Король под горой

Мария Гурова, 2022

Война – это традиция. Королевство Эскалот сражается на два фронта. Выжить и победить смогут только те народы, что разбудят спящих героев древности с помощью избранных проводников. Одним из них оказывается Илия Гавел. Вместе с рыцарем Тристаном ему предстоит долгий путь к легендарной усыпальнице. Сможет ли юноша, выросший в мире без волшебства, разбудить короля под горой?

КОРОЛЬ ПОД ГОРОЙ

Цикл о Спящем короле. Книга первая.

12+

Автор Мария Гурова.

Аннотация: «Война — это традиция. Королевство Эскалот сражается на два фронта. Выжить и победить смогут только те народы, что разбудят спящих героев древности с помощью избранных проводников. Одним из них оказывается Илия Гавел. Вместе с рыцарем Тристаном ему предстоит долгий путь к легендарной усыпальнице. Сможет ли юноша, выросший в мире без волшебства, разбудить короля под горой?».

Пролог

Такова была неокрепшая весна на севере Эскалота: на смену снегам пришли нескончаемые дожди. Мир размывало, как неудавшийся акварельный рисунок. Цвета смешивались, превращались в застиранный, невнятный оттенок — то ли бурый, то ли серый, то ли хаки. Траншеи были забиты людьми, ящиками, мешками, вещами. Командиры требовали соблюдения порядка, но дожди шли уже вторую неделю. Изнуренные солдаты чинили окопы, копали и черпали воду. Юноша, слишком молодой для звания старшего лейтенанта, шел сквозь траншеи. Вода падала с неба и пробиралась всюду: в волосы и уши, в ткань шинели и под нее, на сапоги и в сапоги, в кружку с остывшим опротивевшим чаем, в скользкую, вязкую землю и в мораль продрогшего 12-го пехотного полка армии Его Величества. Казалось, будто ливень шел во всем мире, и он все вокруг делал тяжелее: и шинель, и сапоги, и любую задачу, и жизнь. Приказов было меньше, чем требовалось для того, чтобы согреться. Безделье хуже тяжелой работы, особенно, когда некуда деться от воды и приютиться. Спать долго было невозможно. Лейтенант старался не всматриваться в лица: они сейчас все были похожи между собой больше, чем положено иметь сходство мужчинам одной нации. Веки опухшие, вывесившие под собой отеки, словно белые флаги слабости, малиновые пятна на шмыгающих носах, трясущиеся потрескавшиеся губы. За маской простоя и усталости не удавалось различить ничьих эмоций, так изъяны обезличили парней в единообразной мокрой форме. Глаза у многих слезились. Слишком много воды, стылого воздуха, густых темных туч. Вечный ненастный вечер. Офицеры сновали туда-сюда вдоль недостроенной сапы — видимость деятельности, возможность размяться и обязанность. Первые дни затишья солдаты, ни да, ни нет, суетились, если не из энтузиазма, то от волнующей непривычной тишины. Мир все еще издавал звуки, но после умолкнувших артобстрелов он словно бы онемел. Все в окопах стали говорить тише, будто вражеские шпионы могли подслушать их шутки и рассказы о доме. О доме сейчас важнее всего было не думать, иначе глаза начинали слезиться еще сильнее. Рассказы о доме и шутки. Очень тупые шутки, — как думал о них старший лейтенант. Они казались ему не смешными, и поначалу он улыбался из вежливости. А потом шли месяцы, и сальные анекдоты смогли его рассмешить, и он гоготал непривычным для себя осипшим голосом. Они стали очень смешными, но вряд ли за прошедшее время солдаты научились шутить лучше.

Четыре версты до вражеских позиций лежали вовсе не перемирием, а невысказанными приказами. Все их ждали. Когда старший лейтенант прошел мимо троицы солдат, бредущих на пост, заметил, что парни вздохнули, а один из них, самый младший, будто бы поклонился. Поклон не был воинским приветствием. А старший лейтенант не был королевской крови. Но все же боец почтительно склонил голову. Надо было идти дальше. За плотной завесой дождя виднелись мрачные холмы — траурные подолы далеких гор. Командир остановился и посмотрел вдаль: не то всполох брызнул светом на горизонте, не то воображение разыгралось. В небе прогремело. Он ускорил шаг, и пока шел, стихия куражилась, проливая, грохоча, сверкая. Вспышки с треском врезались в землю, но то была не вражеская артиллерия. В холмы яростно били молнии, и были те молнии золотыми. Старший лейтенант остановился и, зачарованный, смотрел, как сбывается пророчество. Он был уверен, каждый сейчас смотрит на испещренное янтарными венами небо. Какое дивное, грозное зрелище.

У блиндажей собрался едва ли не весь полк. Так не положено, но ведь там наверху полыхают предвещенные золотые молнии. Что возьмешь с уставших людей, когда им раздают обещанное? Лейтенант юркнул за поворот. Сложно было оставаться незаметным, когда вспышки прекратились.

— Илия! — окликнул голос. — Илия, да постой ты!

Старший лейтенант ускорился. Но голос и человек, говоривший им, нагнал его:

— Илия, не убегай! Ты же в штаб?

— Теперь — да, Тристан, — Илия обернулся к товарищу. Бледный, худой юноша, ровесник самого старшего лейтенанта. Они были почти одного роста, и оттого разница в их внешности была словно бы нарочной. Светловолосый, зеленоглазый Илия отражался в друге, как ясное полуденное солнце в темном озере. А Тристан Трувер с его темно-карими глазами под наморщенными бровями сиял в лучах Илии. Он взял Тристана за плечо и повел в сторону штаба. — Идем со мной.

Тот остановился и помотал головой.

— Меня там не ждут. Только тебя.

— Тогда я все расскажу тебе после.

Рука Илии соскользнула с плеча, полезла в карман, достала лавандовые леденцы и подала горстку Тристану. Тот улыбнулся, протянул ладонь навстречу. Илия был неразговорчив, слов он знал много, но произносил их теперь редко. Илия разжал кулак, высыпал конфеты. Он так прощался, и ему нечего было оставить, кроме сладостей, таких редких на фронте. Никто не знал, когда случится их следующая встреча. Тристан вернулся к остальным бойцам. Едва Илия покинул окопы и двинулся в сторону лагеря, как его вновь позвали.

— Старший лейтенант Гавел, отставить шляться одному! — пробасил капитан. Илия даже поморщился от неожиданности. — Теперь только в сопровождении. Вон твой шофер и конвой. Топай к машинам!

Капитан был франтом. И сейчас, когда на них смотрел весь лагерь, панибратски хлопнул Илию по спине. Но младший офицер только одернул борт пальто и на прощание выполнил воинское приветствие, не удостоив командира ответом. Покидая расположение, Илия собирал взгляды, полные надежды, восхищения и веры в него. Нельзя было оборачиваться, нельзя было показывать полку, что он тоже устал.

В штабе царила суета. Ждали верховное командование. Пусть король Норманн II не мог приехать на фронт лично, но до Илии доносились слухи, будто бы едет приедет Первый советник. По соседству с потрепанными флагами повесели парадные — чистые и с бахромой. Илия хмыкнул. Мимо пробежал солдат, задев его плечом, вроде даже извинился на бегу. Но мало кто вне полка знал в точности, как выглядит Илия Гавел. Людям известно только имя, переносимое на устах снующих по деревне солдат. А Илия был невозмутим. Откуда в нем нашлось это спокойствие? Было оно умиротворением или отрешенностью? Илия не задавал себе вопросов. В его глазах сверкали золотые молнии. Теперь, взглянув на чудо вместе с остальными его свидетелями, он сам поверил. Он сам в себя поверил.

Едва он задумался о вере, как на глаза попались несколько машин с тремя сцепленными воедино сферами. Каждую из них сопровождал маленький спутник — сферы вчетверо меньше. Машины были белыми и более чистыми, чем вся остальная техника. Они выбивались из картины мира так же, как парадные знамена. Рядом с Илией заговорил один из бойцов, он тоже разглядывал припаркованную колонну.

— Час назад приехали, — кивнул он на машины. — Небось, уже сколько дней дежурили в городе.

Илия опустил голову. Теперь он смотрел исподлобья. Солдат оглядел Илию, задержав взгляд на знаках отличия.

— А вы с позиций приехали? — полюбопытствовал он.

Илия кивнул. Солдат помялся какое-то время, а потом спросил.

— А он приехал уже? — рядовой повел зрачками куда-то в бок и наверх, произнося «он».

Разговор следовало заканчивать. Солдат мог присмотреться и узнать в нем прототип с агитационных плакатов. Илия опять кивнул. Но его немой ответ только раззадорил дотошного бойца.

— А какой он? Как говорят, парнишка совсем? — допытывал тот.

— Не положено разглашать, — кратко ответил Илия и прошел в сторону центрального здания, одной из трех каменных построек в деревне.

Солдат заметно расстроился. На подходе к дверям Илия полез за документами в планшет. Он старался вытереть мокрые руки об изнанку сырой шинели, но дежурный взял его бумаги и беспардонно намочил их. Илия видел, как трижды меняется выражение его лица: сначала дежурный хмурится, потом его глаза широко распахиваются, а брови ползут вверх. Наконец, он смотрит на старшего лейтенанта перед собой растеряно. Замешательство длится несколько секунд, и он пропускает Илию в штаб. На первом этаже пусто, все голоса звучат высоко над головой. Едва Илия поднимается на второй этаж, как его поочередно начинают замечать собравшиеся люди. Фразы обрываются, внимание присутствующих сгущается вокруг Илии. Он замирает на последней ступеньке. Здесь сейчас много людей с аксельбантами. Слишком много чистой сухой одежды, гладко выбритых лиц, мужчин старше пятидесяти лет. Несколько гражданских чиновников смешались с офицерами в узком коридоре. После стольких месяцев на позициях все перечисленное казалось непривычным. Будто Илии девять лет, и он вопреки родительскому запрету пробрался на бал — посмотреть на гостей. Этому месту не хватало музыки и дам в светлых, струящихся до щиколоток платьях, с блестящими волосами, убранными в пышные прически. Но вместо струнного квинтета из кабинета послышался мужской голос: «Приехал?».

В дверях показывается фельдмаршал. Илия распрямил ноющую, застуженную спину, встал по стойке смирно, выполнил воинское приветствие. Он был рад, что эта пауза прервана. В коридоре каждый офицер выше его по званию, непонятно было к кому обратиться первому. Появление фельдмаршала все решило.

— В кабинет, джентльмены, — пригласил он. — Или мы ждем еще кого-то, кроме Первого советника?

— Министр иностранных дел телеграфировал, что получил последние сведения еще ночью и сразу же выехал. Может прибыть с минуты на минуту, — ответил один из гражданских чиновников. На лацкане его шинели блестела эмблема из шести сфер — трех крупных и трех спутников.

— Ах, верно, — фельдмаршал промокнул лоб платком (в коридоре было до ужаса душно) и удалился обратно. Собрание неспешно перетекало из коридора в кабинет. Илия решил блюсти субординацию и идти последним. Впрочем, он все же надеялся встретить отца на лестнице. Стоило Илии покинуть последнюю ступень, как снизу поднялось эхо женского родного голоса.

— Илия! Илия, мы приехали! — звучало под грохот каблуков.

Потоптавшись немного, Илия развернулся и спустился навстречу. Невысокая светловолосая женщина влетела к нему в объятия.

— Мама! — он обнял ее неуверенно, боясь испачкать светлое, молочного цвета пальто. От волос повеяло знакомыми духами. Илия слегка повел нос навстречу запаху. — Я так рад! Но я грязный.

Она отпрянула, чтобы разглядеть лицо сына, но объятий не разомкнула.

— Какая глупость, милый, какая глупость! Как я скучала! — она вновь обвила его и, кажется, всхлипнула. Илия стушевался еще больше.

— Ну вот, я все испортил, — он явно имел в виду пальто, которое уже окрасилось крупными пятнами.

— Лесли, отпусти его! — к ним медленно поднимался седой мужчина в темном пальто и широкополой шляпе. Он снял ее на ходу. Илия заметил, как отец ослаб и постарел — каждый шаг по лестнице давался ему с трудом и отдышкой. — Хватит позорить его перед командованием. Да отпусти, говорю, не собираешься же ты идти с нами на совет.

Лесли поджала губы, нехотя отдалилась от сына. Она всем видом выказывала обиду. Но стоило ей посмотреть на Илию, как лицо разгладилось, взгляд просветлел, на щеках залегли ямочки от улыбки. Она и не заметила, как муж прошел мимо них.

— Иди, Илия. Тебе пора, — она вскинула лицо, чтобы вобрать слезы обратно за перевал век.

— Давай, Илия, тебе пора.

Она всегда приговаривала, подталкивая в нужную сторону. И ему всегда надо было куда-то идти. Долгий путь до окопов, где на горизонте полыхали золотые молнии, начался намного раньше.