круг явно сужался. Все нити вели к мусорным бачкам, стоявшим между двумя многоэтажными домами. Этот квартал был построен лет сорок назад, когда ещё жива была мечта сделать «город-сад». Новые дворы сразу же озеленяли. После стольких лет дома были окружены высокими деревьями, которые загораживали окна, задевали электропровода, иногда падали во время сильной грозы. В узких пространствах между домами были маленькие островки зелени, неизвестно как выживающие между двух встречных потоков выхлопных газов. Их даже сквериками не назовёшь. Это маленькие свалки среди бесхозных, повалившихся деревьев.

Картину неухоженности довершали бачки мусора, которые именно там и решили пристроить. Вернее, все было устроено цивильно, только местные жители свои отходы до бачков не доносили. Им было лень сделать два шага, и они бросали пакеты прямо в кустах. Бачки регулярно чистили, убирали вокруг них строительный мусор, но заросли кустарника никто в порядок не приводил. Зимой весь этот бардак был заботливо припорошен снегом, а летом укрывался сочной, зелёной листвой. Частично мусор разлагался, но природа могла быстро справиться не со всем.

Так рассуждал Васин, которому по долгу службы пришлось искать следы предполагаемых преступлений, а вернее отходы. Первое, на что он наткнулся, было старое пальто, которое показалось до боли знакомым. Такое носил зимой и летом местный бомж. Его участковый регулярно гонял из подъездов по жалобам жильцов и был несказанно рад, когда вонючий клиент пропал после сильных морозов. Этого исчезновения никто и не заметил. Васин брезгливо приподнял носком ботинка пальто, но под ним ничего не было, хотя очертания напоминали лежащего человека.

Рядом лежали пакеты всех известных торговых точек, которые были в округе. Может среди них прятался тот, что выносил муж хабалистой тётки, подавшей заявление первой. А вот эту шапочку участковый узнал сразу. Её носил зимой и летом бывший студент. Обстановка становилась зловещей. Бывалому участковому стало не по себе, когда он узнал кусок обоев. Васин видел такие в квартире умершего алкаша. Именно её ремонтировали рабочие, которые бесследно исчезли вместе со строительным мусором.

Было ясно, что это место преступления, но детали его оставались загадкой. Васину предстояло копаться в этом дерьме в поисках улик. Перспектива была из неприятных. Мужчина стоял над этими кучами мусора и раздражённо курил. Он вспоминал свою, единственную в жизни, поездку за границу вместе с бывшей женой. Как там везде чисто, прибрано. Ведь кто-то за это отвечает, всем занимается. Васин про себя ругал наше разгильдяйство последними словами, которые нельзя было вносить в протокол.

Надо было с чего-то начинать. Васин зло бросил на землю окурок и смачно плюнул. В то же мгновение он почувствовал, что его кто-то схватил за ногу. Что за ерунда? Рукав вонючего бомжатского пальто обвился вокруг щиколотки и настойчиво дёрнул. Рывок был такой силы, что высокий мужчина упал, как подкошенный. Минута, и его засосало под эту рухлядь, как будто и не было никогда Васина. Только форменная фуражка одиноко валялась в кустах.

Елена Печнина