Жуткая тайна Казантипа. Книга третья

Марк Агатов

Маркус Крыми никогда не хватал звезд с небес. Он сочинял детективы, которые издавались небольшими тиражами. Но все изменилось после того, как к нему попали секретные материалы ЦРУ. Писатель включает взрывоопасные документы в будущую книгу. Об этом узнают агенты ЦРУ. Они уничтожают рукопись, похищают его жену и пытаются убить автора. Казалось бы, выхода нет, но тут на помощь писателю приходят шесть фотомоделей. Их оружие: страстная любовь, женское коварство, гипноз и… сто килограммов взрывчатки…

Тупик Чубайса, №13

Стрелки часов показали полночь в тот самый момент, когда писателю Маркусу Крыми наконец-то удалось остановить проезжающее мимо такси.

— Куда ехать? — приоткрыв дверцу, спросил пожилой узбек в клетчатой рубашке и тюбетейке на лысой голове.

— Тупик Чубайса, №13, — сообщил писатель.

— Первый раз слышу о такой улице, — недовольно произнес таксист. — А кто он, этот Чубайс, ученый, поэт, музыкант?

— Тупик Чубайса за Курским вокзалом, — пояснил Барский. — А кто он на самом деле, я не знаю.

— Значит, гастарбайтер из Окраины, — указав пассажирам на заднее сидение, произнес водитель.

Гарик, как истинный джентльмен, пропустил вперед свою давнюю знакомую, психолога из Краснолиманска Веру Самойлову. И сев рядом, спросил у водителя: «Почему из Окраины?».

— Так на Курский все поезда из Окраины приходят. И я так думаю, что человеком он был не совсем хорошим. Хорошими именами называют проспекты, улицы, а тупик, он и в Узбекистане тупик.

— У вас удивительная логика, — вмешалась в разговор психолог.

— Логика у меня нормальная, — обиделся гость столицы. — Я ведь не просто так спрашивал, кто он такой, а для того, чтобы узнать, где расположен «тупик Чубайса». Если он художник, то я открываю белый блокнот, если музыкант — серый, а если писатель, то красный.

— Чубайс и его четыре подельника Максим Бойко, Александр Казаков, Альфред Кох, Пётр Мостовой в конце 1997 года получили авансом по 90 тыс. долларов каждый от издательской фирмы за ещё не написанную книгу «История российской приватизации», — сообщила водителю Самойлова.

— Это ж какие деньги платят писателям!? — изумился таксист, умножая вслух гонорары соавторов «Истории приватизации» на цифру пять. — 450 тысяч долларов получилось. Да я за свою жизнь столько денег не заработаю.

— Какой он писатель? — возмутился Маркус Крыми. — Самый обыкновенный жу…

Но произнести слово до конца не смог из-за приступа кашля.

«И чего это на меня кашель напал? — мысленно удивился писатель. — Может, аллергия на Чубайса и его подельников?».

«Это не аллергия, — успокоил его внутренний голос. — Просто Вера даты перепутала. Она рассказала о том, что будет в девяносто седьмом году, а до этого года доживут не все из тех, кто едет в этой машине».

После этих слов кашель тут же исчез. Пассажир посмотрел на тюбетейку московского таксиста.

— Ты напрасно его оскорбить хотел, — как ни в чем не бывало, продолжил водитель. — Чубайс очень большой писатель, раз получил такие большие деньги за еще не написанную книгу. И теперь я знаю, где искать этот тупик Чубайса. Он в красном блокноте. Там у меня все улицы и памятники писателям есть. Открываю слова на букву «Че» — Чехов, Чаадаев, Чуковский. А вот вашего Чубайса тут нет. И что будем делать?

— Дописывать в блокнот, — улыбнулась Вера. Ей нравилось подкалывать малограмотного шофера из Узбекистана.

— Дописать-то можно, только вначале его найти нужно. Вот сейчас бабку на остановке спрошу про этого Чубайса, она старая, должна знать, где эта улица, где этот дом.

Водитель остановил такси, подошел к женщине и что-то долго ей говорил, размахивая руками. А когда вернулся, сообщил, что тупик Чубайса находится сразу за светофором.

— Бабка его совсем не любит, — покачал головой водитель. — Просто бешенный стал, как фамилию Чубайс услышал. А мне такие, как Чубайс, наоборот, нравятся.

— Чем они нравятся? — спросила Вера. Теперь она следила не за тем, о чем говорил водитель, а за его странным акцентом, который то появлялся, то внезапно исчезал.

— Один удар сделал, и всё, в дамках, — погладил себя по животу водитель. — Только у меня пока так не получается. Все, что ни делаю, — мимо кассы.

Вскоре водитель затормозил у первого подъезда тринадцатого дома.

— Гарик, я могу помочь тебе, — предложила Вера. Она держала Барского за руку и, не мигая, смотрела ему в глаза. С Гариком Вера знакома была еще с тех пор, когда он учился в медицинском училище и подрабатывал санитаром в Казантипской психбольнице, а аспирантка Самойлова лечила там больных при помощи гипноза и внушения наяву. С тех пор прошло много лет. 18-летний мальчик возмужал, повзрослел и стал писателем. Свои детективы он подписывал псевдонимом Маркус Крыми.

— Ты меня, что, опять гипнотизируешь? — недовольно спросил Барский.

— Нет. Просто я хотела помочь. У тебя, наверное, много вещей, — смутилась женщина, отводя в сторону глаза.

— Я сам все соберу. Мне помощницы в этом деле не нужны, — резко мотнув головой, произнес Барский. Но тут же, сменив тон, продолжил:

— Я быстро. Одна нога здесь, другая там.

— Ты рукопись «Пятой колонны» не забудь, чтоб не возвращаться потом, — напомнила женщина.

— Не забуду.

— А вы, что, тоже писатель, как Чубайс? — пристально посмотрев на Гарика, спросил водитель.

— Писатель, — улыбнулся Барский. — Можешь называть меня Чубайсом. Я ж в его доме живу.

Покинув такси, Гарик направился к подъезду. Под ударами ветра старый дом стонал и скрипел, как древний старик, доживающий свои последние дни на этом свете. Лампочки над входной дверью не было. Ее вырвали вместе с плафоном местные алкаши. Темно было и в подъезде. Гарик поднялся на третий этаж. В этот момент из-за тучи вышла полная луна, заливая мертвым светом старый дом и заросший кустарником двор. Сквозь разбитое окно лунный свет проник в подъезд, осветив исписанные краской стены и обшарпанную деревянную дверь. Гарик быстро провернул ключ в замке. Дверь, жалобно скрипнув, впустила постояльца внутрь. Барский включил свет и осмотрелся по сторонам. В полупустой комнате центральное место занимал старинный дубовый письменный стол с пишущей машинкой «Москва». Там же лежали две картонные папки, исписанные листы бумаги и карточки с именами героев очередного детектива. Гарик открыл картонную папку, пересмотрел собранные в ней фотографии.

— Вроде бы все на месте, — чуть слышно пробормотал Барский.

На фото Гарик был запечатлен со своими бывшими подругами и друзьями из Казантипа, Приморска и таежного поселка «Геолог». Их было немного. Барский не любил фотографироваться, а тем более кому-либо показывать свои фото.

«А на этих фото ни Веры, ни Алисы нет, — подумал он. — И откуда Вера узнала, что будет в 1997 году? А может, она и правда ведьма-предсказательница?».

На сбор вещей и документов ушло минут пять. Рукописи и папку с фотографиями Гарик уложил на дно рюкзака. На папки поставил спрятанную в футляр пишущую машинку «Москва». Весила она четыре килограмма, но в рюкзаке занимала много места. Сверху он бросил несколько рубашек, зубную пасту и электробритву. Застегнув рюкзак, Барский направился в прихожую, но потом вернулся и присел на диван.

— А ведь Вера меня предала, — пробормотал Барский. — Сначала втянула в эту историю с грантоедами, а теперь обещает познакомить с героиней романа «Пятая колонна».

Гарик подошел к окну, посмотрел на стоящую у подъезда легковую машину с «шашечками».

— Ядвиге для ее грязных дел не нужен малоизвестный писатель. Она потребует уничтожить «Пятую колонну», я ей нужен для того, чтобы навсегда забыл эту тему. А если откажусь, то будет второй Казантип со стрельбой из пистолета или очередная встреча с сумасшедшим врачом-психиатром, потому что мой роман напомнил ей о зеркале. Ядвига ненавидит свое отражение. Зеркало каждое утро говорит ей о том, что она уродина.

Гарик достал из рюкзака сигареты, закурил, не зная, что ему делать дальше. Тем временем луна скрылась за тучами, погрузив деревья и стоящие внизу машины в черную пустоту.

«Какой-то „черный квадрат“ Малевича. А что будет, если я соглашусь играть по их правилам? Уничтожу рукопись и за это получу грант от посольства США. После чего мне придется вместе с Верой создавать тоталитарные секты, готовить военный переворот на Окраине, зомбировать толпу? Нет, такой футбол нам не нужен!», — мысленно повторил любимую фразу директора издательства «Ваш детектив» Алексея Македонского Барский.

Через минуту, приняв решение, Гарик, забросил на плечо рюкзак, бесшумно открыл входную дверь и по-кошачьи, тихо, стал подниматься наверх. На пятом этаже давно не мытая лестница вела на чердак. Ржавый железный люк был замотан тонким телефонным проводом. Закрывать на замок выход на чердак никому не приходило в голову. Гарик вытащил из кармана рюкзака охотничий нож, перерезал провод и оказался на заваленном мусором чердаке. Здесь хозяйничали крысы. Услышав шаги, они разбежались по норам. Крыс Барский не видел, но чувствовал, что они где-то рядом. Вслед за писателем по стенам и потолку ползла его причудливая черная тень.

— Подходящее место для фильма ужасов, — пробормотал он, не выпуская из рук нож. — Сюда бы еще стаю летучих мышей и мрачную сову со стеклянным глазом.

Через несколько минут Барский добрался до крайнего окна, подтянувшись на руках, он вылез на крышу и осмотрелся по сторонам. Внизу, у подъезда, стояло такси с работающим мотором. Гарик сунул нож в карман рюкзака и, разогнавшись, прыгнул на соседнюю крышу. Его прыжок оказался не совсем удачным. Он приземлился в пяти сантиметрах от края крыши на каменное ограждение, повредив голеностоп.

— Не фига себе¸ — с ужасом посмотрел с крыши многоэтажки на асфальтовую дорожку Барский. — Каких-то пять сантиметров, и летел бы черным лебедем двадцать метров вниз. Потом менты признали бы меня самоубийцей из-за того, что от меня сбежала жена. А как еще объяснить этот прыжок? Ну, не придет же никому в голову абсурдная мысль о том, что я по крыше среди ночи бежал от своей бывшей любовницы.

«Придёт, еще как придёт, — неожиданно услышал Барский мужской голос в своей голове. — И не бойся меня, я не глюк, я твое второе «Я».

— А я и не боюсь, чего мне тебя бояться, — ответил Гарик.

«Ты сегодня крупно лоханулся, — продолжил голос. — Об этой квартире никто не знал. Ее снимал какой-то старик с седой бородой. Хромой, старый и никому не нужный. Ты же у нас лицедей, любишь изображать других людей не только в книгах, но и в жизни. У тебя и сейчас в рюкзаке лежит парик».

— Ну и что?! — отмахнулся от мужика Барский. — У каждого свои недостатки.

«Актер, натуральный актер, — с издевкой произнес голос. — Только все твои переодевания и парики пошли коту под хвост. Фамилия в паспорте у старика была Фролов, а не Барский. Ты мог бы не привозить сюда Веру, потому что об этой квартире никто не знал».

— Точно, — продолжил странный разговор Гарик. — Об этой квартире никто не знал.

«Тогда возникает в твоей пустой голове вопрос: зачем ты привел сюда Самойлову? Может, ты хотел полюбить ее, как тогда, в молодости, а потом струсил? Одно дело любить молодую, никем не тронутую аспирантку, и совсем другое — страстную сорокалетнюю даму. Скажи правду, испугался?».

— Ей лет тридцать, тридцать пять, — механически возразил Гарик.

«Пусть будет тридцать, — быстро согласился голос. — Это ничего не меняет. Ей нужен молодой, сильный мужик, от которого она бы сходила с ума каждую ночь, а ты на такие подвиги уже не способен. От тебя собственная жена сбежала к Старкову».

— Никуда она не сбегала! Старков насильно удерживал Ирину в ЗАГСе. Если б я не опоздал, то ничего бы не случилось.

«Блажен, кто верует, — расхохотался голос. — Я только одно не пойму, если ты не боишься сорокалетних дам, то почему бежишь от Веры? Она говорит, что воспитывает твоих детей. А может, ты ее считаешь ведьмой?».

— Какая из нее ведьма!? На Патриарших прудах она предлагала мне начать жизнь с чистого листа, — неуверенно возразил Барский.

«Лучшего места для объяснения в любви с ведьмой в Москве не сыскать!» — расхохотался голос.

— Она не ведьма, она — женщина, врач, психолог, и на ней был маскарадный костюм из «Детского мира».

«Ну, если она не ведьма, то тебе надо вернуться к ней и от души полюбить, как тогда в Казантипе».

— У тебя одно на уме, глюк позорный, — повысил голос Барский.

«У меня на уме то же, что и у твоей Веры, и всех женщин Казантипа, — возразил голос. — Ты бы хоть раз в жизни послушал, о чем они думают. Это же кошмар, ужас! Да они каждого мужика примеряют к своей постели».

— Все, у тебя крыша поехала, — возмутился Гарик. — Вали отсюда, пока жив. Мне такое второе «Я» больше не нужно!

«Странный ты человек. Я тебе помочь хотел. Мысли оживил на два голоса, чтобы все стало на свои места. А ты грозишь мне, ругаешь!».

После этих слов в голове наступила мертвая тишина. Мужской голос исчез, и Гарик уже сам продолжил искать выход из создавшегося положения.

Писатель, стараясь не шуметь, прошел по крыше на противоположную сторону дома и, присев возле пожарной лестницы, достал из кармана рюкзака седой мужской парик и вылинявшую старую штормовку. В таких куртках горные вершины туристы покоряли лет двадцать назад. Абалаковский рюкзак из-за пишущей машинки казался огромным.

— Черт, я из-за этой «Москвы» чуть не убился, — неожиданно осенило Барского. — Я же вначале собирался на такси ехать, вот и сунул ее в рюкзак, а когда прыгнул, она меня и потащила вниз.

Вера сидела в машине на заднем сиденье, нервно постукивая пальцем по обшивке переднего кресла. Временами она бросала взгляд на единственное освещенное окно пятиэтажки.

Минут через пятнадцать водитель, обернувшись, напомнил: «Уважаемая, мне в парк пора. Может, поторопите своего Чубайса?».

Вера молча выскочила из машины и быстрым шагом стала подниматься по лестнице. Дверь в квартиру, из-под которой выбивался свет, оказалась приоткрытой. Женщина резко толкнула ее вперед и, оказавшись в коридоре, крикнула: «Гарик, ты где?».

Ответа не последовало, лишь только на кухне слышалось шипение плохо закрытого крана.

— Гарик! — повысила голос Вера, открывая дверь в комнату. Но Гарика там не оказалось. Не было его и на кухне, и в ванной.

— Этого еще не хватало?! — удивленно пробормотала Вера, еще раз осматривая квартиру. — Он же из подъезда не выходил.

Вера выскочила из квартиры и стала подниматься наверх. Увидев приоткрытый люк, она пролезла на чердак, но, наступив на крысу, в страхе бросилась назад. Перепрыгивая через две ступени, Вера через несколько минут оказалась в «такси».

— Ну и где ваш друг? — поправив на голове тюбетейку, недовольно спросил водитель.

— В квартире его нет. Я могла с ним разминуться. Вы не видели случайно кого-нибудь, выходящего из подъезда?

— Никто из подъезда не выходил. Тут вообще никого не было, кроме старого бомжа у мусорного бака. Но он подошел к нему из-за угла, — проговорил водитель уже без акцента.

Вера протянула водителю деньги.

— Езжайте, я остаюсь.

— Погоди, — сунув деньги в карман, остановил женщину водитель. — Я умную мысль сказать хочу. Я бы тоже от тебя сбежал.

— Ты!? — удивленно посмотрела на шофера Вера.

— Не люблю навязчивых баб, которые смеются над мужчиной. Ты ж ему выбора не оставила. Вот и сбежал от тебя Чубайс. У нас в Ташкенте так женщины себя не ведут.

Водитель повернул ключ зажигания.

— Да кому ты нужен, гастарбайтер! Езжай в Узбекистан и жену свою жизни учи, — крикнула Вера, направляясь к мусорному баку. Но там никого уже не было. Женщина осмотрела прилегающую территорию, вышла на пустынное шоссе и минут через сорок вернулась в квартиру, которую снимал в Москве Гарри Барский. В квартире его тоже не было.

— Самоуверенная дура, — чуть слышно произнесла Вера, наливая себе чай на кухне. — Мне надо было пойти за ним, и полюбить его в этой квартире. После ночи любви он бы остался со мной навсегда. А теперь ищи ветра в поле. Ядвига меня убьет. Там, в подвале, я спасла его от Старкова, но это еще как-то можно объяснить. А вот его побег из квартиры — мой личный прокол. Это ж надо такое: от меня любимый мужчина сбежал из-за того, что навязывалась ему в жены. Это даже таксист заметил. Теперь искать Гарика по всей Москве придется.