Черное эхо: «Эдем»

Мария Ковальски

Вирусологи Стефано и Рената Кордиале, за каждым из которых стоит могущественный покровитель, ведут отчаянную борьбу за владение секретами нового штамма. В эпицентре схватки оказываются эпидемиолог Адриана Росси и ее друзья… и нет никакой гарантии, что они выйдут победителями.Вирусы. Невероятная мощь и смертельная опасность. Амбиции, перед которыми блекнут принципы морали – и истинная дружба и долг, как противостояние алчности и жестокости. Что окажется сильнее?

***

По данным ВОЗ, от инфекционных заболеваний ежегодно умирают около 25 миллионов человек. Возбудители инфекции быстро эволюционируют, что позволяет им совершенствовать механизм выживания и устойчивого существования.

История знает множество примеров опустошительных последствий оспы, чумы, холеры, тифа, дизентерии, кори, гриппа.

737 год — от оспы погибло более 30% населения Японии.

1346—48 гг. — «черная смерть» унесла треть населения Западной Европы — более 25 миллионов человек.

С 1600-х гг. туберкулез в Европе свирепствовал более 200 лет, умирал каждый седьмой инфицированный.

1918—19 гг. — «испанка» унесла жизни от 20 до 40 миллионов человек.

За всю историю человечества инфекционные заболевания нанесли ему больший урон, чем кровопролитные войны.

Часть первая

Стефано Кордиале

12 февраля 2015

Конго

Если бы у доктора биохимии Карла Левенхауза спросили его мнение обо всем происходящем, вероятнее всего, ответ содержал бы немало откровенно нецензурных слов — ибо ему ну совершенно не по душе были и этот ужасный климат, и допущение, что отныне придется работать именно здесь, покинув уютный научно-исследовательский комплекс в Мюнхене.

А всему виной амбиции Стефано, которым непременно понадобилась подпитка. Да не где-нибудь, а в Центральной Африке…

Конечно, нельзя не признать, что его смелые теории имеют право на существование. А уж если удастся их доказать, так вообще будет фурор, и не только в научных кругах. Ибо то, что Стефано ищет, может стать куда более важным и значимым в первую очередь для военных.

В конголезском экваториальном лесу царила настоящая феерия жизни, не сдерживаемая никакими рамками и искусственными законами, ведомая только инстинктами, не меняющимися с начала времен.

В середине двадцатого века в Конго действовали десятки небольших заводов по добыче и переработке свинцово-медных и цинковых руд, разбросанные по всей стране. В результате экономического кризиса, охватившего страну в семидесятых годах, многие из этих предприятий были вынуждены закрыться. Некоторые подверглись переоборудованию и открылись заново, но многие заводы канули в Лету, фактически исчезнув под давлением неумолимого леса.

Аэрофотосъемка местности давала крайне мало информации: можно было только разглядеть некогда обширную территорию завода, ныне покрытую буйной растительностью. Полуразрушенные одноэтажные здания прекрасно гармонировали с вольготно раскинувшимися папоротниками и мхами, и лишь при наличии бурного воображения можно было попытаться реконструировать картину прошлого.

По меркам шестидесятых годов прошлого века завод под управлением французской компании мог считаться вполне рентабельным, но масштабный кризис не пощадил и его. Французы, помаявшись с предприятием несколько месяцев, в итоге продали его за бесценок правительству Конго, и на несколько десятилетий о заводе забыли, надежно упрятав любые упоминания о нем под кипами ненужных документов в пыльном архиве.

Но сейчас это место не было безлюдным. Прошлое не могло скрыться под завесой вечнозеленых растений от любознательных и упорных людей.

— Я, конечно, верю в твою интуицию и прочие суперспособности, Стефано, но все-таки повторю: мы зря теряем время, — Левенхауз поморщился, переступая через горы бумажного мусора. — Это же просто одна большая свалка, а тебе ее продали с таким апломбом… тьфу, ну вот, ботинки безнадежно испорчены!

Его спутник, высокий и худощавый, с импозантной сединой на висках и хитрой усмешкой, отреагировал на ворчливую тираду быстрой улыбкой. В отличие от Левенхауза, Стефано Кордиале, похоже, чувствовал себя вполне комфортно и уверенно.

Они шагали по темному коридору, одна стена которого почти полностью обвалилась, и теперь джунгли уверенно расширяли свою территорию. Сквозь густые кроны деревьев с трудом пробивалось солнце, и в этом полумраке кучи всевозможного мусора казались больше, чем на самом деле.

— Да, я помню твое кредо, что смысла жизни не существует, и нужно самому создавать его. Только до меня никак не доходит, почему ты вдруг решил поискать вдохновения в Богом забытой глуши, так далеко от цивилизации, да вдобавок еще уговорил концерн раскошелиться на кругленькую сумму.

— Не ворчи, Карл, — собеседник аккуратно отвел в сторону лиану, с интересом разглядывая полураспустившийся голубой цветок на ней. — Для моих исследований это место подходит идеально — никакого лишнего народа болтаться не будет.

— Да, но с чего ты решил забраться именно в Конго? — Левенхауз отмахнулся от назойливого комара, негромко выругался по-немецки. — Здесь же агрессивна не только фауна, но и чертова флора, невозможно дышать, невозможно… а, ладно! Тебя все равно не переубедить, я это давно понял. И раз уж ты решил окопаться здесь, то что поделать, — он горестно вздохнул. — Я с тобой.

Стефано молча кивнул, по-прежнему улыбаясь, и включил мощный фонарик, когда они свернули в темный коридор.

— Потрясающе, — обронил он, обвел рукой прорвавшиеся внутрь лианы, практически перекрывающие путь. — Природа всегда побеждает.

— Может, это знак, что нам не следует сюда соваться? — Левенхауз произнес это с намеком на надежду, пригнувшись и проходя под сплошным занавесом из переплетающихся растений. Из-под ног с возмущенным писком разбежались мелкие грызуны. — Центр в Кайлахуне — вполне удобное место, и…

— Центр давно не может дать мне то, что я ищу, — прервал его Стефано, толкнул дверь в одну из комнат. Дерево давно прогнило и было изгрызено термитами, поэтому малейшего толчка оказалось достаточно, чтобы преграда рассыпалась на куски. Кордиале первым зашел внутрь, шаря лучом фонарика.

— Да, я в курсе твоих амбиций, — пробормотал Левенхауз, потер подбородок. Какой-то шустрый москит все-таки успел его укусить, и теперь место укуса чесалось. — Ты начал рассказывать о мифах, когда мы сюда зашли. Продолжай лекцию — убеди меня, что я не зря покинул Германию.

Луч фонарика неспешно прошелся по стенам, освещая почти полностью развалившуюся деревянную мебель, рассыпающуюся буквально на глазах штукатурку, завалы макулатуры. Стоял характерный запах затхлости.

— Кое-какие туманные сведения позволяют мне надеяться, что концерн «FRC» не зря потратил деньги на покупку этого старого завода, Карл. Африка всегда была богата мифами, и на первый взгляд то, что я слышал, может показаться очередной легендой.

— Но… — выжидающе протянул Левенхауз. — Ты никогда не был восторженным идеалистом, готовым верить на слово чему бы то ни было, так что причина наверняка весомее местечковых легенд.

Стефано ответил не сразу. Он осторожно вытащил из ящика стола старую бумажную папку, раскрыл ее. На стол высыпалось содержимое, практически уничтоженное сыростью и насекомыми.

— В 1721 году португальский мореплаватель Диогу Моуриньо, приплывший в Конго за партией рабов, которых он затем переправлял в Бразилию, сообщил, что потерял пятерых своих человек в этих джунглях. Они подхватили какую-то лихорадку, и в течение четырех дней скончались.

— Здесь повсюду лихорадки, что удивительного?

— В 1880 году граф Пьер де Бразза, основавший нынешнюю столицу страны, отправил сообщение во Францию, что в ходе экспедиции вглубь страны, в целях объединения местных племен, ему рассказали немало удивительных и жутких историй. Решив проверить слухи (мало ли, что может оказаться полезным для Третьей республики), он отправил группу в джунгли. Из пятнадцати человек вернулись трое, на грани смерти, и все твердили о тьме из леса.

— И Бразза понял, с чем имеет дело?

— Ему в то время было не до прогулок по лесам, — Стефано прошелся по комнате, заглянул в шкаф, набитый пожелтевшими бумагами. — Да и сложно, наверно, упомнить всех погибших, когда столько других забот в колониях.

— Так или иначе, что-то там было? И ты хотя бы примерно знаешь, что именно, верно?

— В 1905 году здесь побывали бельгийцы, — Стефано продолжал свою лекцию по истории, неторопливо, как будто рассказывая студентам. — Сунулись в джунгли — и опять история повторяется, опять смерть от неясных причин, и запрет на посещение этих мест. Куча мифов, к которым никто не хочет прислушиваться, но в которых прослеживается нечто общее.

— Коллективное бессознательное? — с насмешкой предположил Карл.

— Я бы не был слишком удивлен, окажись это привычным Эбола, но вынужден отказаться от этой заманчиво простой вероятности. И Моуриньо, и Бразза, а позднее бельгиец Якобс довольно точно описали симптомы загадочной лихорадки, причем практически одинаковыми словами. Сперва похоже на Эбола, но быстро перерастает в нечто иное.

— Думаешь, что-то новое?

— Как минимум, неизученный штамм филовируса, — откликнулся собеседник. — Думаю, он где-то затаился… вполне вероятно, в каком-то анаэробном организме, и когда его гнездо разворошили, вылез на свободу и развернулся по полной.

— Ты намерен его найти, — это был не вопрос.

— Лучше исследовать вирус в его естественной среде обитания, не так ли? К тому же, здесь нам не помешают надоедливые зеваки, журналисты и борцы за что бы там ни было.

— Да уж, — проворчал Левенхауз, — никому и в голову не придет, что в таком месте можно работать.

Они вышли из комнаты и продолжили осмотр здания. Сорок лет назад здесь находился центр завода, и большинство комнат были кабинетами. Жилые помещения, судя по старой карте, находились в соседнем здании, которое пребывало в таком же полуразрушенном состоянии.

— Придется снести все это, — задумчиво заметил Стефано, когда они вышли наружу. — В той стороне был плавильный цех, а еще дальше — заброшенный рудник. Ты в курсе, что мы сейчас находимся на своего рода плато, цех — уровнем ниже, а рудник, так вообще почти в ущелье? Это изумительно.

— Слышать от тебя слова, которыми люди обычно выражают эмоции — вот что изумительно, Стефано, — насмешливо протянул подошедший к ним мужчина в белой рубашке и брюках. — Раз уж Конго сумел тебя так впечатлить, я почти не сомневаюсь, что игра стоит свеч.

Кордиале повернулся к нему, подарил широкую усмешку:

— Поль. Твоему скепсису не под силу убить мой идеализм.

— Я давно бросил эти бесполезные попытки, — небрежно отмахнулся Жан-Поль Фламини.

Кроме них, на территории были только несколько человек, сейчас занятых осмотром зданий. Жара стояла ужасная, и на миг Левенхаузу захотелось вернуться в чуть более прохладные коридоры, но при воспоминании о пауках и мышах он нехотя отказался от этой затеи.

— Что ж, — Фламини сунул руки в карманы, оглядывая окружающие их джунгли. — Раз ты уверен, что здесь сможешь найти ответы на свои вопросы, тебе и карты в руки.

Стефано только улыбнулся и кивнул. А Левенхауз мрачно подумал, что вот он, тот самый первый шаг, с которого начинается любое путешествие длиной в сотню лиг.

И никакой гарантии, что этот путь не будет тернистым.

Заметки из дневника доктора Стефано Кордиале

Все-таки там что-то есть, и это крайне пугает туземцев. Все эти мифы о дава и других сверхсущностях… наверно, в любой точке планеты есть немало похожих легенд. И я бы не обратил на это внимания, если бы не свидетельства очевидцев, которые были в этих джунглях — и поплатились за это жизнью.

В 1721 году португальцы под предводительством Моуриньо и его верного пса Элвеша, в 1880 — французы графа де Бразза, а в 1905 — бельгийцы Якобса. Все они попытались узнать, что за тайну хранят эти места, но почти никто не ушел живым. Все эти слова, что джунгли оживают, что сами люди видят не свою жизнь — сплошные загадки. В этом не разобраться без вдумчивого подхода.

23 июня 2015

Конго

Научно-исследовательский комплекс «Эдем» (концерн «FRC»)

За прошедшее время Левенхауз несколько свыкся с окружающей обстановкой, тем более что для работы ему выделили отдельную лабораторию, с настраиваемым микроклиматом, и теперь он значительно меньше страдал от жары и вездесущих насекомых. Исследования продвигались быстрее, чем ожидалось изначально, и это тоже внушало оптимизм.

Строительство комплекса на месте старого завода шло довольно быстро — за несколько месяцев был построен с нуля основной корпус, подходила к завершению реконструкция второго, в котором планировалось расположить лаборатории. Общежитие для рабочих завода, почти полностью скрытое густыми зарослями лиан и ветвей раскидистых деревьев, было расчищено наполовину. В настоящий момент в комплексе жили и работали только несколько ученых и сотрудников службы безопасности, а также нанятые в Весо рабочие.

Оба рабочих корпуса, общежитие и генераторная были расположены на «плато», или первом уровне, по выражению Стефано. Плавильный цех Кордиале хотел превратить в еще один корпус, но чуть позже.

В кабинете Стефано было прохладно и восхитительно сухо, и одно это могло поднять настроение на несколько пунктов. Традиционно все проекты, теории и наработки обсуждались именно здесь, в окружении бумаг, кружек кофе и трех компьютеров.

— «Не спрашивай, нельзя знать, какой мне, какой тебе конец предначертали боги, — с пафосом процитировал Стефано, едва завидев входящего в кабинет Левенхауза. — Пока мы говорим, уходит завистливое время: лови момент, как можно меньше верь будущему».

— Лови момент, — без особого воодушевления согласился Левенхауз, закрывая за собой дверь. Он устало опустился в кресло и закрыл глаза рукой.

Стефано с любопытством взглянул на него, захлопнул книгу, которую держал в руке.

— Что такое?

— Как могут люди жить в этом ужасном климате? — осведомился Левенхауз трагическим тоном. — Этот воздух можно пить, только вместе с чертовыми москитами.

— Зато сюда мало кто суется, — резонно заметил Кордиале, пододвигая к нему высокий стакан с водой. — Что в нашем случае просто замечательно.

Левенхауз что-то пробормотал, глотнул воды. За окном кипела жизнь экваториального леса; было душно, как перед грозой.

— Мне теперь даже ливень в Мюнхене кажется райской погодой. Прогулялся бы сейчас по парку, под соснами, потом зашел бы в церковь…

Стефано скептически выгнул бровь:

— Наука еще не убила религию?

— Я всегда был так себе протестантом, — проворчал Левенхауз, — но хотя бы не нарушал столько заповедей, как сейчас, — он сокрушенно покачал головой. — Не о таком я мечтал, когда… А, ладно, это все уже не важно. Зачем звал?

— Кое-что раскопал, — Стефано хитро прищурился, облокотился на стол и поднес сложенные домиком ладони к подбородку. — Я нашел еще одно звено в цепочке.

— Говорить без загадок ты так и не научился…

— Как ты помнишь, Прототип был найден через месяц после нашего прибытия в Конго. Восемь человек, которые обнаружили штамм, погибли, но не все сразу, а в течение четырех дней. Этот факт показался мне очень странным.

— Почему же? Иммунная система каждого человека могла отреагировать на вторжение инфекционного агента по-разному, и те, кто был слабее, умерли раньше. Тем более, что это был Эбола, а он коварен.

— А что насчет последнего? — быстро спросил Кордиале, внимательно следя за реакцией друга. — Адам Сингх, индиец. Симптомы геморрагической лихорадки проявлялись только на начальных стадиях заболевания, а потом это стало чем-то иным. Ты видел его историю болезни.

— Это был Эбола, — упрямо возразил Левенхауз. — Ты знаешь, насколько он изменчив.

— Я знаю, насколько ты уперт, — пробормотал Стефано со смешком. — В заметках Сингха тебя ничего не насторожило?

— Галлюцинации на фоне болевого шока, — отозвался Левенхауз рассеянно. — Когда внутренности превращаются в жижу, еще и не такое привидится. А еще, в этих джунглях полно всяких грибков, надышавшись которых, вполне можно представить себя хоть пони на радуге.

Из записок наемного рабочего Адама Сингха, 2015 год

Доктор Стефано Кордиале предложил мне работу — «что-то вроде черной археологии», уклончиво сказал он, когда я спросил, в чем она будет заключаться. Что ж, работодатель имеет право пошутить.

___

Первая неделя раскопок ничего не дала. На вопрос, что именно мы ищем, Кордиале ответил каким-то заумным языком; я так и не понял ни черта. Ребята из моей бригады решили, что какие-то жутко ценные археологические штучки. Неважно. Главное, чтобы платили вовремя.

___

Обнаружили скрытый туннель в задней части пещеры. Он окончился тупиком, но за стенкой оказалось что-то вроде хранилища. Мы нашли там странный желтый камень — он рассыпался в руках, как кусок известняка. Кордиале пришел в восторг. Кажется, работа подошла к концу.

___

С утра себя неважно чувствую: знобит, кашляю, голова как в огне. Врач сказала, что скоро пройдет, ничего страшного.

___

Лекарство не помогло, стало только хуже. Чудится, что я слышу какие-то голоса, а пару раз, когда лежал в постели, мимо открытой двери пробегала черная собака. Неужели я схожу с ума?

___

Заболели все. Симптомы одни и те же. Врач явно встревожен. Кордиале исчез. Не знаю, сколько еще я выдержу.

___

Приходила моя жена, говорили с ней о дочке; она просит меня вернуться домой.

Алия, я же сам видел, как ты умерла.

Ты не можешь быть здесь…

___

Я продержался до рассвета, я цеплялся за воспоминания, но они сыграли со мной злую шутку.

Я никогда не был в Токио.

Никогда не бил свою жену, не убивал человека на темной улице.

Не прыгал с моста, пытаясь покончить с собой.

Да помогут мне боги! Я сошел с ума.

— А теперь ознакомься вот с этим, — Стефано протянул ему потрепанную, пожелтевшую газету, раскрытую на второй полосе. В самом низу мелким шрифтом был напечатан год издания: 1965.

Обведенный маркером материал оказался небольшой заметкой об исчезновении известного в Японии преступника Джина Ямамото в лесах Конго. Обвиняемый в совершении пятнадцати убийств, Ямамото страдал психическим заболеванием, не раз пытался совершить суицид, а затем убил прохожего на улице перед баром и скрылся. Почему он выбрал Африку, так и не выяснили, но в джунгли за ним никто не захотел идти, и дело осталось подвешенным в воздухе.

Левенхауз был абсолютно уверен, что Стефано смотрит на него с насмешливым превосходством, и не ошибся.

— Это совпадение, — заявил он. Стефано хохотнул, откинулся на спинку стула:

— Ты сам в это не веришь. Не бывает таких совпадений.

— Не притягивай свои теории за уши только потому, что тебе так хочется.

— Я был прав, — на выдохе проговорил Кордиале, торжествующим тоном. — Это не Эбола, Карл, это что-то покруче.

— И наверняка смертоноснее, — Левенхауз вздохнул, признавая свое поражение. Пробежался по заметке быстрым взглядом. — Получается, что этот Ямамото по какой-то причине решил скрыться в пещере в джунглях, умер от заражения вирусом, а потом Сингх и его ребята раскопали этот штамм, и… Черт, нет. Я все равно не могу поверить. Это антинаучно.

— Детали, о которых Сингх не мог знать, потому что следствие в 1965 году проходило под грифом «секретно»: Токио, убийство, попытка суицида — прыжок с моста. Каким-то образом воспоминания преступника стали последним, что видел Сингх. Вопрос: почему только он? Почему все остальные погибли, как от Эбола, а он, оставшийся последним, стал невольным свидетелем чужой жизни?

Левенхауз смотрел на него мрачно, то и дело шурша страницами газеты, как будто ища опровержение теории Стефано.

— Антинаучно или нет, но это феноменально, Карл. И я не намерен делиться своим открытием с кем бы то ни было.

— Я знаешь, что подумал? — Левенхауз потер переносицу, поправил очки. — Вдруг приказ бельгийского короля взорвать шахту в километре от пещеры объясняется тем же? Вдруг бельгийцы тоже с чем-то подобным столкнулись и решили от греха подальше уйти?

Кордиале прищурился:

— Согласен, приказ был странный — уничтожить свое же имущество. Причина должна была быть весомой.

— Да уж, весомее не бывает, — Левенхауз нервно хмыкнул. — Когда тебе в голову начинают лезть умершие до твоего рождения незнакомцы, поневоле задумаешься — так ли уж важно золото и прочие мелочи?

Кордиале встал, неспешно подошел к окну. По стеклу забарабанили первые крупные капли, ветер качал верхушки деревьев. Территория комплекса пока была почти не расчищена — только необходимая для строительства площадь, огражденная высокой стеной колючей проволоки. Левенхаузу казалось, что он сидит в крошечной каморке посреди мрачных величественных джунглей, настолько впечатляли масштабы тропического леса.

— Все это наталкивает на мысль, что подобные цепочки как-то связаны с информационной матрицей, — задумчиво проговорил Кордиале. Левенхауз встрепенулся:

— Что, еще и это хочешь добавить к своду теорий, выстроенных на слабом фундаменте?

— Единое информационное поле планеты, — Стефано не обратил внимания на неприкрытый скепсис друга. — Словно огромный компьютер, в памяти которого хранится непредставимо большой объем данных с начала жизни на Земле. И информация постоянно обновляется и дополняется. Грандиозно.

— И как тебя допустили к науке? — не без ехидства поинтересовался Левенхауз, наливая себе воды. — С твоей-то тягой к псевдонаучным бредням?

— Я мыслю шире, — ничуть не смутился Стефано, заложил руки за спину, глядя на тропический ливень. — Любая теория имеет право на существование.

— Информационное поле, — Левенхауз фыркнул. — Связь с водой, ага?

— Прототип таит в себе гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, Карл. Наша задача — понять, что именно, и использовать это в своих целях.

Голос Кордиале был задумчив и негромок. Левенхауз с сомнением произнес:

— Признаться, я пока не вижу никакой особой глубины в этом вирусе-убийце. Тебя ничего не настораживает?

Стефано повернулся к нему, вопросительно поднял брови:

— Что именно меня должно насторожить?

— Да все! — Левенхауз раздраженно всплеснул руками. — Прототип умеет только убивать, причем смертью мучительной и медленной. А ты в нем видишь какие-то перспективы.

— Верно, — Кордиале эта вспышка ничуть не смутила. — Поверь мне, Карл, способность убивать — меньшее, что в нем скрывается. Обычно вирусы сами показывают свою силу, без помощи и согласия человека. Полагаю, этот не станет исключением — такому джинну в лампе долго не усидеть.

Биохимик покачал головой с недовольным видом.

— Надеюсь, ты хотя бы не собираешься эту лампу тереть? Лично мне становится крайне неуютно при одной мысли, что рядом со мной обитает неизученный и опасный вирус.

— Не он рядом с тобой, а ты рядом с ним.

— Еще лучше.

Кордиале помолчал. Левенхауз все так же сидел в кресле, смотря на друга исподлобья.

— Карл. Ты помнишь цель, которую я поставил себе, когда только пришел в мир большой науки?

— Нечто на стыке сухой науки и туманной философии, — откликнулся Левенхауз, неохотно кивнул. — Евгеника. Тебе взбрело в голову, что можно изменить человека. Глупо, как по мне.

— Учитывая, что геном человека более чем на 32% состоит из информации, кодируемой вирус-подобными элементами, я бы не был так уверен в бесперспективности наших исследований. Изменив ДНК, можно изменить многое.

— Ты замахнулся на лавры Бога, — Левенхауз был мрачен. — Это уже чересчур.

Кордиале хмыкнул:

— Вызываешь на спор «религия против науки»? А как же знаменитое высказывание папы Пия XII, дескать, «подлинная наука обнаруживает Бога за каждой открытой ей дверью»?

— Это не аксиома, — биохимик был упрям. — Из каждого правила есть исключения. Например, при обнаружении смертельно опасного вируса и попытках поиграть с ним.

— Способность изменить мир тоже дарована Богом, — заметил Стефано почти равнодушно. — Значит, надо ее использовать.

Левенхауз открыл рот, собираясь возражать, но тут же передумал, и только поморщился. Кордиале усмехнулся:

— Я понимаю твои сомнения, Карл. Но этот вирус таит в себе невероятные возможности, и я не собираюсь упускать шанс.

— Ладно, — Левенхауз вздохнул, — я не во всем с тобой согласен, но можешь на меня рассчитывать. Только не заиграйся с этим ящиком Пандоры.

15 мая 2015

Каир

— Особенностью эпидемии Эбола в 2013—2015 годах является то, что уже через три месяца после начала заражения вирус мутировал, что сделало его более заразным для человека, и этим, в свою очередь, можно объяснить масштабы эпидемии, — докладчик чуть развернулся и махнул рукой на монитор позади него, указывая на графики и цифры. — Начавшаяся в декабре 2013 года в Либерии, Гвинее, Нигерии и Республике Конго вспышка вируса забрала за три неполных года одиннадцать тысяч жизней. Это связано сразу с несколькими факторами — бедность населения, отсутствие должного уровня гигиены и здравоохранения.

— Проанализировав образцы вируса, исследователи сделали вывод, что вирус приобрел мутацию, отвечающую за поверхность основного белка, который связывается с клетками жертвы. Мутация получила название А82V. Гены болезнетворного патогена были изучены в режиме реального времени. А82V позволила вирусу заражать клетки человека и других приматов в четыре раза эффективнее неизмененного вируса.

Стефано вспомнил свои предположения по поводу эпидемии, высказанные еще в 2013 году. Тогда к его словам не особо прислушались, предпочтя верить более оптимистичным прогнозам — и что в итоге вышло? Только после того, как ВОЗ одобрила использование вакцины, и эпидемия пошла на убыль, аналитики были вынуждены признать правоту Кордиале.

Да, этот штамм оказался куда изворотливее, чем многим хотелось бы думать. Однако глупо было думать, что скорость мутации всегда будет неизменной.

— Кайлахун не стесняется присылать своих специалистов? — с почти не скрываемой издевкой поинтересовался кто-то, сидевший позади Стефано. — Даже после того, как крупно облажался с антидотом? Признаться, я удивлен.

Стефано усмехнулся. Полумрак в зале не давал возможности различить выражение лица критика, но узнать его по голосу и представить насмешливо изогнутые брови не составило труда. Даже оборачиваться не надо было.

— Диего Рамирес, — протянул он, не меняя позы: Стефано все так же облокачивался на спинку пустующего кресла впереди, положив подбородок на сцепленные в замок руки. — Удивлен не меньше вашего. Не думал, что Африка входит в спектр интересов Дивизиона.

Нарываешься, Стефано?

Каждая встреча с представителем организации, известной как Дивизион, давала Стефано удивительно четкое ощущение надвигающейся угрозы. Вообще-то, Кордиале очутился на чужом поле боя совершенно случайно, и Дивизион вполне мог оставить его в покое, но так было только до того момента, как вирусолог Кордиале и политик Жан-Поль Фламини прекратили скрывать факт своего сотрудничества. Отныне между троицей основателей фармацевтического концерна «FRC» и «дивизионерами», как иронично называл их Кордиале, уже несколько лет существовало напряженное противостояние. И Диего Рамирес, по мнению Стефано, был наиболее непредсказуемым из всех, кого только мог прислать на это заседание Дивизион.

А это значит, что придется следить за каждым его движением, в буквальном смысле. Не хочется получить нож в спину от неуравновешенного субъекта с манией величия.

— Цифры впечатляют, — Стефано указал на большой монитор позади выступающего докладчика.

Рамирес презрительно фыркнул. Крупные черты лица, тяжелый подбородок, цепкий взгляд — Стефано этот человек напоминал барса, готового прыгнуть в любой момент.

— Как будто вам есть какое-то дело до любых цифр, если только это не ваш банковский счет!

— Учитывая несомненную связь этих цифр с моей работой, за которую мне и платят, не могу с вами согласиться, — учтиво возразил Кордиале, наблюдая за сменой ораторов на сцене.

Алессандро Лаццари? Любопытно, с чего вдруг представитель Комиссии по контролю за деятельностью в сфере фармацевтики пожаловал в Каир? Вроде бы вакцина и так производится под чутким руководством Комиссии.

От Стефано не укрылось, каким взглядом на докладчика смотрит Рамирес, и ученый едва не присвистнул. Такой концентрации злобы у испанца он еще не видел.

Ну конечно. Лаццари со своей командой наверняка наступили на хвост Дивизиону, а обид эти ребята не прощают никому. А это значит, что синьору Лаццари можно начинать беспокоиться за свою жизнь.

— Проблемы с контролем? — поинтересовался Стефано, не отрывая взгляда от трибуны. Впрочем, полностью оставить Рамиреса без присмотра он не рискнул, так что словно невзначай отодвинулся в сторону, отдаляясь от испанца.

Рамирес сощурил глаза. Взгляд полыхал яростью.

— С чего вы взяли? — прошипел он. Кордиале беспечно пожал плечами:

— У вас не очень хорошо получается скрывать эмоции.

С огнем играешь, Стефано. Этот человек без колебаний может убить тебя, а потом спокойно встать и выйти из зала.

— Говорят, вы построили новый комплекс, — неожиданно спокойно сказал Рамирес. — Конго… ужасное место. Почему там?

— Ко всему можно привыкнуть, — откликнулся Стефано почти задумчиво. — Предпочитаю изучать вирус в его родной среде обитания.

Догадывается ли Лаццари, что вскрывает секреты, за которые Рамирес и компания готовы убивать, не раздумывая?

Черт, Алессандро, ты что, совсем не понимаешь, как подставляешь себя?

— Да, все мы в курсе, что вы предпочитаете прямой контакт с вирусами, а не демагогию, разводимую вокруг них, — отозвался Рамирес негромко. Стефано отвлеченно подумал, что сейчас испанец похож на коршуна, ясно видящего свою жертву.

— Моя цель — добиться полной победы над Эбола. На большее не замахиваюсь. А какую цель преследуете вы, Рамирес? — прямо спросил он. — Как связана недавняя эпидемия с интересами Дивизиона? Производство вакцины уже налажено, и вам не перехватить инициативу. В банальное любопытство я давно не верю. Так в чем дело?

Рамирес смерил его насмешливым взглядом и откровенно расхохотался:

— Вы на самом деле ждете ответа на этот вопрос, Кордиале?

— Если в содержании ответа нет ничего противозаконного, то и в вопросе я не вижу ничего странного, — откликнулся Стефано вежливо. — Простите, мне пора.

Найти Лаццари оказалось несложно; подойти к нему, изображая искреннее удивление — тоже. А вот объяснить упрямому итальянцу, что неразумно вещать с трибуны о грехах сильных мира сего, Стефано так и не смог.

— Своя жизнь не дорога, так подумай о семье, — вполголоса посоветовал он, вежливо улыбаясь: для всех вокруг эта встреча не должна была выглядеть личной. — Как будто не в курсе, что они могут расправиться с Марией и детьми.

— Успокойся, Стефано, — Лаццари ободряюще улыбнулся. — Мы все прекрасно понимаем риск.

— Так какого же черта…

— Это лишь видимая часть плана. Прости, я не могу раскрывать детали.

— Потому, что я тоже на подозрении у Комиссии?

Лаццари посерьезнел, качнул головой:

— Нет. Потому, что с таким же успехом они могут взяться за твою семью. А мне этого не хочется.

— Ты упрям, как баран, — Стефано шепотом чертыхнулся.

— Я твердо знаю, к чему следует идти, и не намерен отступать.

— Тебя не переубедить.

— Тобой движут родственные чувства? — внезапно поинтересовался Лаццари. — Или нечто другое?

— У Стефано Кордиале не может быть ничего общего с представителем Комиссии по контролю, — отозвался Стефано, помолчал и усмехнулся. — Только тот факт, что моя сестра выскочила замуж за проходимца, сумевшего за двадцать лет достичь таких высот. Ничего больше.

Лаццари рассмеялся, несильно хлопнул его по плечу.

— Это называется «ничего больше»?

Диего Рамирес угрюмо наблюдал за ними, стоя в тени у стены.

29 ноября 2016

Рим

Погода в последние несколько дней неизменно радовала холодными дождями и пронизывающим ветром, а прогнозы синоптиков оставались все такими же: не ждите перемен еще неделю, а то и больше.

Левенхауз никогда не любил осень, впадая в меланхолическое состояние вплоть до апреля. А уж сейчас, когда к погодным условиям добавились такие же мрачные размышления по поводу работы над вирусом, биохимику и вовсе хотелось запереться в комнате и не высовывать оттуда нос. Кордиале подтрунивал над другом, язвил, однако в душу не лез.

Трио основателей концерна «FRC» за прошедшие полгода собиралось четыре раза, и каждый раз встречи проходили в разных местах: Конго, Каир, Лондон, Мюнхен. В этот раз общий сбор было решено провести в доме банкира Паоло Росси.

В гостиной было уютно: над овальным столом висела хрустальная люстра, но углы комнаты оставались в тени, давая возможность желающим уединиться и подумать о своем. В камине весело потрескивали дрова, и Левенхауз предпочел устроиться в кресле поближе к огню, наслаждаясь ароматом и вкусом красного вина из бара Росси.

Стефано Кордиале стоял у окна, сцепив руки в замок за спиной и глядя на непогоду снаружи. Выглядел вирусолог довольным жизнью, и Левенхауз прекрасно понимал его.

— Все идет по плану, и в график укладываемся, — заметил сенатор Фламини, закончив изучать отчет. — Вижу, вам удалось немного разобраться в природе этого вируса.

— Немного, — согласился Кордиале задумчивым тоном, все так же стоя вполоборота к остальным. — Однако глобальные открытия еще впереди.

— Прогноз то ли обнадеживающий, то ли пугающий, — пробормотал Паоло Росси, устроившийся в кресле. Выглядел финансист утомленным, и тени под глазами только усиливали это впечатление.

— Как всегда, — Фламини усмехнулся, кинул взгляд на ученого. — Начинай лекцию, профессор. Вкратце обо всем, и понятным простому смертному языком, хорошо?

Стефано ответил усмешкой и кивнул.

— Начнем с начала, как говорится. 2013 год, начало очередной эпидемии. Привычное для Африки явление, плюс к тому в этот раз вирус мутировал, так что найти вакцину стало еще сложнее. Да, антивирус был создан, производство вакцины налажено, но прежде, чем это произошло, погибли тысячи людей.

Он сделал паузу, потом продолжил:

— Прототип был обнаружен в марте 2015 года. В декабре 2013, работая над отчетами в Центре, я наткнулся на старую заметку в газете, где парой слов было рассказано о таинственной лихорадке, убивающей каждого, кто зайдет в джунгли в районе пещеры недалеко от старого рудника. Эбола? Почему именно этот район считался запретным издавна? И почему бельгийцы взорвали рудник в 1905 году?

— Короче говоря, ты опять пошел на поводу у своей интуиции, — насмешливо прокомментировал Фламини. — Хотя в этот раз, будем честны, тебе удалось удивить даже меня.

— До такой степени, что ты согласился выделить средства на постройку «Эдема», — в том же духе отозвался Стефано, тоже усмехаясь. — Да, этот таинственный район заинтересовал меня не на шутку, и я решил отправить туда поисковую бригаду. Рабочим очень нужны были деньги, и их не остановили никакие мифы. Так был найден Прототип.

— И погибли восемь человек, — добавил Росси, просматривая отчеты.

— Да, — согласился Стефано, — мне жаль, что так вышло.

Фламини фыркнул, выражая свое мнение по поводу искренности ученого, но ничего не сказал.

— Прототип на 97% был схож с Эбола. Инкубационный период после заражения — от двух до четырех дней, смертность стопроцентная. Путь передачи — при контакте с вирусом напрямую или с зараженным, — Стефано присел на подоконник, сложив руки на груди. — Все симптомы геморрагической лихорадки, первые симптомы — внезапное появление лихорадки, мышечные боли, головная боль. При попадании в организм вирус отключает те части иммунной системы, которые должны выявить заражение и начать борьбу. Кровеносные сосуды слабеют, что приводит к обширным кровотечениям. Зараженный умирает в муках.

— Впечатляет, — признал Фламини. — Так Прототип действовал таким же образом?

— Семеро из зараженных умерли от кровотечений, — отозвался Кордиале, — но восьмой преподнес сюрприз. Он записал свои ощущения и мысли перед смертью, и нам удалось выяснить, что последние его воспоминания не принадлежали ему.

— Крайне любопытно. Так, значит, этот штамм обладает способностью хранить воспоминания зараженных людей и каким-то образом передавать их следующему, кто входит в контакт с ним? Как бы фантастично это ни звучало?

— Да, именно так. Но проблема оказалась в том, что сам по себе Прототип был крайне нестабилен, и изучить его, прежде чем он распадется, было практически невозможно. Пришлось соединить его с другими штаммами.

Стефано изящно соскользнул с подоконника и взял со стола тонкую папку.

— Проекты «Альфа-1» и «Альфа-2», проведенные в августе 2015, были попыткой исследовать Прототип в соединении со штаммами других вирусов. Первый закончился провалом, второй позволил продлить время существования Прототипа в стабильном состоянии до шести дней, но в общем-то, ничего больше не дал. Мы пошли дальше, — он вытащил из папки еще один лист. — Май 2016 года, проект «Бета». Если не углубляться в дебри научных терминов, можно сказать, что это была своего рода перегонка «Альфы-2» и получение в итоге более стабильного штамма. Мы протестировали его на животных, и в результате они стали физически сильнее и куда агрессивнее. Но жили только неделю, после чего умирали все до единой. Так что «Бета» стала биологическим оружием быстрого действия. Дальше были два провальных проекта…

— Опять провальных? — судя по тону, Фламини иронизировал. Кордиале насмешливо прищурился, кивнул:

— Бывают в жизни огорчения… Итак, в июне была «Альфа-3», о которой даже вспоминать не хочется, в июле — «Гамма», принцип которой выражен в самом названии. Мы пробовали облучить штамм радиацией, и получили прогнозируемый результат: непредсказуемые мутации, которые невозможно контролировать. Это был тупик. Но в сентябре мы смогли провести опыт, который я могу назвать успешным и годным для дальнейшего развития исследований Прототипа. Это был проект «Дельта». Подсказку я получил на майском заседании ВОЗ в Каире: изменчивость Эбола. Я соединил Прототип с новым штаммом Эбола, и в итоге получился штамм, способный поднять планку выживаемости до пятидесяти процентов. Более того, зараженные особи получали невероятную физическую силу, скорость реакций, выносливость. Однако через две недели зараженные погибали, все до единого.

— Так что же дало тебе повод для оптимизма? — поинтересовался Фламини.

Кордиале торжествующе улыбнулся, вытащил из кармана висевшего на спинке стула пиджака и поднял маленькую пробирку с зеленой жидкостью. Оглядел всех присутствующих:

— Вот это, господа. На основе вакцины от Эбола я создал экспериментальный антидот, и опробовал его на выживших животных. Срок их жизни продлился до месяца.

— Экспериментальный, — протянул сенатор, потер подбородок. — То есть, сейчас ты работаешь над его улучшением.

— Абсолютно верно, это одно из направлений исследований в «Эдеме». Параллельно мы работаем над повышением стабильности «Дельты», — Кордиале неторопливо обошел вокруг стола. — Совсем скоро я смогу сказать точно, что из себя представляет этот вирус.

Фламини усмехнулся, поднял бокал:

— За «Эдем»!

— За «Эдем», — откликнулись Кордиале и Росси.

Левенхауз еле слышно хмыкнул, устраиваясь поудобнее и протягивая ноги к огню.

Авантюры превращаются в нечто куда серьезнее…

Из заметок доктора Стефано Кордиале

Впервые я задумался о возможности существования вируса, подобного этому, в далеком 2004 году. Синтез вируса с нужными для исследований характеристиками — давно не проблема для науки, и шансов изучить любой штамм у меня было предостаточно.

Проблема в том, что изучать воспроизведенный в лаборатории вирус, на мой взгляд, аналогично наблюдению за дикой природой через решетку вольера в зоопарке. Запертый в клетке, штамм не может развернуться и показать всю свою силу. Для меня это «мертвые» исследования.

2015 год стал для меня началом новой эпохи.

22 марта группа рабочих обнаружила в пещере на севере Конго неизвестный вирус. Возбудитель дожидался своего часа в каком-то анаэробном организме. При проведении раскопок он попал в подходящую среду и активизировался.

В течение нескольких часов вещество-убийца проникло в организм рабочих. Действие его весьма напоминало Эбола. В частности, тот фактор, что вирус буквально утопил своих жертв в их же крови и жидкостях организма. Легкие были атрофированы — такое впечатление, что они взорвались: ни одного целого капилляра. Но перед этим неизвестный агент, поразительно ядовитый и проворный, заблокировал легкие и перекрыл эритроцитам стремительную (¾ секунды) подачу кислорода.

В любом случае, я чувствую, что работа над этим вирусом способна дать мне то, к чему я стремился все эти годы…

Маркус Миллер

2 июня 2016

София, Болгария

Имеет ли время значение, если забыта точка отсчета?

Он устало откинулся на спинку деревянной скамейки, закрыл глаза. Окружавшие звуки и запахи города давно стали привычными и не отвлекали. Впрочем, все чаще ему казалось, что уж лучше бы происходило хоть что-нибудь, способное разбавить монотонность будней и дать ощущение, что он живет, а не существует в виде некой биологической массы без цели и смысла.

Каждый день одно и то же: подъем в шесть, быстрый завтрак у хозяйки квартиры, потом изматывающая работа на заводе, где тебя уважают за старательность и усердие. Вечером возвращаешься в опостылевшую комнату, заваливаешься спать. Никаких ярких и запоминающихся событий, ничего такого, что отличало бы день вчерашний от сегодняшнего.

Разве такой должна быть жизнь?

Он стиснул виски до боли, зажмурился, словно это могло помочь избавиться от пустоты внутри.

Память предала его, кинув издевательской подачкой только имя: Маркус.

Словно кто-то свыше дал шанс начать все сначала — как в компьютерной игре. Выбирай себе новую жизнь, живи свободно, не привязанный ни к кому и ни к чему… вот только платой за это будет забвение. Тотальное отсутствие любых точек соприкосновения с внешним миром, исключая рабочие контакты. Никто тебя не помнит.

Все, что раньше имело смысл, исчезло в тумане. Он не помнил ни одной детали из своей биографии — семья, друзья, родные? Откуда он вообще родом? Чего хотел и ради чего жил?

Пустота. Словно бы родился только четыре месяца назад, и теперь должен был заполнять лакуны в памяти. Вот только дело не сдвигалось с мертвой точки.

На скамейку рядом с ним опустился кто-то и добродушно проговорил:

— А я тебя искал. Мог бы догадаться, что ты опять в парке.

Голос был глуховатый, приятный, с довольно сильным акцентом. Маркус посмотрел на мужчину, поднял брови:

— Зачем искал?

Горан стал его лучшим и едва ли не единственным другом в Болгарии. Более того, именно он нашел потерявшего память Маркуса в одном из переулков Софии четыре месяца назад и ввел в местное общество. Так что Маркус был бесконечно благодарен другу за все, что тот сделал.

— Ребята собираются на стадионе, хотят матч-реванш, — Горан улыбнулся, потом посерьезнел и положил руку на плечо Маркусу. — Что, опять?..

— Ага, — мрачно откликнулся Маркус, — опять. Черт бы побрал эти секундные всплески воспоминаний — толку с них ноль. Только душу бередят.

— Когда следующий сеанс?

— Завтра, — Маркус помолчал, глядя на газон, по которому бегали с криками дети. — Просто трата времени. Чем может помочь мне психоаналитик?

— А я вот уверен, что ты не зря к нему ходишь, — возразил Горан уверенно. — Хороший день.

— Да, — согласился Маркус, — хороший.

— А сейчас — пошли на стадион, — Горан посмотрел на друга. — Или еще позагорать хочешь?

— Пошли, — Маркус поднялся на ноги. — Чего тут сидеть и жалеть себя?

___

Больницы он ненавидел всеми фибрами души, и с того самого момента, когда переступал порог, мечтал уйти подальше. Однако Горан настаивал, чтобы Маркус ходил к психоаналитику — вдруг тот поможет вспомнить прошлое. Пришлось, скрепя сердце, согласиться.

Особых изменений Маркус не замечал, разве что кратковременные видения стали приходить чуть чаще. Но картинки мелькали перед внутренним взором всего секунду, и понять, что этим хочет сказать ему собственное подсознание, было невозможно. Доктор Динков заверял его, что на начальных этапах такое часто бывает, и дальше будет лучше.

— У вас явные проблемы с выражением эмоций, — заявил Динков, просматривая бумаги с результатами анализов и тестов. Невысокий и уже лысеющий, доктор носил очки в тяжелой оправе, и этот аксессуар словно делал его еще ниже. — Вы замкнулись в себе, Маркус, и не хотите раскрываться.

Маркус молча смотрел на него исподлобья, сидя напротив. Возражать доктору не хотелось — было лень говорить. Динков воспользовался этим, чтобы вывалить на пациента ворох своих заключений:

— С психическим здоровьем все в порядке — вы на редкость уравновешены, и я даже не представляю, что можете выйти из себя и разозлиться. Но вот что касается проблемы с потерей памяти — тут все несколько сложнее. У меня создалось четкое ощущение, что вы не можете вспомнить прошлое только потому, что не хотите вспоминать.

Маркус недоверчиво посмотрел на него:

— А зачем же тогда я сюда прихожу каждые две недели?

— Так бывает, когда в прошлом есть какая-то сильная травма, — Динков закрыл папку с данными о пациенте, поправил очки и быстро улыбнулся. — Я подозреваю, что ваш случай именно из таких. Вы пережили что-то настолько травмирующее психику, что ваш мозг предпочел закрыть воспоминания об этом случае, чтобы избежать более серьезных проблем, вроде нервного срыва, а то и попытки суицида.

— Но разве подобные травмы нельзя выявить всякими тестами? — Маркус махнул рукой на висевший на стене плакат с изображением чернильной кляксы. — Существует же масса способов извлечь воспоминания, запрятанные даже очень глубоко, разве нет?

— Повторяю, Маркус — я думаю, что вы пережили нечто очень травмирующее, и ваш мозг просто заблокировал этот участок, — настойчиво сказал Динков. — А вместе с ним под блок попали и многие другие воспоминания из вашей жизни. Но также я уверен, что это пройдет со временем, вам только не надо торопить события.

— Ладно, — тяжело выдохнул Маркус, опустил голову. — И много обычно уходит времени?

— Месяцы, — отозвался негромко Динков. — Иногда годы.

— Понятно, — Маркус встал, одернул рубашку. — Спасибо, доктор. До свидания.

— До свидания, — доктор смотрел с участием и почему-то часто моргал, напоминая сову. — Не отчаивайтесь, прошу вас.

В коридоре он сел на скамейку и уставился невидящим взглядом в светло-зеленую стену напротив, ероша короткие волосы. Слова доктора Динкова совершенно не утешали его — жить без прошлого было все сложнее. Маркус чувствовал себя акробатом, вышедшим прогуляться по канату под куполом цирка, и неожиданно обнаружившим, что страховки нет, и по канату он идет только на свой страх и риск.

Он закрыл глаза и постарался выровнять дыхание, чтобы привести мысли в порядок. Мимо неторопливо прошла женщина — он понял это по донесшемуся аромату ирисов — и Маркус открыл глаза и посмотрел на нее, сам не понимая, почему отвлекается от концентрации.

— Нет, Виктор, я больше не могу ждать, — произнесла женщина, остановилась, держа телефон. Фыркнула насмешливо. — Ты издеваешься, да?

Она стояла спиной к нему, и Маркус не мог видеть ее лица. Чуть выше среднего роста, стройная, в дорогом легком костюме цвета шампанского, она производила впечатление бесконечно уверенной в себе, а может, и надменной — эти нотки звучали в ее голосе, были заметны в горделивой осанке и позе. Потом она повернулась и почему-то посмотрела прямо на Маркуса, как будто почувствовала его взгляд на себе.

…брюнетка с насмешливой улыбкой и серыми глазами негромко смеется, потом щурится и произносит его имя:

— Маркус, — так, словно они знакомы вечность, и она за что-то злится на него.

Парень с пепельно-белыми, живописно растрепанными волосами, что стоит рядом с ней, резко оборачивается на ее голос и, заметив Маркуса, издевательски скалится:

— Он не поможет.

Девушка, что смотрит в душу и читает мысли, медленно наклоняет голову к плечу и что-то еще говорит, но слов уже не разобрать…

Маркус резко тряхнул головой, прогоняя видение.

Это еще что за хрень?!

Девушка в настоящем смотрела на него, приподняв точеные брови и закусив чуть припухлую нижнюю губу. Потом сунула телефон в карман пиджака и медленно шагнула к Маркусу. Она была в очках, закрывавших пол-лица, но Маркус ни секунды не сомневался, что глаза у нее серые.

Вот не хватало мне еще незнакомки в спутанных воспоминаниях!

Она между тем смотрела на него, остановившись совсем близко, и Маркус внезапно запаниковал, абсолютно не понимая причины. Он быстро встал и пошел к выходу, обогнув незнакомку и ускорив шаг. Но у поворота коридора вдруг остановился и, глубоко вздохнув, повернулся.

Незнакомка уже поворачивалась, чтобы уйти. Маркус окликнул ее:

— Подождите, пожалуйста!

Она остановилась, подняла брови, вопрошая — что надо? Маркус нерешительно шагнул к ней, ощущая, как неровно бьется сердце, и сердясь на себя.

— Чем могу помочь? — мелодичным, хрипловатым голосом спросила девушка, явно не чувствуя никакой стесненности. Маркус подошел к ней и на выдохе проговорил:

— Мы раньше не встречались?

— Если это нелепая попытка подкатить…

— Нет-нет, вы не так поняли! Я всего лишь пытаюсь вспомнить, кто я такой, — честно сказал он. — И мне показалось, что я… что мы могли быть знакомы.

Она наклонила голову, разглядывая его, и у Маркуса вновь возникло острое чувство дежавю.

— Вряд ли, — наконец ответила она, быстро улыбнулась — холодной и чарующей улыбкой. — Я вас не помню, увы.

Ну да. А ты чего ожидал?

— Понятно, — он не удержался от вздоха. — Извините за беспокойство.

Она не стала его останавливать, и Маркус пошел к выходу. Происшествие на некоторое время выбило его из колеи, и теперь он хотел поскорее забыть все это.

Однако у судьбы оказалось неплохое чувство юмора. Маркус сидел на скамейке неподалеку от входа, разглядывая причудливо подстриженные клумбы, когда на него упала чья-то тень, а мгновением позже донесся аромат ирисов.

— Такой тоскливый взгляд, — произнесла девушка, и неожиданно опустилась на корточки, сохраняя невероятное изящество. — Не помнить себя — должно быть, это ужасно.

И слова, и действия незнакомки были настолько неожиданными, что несколько секунд он не мог понять, как на это вторжение в жизнь реагировать.

— Вам-то что? — проворчал он. Ему не хотелось видеть сейчас других людей, и не хотелось, чтобы они видели его слабость. А тут эта девчонка…

Она разглядывала его лицо внимательно, не упуская ни малейшей черты, как скульптор, ищущий натурщика. Потом сняла очки, и Маркус уже не мог отвести взгляда.

Серые гипнотизирующие глаза, такие красивые, и в то же время такие холодные…

— Я не занимаюсь благотворительностью, — спокойно сказала она, наконец, — но мы можем помочь друг другу. Мне нужен телохранитель, а ты, кажется, достаточно силен, — она протянула руку и пробежала пальцами по его плечу, руке. Маркус вздрогнул, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимость. Девушка быстро усмехнулась:

— Только защита, ничего лишнего. Об оплате не беспокойся, на жизнь тебе хватит с лихвой. Условие одно: беспрекословное подчинение только мне, никому больше.

Она задумчиво посмотрела вдаль, словно принимая какое-то решение.

— Возможно, я смогу тебе чем-то помочь — не зря ведь, наверно, мое лицо показалось тебе знакомым. Ну так как, согласен? — она протянула руку, глядя в лицо ему снизу вверх.

Долго ли колеблется человек, когда ему предлагают возможность вспомнить себя?

— Согласен, — Маркус осторожно, почти с благоговением дотронулся до изящной ладони и слегка сжал ее.

— Отлично, — незнакомка медленно встала, смотря на него немного насмешливым взглядом. — Собирай чемоданы. Получаса хватит?

— Вполне, — отозвался он, ощущая некоторое недоумение и… радость? Да, что-то забытое, очень похожее на нее. — Как мне обращаться к вам?

Она помедлила, высвободила руку. На этот раз улыбка могла заморозить — но в то же время зачаровать, настолько загадочной и манящей она была.

— Рената Констанция Кордиале.

___

Из аэропорта Каподичино в пригороде Неаполя Рената отправилась по бутикам. Сам Маркус обширным гардеробом похвастаться не мог — пара джинсов, подаренный Гораном костюм, футболки и рубашки, и кое-какая обувь, но ему этого вполне хватало. А вот размах шопинга Ренаты его поразил: количество пакетов с брендовыми надписями могло вогнать в ступор кого угодно. Сама же Рената к такому, кажется, была абсолютно привычна.

Следующий приступ шока настиг его, когда серебристо-голубой Mercedes подъехал к шикарной усадьбе с небольшим парком и фонтаном. За двустворчатыми воротами из металлических прутьев, в окружении живописных зеленых лужаек стоял великолепный двухэтажный особняк с изящными пропорциями.

Ошеломленный размахом элегантной роскоши, Маркус прошел следом за Ренатой по выложенному тротуарной плиткой двору, кивнул охраннику, потом дворецкому, проходившей мимо горничной, и даже, кажется, большому догу, с подозрением смотревшему на него из-за угла. Потом споткнулся у подножия лестницы, схватился за перила и чудом удержался на ногах. Чувствуя себя потерпевшим кораблекрушение и оказавшимся на очень даже обитаемом острове, наконец догнал Ренату.

Каким ветром меня сюда занесло?!

Рената уверенно прошла по коридору — ковровая дорожка успешно глушила стук высоких каблуков, распахнула двойные двери и зашла в полутемную комнату.

— Твои апартаменты. Устраивайся, переодевайся и спускайся. Обед через полчаса.

Она раздвинула тяжелые шторы, впуская солнечный свет, повторила то же со вторым окном — Маркус отметил, что оно выходит в сад. Потом прошла дальше, показывая ванную.

— Недели две побудем в Неаполе. Затем летим в Нью-Йорк. Дальше уже будет зависеть от того, чем закончатся переговоры. Ну и, конечно, от того, пройдешь ли ты испытания, конечно.

Она вышла, оставив после себя запах парфюма.

Маркус неожиданно для себя усмехнулся. Все это начинало ему нравиться.

4 июня

Неаполь

— Ну что ж, результаты неплохие, — Рената медленно прошлась вокруг застывшего каменным изваянием Маркуса, задумчиво разглядывая его. — Стрелять ты умеешь. Не снайпер, конечно, но сойдет.

— И на том спасибо, — буркнул он, не осмеливаясь обернуться к ней. Почему-то ему казалось, что если он посмотрит на Ренату, то волшебство момента будет разрушено: она уйдет прочь, не обращая на него никакого внимания, а ему останется только вот так же стоять и смотреть на мишени, держа в опущенной руке пистолет.

— Ну да, — согласилась Кордиале со смешком, — если мне вздумается сунуться в пекло, где нужен будет точный выстрел, придется найти кого-нибудь еще.

Маркусу стоило большого труда промолчать, не поддаться на провокацию. Он не был психологом, но сложно было не заметить, что Рената с самого начала их знакомства то и дело пытается его поддеть, вызвать на эмоции, словно бы изучая его таким образом.

— Продолжим, — Рената жестом предложила ему пройти на тренировочную площадку, где Маркуса уже ждал спарринг-партнер. После проверки на стрельбище парню предстоял показательный бой: Рената решила посмотреть на него в действии.

Маркус мрачно кивнул, глядя на высокого и мускулистого субъекта, который, кажется, уже предвкушал свою победу — во всяком случае, взгляд у него был торжествующий. Потом вернул «Беретту» хозяйке и направился к импровизированному рингу.

Противник оказался выше Маркуса на голову и куда шире в плечах; его поза и манера двигаться говорили о предельной самоуверенности. Оглядев подходившего к лужайке человека, он с легким презрением кивнул.

Маркус словно видел эту сцену со стороны, и не удержался от усмешки. Его рост составлял 178 сантиметров, вес — 79 килограмм. Не самый подходящий, на первый взгляд, партнер для качка, который, кажется, не пренебрегает стероидами.

На кого делаем ставку, господа?

Партнер, видимо, подумал, что усмешка относится к нему лично, потому что в следующий миг, не дожидаясь отмашки Ренаты, кинулся на кандидата в телохранители. Движение получилось неожиданно быстрым — Маркус не ожидал от бугая такой скорости, и сам удивился, что все-таки успел уйти в сторону.

Маркус быстро понял, что тот предсказуемо делает ставку на свои габариты, но при этом отнюдь не медлителен. Изяществом его действия не отличались, так что Маркус, недолго думая, решил отложить на потом проверку своих умений. В данный же момент необходимо было доказать себе, бугаю и Ренате, что меньший вес совсем не обязательно означает автоматическую победу противника.

Сам он затруднялся определить свой стиль боя — больше эффективный, чем эффектный, микс кикбоксинга и карате, и только мимоходом удивился, какие еще сюрпризы способен преподнести самому себе.

Результатом же данной схватки через несколько минут была следующая картина: детина загорал на травке, раскинув руки в стороны и не выражая желания подниматься; Маркус сидел неподалеку, выравнивая дыхание и проверяя, не повреждено ли запястье; Рената задумчиво взирала на обоих сверху вниз, остановившись в паре метров от ринга, сложив руки на груди.

Маркус поднял на нее немного усталый взгляд:

— Палец вверх или вниз, госпожа императрица?

Кордиале послала ему быструю усмешку:

— Неплохо, — скупо оценила она, развернулась и пошла к дому.

Маркус покачал головой, не в силах разобраться с собственными ощущениями и чувствами — теми самыми, что Рената так хотела увидеть, и которые смущали его своим разнообразием.

Доминировала по-прежнему легкая растерянность — он все еще не мог понять, чем руководствовалась Кордиале, когда просто подошла к незнакомцу на улице и предложила ему работу, да еще и в непосредственной от нее близости. Еще присутствовали просыпавшиеся азарт и любопытство — становилось все интереснее, куда его занесет вместе с Ренатой (если, конечно, она не передумает и не откажется от его услуг). Доля гордости за себя — он все-таки победил в схватке с сильным противником. Вполне оправданный интерес, чем же занимается Рената — до сих пор она ни намеком не дала понять, в какой сфере работает, и это интриговало.

Но самым ярким (и самым пугающим, пожалуй) было чувство разгоравшейся симпатии к самой Ренате Кордиале — причина, по которой Маркус ощущал себя угодившим в паутину и не имеющим сил выбраться из нее. Она притягивала его, манила своей загадочностью: язвительная, наблюдательная, безжалостная и холодная.

Он вздохнул, помогая недавнему партнеру по бою подняться на ноги.

11июня

Первая встреча с отцом Ренаты получилась неожиданной и немного сумбурной.

Маркус был в курсе, что Летиция Кордиале умерла шестнадцать лет назад, после чего Ренату поместили в элитный пансион. Братьев и сестер у нее не было, девочка росла в окружении книг и игрушек — общение с другими детьми тоже было ограничено: Стефано придавал большое значение своей принадлежности к состоятельному и давнему роду, и якшаться с кем попало дочери не разрешал.

Стефано Кордиале, судя по рассказам прислуги, был человеком холодным и подчас довольно неприятным. Достаточно было того факта, что он уделял науке куда больше времени, чем единственной дочери, по сути, передав ее на попечение воспитателей и гувернанток. В особняке он появлялся редко, но всегда без предупреждения, заставляя прислугу заметно нервничать.

Причину такого волнения Маркус не мог понять — из-за чего тревожиться, если делаешь свою работу на совесть? Садовник Сальваторе, с которым Маркус успел подружиться, саркастично усмехнулся и заметил, что когда Стефано появляется рядом, поджилки начинают трястись вне зависимости от твоего поведения, даже если ты весь год вел себя хорошо, и с полным правом ждешь от Баббо Натале мешок подарков.

Оказавшись лицом к лицу с грозным хозяином особняка, Маркус был вынужден признать, что в словах Сальваторе есть доля истины.

В тот момент, когда кто-то открыл входную дверь и вошел в дом, Маркус стоял у окна в холле с отверткой в руке и примеривался открутить очередной болт. Вызвавшись починить заевший замок, он несколько увлекся и с удивлением обнаружил, что за утро успел отремонтировать кучу всего, и ему это нравится.

Обернувшись на шум, он заметил человека с чемоданом, закрывавшего дверь за собой.

— Синьор Кордиале, — тут же подоспевший дворецкий забрал чемодан. — Как долетели?

— Все замечательно, — откликнулся тот, и тут заметил Маркуса. Брови приподнялись.

Маркус вытер тряпкой руки, сделал шаг вперед, протянул Стефано руку.

— Я Маркус Миллер.

Стефано чуть повернул голову к дворецкому в ожидании ответа. Но ответила ему Рената, с лестничной площадки. Голос у нее был холодный и высокомерный:

— Мой телохранитель. Добро пожаловать домой, отец.

— Рената, — Кордиале улыбнулся холодной и неискренней улыбкой, — рад тебя видеть.

Он прошел к лестнице, не обращая на Маркуса никакого внимания.

___

В честь возвращения отца Рената приказала сервировать праздничный ужин. Маркуса усадили почти в конце стола, рядом с какой-то троюродной теткой, не навещавшей родню почти год, и спешившей вывалить все новости на любого, кто пожелает их выслушать — в данном случае не повезло именно Маркусу. Решив почему-то, что парень — один из ее многочисленных племянников, женщина с упоением рассказывала ему длиннейшие истории, путаясь в датах и героях повествования. Маркус терпел, изнывая от скуки, то и дело ловя на себе насмешливый взгляд Ренаты, и понимая, что увязает в этом все больше.

Что-то вроде точки сохранения в компьютерной игре, с которой начинается новая глава, а старая становится историей. Совсем рядом, если верить интуиции.

Высокий, худощавый, с вызывающей зависть уверенностью во всех движениях, Стефано Кордиале определенно мог считаться личностью харизматичной и яркой. Он умел одной меткой фразой выразить мысль, которую другой человек оформил бы речью на несколько минут. Одним точным комментарием оборвать зарождающийся спор, если он надоедал.

Насмешливое и немного высокомерное выражение лица, пронзительный взгляд серо-голубых глаз, который проникал в душу и читал самые сокровенные мысли, быстрая улыбка на тонких губах, привычка потирать упрямый подбородок и складывать ладони домиком перед лицом — за этой внешностью скрывался блестящий и острый ум, способность сразу видеть суть вещи и проводить анализ любого события, а затем добиваться лучшего результата с наименьшими усилиями.

Не хотел бы я иметь такого врага…

Отношения между отцом и дочерью совершенно явно были далеки от теплых. Причину такой почти не скрываемой неприязни Маркус не знал, и тщетно пытался уловить хоть какой-то намек в долетавших до него обрывках беседы. Оба были холодны, насмешливы и порой безжалостны, перебрасываясь репликами с безучастным видом. Сам разговор касался больше светских тем, так что практически все присутствующие — а их собралось человек двадцать, могли поучаствовать в беседе и поделиться своими соображениями.

Маркус поймал себя на мысли, что его взгляд постоянно возвращается к Ренате Кордиале. В белом платье, с открытыми плечами и высокой прической, позволявшей увидеть серьги и жемчужное колье, она была сногсшибательно красива. Девушка потрясающе играла роль хозяйки вечера, успевая услышать каждого и ответить, не упуская ни малейшей детали и подмечая, кому что нужно. Гости были очарованы этим холодным обаянием, замолкая, когда Рената говорила.

Великолепна…

Тонкие черты лица, прямой и чуть заостренный нос, пленительный разлет бровей, округлый подбородок, несколько смягчавший общую резкость, изогнутые в легкой усмешке губы — и глаза, невероятно выразительные и смотрящие прямо в душу.

Маркусу казалось, что эта стройная девушка с платиново-светлыми волосами и хрипловатым неповторимым контральто с легкостью перевоплощается в кого угодно за секунду. Она одинаково безупречно играла роли соблазнительницы (взгляд с поволокой, плавные движения, долгие прикосновения) и холодной бизнес-леди (абсолютная уверенность и сдержанность, внимательное наблюдение за оппонентом).

Рената поймала его взгляд и послала насмешливую и понимающую улыбку. Маркус даже заморгал — до того неожиданным было ощущение, что сердце замирает, дыхание перехватывает, и что он теперь точно знает, как именно выглядит его собственная точка невозврата.

___

Следующий разговор со Стефано получился более продолжительным и эмоциональным. Собственно, Маркус не хотел грубить, но не сдержался, и в итоге вышел из кабинета с мрачным ощущением, что он идиот, поддавшийся на провокацию опытного переговорщика Стефано — и проигравший ему этот раунд словесной баталии всухую.

А началось все с достаточно будничного и, в общем-то, предсказуемого приглашения Маркуса в кабинет Стефано утром следующего дня. Маркус прекрасно понимал, что вряд ли Стефано поверит собранным о нем сведениям на слово, и был готов к каверзным вопросам.

Кордиале встретил его, сидя за столом и перебирая бумаги. Окинув парня внимательным, пробирающим до глубины души взглядом, хозяин кабинета жестом указал ему на кресло:

— Садитесь, поговорим.

Маркус покачал головой. Почему-то ему казалось, что если он сядет напротив Кордиале, будет сложнее говорить. Так что он остался стоять перед столом, глядя в окно, за которым ветерок играл листвой.

— Вам интересно, зачем я вас позвал? — негромко спросил Стефано, по-прежнему не смотря на гостя.

— Есть предположения, — отозвался Маркус. Стефано кивнул:

— Наверняка, вы понимаете, что я не стану держать в доме неизвестно кого, верно?

Сказано это было почти оскорбительным тоном, и Маркус крепче сжал челюсти. Кордиале следил за ним, как кот за мышью.

— Вы потеряли память?

Маркус кратко кивнул.

— Что помните?

— Ничего конкретного. Рефлексы… — он замялся, не зная, как выразить мысли точнее. — Когда я берусь за какое-то дело, то могу сказать, занимался им раньше, или нет.

— И что вам удалось выяснить к настоящему моменту?

— Механика, техника, работа с мелкими деталями. Владение оружием. Рукопашный бой, — Маркус не собирался скрывать то, что Стефано и так наверняка знал. — Вождение автомобиля. Не разбираюсь в компьютерах, медицина тоже явно не мое.

— Хмм… любопытный набор, — Стефано откинулся назад в кресле, изучая парня острым взглядом. Маркус невольно напрягся. — И кем бы вы могли быть в прошлой жизни?

— Кем угодно, — буркнул тот. — Навыки достаточно распространенные.

— Верно, — задумчиво протянул Кордиале. — С другой стороны, не находите, что это крайне удачное совпадение, что в моем доме вдруг появляется человек с навыками хорошего солдата?

— У вас паранойя…

— Никогда ею не страдал. Так вот, мистер Маркус-без-фамилии…

…меня зовут Миллер…

Снова яркая вспышка на долю секунды.

Он моргнул, заставил себя сосредоточиться на разговоре:

— Миллер.

Воцарилось молчание. Стефано удивленно поднял брови.

— Что?

— Фамилия — Миллер, — Маркус был не рад, что сказал это, но воспоминание было настолько неожиданным, что он просто не успел продумать свои действия.

Какие еще сюрпризы подкинет мне собственная память?

Кордиале прищурился, разглядывая его с интересом и скепсисом. Этот взгляд начинал раздражать Маркуса.

— Мистер Миллер, значит. Что ж, пусть так. У меня условие, и если вы не согласны принять его, то вам лучше уйти из этого дома сейчас же.

Маркус ощетинился — настолько негативные эмоции в нем всколыхнул Стефано. Дело было даже не в том, что он не доверял новоприбывшему незнакомцу с амнезией (как раз это можно было понять). Но тон, каким ученый выражал свои мысли и пожелания, был нестерпимо высокомерен, и вот этот факт бесил не на шутку.

— Вы будете делиться со мной всеми своими воспоминаниями, — начал Кордиале неторопливо. — Любыми, даже если вам покажется, что это мелочь. Кем вы были, чем занимались, где жили…

— С кем спал, тоже надо? — резко поинтересовался Маркус, мрачно смотря на хозяина дома сверху вниз. — Вы превышаете свои полномочия, синьор Кордиале — я не обязан раскрывать вам душу.

— Ответное предложение? — от Стефано буквально веяло холодом.

— Я сам выбираю, что вам рассказывать, а что оставить при себе, — твердо сказал Маркус. Стефано хохотнул:

— Любопытный получится диссонанс, если наши с вами понятия опасного и безопасного окажутся слишком разными, мистер Миллер! Вам так не кажется?

— Я адекватен, если вы об этом.

— Я знаю, — спокойно откликнулся Кордиале, вытащил из ящика стола папку и раскрыл ее. Маркус сразу узнал ее.

— Откуда это у вас?

— Доктор Динков был так любезен, что поделился со мной информацией, — Стефано неторопливо перелистывал страницы, а Маркусу казалось, что это грубое вторжение в его личное пространство.

— Он не имел права это делать, — сквозь зубы произнес он. Стефано беспечно улыбнулся:

— Не имел, верно. Но сделал. И именно благодаря этому его поступку я, так уж и быть, соглашусь оставить вас в доме на некоторое время. Разумеется, я буду лично наблюдать за вами, а в мое отсутствие этим займется верный мне человек. Поэтому в ваших же интересах вести себя мирно и спокойно.

— Меня наняла на работу ваша дочь, перед ней я и буду отчитываться.

Стефано неожиданно улыбнулся — холодной и быстрой улыбкой:

— Что ж, все понял. Вы упрямы, Маркус Миллер, хотя за этим упрямством ничего не стоит, кроме глупого максимализма и желания распушить хвост перед дамой…

— Мое упрямство — это шанс сохранить себя, — оборвал его парень. Кордиале развел руками с безразличным видом:

— Как хотите. Не смею убивать вашу веру в свои силы. Но сами знаете, что я прав. И когда бастион упертости падет перед силой здравого смысла, вы признаете мою правоту и скажете мне об этом.

— Не думаю, что когда-нибудь это случится, — Маркус повернулся и шагнул к двери. В спину ему Стефано безмятежно проговорил:

— И в тот момент вы будете искать меня, чтобы сказать об этом, вот увидите.

Маркус с трудом удержался от ядовитого ответа и вышел, закрыв за собой дверь.

23 июня

Прослушивая однажды вечером найденные в гостиной виниловые пластинки, Маркус понял, что, во-первых, ему очень нравится музыка, а во-вторых — больше всего по душе спокойные, иногда классические композиции. Рената, застав его за «музыкальным свиданием» с Эллой Фитцджеральд, не замедлила отпустить насмешливый комментарий, но Маркуса это не смутило, и с тех пор он часто проводил свободный вечер в гостиной — все равно там почти никогда никого не было, все расходились по комнатам.

Сегодня прекрасный день

И что бы ты ни должен был сделать

Это на самом деле прекрасный день, правда

В библиотеку, занимавшую огромную комнату на втором этаже и содержавшую тысячи книг, он заходил реже — даже самому себе было стыдно признаться, что его немного пугают подобные объемы информации, не говоря уже о том, чтобы поглощать ее. Хотя попавшиеся ему на глаза во время первого визита в книжное царство «Убить пересмешника» и «Божественную комедию» Маркус прочел залпом, принеся в жертву сон. Это несколько успокоило его — не хотелось бы признавать себя неграмотным неучем.

Но если есть что-то, что должно быть сделано

И это можно сделать в одиночку

Больше нечего сказать

А вот интереса к кинематографу, опере или балету он так в себе и не обнаружил. Мог посмотреть за компанию какой-нибудь боевик, но взрыва эмоций и восторга по этому поводу абсолютно не испытывал. Ощущение при этом было такое, словно кино нагло вторгается в его личное пространство, устанавливая свои законы и мешая сосредоточиться на важном.

Вспомнить все. Кто я, зачем я и для чего. Те самые ответы, с которых начинается личность.

Вообще, когда он вот таким нехитрым способом собирал воедино кусочки себя прежнего, нащупывая свои же интересы и предпочтения, понимая, какие принципы и кредо ему присущи, а от каких он морщится и плюется — все это было настолько интересно и захватывало дух, как будто он собирал пазл из тысячи кусочков.

И я уверен, что если бы ты знала меня

Ты бы посчитала меня хорошей компанией

Разрешишь мне остаться?

— О, ну конечно же, — голос Ренаты вторгся в размышления, разметав их осенним ветром, — ты опять здесь. Как успехи на сегодня?

В ее голосе не слышалось привычного сарказма, и это чуть насторожило Маркуса. Он сдержанно улыбнулся, приглушив звук и откладывая книгу:

— Дочитал «Государя», как ты советовала.

— Интересно, какие выводы сделал? — Рената изящно опустилась в кресло. На ней было легкое платье до колен, и когда она села, платье чуточку задралось. Маркус приказал себе смотреть в окно.

— Концепция явного преимущества правителей-хитрецов над честными, которую проповедует Макиавелли, предполагает, что государь должен внушать врагам страх и нарушать слово, если это в его интересах. И при этом придавать обману видимость благопристойности.

— Очевидно, это не по тебе?

— Не люблю двуличие.

Рената помолчала, изучая его лицо.

— Даже учитывая, что речь идет не о простых смертных, а о правителях, к которым применимы совсем иные требования и полномочия?

Маркус встретил ее взгляд, спокойно кивнул:

— Тем более, если речь о власть имущих. Кому много дано, с того и спрос большой.

— В таком случае, полагаю, высказывания Наполеона тебе тоже не нравятся?

Маркус склонил голову к плечу, давая понять, что не знаком с данным предметом.

— «Самое важное в политике — следовать своей цели, средства ничего не значат», — процитировала Рената. Маркус покачал головой:

— Моральные нормы никто не отменял, и для всех они одинаково обязательны.

— Ты бы не смог долго продержаться на троне с такими принципами, — с усмешкой сообщила Рената, немного меняя позу.

— Я и не стремлюсь к трону, — заметил парень, помолчал. — А что насчет тебя?

— Тебя интересует мой моральный уровень, или степень амбициозности? — Рената разглядывала свои ногти. Маркус ничего не сказал. — Так и быть, приподниму завесу тайны. В вопросах захвата власти и ее удержания я согласна с Макиавелли и другими сторонниками жесткой позиции. Невозможно добиться власти, не замарав рук.

— Власть так уж необходима? — негромко спросил Маркус, понимая, что его всерьез захватил этот разговор.

То, что Рената решила хоть что-то рассказать о себе, было для него сюрпризом, но наученный горьким опытом, парень не слишком надеялся на полный рассказ. Скорее уж Кордиале могла прервать монолог в любую минуту, заявить, что ей скучно, и вообще, это не его дело, и уйти.

Рената медленно улыбнулась, и в этой улыбке сквозила жесткость и решимость:

— Без власти не добиться желаемого. А с моими амбициями…

— И все равно — я не согласен, — негромко, но твердо заявил он. — Можно сохранить человечность и доброту в любых условиях.

— И наивность тоже, по-видимому. Брось, Маркус, розовые очки тебе не идут.

Маркус ничего не сказал, но нахмурился, оставаясь при своем мнении.

— Мы с тобой слишком упрямы, чтобы взять и согласиться с оппонентом, — усмехнулась Рената и встала, одергивая платье. — Чудесный вечер. Прогуляемся?

Какой каверзы ждать в этот раз?

Маркус нехотя кивнул и поднялся на ноги:

— Пошли.

Рената расхохоталась:

— Всякий был бы счастлив оказаться на твоем месте, и прыгал бы с визгом, а ты едва плетешься за мной с унылым видом.

— Я же не комнатная собачка, чтобы прыгать и становиться на лапки по команде?

Рената остановилась на пороге, посмотрела ему в лицо, подняв брови. Подобное заявление как будто удивило ее:

— И смел к тому же…

— Чтобы выражать свои мысли, иногда достаточно просто иметь их, и смелость тут ни при чем, — проворчал Маркус.

— Любопытно, — Кордиале потерла подбородок, задумчиво прищурившись, — неужели так проявляется твое освобождение от амнезии? Нет ощущения, что ты переживаешь свою жизнь с самого начала, с соответствующими разным возрастам эмоциональными состояниями?

— Ты и сейчас видишь во мне объект для наблюдения, а не человека. Какого отношения ты ждешь к себе от объекта экспериментов?

Рената безразлично пожала плечами:

— Обычно мне плевать на это, — честно сказала она. — Но для тебя я, возможно, сделаю исключение.

— Спасибо, не надо, — отрезал он, обжигая ее взглядом. — Если ты будешь так же относиться ко мне всегда, то я буду вынужден расторгнуть наш контракт.

— Дай мне время, — загадочно попросила она, по-прежнему изучая его серыми глазами. — И можешь пока идти.

Маркус почувствовал горечь во рту и неприятное ощущение, что снова проигрывает. Он быстро кивнул и широким шагом пошел прочь, сунув руки в карманы.

___

В особняк он вернулся уже после ужина — часов в десять, спустивший пар на стадионе и более спокойный. От позднего ужина, предложенного кухаркой, отказался, предпочтя душ, а после него — очередную книгу. На этот раз попалась классика научной фантастики — «Возвращение к звездам» Эдмонда Гамильтона, и Маркус не заметил, как его захватывают приключения Джона Гордона в бескрайнем космосе.

Как назло, и здесь его преследовали вопросы, затронутые в вечерней беседе с Ренатой.

« — Я надеялся, вы достаточно разумны, чтобы, отрешившись от всякой чепухи, вроде патриотизма, верности долгу и прочих бесполезных вещей, немного поразмыслить.

— Конечно, вам они бесполезны, раз их у вас их нет!

— Да, у меня их нет. Ведь что такое, в сущности, все эти замечательные качества? Всего лишь идеи, которые кажутся людям почему-то возвышенными и за которые они умирают. Я реалист. Я никогда не пойду на смерть ради пустой идеи».

— Начинаю думать, что ты был библиотекарем, — заявила Рената. Она стояла в дверях, насмешливо глядя на парня, расположившегося в кресле поближе к настольной лампе — единственному источнику света в комнате.

Маркус не поднял глаз, только перевернул страницу:

— Мало ли чем я мог тут заниматься… ты бы постучалась, что ли.

Рената с усмешкой стукнула пару раз по двери:

— Легче стало?

Маркус кивнул, с неохотой посмотрел на нее:

— Что теперь не дает покоя? Учти, я не спец по кошмарам, с Фредди драться не стану…

— Услуги телохранителя не предполагают четкого распорядка дня, знаешь ли, — Рената сделала шаг вперед. И Маркус с внезапным замиранием сердца заметил, что на ней только голубые бриджи и белоснежная футболка, плотно обтягивающая высокую грудь и выгодно подчеркивающая талию. Во рту пересохло.

— И что ты хочешь? — выговорил он, пытаясь вернуться к книге. Бесполезно: принцесса Лианна, сероглазая блондинка, отныне обрела совершенно явные черты.

— Поговорить.

Теперь до него доносился слабый аромат ее духов — что-то цветочное, но не приторно-сладкое, скорее свежее и резкое. Маркус заставил себя спокойно поднять взгляд:

— Это просьба, предложение, или приказ?

— А какой вариант тебя больше устроит? — вопросом ответила она, присаживаясь на край стола, так, чтобы находиться на краю освещенного пространства. Глаза мерцали в полумраке.

— Меня бы больше устроило одиночество и покой, — вздохнул он, закрывая книгу. — Слушаю.

Рената хмыкнула, и в этом звуке послышалось удивление.

— Что не так?

— Сложно сказать без дополнительного изучения, — отозвалась она задумчиво. Маркус нахмурился:

— Ну вот, опять! Или ты прекращаешь ставить на мне эксперименты, или я ухожу. Я прекрасно понимаю, что таких, как я, у тебя будут тысячи, стоит только пальцем поманить, и большинство будут счастливы выполнять любой твой каприз, но только не я, — он покачал головой. — Не заблуждайся на этот счет.

Рената безмятежно улыбнулась, сложив руки на груди, и от нее стало еще труднее отвести взгляд:

— Возможно.

— Нет, точно, — Маркус встал, хмурый и снова закипающий. — Я не шут в колпаке, чтобы развлекать вас с отцом.

Кордиале ничего не говорила, пока он шел к выходу, и только тогда негромко произнесла:

— Подожди.

Маркус вздохнул, успокаивая нервы, и остановился. Рената подошла ближе, дотронулась до его плеча. От этого прикосновения по всему телу Маркуса словно прошел электрический разряд.

— Посмотри на меня.

Он подчинился, словно во сне смотря в лицо, обрамленное светлыми волосами. Кордиале провела рукой по его щеке, сбивая парню дыхание, слегка взъерошила волосы.

Она сама этого хочет… просто делай то, что она хочет, и это будет здорово…

Маркус заставил себя отвести взгляд от ее лица, сделал глубокий вдох и стал смотреть в окно.

— Этого в контракте не было, — заметил он как можно более спокойно, убирая руку Ренаты.

Кордиале, словно не заметив этого, подошла ближе — от ее тела веяло жаром, и Маркусу стоило огромных усилий не схватить ее в объятия. Держаться помогало четкое ощущение, что это все неспроста, очередная уловка…

Что же это за наказание такое!

— Пожалуйста, не делайте ничего, о чем потом можете пожалеть, — попросил он хрипло, и снова безуспешно. Рената почти прижалась к нему, все так же глядя в глаза и молча гладя по щеке и шее. Она была ниже на полголовы.

Терпение кончилось внезапно, когда Кордиале залезла ему под футболку. Маркус резко схватил ее за руку, развернул, так что она оказалась прижата спиной к холодной стене, и навис над ней, рассерженный:

— Я же предупреждал!

Она только улыбнулась, и желание поцеловать ее стало почти нестерпимым. Вместо этого Маркус еще мгновение изучал ее лицо, затем отступил на шаг и неожиданно усмехнулся:

— Спасибо за щедрое предложение, но я пас.

Рената ошеломленно молчала несколько секунд, а потом расхохоталась, откидывая голову назад. Маску соблазнительницы она скинула тотчас же, и теперь была снова похожа на ту Ренату, которую знал и к которой привык Маркус: холодная, расчетливая, всегда преследующая какую-то свою цель.

— Замечательно! Ты прошел все испытания, Маркус. Доказал, что умеешь думать головой, а не тем местом, которым думали предыдущие четыре кандидата на должность моего телохранителя. Ты принят. Можешь выдвигать свои условия, высказывать пожелания — все будет учтено.

Она улыбалась почти тепло, протягивая ему руку:

— Ты оказался крепким орешком, и я думаю, что мне повезло на тебя наткнуться. Учитывая, что в Софии я была проездом, это просто невероятное везение.

— Рад за тебя, — проворчал все еще приходящий в себя Маркус. — Не нарушай условия собственного контракта, и не пытайся меня соблазнить.

— Успокойся, ты не в моем вкусе, — насмешливо сообщила Рената и вышла из комнаты.

— Спокойной ночи, — пробормотал Маркус ей вслед, испытывая колоссальное желание рухнуть в кресло.

И вот что это было, только что? И как я устоял?

26 июня

Нью-Йорк, в который они прилетели вечером, произвел на Маркуса неоднозначное впечатление.

С одной стороны, ему больше по душе были открытые пространства и свобода — а здесь о таком можно было только мечтать. В Нью-Йорке парню было тесно и душно, и он испытывал постоянное внутреннее напряжение, желая как можно быстрее вырваться на волю.

С другой стороны, с первых же минут пребывания в городе он почувствовал, насколько все масштабно в Большом яблоке, сколько культур, мировоззрений, народов смешалось на его улицах, и что попытки вычленить в этой плотной массе что-то конкретное практически бессмысленны. Его невольно завораживало бесконечное движение — словно гигантский водоворот, рано или поздно засасывающий все и всех вокруг.

Возносящиеся к мрачным тучам небоскребы подавляли своей мощью и незыблемостью. Нескончаемый поток сигналящих машин и углубившихся в свои мысли пешеходов, смешение разнообразных и не всегда приятных запахов, холодные и редкие капли дождя, почему-то с садистской точностью попадающие за шиворот, хаотично метавшиеся мысли — и девушка, идущая рядом с ним, ставшая неожиданно маяком в жизни без прошлого.

Рената прокладывала себе путь сквозь толпу с такой уверенностью, что Маркусу только и оставалось следовать за ней, изо всех сил стараясь не глазеть по сторонам. Все-таки он должен был охранять Кордиале… даже если очень хотелось просто остановиться на углу и смотреть, слушать, обонять этот огромный и бесконечно разнообразный город, стать на какое-то мгновение его частичкой и попробовать понять, чем он живет.

Интересно, был ли я здесь раньше? До того, как потерял память?

Словно бы это могло помочь, он осторожно, почти бережно провел ладонью по стене, к которой его прижала толпа. Шершавый, прохладный камень, как ни странно, успокоил его, и Маркус глубоко вздохнул.

Все в порядке. Все идет именно так, как и должно идти. На все неясности найдутся ответы, рано или поздно.

Рената остановилась так неожиданно, что Маркус, погруженный в свои мысли, чуть не толкнул ее.

— Что? — тут же негромко спросил он.

Кордиале как-то по-особенному наклонила голову набок, словно прислушиваясь к чему-то. Смотрела она при этом в окно небольшого ресторана, перед которым они оказались.

— Занятно, — протянула Рената с усмешкой. Затем, не раздумывая, перешагнула через порог, предоставляя Маркусу идти следом.

Зал ресторана был ярко освещен, а закрепленные на многочисленных колоннах зеркала зрительно увеличивали пространство, так что легко можно было растеряться. Негромко играл блюз, невысокая блондинка проникновенно исполняла песню. Народу было довольно много — люди обеспеченные и привыкшие к высококачественному сервису.

Рядом с Ренатой тут же материализовался метрдотель, что-то спросил с профессиональной улыбкой. Кордиале ответила и, не останавливаясь, прошла к столику у окна, за которым сидели двое мужчин.

— Здравствуй, Виктор.

Один из мужчин вскинул на нее растерянно-возмущенный взгляд:

— Вообще-то, у нас приватная беседа, мадемуазель, если вы не заметили!

Рената не обратила на него ни малейшего внимания, продолжая изучать насмешливым взглядом второго из мужчин. Тот неспешно вытер губы салфеткой, сделал глоток красного вина, и только после этого посмотрел на нарушительницу спокойствия. Глаза у него были хитрые, прищуренные.

— Довольно неожиданная встреча, ma cher, но весьма приятная, — он поднялся на ноги, оказавшись одного роста с Маркусом. — Позволь познакомить тебя с моим другом и деловым партнером — Бернард Айзек.

Судя по выражению лица, Айзек был не очень рад знакомству, но все же буркнул что-то светское, после чего вернулся к изучению своего ужина, но было ясно, что ему не нравится поведение Виктора.

Рената, ничуть не смущенная этим, спокойно села на свободное место — напротив окна, и принялась изучать меню. Маркус после секундного колебания выбрал себе наблюдательный пункт у колонны, прислонившись к ней и сложив руки на груди. Причем неосознанно он встал так, чтобы видеть лицо Виктора — уж слишком скользким этот тип ему показался.

От Виктора это не укрылось, и он прищурился, выдавая ехидный комментарий:

— Новый охранник?

— Виктор, — Айзек стремительно терял терпение и начинал нервничать, — давай как-нибудь в другой раз продолжим…

— Вы нисколько нам не мешаете, — заметила Рената, равнодушно. Айзек возмущенно дернулся:

— Да что вы такое говорите?! Нет, Виктор, ты как хочешь, а я ухожу. Не имею привычки обсуждать важные вопросы в присутствии хамов, — он кинул быстрый взгляд на Маркуса, резко поднялся на ноги и зашагал прочь, отмахиваясь от метрдотеля.

Рената хмыкнула, принимая бокал с белым вином:

— С каких это пор ты ведешь переговоры с ранимыми нытиками?

— С тех самых пор, как выяснил, что у них куда больше уязвимых точек, чем у таких непрошибаемо гранитных людей, как ты, ma cher, — Виктор усмехнулся, поднося свой бокал к ее. — Рад тебя видеть… тем более, что выглядишь просто классно.

— А вот ты малость потрепан, — Рената пробежалась цепким взглядом по его лицу, костюму, и показала на царапины на внутренней стороне запястья. — Что, решил сам выполнить задание, и напоролся на конкурента?

Виктор негромко расхохотался, глядя ей в глаза. На Маркуса оба не смотрели, словно бы его и не было. Такой расклад его вполне устраивал, и он продолжал наблюдение за таинственным собеседником Ренаты, пытаясь собрать воедино показания интуиции и понять, кто перед ним.

Определенно, хитер — об этом ясно говорит цепкий, прямой взгляд. Продуманные, без суетливости движения, уверенная осанка и манера говорить — человек, который четко знает, что собой представляет, и умеет это подать правильно. Судя по тому, что Рената разговаривает с ним, как с равным — влиятелен, играет не последнюю роль на сцене жизни, социальный статус достаточно высок.

За то недолгое время, что они были знакомы, Рената лучше всего раскрыла одну грань своей личности — холодная стерва, метко бьющая колкими насмешками прямо в больную точку, изучающая его с дотошностью вивисектора, но никогда не отвечающая на вопрос, зачем ей это. Маркус терпел, сколько мог, но в конце концов нервы сдали, он вспылил не на шутку — и внезапно осознал, что эта его вспышка словно дала Ренате ответ на какой-то вопрос, после чего она стала более открытой. Это немного ошарашило его, и Кордиале не замедлила этим воспользоваться, больно жаля, и тут же поглаживая скрытой похвалой.

С ума можно сойти от этих ее перепадов…

Рената оборвала себя на полуслове и жестом пригласила Маркуса присесть за столик на освободившееся место Айзека:

— Не думаю, что ты поймешь, о чем речь, — не удержалась она от шпильки, — но садись и слушай. Проверим твою память.

Маркус закусил губу, чтобы не ответить ей тем же, и сел. Виктор поднял брови:

— Ты уверена, Рената?

— Абсолютно, — без колебаний отозвалась она. — Не отвлекайся.

— Полагаюсь на тебя.

— В чем особенности данной вакцины? — повторила вопрос Рената, разглядывая лицо мужчины. Маркус кинул быстрый взгляд на окно — с обратной стороны по нему медленно ползли капли дождя, и стал смотреть на Виктора в упор. Того подобное внимание ничуть не смущало.

— В том, что при ее разработке использовались… мм, некоторые не совсем лицензированные материалы, — Виктор помолчал. Рената терпеливо ждала. — Примерно то же самое, что было в Вене два года назад, только в этот раз Дольф пошел до конца, так что результат получился именно таким, какого он хотел добиться в самом начале, безо всяких скидок.

— Впечатляет, — согласилась Рената, и уточнила: — То, что он осмелился завершить эксперимент вопреки желанию Совета, я имею в виду.

— О, уверяю тебя, — Виктор улыбнулся, — результат тебе тоже понравился бы.

— Как сильно? — тут же поинтересовалась Рената.

— Думаю, примерно так же сильно, как в прошлый раз, — Виктор протянул руку и дотронулся до ее ладони (Маркуса при этом покоробило, и он нахмурился). — Ты же знаешь, я даю гарантию на все свои услуги.

— Хм. Сбавишь пятнадцать процентов от общей цены, и можешь считать, что я в игре.

— Пять, — тут же откликнулся Виктор. Кордиале лениво улыбнулась, отнимая руку.

— Не будь жмотом, Виктор. Тринадцать.

— Семь, но только как старому другу.

— Ты бы и этого друга продал, если бы нашел покупателя, — усмехнулась Рената. Виктор хохотнул.

— Покупателя на такой эксклюзив трудно найти, милая.

— Оскорбление и комплимент в одном флаконе… ты неподражаем! Десять процентов, и точка. Не мелочись.

До Маркуса дошло, что они ведут разговор о какой-то информации, которую Виктор готов предоставить Ренате в полное пользование за определенную сумму. Кое-что в личности «друга» Кордиале стало понятным.

Торговля информацией — это раз. Широкие связи в научном и деловом мире — это два. Гибкие моральные принципы и совесть — это три. Все вместе дает понять, что следует держаться настороже, когда Виктор рядом. Иначе в один далеко не прекрасный момент кувалдой стукнет осознание, что тебя только что продали с потрохами.

Торги между тем закончились — Ренате удалось убедить инфоторговца, что следует дружить с постоянным клиентом и уступать ему. Виктор поворчал немного, но тут же просиял абсолютно неискренней улыбкой и завел разговор об опере.

Маркус чуть не задремал на середине длинного монолога о новейшей постановке Венского театра, как вдруг его выдернул из полусонного состояния ощутимый пинок ногой под столом. Рената смотрела на него, чуть сузив глаза, всего долю секунды, но Маркус понял, что она хочет, чтобы он прислушался к беседе. И не зря: через минуту разговор опять перешел на научную тему.

В фармацевтике Маркус разбирался слабо, однако сумел уловить основное из реплик, которыми небрежно перебрасывались собеседники. Речь шла о новейшем препарате против гриппа, и телохранитель успел уже предположить, что Виктор попытается продать формулу лекарства. Однако на деле все было сложнее: Рената хотела получить данные о неких разработках, что велись на самых ранних стадиях проекта, но потом от них почему-то отказались. То ли стоимость работ грозила превысить бюджет, то ли еще что.

Маркус слушал и внимательно наблюдал за участниками беседы, одинаково заинтригованный обоими. Сильные личности, со своими желаниями и принципами (весьма гибкими, надо заметить), амбициозные и упрямые, и ни один не хочет уступать.

За двадцать минут он узнал о работе Ренаты больше, чем за эти недели. Разумеется, он сопровождал ее в поездках, но ни одна из них не выходила за рамки обычных мероприятий, посещаемых сотрудником фармацевтической компании.

Тем любопытнее было понимать, что это оказалась только верхушка айсберга.

Сложить вместе предоставленные Виктором данные и намеки, вникнуть в суть упоминаемых в разговоре терминов — и вот, можно достаточно смело делать предположение, что Рената Кордиале, весьма неплохой вирусолог, работающий в крупной фармацевтической компании, и страстно желающий выбраться на самую вершину любым способом, готова ради этого покупать информацию.

Конечно, можно было поспорить о моральной стороне этого дела… но Рената явно не придавала значения таким мелочам, как авторское право, патенты и лицензии. А Виктор с удовольствием поддерживал ее амбиции, если получал требуемую сумму.

Насколько я сам это одобряю? Стал бы поступать так же на ее месте?

Недостаточно сведений, чтобы делать какие-то выводы.

Но ведь мораль никто не отменял, правда? Несмотря ни на что, должно же быть понимание разрешенного и табу? И красть данные — совершенно точно не одобряется моралью.

Недостаточно сведений.

Спор с самим собой в таком ключе мог бы длиться еще долго, если бы Рената не поинтересовалась обманчиво ласковым голосом, о чем это он задумался, и почему бы не заплатить по счету? Маркус с неохотой вынырнул из мыслей и потянулся за бумажником.

Отсчитывая наличные, он пропустил часть беседы, и невольно подумал, не отвлекла ли его Рената специально, и если да, то с какой целью?

— Ах да, кстати, — Виктор театральным жестом дотронулся до своего лба, показывая, что чуть не забыл кое-что. — Ты в курсе, что многоуважаемый Рамирес проявляет недвусмысленное внимание к твоему боссу? Зная его методы, я бы посоветовал синьору Алессандро поостеречься — не ровен час, попадет в какую-нибудь аварию, или еще проще — споткнется на ровном месте и отправится на встречу с архангелами…

— С чего такое внимание к моей конторе? — поинтересовалась Рената. Виктор быстро улыбнулся.

— С того, что я давно сотрудничаю с твоим начальником, и у нас несколько незавершенных дел. А вести бизнес с покойниками непросто, знаешь ли. На этом, увы, вынужден откланяться, — Виктор кинул взгляд на часы, поднялся на ноги. — Выглядишь изумительно, дорогая.

Уж в чем-чем, а в этом вопросе Маркус был с ним полностью солидарен, хотя и недоволен проявляемым мужчиной к Ренате вниманием и ее благосклонной реакцией.

Ревнуешь?

— Если бы ты не хлопал ушами в самом начале, то мог бы услышать немало интересного, — холодный голос Кордиале вырвал его из размышлений. — Но и так вышло неплохо.

Взгляд Ренаты стал задумчивым, она медленно потерла подбородок указательным пальцем, глядя куда-то в стену:

— Возможно, он не соврал… и все действительно обстоит не так уж плачевно.

— О чем речь? — захотел знать телохранитель, делая глоток остывшего чая, заказанного в начале беседы. Навязчивый цитрусовый вкус не понравился Маркусу, и он отставил чашку.

— Но даже если все хуже, чем я ожидаю, это тоже должно дать результаты. Тогда, — Кордиале рассеянно посмотрела на парня, барабаня пальцами по столу, — придется лететь в Вену и навестить кое-кого.

Создается впечатление, что я должен понимать все, о чем она говорит, а то и подавать ответные реплики. Увы, в этом театре я впервые.

— Когда?

Рената изящным движением встала из-за стола, глядя на Маркуса сверху вниз, и скупо улыбнулась:

— Завтра. А сейчас нужно спешить на встречу — ты ведь не забыл, что нас ждут?

13 июля

За полтора месяца Маркус успел понять, что ни о каком тепле между отцом и дочерью и речи быть не может. Оба ученых относились друг к другу почти как к противнику, не горя желанием находиться рядом и делая это только под влиянием обстоятельств, вроде званого обеда с присутствием родни и влиятельных знакомых, для которых надо было изобразить идеальную семью.

Усугублялось это противостояние еще и тем, что оба были специалистами по вирусологии, и успехи одного подталкивали другого к тому, чтобы переплюнуть конкурента.

Подобный расклад первое время удивлял Маркуса, но позже он убедился, что это естественная среда обитания обоих Кордиале, и помешать этому практически невозможно. То же самое, что добровольно лезть между Сциллой и Харибдой, что чревато неприятными последствиями. Так что Маркус старался не встревать в научные разборки. Тем более что дел у него и так хватало.

Рената, верная своему обещанию, изменила отношение к телохранителю, доверяя ему все больше и посылая с различными поручениями. Маркусу довелось побывать в Милане, Риме и Палермо, а кроме того, вместе с Ренатой он слетал в Вену и Вашингтон.

Во время поездок, носивших сугубо деловой характер, он все лучше узнавал характер своей нанимательницы и ее принципы — и все более четко осознавал, что далеко не со всеми из них соглашается. Но в то же время он понимал, чем вызван тот или иной поступок, и даже если не оправдывал ее, то и обвинять не собирался.

Получаемое им образование и тренировки, вечерние разговоры с Ренатой на различные темы и постоянный интерес к новому делали из него интересного собеседника. Вдумчивый, серьезный и рассудительный, он и сам чувствовал, как меняется его личность, и это было ему по душе. Только иногда появлялся вопрос — что из всего этого он знал заранее, и теперь только вспоминал, а что было в новинку?

Разве это так уж важно теперь? Возврата к прошлому все равно нет, только движение вперед.

Со Стефано он старался не встречаться без необходимости. Ученый обладал невероятно неприятным даром угадывать состояние Маркуса, как бы хорошо тот ни скрывал эмоции, и не упускал ни малейшего шанса испортить ему настроение колкостью. Маркус огрызался в ответ, но сознавал, что не обладает опытом Кордиале по части подобных «переговоров». Да и постоянное напряжение снижало уровень сосредоточенности, так что парень предпочитал просто не сталкиваться с ученым, когда мог это сделать.

Фармацевтический концерн «FRC», который представлял Стефано, был заметным игроком на арене, и Маркус не сомневался, что Кордиале вносит немалую лепту в благосостояние компании. Большую часть времени вирусолог проводил в научно-исследовательском комплексе «Эдем» где-то в Конго, изредка нанося визит домой. Выглядел ученый неизменно довольным, но Рената никогда не расспрашивала его, делая вид, что ничего не замечает.

Сама Рената числилась в штате частной корпорации под названием «Бореалис», штаб-квартира которой располагалась в Милане. Маркус знал, что она недовольна своим нынешним местом, считая, что заслуживает большего. К достижениям отца она относилась крайне прохладно, но телохранитель чувствовал, что это только видимость. На самом деле Рената безумно хотела выделиться из общей массы, сделать нечто, чтобы ее заметили все, только вот занимаемое ею место не давало такой возможности.

Мысль обратиться к Стефано появилась у него несколько дней назад, но воплотить ее в реальность Маркус осмелился только после особенно эмоционального монолога Ренаты о том, как ее обошли на финише, оставив без заслуженного трофея.

Стефано к просьбе уделить несколько минут времени отнесся с легким удивлением, но согласился, и в полдесятого ночи Маркус вошел в его кабинет, с трудом скрывая напряжение.

— Не будем терять время на прелюдии, — предложил Кордиале, не отрываясь от изучения материалов на экране ноутбука. — С чем пожаловали, мистер Миллер?

— Ваши достижения в мире науки неоспоримы, — негромко начал Маркус. — Но если мне будет позволено дать совет — с помощником вам будет легче.

— Предлагаете себя? — если бы Маркус не знал натуру Стефано, вполне мог бы подумать, что ученый серьезен. А так — обычная насмешка. — Спасибо, у меня хватает помощников и ассистентов.

— Они вам не ровня. А с кем-то равным вам вы добьетесь куда большего.

Кордиале наконец посмотрел на него, с интересом и вопросом во взгляде:

— Имеете в виду кого-то конкретно?

— Ваша дочь — прекрасный ученый, но ей не дают развернуться, — Маркус смотрел прямо и уверенно. — Она талантлива, вы сами это прекрасно знаете, и поможет вам…

— Она вас послала? — перебил Стефано. Маркус медленно покачал головой.

— Рената не знает, что я здесь.

— Личная инициатива? И что же за нею скрывается?

Маркус неожиданно усмехнулся:

— Желание удовлетворить ее амбиции и вашу потребность в равном по уму партнере и помощнике.

Стефано некоторое время молчал. Маркус боялся даже делать предположения, о чем думает ученый, и все так же стоял, не двигаясь.

Наконец Кордиале кивнул:

— Ладно, я учту это предложение, мистер Миллер. Должен сказать, меня приятно удивили метаморфозы вашей личности, а также ваша смелость. Немногие соглашаются на подобные условия работы.

— Я всем доволен, — честно отозвался парень. — Спасибо, что выслушали.

***

Вирус — неклеточный инфекционный агент, который может воспроизводиться только внутри живых клеток. Поражает все типы организмов, от растений и животных до бактерий.

Вирусные частицы состоят из двух или трех компонентов: генетического материала в виде ДНК или РНК, белковой оболочки (капсида), защищающей эти молекулы, и в некоторых случаях — дополнительных липидных оболочек. Являются облигатными паразитами, так как не способны размножаться вне клетки. В эволюции являются важным средством горизонтального переноса генов, обусловливающего генетическое разнообразие.

Характеризуются как «организмы на грани живого». Похожи на живые организмы тем, что имеют свой набор генов и эволюционируют, а также способны размножаться, создавая подобные копии путем самосборки. Горизонтальная передача является наиболее распространенным механизмом распространения вируса.

Многие вирусы могут быть получены с нуля. При этом синтезируется не сам вирус, а его геномная ДНК (для ДНК-вирусов) или комплементарная копия ДНК его генома (для РНК-вирусов). С помощью вирусов может происходить так называемый горизонтальный перенос генов (ксенология).

«Эдем»

12 декабря 2016

Конго

— Добро пожаловать в «Эдем»!

На вертолетной площадке ее встречали двое сотрудников комплекса, но один, убедившись, что посадка прошла успешно, сразу же куда-то ушел. Остался второй, который протянул Ренате руку, помогая выбраться из кабины. Она не отказалась от помощи, но куда больше ее сейчас занимала окружающая обстановка.

«Эдем». Частичка научно-производственной цивилизации двадцать первого века посреди джунглей во всей их первозданной красоте и необузданной мощи.

Вертолет приземлился у периметра территории, огражденной стеной колючей проволоки. Тщательно расчищенная от растительности площадь представляла собой почти правильный прямоугольник, площадью как футбольное поле. Рената заметила две наблюдательные вышки.

Она изучила карту за время перелета, и определила, что двухэтажное здание, к которому ведет аккуратная дорожка от вертолетной площадки — первый корпус, в котором располагались кабинет руководителя, несколько жилых комнат — в общем, штаб-квартира. Второй корпус, с вирусологической лабораторией, был размещен у реки: длинное одноэтажное здание, явно оставшееся от инфраструктуры завода. В отдалении от лаборатории — жилые помещения, еще дальше — склады оборудования и небольшой причал для лодок.

Похожее на маяк строение, притулившееся у стены джунглей напротив вертолетной площадки метрах в шестидесяти, выполняло роль диспетчерской. Чуть в стороне в неказистом строении располагалась генераторная.

Все это не так удивляло бы, если бы не уникальное расположение комплекса, оснащенного новейшим оборудованием, посреди диких джунглей, вдали от цивилизации.

— Впечатляет, да? — заметил с добродушным весельем ее сопровождающий. Рената кивнула, все еще оглядываясь, и только потом обратила внимание, что ее ладонь все еще в руке мужчины. Она аккуратно высвободила пальцы и посмотрела на нахала.

Высокий синеглазый красавец адресовал ей обезоруживающую улыбку. Подтянутый, статный и широкоплечий, он будто сошел с постера фильма о супергерое, по которому сохнут школьницы.

— Сносно, — сухо отозвалась она и шагнула к дорожке. Красавец подхватил чемоданы и догнал ее.

— Я Ричард Диксон, глава службы безопасности «Эдема».

— Рада за вас, — рассеянно заметила Рената, отмечая, что по мере продвижения к центру комплекса он кажется еще масштабнее.

Особо заморачиваться с архитектурными изысками «FRC» предсказуемо не стал, ограничившись строгими линиями и пропорциями в стиле классицизма с вкраплениями хайтека: много металла, стекла, современных технологий.

Хотелось бы мне увидеть комплекс ночью с высоты птичьего полета. Наверняка, зрелище впечатляющее: высокотехнологичный островок в океане буйствующих джунглей.

— Температурные условия тут, конечно, жестковаты, — продолжал Диксон беззаботно, словно не ощущал ни тени сомнения в том, что его рассказ жутко интересен единственной слушательнице. — Жарко, душно, насекомые, а сейчас еще и сезон дождей.

— Наверное, в вашей службе есть что-то такое, что компенсирует все эти неприятности?

— Для меня это как отпуск, — Диксон ухмыльнулся. — Отдых от людей, за который еще и неплохо платят.

Рената с отстраненным видом кивнула, погруженная в свои мысли. Справедливость утверждения про жару она уже признала: после привычного европейского климата в Конго было попросту неуютно. Одежда липла к телу, вызывая жгучее желание вернуться к моде а-ля Тарзан.

Диксон, кажется, чувствовал себя вполне комфортно. Он бодро вышагивал рядом с Ренатой, словно не замечая тяжести багажа и жары. Под ногами хрустел гравий, разлетаясь мелкими камешками.

Отдых от людей… звучит неплохо.

По предъявленному ей списку, в «Эдеме» работали тридцать семь человек — персонал лаборатории, сотрудники службы безопасности, врач с медсестрой, кухонные и подсобные рабочие. Не так уж много, особенно по сравнению с вечной толкучкой на европейских производствах и офисах.

— Разрешите вопрос? — напомнил о себе неугомонный Диксон. Рената глянула на него:

— Пожалуйста.

— Что привело вас в науку?

— А что страшного или противоестественного в том, что я посвятила себя науке?

— Ничего. Но с такой внешностью вы могли бы стать супермоделью или актрисой.

Рената прищурилась, изучая его лицо насмешливым взглядом. В словах Диксона явно слышался подтекст.

— Вы тоже, — не удержалась она от шпильки, превосходно копируя интонацию. Диксон расхохотался, оценив ответ по достоинству:

— Я думал, дочь Стефано Кордиале окажется занудной брюзгой, и как же приятно ошибиться!

— А безопасники все такие разговорчивые?

— Я вам надоел? — осведомился он вполголоса, с неподражаемой кривой усмешкой. — Прошу меня простить, начинаю забывать, как вести себя с такими чертовски привлекательными девушками.

Комплименты он делал до ужаса прямолинейно, но подобная грубоватая напористость отнюдь не была неприятна. Напротив, после завуалировано-штампованных фразочек, которыми ее потчевали ухажеры в Европе, такая прямота даже импонировала Ренате. А Диксон, кажется, чувствовал, что Рената не против, и только все шире ухмылялся.

Маркуса она отослала пару дней назад в Берлин с поручением к давнему партнеру. Представив себе реакцию верного телохранителя на подобный флирт, Рената не удержалась от усмешки.

Вышла бы эпичная картина.

— Кажется, вы уже успели познакомиться, — раздался полный скрытого веселья голос за их спинами. Обернувшись, Диксон посерьезнел и выпрямился. Рената скупо улыбнулась:

— Здравствуй, отец. Должна сказать, тут довольно мило. В какую цену, ты говорил, обошлось строительство?

— Кое-что нуждалось только в обновлении, — Стефано указал на лабораторию. — Наследие шестидесятых. Строили на совесть. Оборудование, конечно, закупили новейшее. А это здание, — он повернулся лицом к первому корпусу, — абсолютно новое. Вокруг комплекса разбросаны мелкие деревушки, на несколько домов, а до ближайшего города несколько десятков километров. Но в этом тоже есть плюс — учитывая специфику нашей работы, отдаленность от жилья повышает степень безопасности для людей.

После яркого солнечного света снаружи в холле оказалось довольно темно; пришлось ждать, пока глаза привыкнут. Кондиционер обеспечивал восхитительную прохладу, и Рената удовлетворенно вздохнула.

— Лаборатория оснащена всем необходимым для проведения исследований, — продолжил Стефано. — Данные отправляются в Центр по изучению Эбола.

По мнению Ренаты, холл и лестница на второй этаж были демонстрацией ненужной роскоши — ковровое покрытие, дорогая мебель секретарши, перила из темного дерева. Впрочем, платил за все концерн, так что Рената совершенно не возражала против комфорта.

— Твоя комната, — Стефано распахнул перед ней дверь. — Не понравится — подыщем другую. Я пойду, пожалуй. Обед через сорок минут.

— Я могу чем-то помочь? — осведомился Диксон, ставя чемоданы у кровати. Рената покачала головой, подходя к окну:

— Спасибо, нет.

— Всегда к вашим услугам, Рената, — заявил он и удалился, закрыв за собой дверь.

Захваченная открывавшимся из окна видом, Рената даже не заметила его фамильярности и ухода. Она стояла, опершись на подоконник, вдыхая умопомрачительный аромат тропических цветов, и во все глаза смотрела на окружающий пейзаж.

Окно выходило на стену джунглей — стену в прямом смысле, ибо удерживала натиск леса только колючая проволока. Лианы с дивными цветками любовно оплетали металлическую преграду, кое-где пробиваясь сквозь нее. Дальше начиналась дикая территория, полная шорохов, теней, запахов… и чувствовать бурлящую жизнь совсем рядом, а не видеть на экране телевизора — это оказалось настолько невероятным и потрясающим, что Рената некоторое время не могла прийти в себя. Она бы ни за что и никому не призналась в этом, но впервые за очень долгое время у нее по-настоящему захватило дух.

Если Африка и вправду была исторической родиной человека, тогда этот восторг вполне можно объяснить чем-то на уровне генов.

Комната по сравнению с апартаментами в родном особняке показалась маленькой, но, раскладывая вещи, Рената поняла, что большей территории и не надо. Не желая пропускать обед, она наскоро приняла душ, переоделась в легкий костюм и спустилась в холл.

Миловидная и кокетливая секретарша — звали ее Фелисити — проводила Ренату в небольшую, уютную комнату, оформленную в желтых тонах. За столом сидели только Стефано и доктор Карл Левенхауз. Последний встал и приветствовал гостью, а Стефано указал на стул.

— Не стал мудрствовать и заказал ризотто.

— Замечательно, — откликнулась Рената, садясь. — Вы всегда в таком тесном кругу обедаете?

— С этим здесь нет никаких проблем, — отозвался Стефано. — Столовая открыта в любое время, строгого распорядка нет — только в случае опоздания придется есть холодное, или готовить самому.

— Удивительная свобода, — отметила Рената равнодушным тоном. — Не вызывает дополнительных сложностей?

— Как оказалось, наоборот — людям легче привыкнуть к здешним условиям, когда они вольны выбирать, что и когда им есть, когда работать и спать, как именно отдыхать, — Стефано быстро улыбнулся. — Так им работается лучше.

— Понятно.

Несколько минут за столом царила тишина, нарушаемая только стуком столовых приборов.

— Когда проведешь экскурсию по лаборатории? — негромко спросила Рената, поднося к губам чашку с чаем. Стефано пожал плечами:

— Да хоть сегодня. Послать к тебе Ричарда?

— А что, он сможет мне объяснить суть исследований? — не без желчи поинтересовалась девушка. — Лучше уж сам. Все-таки я не в гости приехала, а работать, так что проведи инструктаж, что ли.

— Инициативные работники всегда нужны, — со смешком отозвался Стефано, глядя на дочь чуть исподлобья и покачивая бокал. Рената отвечала прямым взглядом.

— Наверняка ты разглядел во мне не только инициативность, раз позвал работать?

Левенхауз приподнял брови в легком удивлении, Стефано только улыбнулся:

— Безусловно, не только это.

— Что-то не так? — прищурилась Рената, уловив сомнения Левенхауза. Кордиале покачал головой:

— Нет, о чем ты? Карл, я оставлю тебя ненадолго.

— Подожду в кабинете, — Левенхауз допил свой чай и встал. — Заодно проверю отчеты.

— Вот и славно. Рената, идем?

Они вышли во двор. Послеполуденное солнце нещадно пекло: воздух дрожал от жары. В полных жизни джунглях беззаботно-издевательски шелестел ветер, донося звуки ссоры мартышек и птичий щебет.

— Все-таки я не могу понять, зачем концерн решил построить дорогостоящий комплекс в такой глуши, — заметила Рената негромко. — Кайлахун совсем рядом, неужели ресурсов Центра недостаточно для исследований Эбола?

— Я внес предложение о постройке комплекса, напирая на то, что изучение вируса в его непосредственной среде обитания может дать новую информацию. Комитет согласился с этим вариантом.

— А как ты убедил правление концерна раскошелиться?

Стефано с безмятежным видом пожал плечами:

— Сам не знаю. Видимо, в тот день я блистал красноречием, и как-то уболтал их.

— Фламини? — Рената хохотнула. — Брось, это невозможно — убедить Поля в чем-либо вообще.

— Однако мне это удалось, — Кордиале обвел рукой территорию «Эдема». — И до сих пор в «FRC» никто не жаловался. В конце концов, поступления из госбюджета Конго и казны ВОЗ практически полностью окупают все расходы «Эдема».

Рената скептически подняла бровь, но не стала язвить. Затем продолжила:

— А взамен? Что дают исследования?

— Надежду, — негромко сказал Стефано, поднимаясь ко входу во второй корпус. — Надежду, что страшный вирус однажды будет побежден.

Рената устремила на отца долгий насмешливый взгляд:

— Ни за что не поверю, что ты действуешь из побуждений милосердия и сострадания, — тихо сказала она.

Стефано кивнул проходившим мимо мужчине и женщине в белых халатах, и ответил дочери с такой же усмешкой:

— Но ведь не все знают меня так же хорошо, как ты, милая моя.

Лабораторный комплекс не отличался от того, в каком работала Рената раньше: аналогичное оборудование, приборы, автономная система вентиляции и защиты, закрытые помещения. В отдельной пристройке размещался виварий, а еще дальше, у реки — крематорий.

Проходя по длинному коридору, Рената видела через стекло, как сосредоточенно возятся с микроскопами и пробирками люди в спецкостюмах, как они ведут записи, надиктовывают что-то в диктофон, переговариваются друг с другом.

— Шестнадцать человек, включая руководителя, Чарльза Роули, — сообщил Стефано, когда они остановились, чтобы понаблюдать за действиями четверки ученых. — Ученые степени — у половины. Практически все изъявили желание работать здесь после первого же предложения.

— Жалованье такое хорошее?

— Или в Центре им что-то не нравилось, — откликнулся Стефано. — Семеро перевелись из Кайлахуна, двое — из Сорбонны. Еще четверо — выпускники, стажеры. Двое — доктора микробиологии. Ну и Роули.

— Неплохо, — оценила Рената. — А Левенхауза ты при себе держишь?

— Карл, как мой непосредственный заместитель, выполняет и некоторые административные функции. Он частенько наведывается сюда, но основное занятие — анализ всех полученных результатов и координирование работы.

— Не ожидала увидеть здесь такое.

— А что ты ожидала? — Стефано хмыкнул. — Полевую лабораторию с оборудованием из пары чашек Петри? С никому не известными «учеными», которые даже рук не моют?

— Твой дар убеждения не пропал втуне, — Рената сделала вид, что не заметила насмешки. — Как тебе удалось заманить Роули? Поменять Францию на дикие дебри — это, знаешь ли, подвиг.

Стефано задумчиво улыбнулся, глядя на невысокого плотного мужчину лет сорока пяти, отдающего указания подчиненным.

— Дар убеждения, — лаконично отозвался он, не вникая в подробности. Рената не стала расспрашивать его, предпочтя понаблюдать за работой в лаборатории.

— Добро пожаловать, — негромко сказал Стефано за ее спиной.

___

Спустя неделю Рената уже свободно ориентировалась на территории комплекса, познакомившись практически со всем персоналом. Приняли ее с прохладцей, но к такому она была готова.

Несмотря на то, что Стефано часто намекал в особо колючей форме, что она выбрала не свою профессию, Ренате был интересен микромир с его сложностями и тонкостями, и она проводила много времени за микроскопом и компьютером, занося все результаты в базы данных.

Вариантов проведения досуга было не так много, но персоналу хватало и этого. Кто-то предпочитал пару сетов на импровизированной теннисной площадке, кому-то хватало интересной книги в тишине небольшой библиотеки. Особо заскучавшие иногда уходили вверх по реке, возвращаясь с неплохим уловом. Запрета на подобное времяпровождение не было, как и абсолютной изоляции: раз в неделю из Весо приезжала машина с продуктами или оборудованием и препаратами, и тогда же любой желающий мог поехать в город и провести там законный выходной.

Разумеется, существовали строгие правила, вроде немедленного сопровождения в карантинную зону при малейшем намеке на инфекцию любого рода.

Джунгли то и дело пытались проникнуть за периметр, и основной задачей сотрудников службы безопасности было разбираться с последствиями подобной диверсии.

Подобная политика свободного перемещения немало удивляла Ренату на первых порах — перед прибытием сюда она была уверена, что в «Эдеме» бал правит жесткая дисциплина. Но время шло, и она вынуждена была признать, что такой метод приносит неплохие результаты. Недовольных в комплексе было мало: люди были искренне увлечены своей работой, получали хорошую зарплату и возможность отдыхать, и даже климат не так сильно портил настроение.

Маркус еще не прилетел. Рената нечасто задумывалась о своем отношении к упрямому, немногословному телохранителю, воспринимая его присутствие рядом как нечто само собой разумеющееся, и поэтому была немало удивлена, когда осознала, что успела привязаться к Миллеру и почти скучает по нему.

Интересно, он бы обрадовался, узнав это, или опять взбунтовался, решив, что я посягаю на его свободу?

В отсутствие Маркуса Рената проводила все больше времени с главой службы безопасности. Ричард Диксон не скрывал своего искреннего восхищения и старался уделять девушке любую свободную минуту. Ренате подобное внимание льстило, и хотя она не планировала устраивать личную жизнь или строить какие-либо отношения, почти каждый вечер она сталкивалась у двери с красавцем брюнетом — и без долгих колебаний принимала его приглашение прогуляться.

На резонный и насмешливый вопрос, где здесь можно гулять, Диксон не терялся и умудрялся каждый раз придумывать что-то новое. В первый раз он ограничился недолгой прогулкой по территории комплекса, проведя ознакомительную экскурсию и отвечая на вопросы Ренаты. Затем последовали приглашения на стакан освежающего коктейля на одной из наблюдательных вышек, с точным расчетом времени таким образом, чтобы увидеть потрясающий закат над джунглями. Через день пришел черед полигона, где Рената показала себя отличным стрелком, вызвав восхищение спутника.

— Моя фантазия изрядно стеснена обстоятельствами, признаю, — заметил он однажды вечером, когда они вернулись из Весо. — Но это не повод сдаваться.

— Это внушает надежду, — согласилась девушка, направляясь к первому корпусу. Диксон, отдав какие-то распоряжения, догнал ее:

— Так я могу надеяться, что и завтра вы согласитесь составить мне компанию?

Рената ответила хмыканьем. Смотрела она при этом на человека, стоявшего на крыльце.

— По обстоятельствам.

А вот и он.

Маркус смотрел на нее долгим тяжелым взглядом, потом перевел его на Диксона. Поменял позу, отлепившись от стены.

— Добрый вечер, — произнес он тоном, предполагавшим кардинально противоположное. Диксон кинул вопросительный взгляд на Ренату:

— А это еще кто?

— Задание выполнено, — сухо доложил Маркус, абсолютно не обращая внимания на главу СБ; Рената даже восхитилась его выдержке — она прекрасно знала, как болезненно Маркус относится к вниманию мужчин к ее персоне. — Отчет в вашей комнате.

— А у тебя и туда есть доступ? — вклинился Диксон, хмурясь.

Маркус оставался невозмутим. Рената покопалась в памяти и пришла к выводу, что не может вспомнить случая, когда бы он вышел из себя.

Ну, кроме того раза, когда он не поддался на провокацию и оттолкнул меня с моим заманчивым предложением.

— Тебя это никоим образом не касается, — отозвался телохранитель. Диксон, отличавшийся вспыльчивостью, тут же сжал кулаки, шагнул вперед:

— Аккуратнее со словами, новичок!

Так, это интересно, конечно, но слишком много шума.

— Стоп, — Рената подняла руку, изучая обоих мужчин внимательным, насмешливым взглядом. — Оба затихли и слушаем меня.

Маркус только слегка кивнул, а вот Диксон явно не собирался так быстро отступать. Но под требовательным взглядом Ренаты все же утихомирился.

— Прекрасно понимаю, что мужская природа предполагает петушиные бои по всякому поводу, в том числе и за внимание противоположного пола. Можете выплескивать лишние гормоны на полигоне, это я только приветствую. Но зарубите себе на носу: никаких стычек при мне. У каждого из вас свои обязанности, и они дают вам возможность не сталкиваться.

— Меня такой вариант не устраивает, — пробормотал Диксон, меряя Маркуса злым взглядом. Миллер коротким кивком дал понять, что его тоже.

— Отец хотел тебя видеть, Маркус. Вам тоже пора идти, капитан Диксон — я так понимаю, что статус главы службы безопасности не предполагает долгого отсутствия на посту.

— Мы еще не закончили, — бросил Диксон, быстро улыбнулся Ренате. — Прошу прощения.

Он удалился, переговариваясь с кем-то из подчиненных по рации. Рената, подождав немного, неторопливо повернулась к Маркусу:

— Ну, и что это было?

— Гормоны, — невозмутимо отозвался телохранитель, глядя вроде бы на нее, но в то же время мимо. Рената фыркнула, поднявшись по лестнице и заходя в холл:

— Дуэнья из тебя так себе, должна сказать. Какое твое дело, с кем я провожу время?

— Ты его совершенно не знаешь, — заметил Маркус, следуя за ней.

— С тобой я тоже знакома всего полгода, забыл?

Маркус осторожно остановил ее, сделав шаг наперерез, когда они дошли до лестницы. Взгляд был спокойный и мягкий:

— Я заслужил твое доверие. Считай, что я выполняю свои прямые обязанности.

Кордиале скорчила гримаску:

— Ладно, убедил. Я буду осторожна и скромна, как молодая монахиня.

— А я подстрахую, — заверил ее телохранитель.

Поднимаясь по лестнице, Рената не могла сдержать торжествующей улыбки. Ей начинала нравиться такая насыщенная жизнь.

19 декабря

— Меня начинает всерьез беспокоить интерес твоей дочери к моей персоне, — проворчал Левенхауз, не отрываясь от микроскопа. — Скажу больше: такой интерес немного пугает.

— Чем же это? — Стефано заполнял дневник, то и дело сверяясь с собственными черновиками.

— Зная Ренату, я могу предположить, что вряд ли ей хватит тех скудных объяснений, которые ты дал. Она захочет знать больше, — Левенхауз выпрямился и надел очки. — А лично я совсем не уверен, что это будет полезно для нашего дела.

Стефано повернулся к окну и некоторое время смотрел на джунгли. Левенхауз методично вносил новую информацию в базу данных на ноутбуке.

— Она задает вопросы?

— Хочет знать, почему меня так часто не бывает в лаборатории. Пока удается отделываться общими фразами, но уверен — не сегодня-завтра она догадается, что ее водят за нос. И вот тогда я даже не представляю, что будет.

— А что может случиться? — лениво проронил Стефано, подойдя к стеллажу с папками и что-то ища. — Она обычный сотрудник, никаких особых полномочий у нее нет, и то, что мы скрываем что-то, можно оправдать… ну, скажем, назвать это проверкой на лояльность.

— Так она тебе и поверила.

— Не имеет ни малейшего значения, поверит она или нет, Карл, — Стефано вернулся за стол, но садиться не стал, и оперся ладонями на столешницу. Взгляд прищуренных глаз был насмешлив. — Вообще, я давно уже хочу посвятить ее в тайну «Эдема».

— Что? — Левенхауз замер с открытым ртом. — Но зачем? Я думал, ты скоро отошлешь ее обратно, навязав какое-нибудь задание в Европе.

— Это был первоначальный план. Но она неплохой специалист, и может помочь.

— Если бы Рената это слышала, ее эго взлетело бы до небес, — прокомментировал Левенхауз. Стефано хохотнул, покачал головой:

— Сомневаюсь. Мои слова для нее — пустой звук. И поэтому именно ты, Карл, станешь ее проводником в третьем корпусе.

— Я не считаю эту затею хорошей, — пробубнил Левенхауз, хмурясь. — Уж не ты ли мне говорил, что принимаешь предложение Миллера о приеме Ренаты в «Эдем», только чтобы заручиться поддержкой этого самого Миллера? Кстати говоря, я до сих пор не понимаю, зачем тебе это нужно.

— Он ближе всех к Ренате, и может знать что-то важное.

— Он-то, может, и хотел бы быть ближе, но Рената категорически не воспринимает его всерьез, — возразил Левенхауз. — Маркус Миллер для нее — просто телохранитель, но никак не доверенное лицо.

— Сразу видно, что ты ее плохо знаешь, — Стефано улыбнулся, выпрямился и сунул руки в карманы белого халата. — За последние три года Рената сменила кучу охранников, и ни один не задерживался больше, чем на месяц. Маркус работает с ней уже полгода, и более того, ее отношение к нему отличается от поведения в прошлом. Она готова выслушать его доводы, признавая его сдержанность и здравомыслие полезными. Маркус единственный, кто осмеливается перечить ей. Если уж это все тебя не убедило…

— Если ты считаешь, что этот парень имеет какое-то влияние на Ренату, так и быть, я поверю тебе. Но зачем, скажи на милость, тебе узнавать секреты и мысли твоей дочери? Работая в «Эдеме», она имеет дело только с Эбола, и в любом случае данные всех исследований рано или поздно оказываются у тебя. Так в чем причина?

— Именно поэтому я хочу рассказать Ренате о Прототипе, — откликнулся Стефано, задумчиво разглядывая маленькую — три миллилитра объемом — прозрачную пробирку с темно-синей жидкостью внутри. Левенхауз завороженно смотрел на Прототип, не шевелясь. — Пока она здесь, я не могу быть уверен, что наши исследования останутся секретом. Так лучше используем ее талант для изучения этого штамма.

— А вдруг данные будут утекать на сторону? — мрачно поинтересовался Левенхауз. — Сам понимаешь, она может это сделать из мести.

— Понимаю. И хочу завербовать Ренату в ряды своих сторонников, прежде чем она выберет иной путь, — Стефано помолчал, вернул пробирку в карман. — Ее связи с инфоторговцами также могут хорошо послужить нам. В общем, как ни крути, а от союза с Ренатой мы можем получить очень много.

— И много можем потерять. Если она заподозрит, что ее используют…

— Не заподозрит. Для всех этот контракт будет выглядеть самым обычным делом.

— Только не для тех, кто хорошо знает о вашей взаимной неприязни.

— И сколько таких в «Эдеме»? Смотри на вещи веселее, Карл. Все будет по плану, — Стефано насмешливо улыбнулся. Левенхауз нехотя ответил мрачной усмешкой, кивнул и поднялся на ноги, свернув все окна на мониторе. Пошел к двери, но на пороге обернулся:

— Она будет знать только о третьем корпусе, или?..

Стефано с безмятежным видом пожал плечами:

— Решай сам, когда ей будет позволено перейти на следующий уровень. И еще, Карл — не слишком удивляйся, если она вдруг откажется, или что-то скажет в духе «вам не удастся меня использовать», хорошо?

21 декабря

— Кое-что интересное? — Рената отвлеклась от изучения культуры вируса, подняла голову от микроскопа и с намеком на любопытство взглянула на Левенхауза. — Я вас внимательно слушаю, Карл.

— Я бы хотел, чтобы вы лично все увидели, — с нажимом сказал Левенхауз. Проходившая мимо женщина навострила уши, но мрачный взгляд доктора мигом заставил ее вспомнить о неотложных делах и поспешить прочь. — И если вы не очень заняты, то прямо сейчас.

Рената приподняла брови, хмыкнула:

— Вы меня заинтриговали. Как это Стефано Кордиале разрешил посвятить меня в подробности чего бы то ни было в его драгоценном комплексе?

— Сказать по правде, изумлен не меньше вашего, — съязвил Левенхауз, придерживая дверь, чтобы Рената вышла первой. — Стефано думает, что ваш талант существенно продвинет исследования вперед, а потому считает нужным открыть дверь в комплексе, которая до сих пор была закрыта для вас.

Они прошли через служебные помещения.

— Далеко идем?

— До диспетчерской.

Рената прищурилась, оказавшись на крыльце, прикрыла глаза ладонью: послеполуденное солнце нещадно палило и слепило.

— Наверняка, он преследует какую-то личную цель.

— Понятия не имею. Иногда он удивляет даже меня.

Рената фыркнула, следуя за Левенхаузом. Людей во дворе было мало — только несколько сотрудников СБ у первого корпуса и ворот, да пара ученых, не прекращающих бурного обсуждения исследований, у столовой. До обеда оставалось около часа, и большинство ученых сейчас находились в лаборатории.

Диспетчерскую концерн строил с нуля. Прямоугольное строение высотой с двухэтажный дом и площадью около пятнадцати квадратных метров, этот небольшой отдел комплекса выполнял функцию наблюдения и сбора информации. На первом этаже располагалась серверная, и именно сюда стекались все данные с камер наблюдения, установленных на ограде и на территории комплекса.

Левенхауз первым вошел в прохладную комнату, знаком попросил техника, исполняющего обязанности диспетчера, выйти. Затем посмотрел на Ренату:

— Как вы думаете, насколько рационально решение Стефано перебраться сюда для исследования вируса?

— Он не раз заявлял, что недоволен условиями работы в Кайлахуне, — отозвалась Рената, разглядывая без особого интереса изображения с камер наблюдения.

Камер было четырнадцать, и практически на всех были видны знакомые помещения и открытые участки. Однако на двух картинка была не знакома Ренате — занятая своими мыслями, она обратила на это внимание только спустя некоторое время, и пригляделась внимательнее.

— Это еще что? — пробормотала она, наблюдая за черной собакой в большой клетке, яростно облаивающей кого-то за пределами видимости. Звука не было.

Левенхауз не отвлекал ее, вытащив телефон из кармана и набирая какой-то текст. Наконец Рената посмотрела на него с куда большим интересом:

— Рассказывайте, доктор.

— Лучше я вам все покажу.

— Одно другому не мешает.

— Перед самым отлетом Стефано просил передать вам сообщение. Суть такова: если вы согласитесь принять условия нового договора с «Эдемом», у вас появятся дополнительные полномочия…

— Которые позволят рассказать мне, чем вы, собственно, здесь занимаетесь? — подхватила Кордиале, понимающе усмехнулась. — И каковы условия договора?

Левенхауз скупо улыбнулся, чуть поменял позу — теперь он стоял, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди:

— Сохранение всего увиденного и услышанного в полном секрете, прежде всего.

— Это любопытно, — Рената задумчиво потерла подбородок, бросила на собеседника колючий взгляд: — Что, ваши методы работы не приветствуются Всемирной организацией?

— Скорее, в повышенном уровне секретности нуждается предмет исследований. Я так понимаю, вы согласны?

Рената медленно усмехнулась, вставая из кресла и оправляя юбку:

— А вы сомневались? Показывайте уже ваши секретные лаборатории, доктор Моро.

Левенхауз жестом пригласил ее следовать за ним. Техник, не задавая никаких вопросов, вернулся на свое рабочее место.

— Меня вот что интересует, — заговорила Рената, когда они шли к периметру. — Что изменилось в планах, что вы решили посвятить меня в секреты «Эдема»? Дело ведь не в том, что комплексу внезапно понадобились мои таланты?

— Не только в этом, — уклончиво ответил Левенхауз. — Но это тоже берется в расчет.

Они подошли к ограде. Рената изучила карту комплекса, и точно помнила, что ничего примечательного за периметром не было.

Официально, конечно же. А на деле…

А на деле периметр оказался только прикрытием. Левенхауз аккуратно потянул за какую-то лиану, и перед ними появилась металлическая калитка.

Совсем как вход в Косой переулок, черт возьми.

— Позже планируется разобрать эту стену, чтобы было меньше преград, — сообщил Левенхауз, открывая калитку. Сразу за порогом плато, на котором стоял комплекс, обрывалось, и вниз по скале вели узкие каменные ступеньки с металлическими перилами. — Все равно со спутников это место не видно.

Вполне понятно, почему.

От любопытных глаз этот уровень «Эдема» был надежно укрыт кронами вековых деревьев, под которыми царил вечный полумрак. Спускаясь, Рената крепко держалась за перила — ступеньки были скользкими.

— Третий корпус, — идущий первым доктор остановился на площадке, подождал, пока Рената присоединится к нему, и театральным жестом отвел в сторону занавес из лиан. — Прошу.

Ренате не удалось скрыть изумления, смешанного с недоверием, так что Левенхауз сдержанно улыбнулся:

— Впечатляет, не правда ли?

Не то слово…

— Это превосходит пределы всякой секретности, — как можно спокойнее и равнодушнее заметила она, разглядывая прячущийся под куполом джунглей в полумраке третий корпус. — К чему такие меры?

Ко входу в двухэтажное здание, сильно напоминающее среднюю школу, вела расчищенная дорожка, посыпанная гравием; по обе стороны раскинулись пышные папоротники. Над головой смыкались, переплетаясь и образуя живой туннель, гибкие ветви. Звук шагов отдавался жутковатым эхом; больше тишину ничего не нарушало.

— Есть еще один способ добраться сюда, но это сложно, — доктор указал на поросший густой травой крутой склон, чуть в стороне от ступенек. — Практически невозможно.

— И сколько человек в курсе, что «Эдем» не ограничивается двумя рабочими корпусами? — Рената поднялась на крыльцо, внимательно разглядывая окрестности.

— В третьем корпусе работают шестеро человек, включая меня, — Левенхауз открыл железную дверь, зашел внутрь. — Доктор Роули, мисс Фелисити и часть сотрудников службы безопасности знают о нем, но предпочитают по возможности оставаться подальше.

В узком коридоре было светло: лампы на потолке горели мягким желтым светом. Никаких ответвлений и комнат не было — только прямой коридор длиной метров пять.

— Почему? Уровень секретности?

— И это тоже. Прошу сюда, — Левенхауз вошел в кабинет, указал Ренате на кресло. Она села, приготовившись слушать. — Рискну предположить, что вам мало что известно о Прототипе?

— Впервые об этом слышу, — раздраженно сказала Рената. — Хотя, учитывая паранойю отца, ничуть этому не удивляюсь.

— Прототип — это неизвестный ранее штамм Эбола, обнаруженный полтора года назад, — доктор поискал нужную информацию в ноутбуке, щелкнул клавишей и развернул монитор к собеседнице. — Здесь все данные, собранные за это время.

— Получается, «Эдем» был создан для изучения этого штамма?

— Изучение Эбола в общем, — поправил Левенхауз педантично. — Но да, Прототип заинтересовал нас.

— Чем же? Не вижу ничего особенного.

— У Стефано появились подозрения, что именно этот штамм может быть ключом к поразительной изменчивости вируса Эбола. В настоящее время у нас нет достаточно веских доказательств этой теории, но работа не окончена.

— Проект «Вега» был нацелен на выявление степени изменчивости Прототипа, — Рената задумчиво прищурилась, перечитывая заинтересовавшие ее строки. — Он еще не завершен?

— Осталось провести последние испытания. С результатами можете ознакомиться в любое время.

Рената посмотрела в окно, за которым можно было различить только смутные очертания деревьев, усмехнулась:

— Что-то не очень вдохновляет местная обстановка.

— Совершенно не имеет значения, где вы будете работать — информация доступна с любого компьютера в любое время. Что же касается вашей роли, — Левенхауз как-то неопределенно улыбнулся, — об этом я уже говорил. Ваши способности не остались незамеченными.

— Прошу, не надо этого лицемерия. Сто к одному, что вы не все мне рассказываете, доктор, — Рената лениво потянулась. При этом она неотрывно смотрела на собеседника из-под полуопущенных век. — Но я принимаю ваши условия. Мне интересен этот ваш Прототип. И все же — к чему такая секретность? Полагаю, в ВОЗ не подозревают о существовании третьего корпуса?

— Это уже вопрос здоровой конкуренции, — буркнул Левенхауз, не глядя на нее.

— Здоровая конкуренция в сфере вирусологии — это занимательно звучит.

— Вы прекрасно знаете, что сохранить какое-либо открытие в секрете в научной сфере практически невозможно. Поэтому Стефано захотел изучать Прототип в такой обстановке. Во всяком случае, пока не убедится в возможной бесперспективности штамма.

— Логичное решение, — признала Рената. — Хотя пока я не очень понимаю, что такого необычного отец углядел в штамме.

— Вполне вероятно, что ничего необычного и нет. Но пока что Прототипа официально не существует. ВОЗ и Комитет знают, что основной задачей исследований в «Эдеме» является всестороннее изучение Эбола. Так же думают и многие сотрудники комплекса. И убедительная просьба — не разглашать лишней информации, какое бы решение вы ни приняли.

Рената растянула губы в хищной усмешке:

— Какое иное решение я могу принять? Я остаюсь в «Эдеме» на предлагаемых мне условиях. Показывайте вашу лабораторию, доктор. Я хочу знать, над чем здесь работают.

___

— Значит, все идет по плану, — Стефано помолчал. — Во всем, что касается вопросов власти и контроля, она донельзя предсказуема.

— Как и в том, что она вряд ли остановится, когда поймет, что мы не все ей показали, — проворчал Левенхауз, вытирая лоб платком.

Стефано улетел в Брюссель, оставив руководство своему заместителю, и теперь доктор, никогда не любивший командовать, метался между непосредственной своей работой и административными вопросами. Плюс к тому, необходимо было следить за Ренатой, чтобы она не сунула нос в то, что ей знать совсем не нужно было.

— Не беспокойся, Карл. Мы используем любое ее движение в своих интересах.

— Любопытно было бы узнать, как ты собираешься контролировать свою неуемную дочь.

— Сделав первый ход — пригласив ее сюда — мы уже забронировали прекрасную возможность быть впереди.

— Рассчитываешь, что сможешь использовать ее способности? Потому что на ее лояльность я бы вообще не надеялся.

— Мы используем любой ее шаг, — уверенно повторил Стефано. — Каким бы он ни был.

Левенхауз помолчал.

— Я одного не могу понять: зачем тебе это вообще понадобилось? С какой стати ты согласился принять предложение этого Миллера и позвал ее в Конго? Она бы и не узнала про дела в «Эдеме».

— Если бы фон Штайну стало известно хоть что-либо о нашей работе, он передал бы весточку моей драгоценной дочери. А уж она бы нашла лазейку. Так что, позвав ее, я показал, что доверяю ей.

— Понял. Ты еще долго там будешь?

— Неделю или десять дней. Ты там держись.

— А что мне еще остается? — проворчал доктор. — Ты же оставил мне целый комплекс с секретными зонами, а вдобавок и свою реактивную наследницу…

___

Прототип был интереснее, чем казалось сначала. Сам факт, что ни о новом штамме, ни о третьем корпусе не известно почти никому, будоражил и захватывал. Ибо Ренате не меньше, чем ее отцу (а может, и больше) был присущ собственнический инстинкт: мои исследования не могут принадлежать кому-то еще, пока я сам того не захочу.

К неудовольствию Левенхауза, Стефано обещал задержаться в Европе аж до середины января — решил посетить научный форум в Лондоне.

Рената, верная себе, увидела в новом вирусе возможности, и немедленно приступила к подстраиванию системы под себя. Это автоматически означало, что к базам данных «Эдема» теперь имеет доступ давний деловой партнер Ренаты — пронырливый инфоторговец Виктор фон Штайн. Левенхауз терзался вопросом, насколько глубоко запустил лапу в закрома комплекса вездесущий бельгиец. Его жутко нервировало подобное развитие событий, но Стефано неизменно успокаивал его: «Все идет по плану».

— Чем больше она будет знать о наших планах — разумеется, подвергшихся строгой цензуре, — тем большей будет отдача с ее стороны, Карл. Не волнуйся.

— Легко тебе говорить, не видя, с каким азартом она перекапывает архивы. Разумеется, ничего важного там нет, вся информация о проектах надежно спрятана, а пароль знаем только мы с тобой. Но подобное рвение пугает.

— Прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, — со смешком откликнулся Стефано.

25 декабря

— В последний раз, когда мне обещали показать кое-что интересное, я узнала о существовании третьего корпуса, — заметила Рената, почти равнодушно смотря на Диксона. Равнодушие было напускным процентов на семьдесят, но мужчине об этом знать было вовсе необязательно. — Ваше предложение того же рода?

— Не буду рисковать — вдруг у нас разное понимание интересного, — Диксон улыбнулся, предлагая идти за ним. — Скажу лишь, что это будет красиво.

— Закат с наблюдательной вышки? Уже было.

— Я помню, — отозвался мужчина, — и не собираюсь повторяться. Это будет кое-что полюбопытнее.

— Убедили, — Рената с усмешкой кивнула и встала из-за рабочего стола, закрывая ноутбук и складывая стопочкой бумаги. Посвятив утро изучению вируса, вечером она решила записать все результаты своих наблюдений.

Хорошо, что Маркуса сейчас нет рядом. Опять все испортил бы. А ведь я, кажется, не давала ему полномочий для ревности.

Несмотря на вечер, стояла удушающая жара, от которой совершенно не хотелось двигаться и что-либо делать. В спокойном европейском климате подобная духота обычно предвещала грозу, приносящую долгожданное облегчение. Но в Конго такая погода была в порядке вещей, и даже в сезон дождей было почти так же тяжело дышать.

— Надеюсь, оно того стоит?

Диксон только улыбнулся, продолжая идти в сторону периметра. Выглядел он совершенно не измученным жарой, и это вызывало неподдельное восхищение пополам с неясным раздражением и завистью.

— Почему эта треклятая жара на вас не действует? — Рената с ожесточением отодрала прилепившуюся к мокрой спине блузку. — Такое впечатление, что вы родились здесь.

— В Алжире, — с готовностью отозвался капитан. — Там, конечно, гораздо суше, но…

— Как же вас занесло в Конго?

— Солдат удачи, — легкомысленно заявил Диксон.

Он открыл калитку, через которую не так давно ее провел Левенхауз, но вместо того, чтобы спускаться по ступенькам, сделал шаг в сторону, помогая Ренате нащупать твердую поверхность. Кордиале с некоторым изумлением поняла, что они идут по очередной скрытой тропинке, в противоположную сторону от третьего корпуса. Диксон крепко сжимал ее ладонь, шагая впереди.

Вольность Диксона объяснилась почти тотчас же, когда они очутились на краю внезапно обрывавшегося плато. Рената поскользнулась на влажных камнях и вынуждена была схватиться за руку сопровождающего крепче. Ветер разочарованно хлестнул ее по лицу выбившейся прядью волос, потянул за подол плиссированной юбки, но не добился желаемого и притих.

— Если вы хотели показать мне, где заканчивается плато Затерянного мира, вы немного опоздали, профессор Челленджер, — насмешливо заметила она. — Левенхауз опередил вас.

— Не смею с ним соперничать, — Диксон добродушно усмехнулся, и Рената осознала, что он поддерживает ее за талию. Прикосновение было заботливым и невыносимо приятным — до мурашек по всему телу.

Она аккуратно отстранилась, убедившись перед тем, что стоит на твердой земле. Диксон ухмыльнулся, как кот, и с явной неохотой убрал руки, готовый подхватить ее в любой момент, если понадобится.

— Доктор Левенхауз показывал вам третий корпус.

— Да.

— На закате?

Рената медленно покачала головой, понимая, к чему он клонит, и вгляделась в темную чащу внизу. Ощущение было захватывающим и будоражащим, и Кордиале не могла понять, связано это с неуловимой загадочностью Африки, раскрытием очередного секрета «Эдема», или близостью Ричарда Диксона. На комплекс опустились сумерки, полные загадочных теней и шорохов.

Другие секреты…

Рената в упор посмотрела на Диксона:

— Что это?

— Полигон. Место финальных испытаний Прототипа, — Диксон показал, куда надо смотреть, чтобы увидеть мерцающие внизу, почти под их ногами, огоньки. — В шестидесятых здесь находились всякие очистные сооружения. Дальше на север шла железная дорога к медному руднику, но она давно заросла и, вероятно, рассыпалась ржавой трухой.

— И какова площадь этой территории?

— Примерно половина футбольного поля. Спуститься можно на лифте — это переоборудованный фуникулер, или по ступенькам вон там, — он показал в сторону. — Территория огорожена, там есть собственная лаборатория, виварий, крематорий. В общем, миникомплекс. О нем знают очень немногие из сотрудников.

Рената ошеломленно молчала, пытаясь осознать истинный масштаб и размах работ в комплексе. «Эдем» напоминал ступенчатую пирамиду первых династий древнеегипетских фараонов. Первый уровень — верхний, общедоступный: первый и второй корпусы, легальные исследования, изучение Эбола. Второй уровень — секретный: третий корпус, работа над Прототипом. И наконец, Полигон, о существовании которого знают только те, кто в нем и работает.

Это настолько захватывало и поражало, что какое-то время Рената ничего не могла сказать и только молча смотрела вниз, собираясь с мыслями. На выданной ей карте, закачанной в смартфон, была обозначена едва ли половина «Эдема». Левенхауз несколько дней назад открыл ей третий корпус, а теперь вот Диксон, движимый непонятно какими мотивами, показывал ей Полигон.

— Это превосходит все ожидания, — выдохнула она. — Говорите, только несколько человек в курсе?

— Ваш отец, доктор Левенхауз и еще трое ученых, — с готовностью ответил Диксон, опустившись на корточки и вглядываясь вниз. — Несколько сотрудников службы безопасности. Теперь еще вы.

Он протянул ей прибор ночного видения. Рената, держась одной рукой за плечо Диксона, взяла ПНВ и посмотрела вниз.

Разглядеть сквозь густую листву удалось совсем немного: только отдельные участки освещенной фонарями земли, пару больших пустых клеток и угол приземистого здания.

— Почему его существование держится в такой тайне?

— Сейчас там почти не осталось животных. Но вы представить себе не можете, что там творится в те дни, когда проводятся испытания. А я там бываю часто. И скажу честно: ненавижу это время.

— Сдают нервы?

Глухо пророкотал гром, словно кто-то наверху лениво перекатывал железные предметы. Рената посмотрела в темное небо, надеясь поймать момент начала дождя.

— Дело даже не в нервах. Я видел много такого, от чего потом снятся кошмары, — Диксон говорил размеренно и негромко. — Но почти во всем был хоть какой-то смысл. Здесь я его не нахожу.

Рената приподняла брови:

— Разве? Деньги решают не все?

— Не всегда.

Кордиале хмыкнула и вернулась к разглядыванию видимой части Полигона.

— А вы всегда ищете смысл?

— Я логичен, и предпочитаю твердые факты любым мистическим объяснениям.

— И что же вас держит в «Эдеме»?

— Надежда на большее.

Рената вдруг замерла и напряглась, не отрываясь от окуляров ПНВ.

— Невероятно, — прошептала она.

Не могу поверить своим глазам…

— Он здесь уже две недели, — сообщил Диксон, прекрасно зная о причине такой реакции.

— И ни словом не обмолвился…

Диксон только пожал плечами.

— Но он обязан докладывать мне обо всем… Черт побери! — Рената со злостью сжала кулаки. — Как ты мог, Маркус!

— Кажется, он расставил свои приоритеты, — со смешком заметил Диксон.

Рената старалась успокоиться, но сделать это, видя Маркуса расхаживающим по Полигону — тому самому, о котором она не догадывалась десять минут назад — было просто нереально.

Это уже чересчур. На чьей ты стороне, Маркус Миллер?

Погруженная в мрачные размышления, она не сразу заметила, что Диксон осторожно, ловя ее реакцию, касается ее щиколотки — как раз там, где она недавно ударилась и заработала синяк. Поймав изумленный взгляд, он замер.

— Мне остановиться? — спросил он тихо, глядя снизу вверх.

Рената, плохо осознавая, что делает, отложила прибор ночного видения и схватилась за тонкий ствол деревца. Вторая ее рука по-прежнему лежала на плече Диксона. Кордиале сама не могла понять, чего ей хочется.

Это неразумно…

…но кого волнуют такие вопросы в моменты, когда сердце начинает биться, как испуганная птица?

С неба упали первые тяжелые капли. Рената запрокинула голову и закрыла глаза, с растущим удовольствием ощущая, как горячие, чуть шершавые пальцы гладят ее по ногам, постепенно поднимаясь все выше.

Почувствовав прикосновение губ к своему колену, она невольно вздрогнула и рвано выдохнула, запуская пальцы в густые волосы мужчины и привлекая его ближе. Диксон приник губами к ее коже надолго, опаляя своим дыханием. Рената глухо застонала. Руки Диксона обхватили ее талию, а через мгновение он уже был на ногах и крепко прижимал ее к себе. Рената с готовностью ответила на страстный поцелуй.

Тропический ливень с яростью хлестал по листьям, ручьями проливаясь на землю. Ни Рената, ни Диксон совершенно не замечали этого, целиком увлеченные друг другом на краю пропасти.

***

Условно процесс вирусного инфицирования в масштабах одной клетки можно разбить на несколько взаимоперекрывающихся этапов:

— Присоединение к клеточной мембране — так называемая адсорбция

— Проникновение в клетку для доставки внутрь своей генетической информации

— Перепрограммирование клетки. При заражении в клетке активируются специальные механизмы противовирусной защиты, зараженные клетки начинают синтезировать сигнальные молекулы — интерфероны, переводящие окружающие здоровые клетки в противовирусное состояние. От способности вируса преодолевать системы защиты напрямую зависит его выживание, и неудивительно, что многие вирусы в процессе эволюции приобрели способность подавлять синтез интерферонов и создавать в клетке максимально благоприятные условия для развития своего потомства

— Персистенция. Некоторые вирусы могут переходить в латентное состояние, и активироваться при определенных условиях

— Создание новых вирусных компонентов. Размножение вирусов в самом общем случае предусматривает три процесса: а) транскрипция вирусного генома; б) ее трансляция, то есть синтез вирусных белков; 3) репликация вирусного генома

— Созревание вирионов и выход из клетки

Адриана Росси

27 декабря 2016

Лондон

— Да, папа, я тебя слышу. Нет. Ты же знаешь, что я не смогу приехать. Да, у меня дела. Форум. Нет. Уверена. Пока.

Положив телефон на стол, Адриана наконец позволила себе выдохнуть, и уронила голову на сложенные руки. На нее напал очередной приступ лени, когда хочется просто лежать и смотреть в потолок, и чтобы никто не трогал. Однако времени на безделье не было — она и так опаздывала. Не то чтобы ей вдруг захотелось идти на это свидание, но обещания надо выполнять.

Особенно данные самой себе, в надежде на улучшение личной жизни.

Адриана вздохнула, поднялась из-за стола и подошла к гардеробу. Недолго думая, выбрала красную блузку и черную строгую юбку длиной до колена. Затем нагнулась за туфлями — и остановилась на полпути, глянув в зеркало.

Байки из склепа мертвецов, эпизод первый. Девушка собирается на свидание в виде свежевыкопанного зомби. Мда…

Бледное, осунувшееся лицо с темными кругами под глазами, жесткий взгляд, дерганые движения — все это было результатом хронического недосыпа из-за подготовки к выпускным экзаменам. И хотя все, кому не лень, убеждали Адриану поменять режим дня, она упрямо отстаивала свое право не спать по ночам и пялиться в монитор в поисках нужной статьи, потирая красные глаза и размышляя, не выпить ли еще кружечку кофе.

Если я пойду в таком виде, никакого второго свидания точно не будет. И самое обидное, что не получится спихнуть это на кого-то другого.

Она с недовольной миной направилась к туалетному столику. Пользоваться косметикой Адриана не любила, и в ее сумочке можно было найти разве что помаду розового цвета, пудру и тушь. Однако в экстренных случаях приходилось прибегать к помощи тонального крема, теней, румян и прочих зелий молодости и красоты в малюсеньких и дорогущих тюбиках.

Овальное лицо с упрямым подбородком и нежными, но не слабовольными чертами; темно-зеленые глаза, смотрящие на мир пытливо и доброжелательно, но не без иронии; прямой нос и изящный разлет бровей, не длинные, но пушистые ресницы. Рост 168 сантиметров, стройная фигура, движения резковатые и, пожалуй, не очень женственные. Привычка в минуты раздумий переходить на очень медленный шаг, а в периоды злости, напротив, широко шагать, размахивая руками — за что ей не раз попадало в детстве от гувернантки и мамы.

«Ты же девочка, милая, и должна ходить спокойно и красиво, — мама показывает, как именно ходят прилежные и послушные девочки, медленно шагая по нарисованной мелом прямой линии. — Это совсем не сложно, попробуй».

«Но ма-ама, — Адриана тоскливо смотрит в сторону счастливой ватаги мальчишек, что гоняют мяч на поле. — Так ходить скучно, и к тому же…»

«Дорогая, — в разговор вмешивается отец, — она еще маленькая. Оставь ее, она сама поймет, что к чему, когда подрастет. Верно, Ри?»

Адриана радостно улыбается отцу, стараясь не замечать легкого огорчения матери, и мчится к мальчишкам, на бегу сообщая им, что ее отпустили погулять.

Конец ознакомительного фрагмента.