Кошмар кошмара

Мария Фомальгаут

А вы знаете, что кошмарам снятся кошмары, каждому лету полагается свое собственное лето, а у каждого уважающего скелета в шкафу есть свой скелет? Как не знаете? Может, вы еще не слышали, что юность пытается обзавестись собственной юностью? Ну хоть из чего делают легенды, вам известно? Верно, из глины. А сколько ветвей у параболы? Неправильно, не две, а три. На одной ваша судьба, на другой ваша судьба, а на третьей?

Человечник

–…ну и как это понимать вообще? Вы врываетесь в челохранилище, швыряете мне на пол это… я даже не осмелюсь назвать человеком, и требуете, чтобы я сей же час выдал вам другого?

— И не сей же час, а сию же секунду! Вы понимаете, что в интересах Консорции…

— В ВАШИХ интересах, вы хотите сказать, в ВАШИХ интересах… И не надо приплетать сюда интересы своей драгоценной персоны… И в каком вы состоянии возвращаете человека?

— Да поскорее же…

Чувствую, что умираю, безнадежно, стремительно, счет идет на секунды…

— Скорее… да скорее же…

— Что скорее?

— Че… ло… ве…

–…где я вам человека возьму, где, спрашивается?

— — Да… вай… те… хоть какого-нибудь…

Какого — какого-нибудь? — человечник хмурится, у человечника человек добротный, я бы даже сказал — матерый, даже начинаю подумывать, а не забрать ли этот экземпляр, отдав человечнику то, что осталось от моего человека, которого уже и человеком назвать нельзя. На мое счастье человечник находит мне что-то молодое, нескладное, мосластое, черт, вот только подростков мне еще не хватало…

–…а получше-то ничего…

–…вы врываетесь в человечник в час забытья и требуете от меня, чтобы я выдал вам толпу народу всех возрастов?

— Нет, но…

Понимаю, что просить больше нечего, набрасываюсь на человечника, буквально вышибаю его из человека, буквально вонзаюсь в новое тело — за секунду до того, как предыдущий человек последний раз дергается в конвульсиях и замирает навеки. Человечник отчаянно мечется в поисках новой плоти, врывается в то гоелнастое и несклажное, что птытадся впарить мне. Голенастое бросается на мое матерое тело, получает сокрушительный удар в челюсть, жалобно охает, сгибается пополам. Уже хочу уйти, спохватываюсь, проверяю, что умеет мой новый человек, — а ведь, черт его дери, ничегошеньки-ничего, даже машину водить, черт, ты хоть на велосипед сесть можешь, черт бы тебя драл… Где таких только берут дефектных, и не надо мне эти байки впаривать, что а-а-а, это у них, видите ли, не врожденное… Ну да, покажите мне человека, который не умеет такие вещи, это только дефектыфе какие-то… как этот…

— Эх ты… — сигналит человечник, — а ведь этот, которгоо я тебе впавривал, он и самолет может…

В таком-то возратсе?

Он там на ких-то стимуляторах учился…

Не верюни единому слову, выбирать не приходится, внедряюсь в предложенное мне тело, тело откликается ен сразу, паникует, итерит, — это еще что, я чтто, разучитлся с людьми управляться… нет, присмирел, покорно идет, куда я веду, вернее, гоню — по-хорошему, надо проверить, поднять руки, наклонитсья, присесть, — некогда, некогда, гоню человека к вертолетной площадке, давай, действуй… еле сдерживаюсь, чтобы не начать подгонять, — здесь-то как раз нужно сосредоточиться, не спешить, дапть ему пристегнуть ремни, а дальше уже стартовать, лететь к другим человечникам, и не куда-нибудь, а к самому большому, где он…

Отчаянно ищу на карте, ближайший оказывается совсем крохотным, а по-настоящему большой человечник, на несколько тысяч голов, оказывапется далеоевато, топлива может не… да его просто не хтватит, и все. И все-таки направляюсь туда, наддеюсь перехватить по дороге еще какой-нибудь вертолет, я и так уже нарушил все, что только можно было нарушить, по мне плачет уже не тюрьма, а казнь… но все изменится, когда я найду… что найду? Да, да, человечник, и побоьше. Мама… папа… нет, сейчас не лдо них, хотя хочется их в первую очередь, но черта с два их найдешь, это потом, потом… а сколько раз орал в сердцах, да чтоб вы пропали все, вот и доорался…

Вертолет опускается на заправку, остается надеяться, что здесь еще не прослышали о моих подвигах, и не обесточат меня в два счета. Заправщик в теле щуплого человечка смотрит на меня, думает, просканировать или нет, наконец, лениво отмахивается, залоивает топливо.

Готово, можете лететь… а человека поменяйте, срамотища одна…

Хочу огрызнуться, на себя посмотри, понимаю, что не до того, надо спешить. Заправщиук замирает, прислушивается, — так и есть, кто-то уже не поленился передать обо мне, осталось только ждать, пока полиция нагрянет сюда.

Эй… стой!

Понимаю, что остается только один выход, — выстрелить в голову человека, которым крутит заправщик, вспоминаю какие-то слезливые выпады, а-а-а, люди не винова-а-а-аты-ы-ы, что у них владельцы таки-и-ие…

К черту, все к черту, целюсь в голову, почему руки мееня не слушаются, безвольно опускаются, это еще что…

Дергаю штурвал, вверх, вверх, вверх, да какого черта эта тварь мне не подчинилиась, когда я приказал стрелять, что мне подсунули вообще… темноту ночи заволакивает туманом, я только догадываюсь, что там внизу пустыня, ни огонька, даже не знал, что быают такие места…

Когда пытаюсь посадить вертолет, накатывает паника, — это опять что-то новенькое, уж на что умею справляться с паникой у человеков, но такое первый раз. Кое-как опускаюсь, видавша виды крылатая машина жалобно трещит и лязгает. Спешу в человечник, прислушиваюсь к своему человеку, кажется, ему что-то нужно, понять бы еще, что — некогда, некогда, надо торопиться, можно не успеть…

…чем могу…

…мне нужны человеки.

Сколько?

Выдыхаю:

Все.

Э-э-э… простите?

Мне. Нужны. Все. Человеки.

Согласно последней конвенции вы не имеете права брать больше половины, потому что те, кто прибудут после вас…

Слушайте, плевать я хотел на ваши конвенции, мне нужны все человеки, ясно вам? — перевожу на счет сумму, от которой человечник давится собственными мыслями, приказываю:

Открывайте.

Понимаю, что придется джать, невыносимо долго, невыносимо мучительно, когда человеки очнутся от многовекового сна, когда смогут ходить, — кто-то падает на четвереньки, кого-то тошнит, вот черт…

А вы их когда подключать будетен…

Даже не отвечаю, что никогда и никуда подключать не буду, нажимаю кнопку ворот:

Бегите! Бегите!

Люди бегут — кто-то не понимает, куда и зачем, кто-то уже все понял, несется, как ошпаренный, кто-то кому-то помгает идти, я тоже помогаю, подхватываю, пойдемте, пойдемте, старушка без сил опускаетяс на колени, проскальзывает гаденькая мыслишка оставить её здесь, тут же гоню от себя мыслишку, ну уж нет, мы берем всех, всех, может, эта старушка вообще каким-нибудь незаменимым ученым оказется…

Вырываемся в темноту пустыни, мертвенный холод охватывает со всех сторон, а чем я дышу, а почему ничем, а по…

…че…

…му…

…это вы сделали?

Что сделал?

Уничтожили человечник семь-дробь-два.

А при чем здесь я?

Ну, он же ваш конкурент был…

И что? Это этот авантюрист, тринадцать без дроби, это он там какие-то кристалы всевластия искал, доискался, что девка ему какая-то дефектная попалась, которая не подчинилась…

А что, так бывает? Что не подчиняются?

Да первый раз такое…

Это вы каждый раз так говорите?

Да нет, правда…

А не вы ли ему девку эту подсунули?

Чего ради?

Того ради, чтобы человечник уничтожить… ловкуо вы с конкурентами расправляетесь… Вы аресто…