Кошмар кошмара

Мария Фомальгаут

А вы знаете, что кошмарам снятся кошмары, каждому лету полагается свое собственное лето, а у каждого уважающего скелета в шкафу есть свой скелет? Как не знаете? Может, вы еще не слышали, что юность пытается обзавестись собственной юностью? Ну хоть из чего делают легенды, вам известно? Верно, из глины. А сколько ветвей у параболы? Неправильно, не две, а три. На одной ваша судьба, на другой ваша судьба, а на третьей?

Картина в картине

…показалось…

…спать надо идти, уже мерещится черт знает что…

Какого черта я не иду спать, какого черта я смотрю и смотрю на картину на стене, откуда она вообще взялась. Есть такие картины, которые непонятно откуда взялись, как будто висели на стене всегда, еще до того, как был построен дом, и даже до того, как вообще появилась стена.

Картина… из тех, мимо которых проходишь каждый день, вообще не замечаешь, что на них… а что, разве на них что-нибудь нарисовано, а что… ну надо же, оказывается, девушка спит на диванчике в залитой полуднем гостиной, а она там раньше была, да была, конечно, или не было, или она появляется только когда…

…черт.

Вот оно, снова, в дальнем левом углу картины, куда не падает солнечный свет, там что-то на стене… еще какая-то картина, в тени даже непонятно, что именно на ней изображено, чем больше вглядываешься, тем больше не понимаешь, что такое. По крайней мере, понимаешь одно, — оно не должно шевелиться, оно не должно выбираться из полотна, осторожно спускаться на стол у картины — вот теперь вижу мужчину лет тридцати, залитого кровью, что за черт… Он шепотом-шепотом спускается из картины, медленно идет через комнату со спящей женщиной, только сейчас вижу окровавленный кинжал в его руке, подбирается к спящей…

Черт…

Хочется закричать, крик стынет в горле, отчаянно утешаю себя, что все равно ничего не получится, она все равно меня не услышит, потому что… ну, просто потому что…

…она приподнимет голову, смотрит на незваного гостя, кричит — пронзительно, громко, крик разрезает уши острым клинком. Да какого черта я её слышу, я не должен её слышать, потому что… потому что. Женщина — теперь вижу, что совсем юная, даже назвал бы её девочкой-подростком, — бросается прочь куда-то в свет полудня за занавески и раскрытую дверь на террасу…

Продолжаю выжидать, сам не знаю, чего, думаю, как рассечь картину пополам, сломать об колено, тогда этот с кинжалом окажется по одну сторону, а девушка по другую, он ничего ей не сделает… Надо только подойти к картине, не смотреть, не смотреть, что он уже глядит в мою сторону из-за окровавленных волос, он делает шаг в мою сторону, чер-р-рт… Схватить картину, ты еще на гвозде застрянь, дрянь ты такая, ты еще…

…его рука сжимает мое запястье, вот это силища, ты мне руку не оторви, а ведь оторвет, — валится на меня, впивается мне в плечи, — пол уходит из-под ног, бьет меня по затылку, — незнакомец отпускает меня как-то неожиданно быстро, в изнеможении падает на ковер. Наконец-то решаюсь разглядеть это неведомое нечто, щуплый, но жилистый, бескровное худое лицо…

— Мне… — выхаркивает слова вместе со сгустками крови, только теперь вижу глубокую рану на груди, — мне… на вось… мой…

— Этаж?

— Не-е… — давится этим последним «не», закатывает глаза, оглядываюсь в поисках телефона, скорую-скорую-скорую, ты какого черта обмякать как тряпка вздумал, ты какого черта дышать перестал… Пытаюсь сделать что-то вроде искусственного дыхания, фонтан крови плюет мне в лицо, чер-р-р-т…

Полиция-полиция-поли…

…стоп.

Уже отдергиваюсь от телефона, вот только полиции мне не хватало, что я им скажу, так они мне и поверят в наскоро придуманную историю, а это друзья заходили, посидели, выпили, слово за слово, один другого… Не то, не то, даже если понаставлю на стол бутылок и стаканов…

Решение приходит само собой, даже не спрашиваю себя, как можно запихнуть обмякшее тело в узкую рамку — тело как будто уменьшается в размерах, с глухим стуком проваливается в комнату по ту сторону картины. Что-то звякает у моих ног, так и подскакиваю на месте — не сразу понимаю, что вижу, это похоже на ключ, только какой-то странный ключ, похожий на головоломку, живущую как минимум в четырех измерениях. Комната как будто выворачивается наизнанку, хватаюсь за воздух, воздух расступается, выпуская меня куда-то…

…черт…

Едва не падаю с головокружительной высоты, которая открывается за чем-то, что я про себя называю порталом, вижу огромный зал и себя под самым потолком, даже успеваю увидеть позолоченную рамку и карточку «Вечер у камина», вот как, значит, назвали эти мои жалкие попытки растопить огонь… Прикидываю, как спуститься, цепляюсь опять за воздух, воздух оказывается металлическим, твердым, напоминающим лестницу, осторожно скольжу вниз, — сигнализация взрывается бешеным лаем, темнота бежит на меня топотом тысячи тысяч ног. Догадываюсь посмотреть на то, что называю ключом, ключ показывает в темноту, откуда бегут тысячи ног — понимаю, что нужно бежать именно туда, в самую тьму, ворваться…

…нет, наоборот, вырваться, вывалиться из очередной рамки, ощутить на себе нестерпимый жар пламени, спохватиться слишком поздно — когда уже вываливаюсь в костер, на котором пылает картина. Озябшие тени шарахаются от костра, что у них с лицами, у них вообще нет лиц, какие-то щели на головах…

Спрашиваю, ни на что не надеясь:

— Восьмой уровень?

Кто-то никто показывает мне куда-то в никуда:

— Да-а-ал-ш-ш-ш-ше-е-е-е…

Поворачиваю то, что называю ключом, ветер пустыни дышит в лицо, почему-то зачерпываю горсть снега, прежде чем войти в пески…

–…долго же вы шли…

Смотрю на одноглазый конус, который увенчивают обрывки плаща на ветру. Даже не отвечаю, что шел не я.

–…долго же…

— А что, собственно…

— А вы и не знаете? Ну да, где вам… чему только учат в конторе…

Даже не спрашиваю, что за контора.

— Вы слышали про Октахора Симплекса?

— Да… что-то слышал…

–…вот так, никто не слышал, он слышал, совсем хорошо…

— А… а это… кто?

— Вот с этого и надо было начинать, тоже мне умник выискался…

Он спохватывается, меняет гнев на милость, даже вытаскивает с одного из натюрмортов пару персиков, протягивает мне.

— Картины… как пишут картины?

Догадываюсь:

— Создают миры?

— Вот именно…

Снова догадываюсь:

— А на картинах Симплекса… нет…

–…или нет, или они так спрятаны, что никакой ключ не откроет… только мы этого уже не узнаем, долго же вы сюда тащились…

— А… почему мы не можем спросить у самого…

–…ну-ну, посмотрим, как вы у мертвого спросите…

Пытаюсь понять, что это значит, или что у мертвых спрашивать невозможно, или что в этом безумном мире есть какое-то средство, чтобы и правда спросить у мертвеца, или… нет, все-таки первое, хотя черт его знает…

— Время-то, оно как идет?

— А… как?

— Ну, вы даете, а вы точно из конторы? Вот смотрите на картину… = показывает на девушку на фоне пшеничного поля, — сколько она тут висеть может? год? Два? Тысячу лет? Для нас сто веков пройдет, для неё один миг…

— То есть, чем выше… вовне картин, тем быстрее время идет?

— Конечно… долго же вы с Симплексом копались, теперь и не узнает никто…

Вздрагиваю, осененный:

— Узнает.

— И… как вы это предлагаете сделать?

— Проще некуда… посмотрите… если я выйду на седьмой уровень… Там висит картина с нашим миром, это я точно знаю, а может, где-то есть картины с нашим миром, каким он был тысячи лет назад…

— А-а-а, ну я вам панихиду закажу… или что вам там заказать…

— В смысле?

— В смысле… вы хоть знаете, что на седьмом уровне делается?

— А если быстро-быстро проскочить…

–…и дозу схватить такую, что остаток жизни кровью харкать будете… не-е, мы тут намертво заперты…

— Тогда… тогда надо сразу выскочить на шестой уровень, а оттуда уже искать картины с седьмым уровнем до того, как от него остался ядерный пепел… а оттуда уже найти картину с нашим миром, в котором еще жил Симпелкс…

— А вы ничего, молодой человек, соображаете… Вот, возьмите… на полноценную защиту это, конечно, не тянет, но…

— Только… мне еще нужны картины Симплекса…

— Это еще зачем?

— Не… не спрашивайте. Просто. Нужны…

Он с сомнением смотрит на меня, наконец, открывает папку с тремя тетрадными листками, — и это все, думаю я, всего-навсего, думаю я. ожидаю увидеть что-то запредельное, закрученное в миллион измерений — даже не понимаю, что вижу, что за черт, скат крыши, ветка какого-то дерева без листьев, ветер колышет занавеску… уже на автомате прикидываю, как можно прыгнуть на скат крыши, а потом… тут же одергиваю себя, что никакой ключ не откроет этот мир…

–…а почему три?

Это вы у Симплекса спросите.

— Да… конечно…

Прыгаю с восьмого уровня — как-то сразу получается проскочить несколько уровней и оказаться на третьем, отсюда и до нулевого недалеко…

…до нулевого…

Кто бы еще знал про нулевой уровень кроме меня…

Оглядываю свои рисунки, которые, наконец-то…

–…постойте… вы сказали… ваши рисунки?

— А… да, простите, проговорился.

— Так вы и есть…

–…Октахор Симплекс, к вашим услугам.

— Значит, вы скрывались на каком-то уровне… когда к вам попал раненный человек…

–…когда он попал ко мне, он не был ранен…

— Вот как, значит, вы его…

–…слишком многое поставлено на карту… моя жизнь… жизнь моих рисунков…

— Только не говорите, что так боялись за них из-за их художественной ценности…

— Разумеется, нет… тут другое…

— Что же именно?

— Боюсь, вы единственные не узнаете этого…

— Но… почему?

— А вы не узнали крышу своего дома… ветку дерева…

— Вы рисовали мой дом? Мой мир?

— Более того, я его создал… Но вы не сможете его покинуть…

— Без ключа?

— Я не представляю себе ключ от вашего мира… мира, лежащего за пределами мировой прямой…

— Мирового кольца, вы хотите сказать?

— Кольца?

— А вы даже не знаете, что все ваши полотна замкнуты в кольцо, и с нулевого уровня можно попасть в мир под номером бесконечность?

— Вы…

–…хотите подробнее?

— Еще бы.

— Что же, вы расскажете, что именно собирались делать с помощью нашего мира, а я в свою очередь…