Луна. Рассказанная вкратце

Мария Фомальгаут

Луна рассказывает вкратце, Как никнут белые цветы – Как важно к очагу добраться До наступленья темноты. Успеем в двери постучаться, Где в очаге хрустят дрова В тот час, когда стемнеет в чаще И трижды прокричит сова…

Луна, рассказанная вкратце

Луна рассказывает вкратце,

Как никнут белые цветы —

Как важно к очагу добраться

До наступленья темноты.

Я иду по темному ночному лесу.

Я иду домой.

У меня есть дом. Повторяю эту фразу, пробую на языке — у-ме-ня-есть-дом. Очень сладкие слова, как ванильные пончики с корицей.

У меня есть дом. Дом, который был у меня всегда, даже когда мне было всего-ничего, лет пять или шесть. Дом, который не достался мне в наследство от тетушки или дядюшки, дом, который никто не покупал, и, как мне казалось, никто не строил. Он просто… был.

Когда я просыпался среди ночи и подбегал к окну, я сразу видел огни моего дома за деревьями далеко-далеко в лесу. Я поднимал оконную раму и спускался по пожарной лестнице — меня ждал лес, полный опасностей и приключений.

Но я знал, что со мной ничего не случится.

Совсем ничего.

Потому что огни дома (моего дома!) освещали мне путь. Я бежал к дому — мимо столетних дубов, мимо грозно ухающих сов, мимо каких-то колдунов и драконов, по шаткому мостику — и деревья расступались передо мной, и дом (мой дом!) встречал меня, приветливо открывал двери.

И я сидел в доме (в своем доме!) у горячего камина, кутался в плед…

Успеем в двери постучаться,

Где в очаге хрустят дрова

В тот час, когда стемнеет в чаще,

И трижды прокричит сова.

…а потом просыпался. В доме. Не в своем доме, а в доме родителей, и начинался новый день…

Пару раз я рассказывал родителям о свих ночных приключениях — они не верили, считали это детскими фантазиями. Я тоже так считал — позже, когда мне было пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, нужное подчеркнуть, и когда кто-нибудь из бесчисленных тетушек начинал вспоминать, а вот наш Черри в детстве выдумывал себе дом в лесу, я возмущался, с пеной у рта доказывал, не было такого, не было, не было, не было. Мне было стыдно за мое детство, мне хотелось выглядеть взрослым, ужасно-ужасно взрослым…

Не было дома — думали родители.

Не было дома — думал я.

А дом был.

Я понял это — когда убегал от тебя той ночью, когда ты преследовал меня, чтобы убить. Я не поверил себе, когда бежал по темному лесу, и впереди меня замерцал знакомый огонек знакомого дома. Мне показалось, я грежу, да и этот дом не мог быть ни чем иным, кроме как плодом моего измученного рассудка. Тем не менее, я пошел к дому, — а что мне еще оставалось…

Я шел к дому — подсвечивая себе дорогу пламенем. У меня не было ни фонаря, ни факела, у меня была только спичка — одна-единственная, и дешевенькая книжонка, схваченная впопыхах. Я вырывал страницу за страницей, поджигал одну о другую — и вот так освещал себе путь в непроглядной темноте ночи.

В лесу чужом и незнакомом

Не знаю я, не знаешь ты,

Успеем ли добраться к дому

До наступленья темноты.

Ах да.

Огни дома вдалеке.

Я не ошибся. Там, за темными зарослями, за узким мостиком, за извилистой речкой, в конце тропы меня ждал дом — и он распахнул свои двери. Помню, как, не помня себя от страха, бросился на крыльцо и захлопнул за собой дверь. Помню, как бешено колотилось сердце, как я дрожащими руками закрывал замок и опускал щеколду. Мне казалось, что самые страшные ночные кошмары вырвались на волю — кто-то чудовищный гнался за мной по темному лесу, а я в последний момент успевал заскочить в дом…

Дом.

Мой дом.

Ты подошел к моему дому — помнишь, ты подошел к моему дому, я видел тебя в окно, ты не видел меня — я боялся зажечь газовый рожок, я боялся пошевельнуться. Я ждал, когда ты поднимешься на крыльцо, я отчаянно соображал, что буду делать, если ты сломаешь дверь или проберешься в дом через окно — некогда было метаться по дому в поисках оружия…

К моему немалому удивлению ты прошел мимо дома и углубился в чащу леса.

Минуты не шли — текли вязко и мутно, как кленовый сироп. Я ждал — ты не возвращался. Я долго не понимал, что именно произошло: ты не видел меня. И дома, заброшенного в чаще леса, ты тоже не видел.

Ни огонька не видно рядом,

Не видно света из окна,

И смотрит равнодушным взглядом

На нас огромная луна.

Потому что этот дом был мой.

Совсем мой.

Только мой — и ничей больше.

Итак, я возвращаюсь домой. Я спешу по темному лесу — еще зеленому, но уже подернутому осенним холодом и туманом.

Я возвращаюсь домой.

У меня есть дом.

Свой дом.

Я перехожу шаткий мостик — настолько ветхий, что вообще непонятно, как он еще не обвалился за годы и годы. Но что-то подсказывает мне, что он не обвалится никогда, потому что… потому что все здесь такое, волшебное, и дом не стареет, и еда в доме есть всегда-всегда, на столе ароматный пирог, а в кладовке висит копченый окорок… а вот табака в доме нет, за табаком приходится отправляться в ближайшую лавочку на окраине города. Возможно, дом не хочет, чтобы я курил — я и не курю в доме, только на улице, даже не на веранде, боюсь, что если разожгу трубку в доме, он растает, как дым.

Сказки, они вообще непрочные…

А лес все гуще, лес все чаще

Луны глотает робкий свет,

И кажется, что кроме чащи

И ничего на свете нет.

Огни дома уже видны за деревьями.

Я ускоряю шаг, и… замираю, когда дуло твоего кольта прижимается к моему виску.

— Ни с места.

Спрашиваю:

— Вы… следили за мной?

— Следил… ну что же… пойдемте, друг мой. Пойдемте.

Я иду за тобой, делать нечего, иду за тобой. Ты ведешь меня в город — в город, который уже успел стать для меня чужим. Мы проходим по мосту, минуем улочки с уже закрытыми лавочками, пересекаем городскую площадь в свете фонарей, поднимаемся по ступеням главной улицы, наши ботинки гулко стучат по мостовой, и вот мы уже у крыльца дома.

Твоего дома.

Твоего. Не моего.

Щелкает замок.

Хлопает дверь.

— Вина? — спрашиваешь ты, тянешься к маленькому бару.

Отрицательно мотаю головой. Ты пожимаешь плечами, разливаешь чай. Спрашиваю себя, почему ты не убил меня еще там, в лесу, и почему я не убил тебя, чего я жду…

— Что же… друг мой… думаю, придется рассказать вам кое-что о доме… о вашем доме.

А лес, туманами опоен,

Всё говорит о чудесах,

И дальше узкою тропою

Ведут совиные леса.

Молчу. Думаю, что не поверю ни еди…

–…не поверите ни единому моему слову? Это ваше право… ваше право, друг мой. Не хотите, чтобы я рассказывал? Ну ладно, тогда расскажите вы мне… кто еще кроме вас в детстве хвастался, что ходил в дом?

— Да много кто. Всех не упомнишь.

— А вы можете сказать, где сейчас живут эти… м-мм-м… мальчики?

— Да они не мальчики уже…

— И все-таки… что с ними? Может, кто-то стал врачом, юристом, адвокатом, торгует в лавочке или стал всемирно известным?

— Гхм…

Отчаянно припоминаю. Ничего не припоминается.

— Не помните?

— Мне кажется… последнее время я вообще ничего про них не слышал.

— Последнее… это какое?

— Лет десять… да, где-то лет десять про них ничего не слышно. Стойте, про Рэтти я слышал что-то лет пять назад…

— Где они живут сейчас? Вы можете назвать мне адрес хотя бы одного из этих парней?

Снова мотаю головой: нет.

— А вам известно, что мы живем в маленьком городке, где чуть ли не каждый день можно увидеть всех горожан, выйдя на улицу? В городке, где просто невозможно спрятаться от посторонних глаз?

Никто не верит, если честно,

И сам я верую с трудом,

Что где-то на опушке леса

Стоит уютный, теплый дом.

Начинаю догадываться:

— Мертвы?

— Вы помните похороны?

— М-м-м… нет.

— Что же, друг мой… боюсь, мне все-таки придется рассказать о вашем доме в лесу… гхм… вашем доме… Ведь вы считаете его вашим, не так ли?

Молчу.

Вы не помните… в детстве вы когда-нибудь входили в этот дом осенью?

Что вы, это летний… м-м-м… хотите сказать, с наступлением осени он исчезает?

Ты молчишь. Многозначительно смотришь на меня.

Вспоминаю пропавших без вести.

Начинаю понимать.

— Мертвы?

Ты не отвечаешь.

— Что с ними стало?

— Кто знает, друг мой, кто знает…

Понимаю, что мне нечего сказать.

Ветер бьется в окно.

Наконец, осторожно выжимаю из себя:

— Вы… вы спасли мне жизнь.

Делаешь паузу.

— Ну, я бы так не сказал… у вас еще были в запасе пара дней… кто знает, когда окончательно приходит осень, и уютный дом становится…

…ты не договариваешь.

Можете заночевать у меня, вспомним старые добрые времена, когда вы снимали у меня комнату…

Отчаянно соображаю, где здесь подвох. Чувствую, что силы окончательно покинули меня, и что никакого подвоха я сейчас не найду, всё, что мне остается — поблагодарить тебя и отправиться спать… в надежде, что ты не перережешь мне ночью горло.

Где сладко пахнет пирогами,

И чашка греется в руке,

И кто-то ждет и зажигает

Огонь в камине-очаге,

Блики солнца.

Десять утра.

Просыпаюсь.

Не сразу понимаю, почему я не в своем (своем!) доме.

Кутаюсь в халат, хочу спуститься по лестнице, тут же спохватываюсь, что негоже появляться перед тобой в халате, не дома я, не дома, нечего расслабляться.

Спускаюсь по лестнице (не моего дома!)

Прислушиваюсь к приглушенным голосам в гостиной, твой голос узнаю сразу, но кроме тебя там сидит еще кто-то, понять бы по голосу — кто…

— Да, я тоже бывал в этом доме… помню, как ночь, так я сразу…

Меня передергивает. Чувствую укол ревности, вот так, кто-то жил в доме, в моем доме, кто-то…

Ночь? А днем вы этот дом… не помните?

(это твой голос)

Снова незнакомый гость:

— Смеетесь, днем? Да днем этот дом днем с огнем не сыщешь, днем там только эти живут… которые…

Торжествующе улыбаюсь, а я живу там днем, а я живу…

…то есть, жил.

…которые умерли уже.

Снова хочу торжествующе улыбнуться — а я не умер, я-то не у… Хочу вздохнуть, чтобы показать, что я живой — понимаю, что вздохнуть не могу…

И плюшевые пледы стелет,

Где свечи в комнатах дрожат,

И белоснежные постели

Взобьет на верхних этажах.

Прикладываю руки к груди, а это еще что, этого быть не должно, где это я так вымазался, грязь какая-то, да это не грязь, это кровь, отку… ощупываю отверстие между ребрами, вертится в голове одно-единственное слово — сквозная…

Вспоминаю.

Как бежал по темному лесу (помнишь?), как ты преследовал меня (помнишь?), и выстрелил (помнишь? Помнишь?), пуля обожгла мне спину, я еще подумал (помнишь?) — промазал… не попал…

Тогда мне так показалось…

Выскальзываю через черный ход.

Иду через двор, перемахиваю через ограду, спешу по улице, женщина с необъятными сумками видит меня, пронзительно визжит.

Ускоряю шаг.

Бегу.

Еще кто-то отскакивает от меня в страхе.

Некогда, некогда. Пересекаю площадь, прыгаю через ступеньки, перебегаю мост…

Лес встречает меня.

Перевожу дух… то есть, что я говорю, нет у меня никакого духа. Иду по лесу, иду к до… а где он вообще, этот дом?

(мой, мой дом!)

Понимаю, что заблуди…

…нет, не заблудился, потерял доро…

…нет, дорогу я и не знал. Только сейчас понимаю — я никогда не знал, где находится дом.

Мой… возможно, что уже и не мой.

Мне ничего не нужно, кроме

Старинной книги под дождем,

Пророчества о теплом доме,

Что путников ночами ждет.

Иду через шаткий мостик — сейчас из-за деревьев уже должна показаться крыша дома, — её нет, ничего нет, иду по лесу наедине сам с собой…

…замираю возле крыльца.

Мой дом ждал меня. Я знал, что он будет ждать.

Открываю дверь — здесь все осталось так же, как было, пирог ждет меня на кухне, головка сыра и окорок в погребе, вино в маленьком баре, свежезаваренный кофе…

Я дома.

Пробую эти два слова на языке — они сладкие, слаще медового пирога.

До-ма.

Спохватываюсь, иду в ванную, чтобы смыть кровь…

Нам лес грозит неравным боем,

Надежды прогоняет прочь,

И может быть, и нас с тобою

Проглотит нынешняя ночь.

Вечереет.

Я дома.

До-ма.

(Снова пробую это слово на языке)

Устраиваюсь у камина, подбрасываю в пламя еловых шишек.

Дом вздрагивает.

Настораживается, как будто по-собачьи принюхивается к ночной тишине.

Делает шаг.

Да-да, это не ошибка — дом делает шаг.

Другой.

Третий.

Дом спешит по лесу, ступает мягко, по-кошачьи, перебирается по шаткому мостику. У меня замирает сердце, нет, нет, пожалуйста, не надо… ничего не происходит, мостик даже не прогибается под тяжестью дома. Начинаю понимать — у этого дома нет тяжести, у него ничего нет…

Этот дом мертвый.

Как и я.

Не понимаю, почему он спешит прочь из леса, почему дом (мой дом!) подбирается к городу. Проходит по мосту, пересекает площадь, поднимается по ступеням. Я не понимаю, зачем он идет туда, ведь я здесь, я уже здесь, кого он ищет там, в темноте?

Дом (мой? Мой дом?) останавливается в свете фонарей напротив виллы (твоей! Твоей виллы!), ждет чего-то, ждет…

Вилла (твоя вилла) вздрагивает.

Раз.

Другой.

Третий.

Делает шаг навстречу дому.

Моему дому.

Ты появляешься в окне второго этажа — видел бы ты сейчас свою физиономию. Ты еще пытаешься остановить дом окриками, но уже понимаешь — твоя вилла тебя не послушается.

Дом пофыркивает по-конски, зовет виллу за собой.

Я уже знаю — они уйдут вместе.

Я спрашиваю себя, почему твоя вилла идет за моим домом, почему она такая же, как мой дом. Тут же догадываюсь — когда вижу кровь на твоем домашнем халате. Всё-таки я не промахнулся, когда стрелял в ту ночь, назад, через плечо, не целясь… ты помнишь? Помнишь?

Дома уходят в темноту леса.

Замирают на опушке.

Бросаюсь прочь из дома на веранду — сталкиваюсь с тобой, ты уже здесь, на улице, оторопело смотришь то на меня, то на дом, спрашиваешь:

— Зачем… зачем он это… зачем?

Фыркаю:

— А это вы у него спросите.

— И спрашиваю у него! Ты чего творишь? А?

Вилла вздрагивает.

Дом тоже вздрагивает.

Что-то подсказывает мне — они собираются говорить с нами.

И я не ошибаюсь.

— Почему вы убили его? — спрашивает дом. Спрашивает у меня.

Пожимаю плечами.

— Он гнался за мной. Хотел убить.

Дом (мой дом!) поворачивается к тебе:

— А вы… почему вы убили его?

Ты теряешься:

— Он… он слишком много знал…

— Что знал?

— М-м-м-м… — ты поворачиваешься ко мне, — что… что вы узнали в моем доме?

Отчаянно пытаюсь вспомнить. Понимаю, что не просто не помню — не знаю.

— Вы… вы стерли мне память?

— Друг мой, вы меня переоцениваете.

— Тогда… тогда почему я ничего не помню? Почему вы ничего не помните?

Смотрим друг на друга.

Не находим ответа.

Седой туман о сосны трется,

Дороги темны и пусты,

Но верю — кто-то доберется

До наступленья темноты.

— Друг мой… боюсь, у меня плохие новости.

Смотрю на тебя. Жду. Чувствую, что готов к любым новостям.

— Мы не можем вспомнить начало нашей истории… потому что её нет.

— Нет… начала?

— Да. Первая страница оторвана… а теперь, боюсь, и вторая…

— Страница? Хотите сказать, мы живем…

–…на страницах книги, друг мой.

— Но… кто и зачем отрывает страницы?

— А вы как думаете?

Сначала представляю себе книгу, брошенную в туалете, еле сдерживаю улыбку. Начинаю перебирать другие варианты — вспоминаю.

Спохватываюсь.

— Я шел по лесу, и…

…хочу договорить, что И — не договариваю, не помню, помню только, как вошел в дом (в мой дом!), дрожащими руками захлопнул дверь и задвинул щеколду. А вот что было до этого… а вот было ли что-нибудь? Несомненно, было, только я уже не помню, что…

Луна рассказывает вкратце,

Как никнут белые цветы —

Как важно к очагу добраться

До наступленья темноты…

Луна рассказывает вкратце…

Луна…