Холодное пламя

Мари Милас (2024)

Лили Маршалл всю жизнь пыталась подняться со дна. Она бежала за лучшей жизнью, за мечтой, за семьей… Из маленькой девочки, брошенной на произвол судьбы, она превратилась в уверенную и успешную танцовщицу, которая желает выиграть золото на чемпионате. Лили приходится проделать огромный путь до маленького городка в Монтане, чтобы уговорить одного из лучших тренеров помочь ей. Все идет не по плану, когда под снегом в июле на её пути встречается угрюмый пожарный, который на дух не переносит избалованных городских девушек. Марк Саммерс игнорирует Лили и смотрит на нее с презрением, а она испытывает его на прочность. Их совершенно разные миры разделяет стена и маленький заборчик общей веранды. Что будет, если две души столкнутся? Изменятся ли мечты? Захочется ли вновь убежать?

Глава 3

Лили

— Ты не можешь, Майкл! — кричу я на своего партнера в динамик телефона. — Ты просто, черт возьми, не имеешь права так со мной поступать.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Нихрена не помогает.

Слезы начинают обжигать щеки.

— Лили, у нас ничего не выйдет. Алексис отказалась от нас. Тот тренер, которого ты нашла чуть ли не на другом конце земли, давно не имеет никаких дел в нашем спорте. Я не уверен, что он вообще еще способен…

— Бывших бальников не бывает! Он лучший…

— Был лучшим! Сто лет назад, — рявкает Майкл.

— Ты не можешь, ты не можешь, — я показываю свою слабость, громко всхлипывая. Это просто несправедливо. Я не заслуживаю всего, что происходит. — Это наша мечта, Майкл.

— Это твоя мечта, Лили. — Он кладет трубку.

— Ублюдок! — ору я своим осипшим голосом на весь дом.

Майкл должен был приехать сегодня вечером. А завтра мы должны были начать подготовку к важному чемпионату по латиноамериканским танцам. Наш тренер Алексис отказалась от нас по причине… по причине того, что я старуха. Двадцать семь лет — это уже даже не потолок, а чертова дымовая труба и черепица для девушки в бальных танцах.

Мой партнёр младше меня на четыре года, и у него впереди куча возможностей, как и множество партнерш. Конечно он не захотел переезжать, хоть и временно, в другую страну, когда с ним хочет работать любой тренер в Лондоне. А от меня все воротят нос.

Как и всегда.

Видимо, моя мать наложила на меня какое-то проклятие отказа с самого рождения.

Я стою на веранде, подставляя заплаканное лицо под оранжевые лучи вечернего солнца. Время заката — мое самое любимое. Небо пестрит огненными оттенками, которые буквально изнутри согревают твою душу, пока шепот уже прохладного ветра ласкает кожу. Я редко заставала в Лондоне закат. Обычно тренировки заканчивались так поздно, что ничего, кроме серости и сырости асфальта вперемешку со спертым, душным воздухом тёмной ночи, мне не доставалось.

Мрачный, заросший соседский двор, где за прошедшие два дня так ни разу и не были слышны какие-то признаки жизни, полностью отражает мое состояние. Он такой же серый, холодный и… мёртвый.

Что мне делать? Я приехала сюда с определенной целью. Бросила привычный уклад жизни и даже отдала своего попугая соседке. Неужели все зря?

Нет. Сдаваться нельзя. Пускай всю жизнь я будто билась об стену. Пускай кто-то получал все с первого раза, а мне приходилось пройти несколько кругов ада, чтобы заработать сраную медаль. Пускай я уже давно потеряла надежду, но во мне все еще живет вера.

Вера в себя.

Я вытираю щеки и захожу в дом, чтобы принять душ горячее ада. Каждая женщина знает: в ванной приходят самые гениальные идеи. Болезнь потихоньку начинает отступать, поэтому самое время привести себя в порядок и показать этому отвратительному миру, кто здесь королева чертового бала.

В течение получаса я распариваю свою кожу до состояния печеных яблок. Наверняка в какой-нибудь умной медицинской передаче сказали бы, что у меня уже рак десятой стадии, и завтра я умру.

Морщусь.

Ладно, может стоит сделать воду чуть-чуть прохладнее. Я нащупываю рукой кран и хочу его слегка сдвинуть в сторону холодной воды. Он туговат, поэтому мне приходится приложить усилия. В этот момент громкий визжащий звук пугает меня так, что я поскальзываюсь и в попытке не потерять равновесие хватаюсь за кран.

И конечно же включаю холодную воду на полную мощность. Теперь орет не только какая-то непонятная фигня в доме, но и я. Боже, вдруг это какая-то сигнализация? Может кто-то хочет меня ограбить? Вернее, ограбить Мию.

Ага, Лили, ты гениальна. Прожила три дня в доме, ни разу не снимая сигнализацию, и думаешь, именно в эту минуту она решила сработать?

Глаза щиплет от шампуня, а тело дрожит. Нащупав полотенце, которое, судя по размеру, для рук, а не для тела, выбегаю из ванны.

Громкий звук начинает орать еще сильнее, а я даже не понимаю, куда мне нужно бежать. Быть ограбленной, когда ты с голой задницей, вообще не круто. Что уж, быть ограбленной в целом не круто.

Я спускаюсь по лестнице и врезаюсь в стену.

Черт.

Распахиваю глаза несмотря на то, что они жутко горят от едкого шампуня.

О. Это не стена.

Мистер Июль во всей своей календарной красе смотрит на меня глазами-льдинками и хмурит брови так сильно, что его лбу потребуется ботокс к концу этого года.

Я умерла и попала в рай? Или ад? Или…

— Какого хрена ты делаешь в моем доме, извращенец? — Просыпаюсь ото сна и вырываюсь из его горячих рук, обхватывающих мою задницу.

Мою голую задницу.

Маленькое полотенце магическим образом исчезает, поэтому я ничем не отличаюсь от дам на тех средневековых картинах. Только вместо ветки винограда в руке у меня сжата футболка Марка, который все еще продолжает хмуриться, слово ему противно даже смотреть на меня.

А, стоит отметить, в его руках все еще мой зад. Зад, над которым я работала полжизни. Так что считаю это личным оскорблением.

Марк выпускает меня из своих огромных лап и поднимает мое крошечное полотенце, пытаясь его приклеить ко мне, как игрушки на елку в детской аппликации.

Какая-то штуковина все еще продолжает орать так, что еще чуть-чуть, и мы оглохнем. Я выхватываю у извращенца полотенце, прикрывая им все, что могу. А это совсем немного. Примерно одна треть.

Марк грубо отталкивает меня в сторону и бежит на второй этаж. Я следую за ним.

— Скажи на милость, что ты здесь забыл и почему ведешь себя, как дома?

Он не обращает внимания на мои вопли и заходит в спальню, начиная рыться в ней, как какой-то тасманский дьявол.

Боже, этот мужчина ненормальный. Я очень уважаю его профессию, но похоже, он абсолютно точно получил какую-то травму, которая сказывается на его мозге.

Странный запах достигает моего носа, заставляя меня замереть. Пахнет горелым. Марк что-то тыкает на своем телефоне, и отвратительный звук прекращается.

Какого… хрена?

— Зарядка. — Он оборачивает руку в мой силиконовый коврик для чистки макияжных кистей и выдергивает расплавленный блок питания из розетки. — Нельзя оставлять их в розетке.

— Нельзя портить этот коврик, негодяй! — Я подбегаю к нему и пытаюсь вырвать свою вещь из его рук, все еще прижимая к себе крошечное полотенце.

— Мог случиться пожар. — Грубо произносит Марк.

Вроде кажется, что этот человек полон гневных эмоций, но его выражение лица такое невозмутимое, а голос холодный, что я бы не смогла найти между ним и айсбергом ни одного отличия.

— Ты узнал об этом по какой-то космической связи? Или как ты объяснишь свое появление в стиле супермена в моем доме, в котором была угроза пожара?

Марк опять хмурится, и у меня чешутся руки сделать ему массаж лба. Он направляется к выходу из комнаты и, не бросив на меня ни единого взгляда, бормочет:

— Потому что это и мой дом тоже. Одна пожарная сигнализация. Ужасные соседи — мой нелюбимый тип людей, городская девушка.

Мия хотя бы ради приличия могла упомянуть, что один из ее братьев живет у меня за стеной. Почему это не мог быть Томас?

Потому что тебе нужно почистить карму, девочка.

Только такое объяснение я могу дать этому шквалу невзгод в своей жизни.