Колизион. Купол изгнанных

Марина Ясинская, 2023

Третья, заключительная книга трилогии. В качестве директора «Колизиона» Кристина наконец принимает ответственность не только за свою судьбу, но и за судьбы всех артистов. Она понимает, как ей действовать, и продолжает идти к намеченным целям: разгадать тайну необыкновенных цирков и вернуть себе свою жизнь. Но для этого придется выиграть самую настоящую дуэль, где ставкой оказывается само существование «Колизиона». И Кристина все еще очень, очень мешает многим – своему двойнику и другим хостильерам, жестокому директору «Обскуриона» и особенно загадочному Первому фамильяру…

Глава 2

Пока Первый фамильяр молчал, было сложно поверить, что он — могущественное существо; Тина видела перед собой только Кирилла. Намного более оживленного, без свойственных ему медленных движений и застывающего взгляда, но все равно Кирилла.

Но стоило ему даже не заговорить, а просто посмотреть на нее, и внутри все непроизвольно сжималось. Ха, а Тина еще думала, что страх — это исключительно человеческое чувство, которое ей не придется испытывать! Из знакомых глаз Кирилла на нее смотрел кто-то невыразимо могущественный, бесконечно более опытный и — Тина никак не могла отделаться от этого ощущения — будто немного сумасшедший.

Что случилось с Первым фамильяром? Кто его… не убил, конечно, но кто положил конец его телесному существованию? Где все это время находилось его сознание? Понимало ли оно, что с ним произошло? И как повлияло на него столь длительное заточение?

Ни один из этих вопросов Тина задать не рискнула, так как затаенной ярости во взгляде и голосе Первого фамильяра было более чем достаточно, чтобы понять: отношения между ним и его иницием, ведьмой-прародительницей Кристины, явно оставляли желать лучшего. Впрочем, удивляться неприязни Первого фамильяра к Кристине не приходилось; все хостильеры недолюбливали своих инициев. Пока были живы они, фамильярам не приходилось и мечтать о полной свободе. И все же та глубокая ненависть, видимая даже невооруженным взглядом, которую Первый фамильяр питал к своей создательнице, во много раз превосходила неприязнь Тины к Кристине. И мысль о том, что же там между ними произошло, не давала Тине покоя.

— Я надеюсь, это не вся ваша армия, — сказал Первый фамильяр, поднимаясь на ноги и оглядывая сначала бездыханные тела мужчин — отработанный материал для его возвращения, а затем собравшихся хостильеров.

Вперед выступил Ивар, принимая на себя роль лидера, которую никто из остальных не стал оспаривать.

— Здесь основной ее костяк.

— Мне не нравится, как это звучит, — не купился на уклончивый ответ Первый фамильяр. — Но, возможно, мое мнение изменится, когда мне изложат весь план целиком.

— Весь план? — эхом повторил Ивар.

— Вы же явно пошли на все эти трудности возвращения меня обратно в этот мир не просто так. У вас должен быть план, в котором мне отведена ключевая роль.

Тина поежилась. Решительные холодные слова срывались с губ так хорошо знакомого ей Кирилла, и от этого режущего контраста ей становилось не по себе.

— В целом да, — ответил Ивар. — Мы, собравшиеся здесь хостильеры, надеялись с твоей помощью освободиться от своих инициев, а в перспективе…

— Кто такие хостильеры? — перебил Первый фамильяр.

Ивар замешкался, и Тина догадалась: он тоже не подумал, что Первый фамильяр отсутствовал несколько веков, а значит, пропустил множество событий, и его еще предстоит вводить в курс дела.

— Те фамильяры, чьи иниции являются не обычными людьми, а потомками ведьм и колдунов, стали называть себя хостильерами, — пояснил Ивар.

— Почему?

— Потому что «фамильяр» происходит от латинского famulus — слуга. А мы не слуги и никогда больше ими не будем! Мы — хостильеры, мы…

— Враги, от латинского hostis, я понял, — нетерпеливо закончил Первый фамильяр. — Вы не слуги своих инициев, вы — их враги. Итак, вы себя переименовали, и что изменилось?

— Ну… Мы стали хостильерами, — неуверенно ответил Ивар.

— Не можешь решить проблему — смени название, да? Вы так и не сумели полностью освободиться от своих инициев, но, когда называете себя хостильерами, вам это помогает чувствовать себя немного лучше. Чуть меньшими неудачникам. Правильно понимаю?

Жесткие слова были болезненны и сами по себе, но то, что они исходили из уст девятилетнего мальчишки, только усиливало их эффект.

Ивар молчал, то ли не зная, что сказать, то ли боясь отвечать. Другие хостильеры предусмотрительно держались поодаль.

— А что остальные фамильяры? — наконец спросил Первый фамильяр.

— А что они? — не понял Ивар.

— Они себя теперь как называют?

— Э-э-э…. да так же, наверное, — фамильярами. Честно говоря, я никогда не интересовался.

— Вы не поддерживаете контакты с фамильярами? Только с хостильерами?

— Э-э-э…

— Поставили себя выше их? — ухмыльнулся Первый фамильяр. — Ладно, а что по хостильерам? Сколько их сейчас?

— Здесь?

— Здесь я и сам сосчитать могу, не слепой и не идиот. Сколько их всего в мире?

— Э-э-э… — снова протянул все больше теряющий почву под ногами Ивар. — Точно не знаю…

— Вы не знаете, сколько вас всего? Вы замышляете полный разрыв связи со своими инициями, по сути, готовите переворот, но у вас нет ни плана, ни армии, ни даже самой основной, необходимой информации вроде вашей общей численности? Ну хоть какая-то организация у вас имеется?

Молчание Ивара было предельно красноречивым.

— Ясно, — подвел итог Первый фамильяр, заложил руки за спину и принялся расхаживать туда-сюда. — Меня вернула горстка энтузиастов с массой амбиций и полным отсутствием стратегического мышления. Прелестно.

— Но ты нам поможешь? — с надеждой спросила Вив; она сумела подняться с пола и сейчас стояла, чуть пошатываясь и прижимая руку к затылку; похоже, падение вышло тяжелым.

Первый фамильяр бросил на рыжую небрежный взгляд и хмыкнул:

— Зачем мне это? Моего иниция уже давно нет. А я снова есть. И я, в отличие от вас, свободен.

— Но как же…. — растерялась Вив. — Ты же один из нас! Ты первым вышел из-под власти своего иниция! Подал нам всем пример!

— Какой пример? Ты правда считаешь, что я думал о других фамильярах, вырывая себе свободу? Нет, дорогая, я думал только о себе!

— Но ты… наш символ, — совсем потерянно сказала Вив.

— Символ! — Первый фамильяр поморщился, словно унюхал что-то неприятное. — Обычная картинка, значение которой почему-то ужасно переоценивают!

— Ты должен нас вести! — Ивар подключился к разговору, пытаясь выправить разочаровывающий оборот, который он принял.

— Должен?

— Нет, не должен, конечно, — снова заговорила Вив и пустила в ход лесть: — Но кому, как не тебе, самому первому и самому лучшему из фамильяров, вести нас вперед?

— Ведут за собой стадо, — жестко ответил Первый фамильяр. — Безмозглое стадо, которое не может само принимать за себя решения. Вы же хотите свободы. А свобода идет рука об руку с самостоятельностью, в том числе и в принятии решений. Забавно, что вы, так жаждущие свободы и полной независимости и самостоятельности, хотите, чтобы вас к ней привели, как безмозглый скот.

— Так ты нам поможешь или нет?! — воскликнула Вив, теряя терпение и частично страх и уважение, которые поначалу так и сквозили в каждом ее слове, обращенном к Первому фамильяру.

— Не вижу в этом никакой личной заинтересованности.

— Но ты один из нас!

— Никогда не страдал избытком безрассудной лояльности группе, с которой меня объединяют чисто формальные признаки.

Тина увидела, как Вив обменялась с Иваром и остальными хостильерами глубоко растерянными взглядами. Все они ожидали каких угодно трудностей и неудач на пути вызова Первого фамильяра и считали самой сложной задачей его возвращение. Они совершенно не учли того, что когда он вернется, то может отказаться играть роль, которую ему отвели.

— А как насчет благодарности? — тихо спросила Тина.

Она не собиралась вмешиваться в разговор, да и тот факт, что Первый фамильяр говорил устами Кирилла, сильно ей мешал. Но она уже настроилась на свободу от Кристины и потому хотела, чтобы Первый фамильяр выполнил то, на что они все рассчитывали.

— Спасибо, что вернули меня, — с показным послушанием и наигранной готовностью сказал Первый фамильяр, насмешливо кривя губы. — Но я вас об этом не просил.

— Ладно, — сказала готовая к такому ответу Тину. — А как насчет того, чтобы помочь нам, если хочешь и дальше оставаться в этом мире?

— Тина! — приглушенно воскликнул испуганный Ивар. — Ш-ш-ш! Ты что делаешь?

Ни Первый фамильяр, ни Тина не обратили на него внимания.

— Хочешь получить себе союзника с помощью угроз? — Первый фамильяр демонстративно поднял брови.

— Если по-хорошему он не понимает, то почему бы и нет! — с вызовом ответила Тина.

— А так ты уверена в действенности угрозы? Уверена, что вы сумеете меня развоплотить? Что-то мне подсказывает, что мое возвращение — это не столько плод ваших осознанных усилий, сколько банальное везение. Случайное удачное стечение обстоятельств.

Даже если Первый фамильяр и бил наугад, он все равно попал в цель. Все так и было, и Тина не сомневалась, что не только она, но и Ивар с Вив вряд ли понимали до конца и во всех деталях, как именно у них получилось вернуть Первого фамильяра. Что уж говорить о том, чтобы провести ритуал его развоплощения!

— Рискни, и узнаешь! — ответила Тина, внутренне замирая. Вдруг Первый фамильяр поймет, что она блефует, и заставит ее раскрыть карты?

Первый фамильяр медленно подошел к Тине и уставился на нее снизу вверх.

— А ты все такая же стерва, как и тогда, — наконец сказал он, прищурив глаза.

— Тогда? — не сразу сообразила Тина.

— Ты как две капли воды похожа на Христиану. Значит, твой иниций — ее потомок. И я даже не сомневаюсь, что такая стервозность, как у Христианы, передается из поколения в поколение.

— Это комплимент? — уточнила Тина, стараясь скрыть, как ей не по себе от этого разговора.

Ее наследная память фамильяра включала в себя лишь самые общие сведения о Христиане и уж точно не содержала ничего о том, какой у нее был характер.

— Мечтай! — бросил Первый фамильяр.

— Так ты нам поможешь? — вернулась Тина к главному вопросу. — Или отправлять тебя обратно к чертям или где ты там все это время болтался?

— Тина! — уже резче одернул ее Ивар.

На детском лице Кирилла медленно расцвела злая улыбка.

— Я ждал, проявит ли кто-то из вас характер и твердость. Потому что без них идти отвоевывать свое право на жизнь бесполезно. Радует, что хоть у кого-то они остались. Но очень жаль, что только у нее.

Тина замешкалась, не зная, как реагировать на странный, оскорбительный комплимент Первого фамильяра.

— Это твое согласие? — уточнила она.

— Да, — ответил он. — Я расскажу вам, как освободиться от своих инициев раз и навсегда.

* * *

Сама мысль о том, что, находясь в плену, можно задремать, казалась Кристине совершенно невозможной. И все же, запертая в черном автобусе «Обскуриона» наедине со своими мыслями и совершенно измотанная бурными событиями последних дней, Кристина сама не заметила, как ее убаюкало, и она погрузилась в беспокойный сон. Но и там ее преследовали все те же тревоги.

Проснулась Кристина от того, что автобус подбросило на какой-то кочке, и, резко вывалившись из полубреда-полусна, поняла, что они, оказывается, уже некоторое время ехали. А раз ехали, значит, кто-то сидит за рулем. Кто-то, от кого можно потребовать — скорее всего, тщетно, но все же! — чтобы ее выпустили. Кто-то, на кого можно накричать и излить свою злость.

Кристина выбралась из глубины мягкого черного кресла с твердым намерением устроить скандал. Практического толку, конечно, не будет, но хоть морально ей полегчает. Но, не успев сделать и шага, она остановилась, потому что не узнала место, в котором оказалась. Вокруг царила густая темнота, но при этом каким-то непостижимым образом Кристина могла в ней видеть. Вот только видела она не роскошный интерьер автобуса Джордана, а огромный высокий купол — будто в планетарии, знания о котором у Кристины оставались чисто теоретическими; разумеется, в Верходновске планетария не было. Купол состоял из сотен кусков черного, будто тонированного стекла — этакий огромный витраж или мозаика. Вместо звезд в куполе горели отражения. Сотни отражений Кристины.

Девушка повернулась, оглядывая невероятную картину, и едва не упала, потеряв равновесие; от множества движущихся вокруг отражений голова мгновенно шла кругом. Кристина предприняла еще одну попытку сделать шаг — надо же найти выход из этого странного места, чем бы оно ни было! — и с трудом устояла на ногах. Расставив руки в стороны для равновесия, она сделала еще один шаг и снова с трудом справилась с приступом головокружения.

«Да что это такое? — рассердилась Кристина на себя. — Это же просто оптическая иллюзия! Верх на месте, низ на месте, значит, я прекрасно могу идти!»

В подкрепление своих мыслей она опустила взгляд под ноги, чтобы лучше ощутить этот низ. Она будет все время смотреть в пол, тогда идти станет легче.

Это оказалось ошибкой — пола под ногами не было. Точнее, он был, но тоже представлял собой все ту же стеклянно-зеркальную мозаику, дробившую Кристину на сотни отражений. Он качался, кружился и грозил уйти из-под ног.

От исчезнувшего ощущения верха и низа накатила дурнота. Даже не пытаясь бороться за следующий шаг, Кристина опустилась на стеклянную поверхность и подтянула к себе колени; лучше так, чем рухнуть всем телом, потеряв равновесие.

В сидячем положении мир вокруг почти перестал качаться, и Кристина попробовала осторожно оглядеться. Где она? Такое просторное помещение не может быть ни в одном из автобусов или трейлеров. Она что, под цирковым куполом? Но это совсем не похоже на шатер!

И тут Кристина заметила еще одну странность этого места. Стоило лишь ненадолго задержать взгляд на одном из отражений, и она понимала, что это вовсе не ее отражение. Точнее — ее, но не отражение. Каждый фрагмент мозаики будто показывал свой отрывок из прошлого Кристины. В каждом из них Кристина видела свое лицо, но в разные моменты своей жизни.

Взгляд почти против воли заскользил по отражениям, хотя внутренний голос настойчиво предостерегал от этого экскурса в прошлое. Но Кристина уже не могла остановиться. Ее окружали сотни мгновений ее жизни, и она смотрела на них, отчаянно ища хотя бы одно, за которое ей сейчас не было бы стыдно или из-за которого она не испытывала бы сожаления. Но нет, сотни фрагментов показывали Кристине ее саму в разные моменты, объединенные одним общим фактором: ей везде было плохо. Вот в этом она недовольна неудачным макияжем. В том — оценкой за контрольную. Тут раздражена резиновой яичницей на завтрак. Вон там поодаль злится на Кирюшу, и не потому, что он что-то сделал, а просто потому, что он есть. Здесь, сбоку, она заткнула уши, чтобы не слышать скандала родителей за стеной. Левее — расстроена мерзким комментарием под своим постом в соцсети. Сзади — злыми словами двух Ольг…

Кристина сжала голову руками, пытаясь спрятаться от обрушившейся на нее лавины воспоминаний. Неужели такой была вся ее жизнь? Такой была она сама? Вот к этому хочет вернуться?

Купол начал сжиматься и опускаться, отражения прошлого приближались, обступали со всех сторон. Стремились задушить.

Кристина зажмурилась, желая укрыться от собственной жизни, которая грозила ее уничтожить. Но даже сквозь закрытые глаза она видела, как купол продолжает стремительно сжиматься, превращаясь в кокон из сотен уменьшающихся отражений, который ее вот-вот окутает.

Вырвавшийся крик страха и отчаяния остался совершенно беззвучным. Кристина снова закричала — и снова не услышала ни звука.

В пронзительной тишине, полной ее немых криков, и в густой темноте, полной отражений ее прошлого, витражный купол лопнул, словно мыльный пузырь, и Кристина вдруг поняла, что смотрит прямо в круглые мозаичные очки, а в них, в каждом кусочке стекла, по-прежнему заключены осколки ее жизни. Они затягивали ее в себя, но вместо того, чтобы порадоваться возвращению в прежнюю жизнь, Кристина преисполнилась невыразимого ужаса. Она снова закричала — и снова не услышала ни звука.

А затем все пропало.

* * *

Графиня направилась было к дверям белого трейлера Сола, но замешкалась; а имеет ли она право и дальше жить в директорском трейлере, не будучи директором? Обернувшись, Графиня стала искать глазами автобус, где жила раньше вместе с воздушными гимнастками, наткнулась взглядом на Ковбоя, стоявшего неподалеку и наблюдавшего за ней с легкой насмешкой в глазах, раздраженно вздохнула, скрестила руки на груди и с вызовом бросила:

— Ну, давай рассказывай! Как, по-твоему, мы можем найти «Обскурион»? И предупреждаю, если ты потребуешь в обмен мое прощение или еще что-то…

— Прощение? А чем я тебя обидел?

— Чем?! Я слышала, как ты просил их не выпускать меня обратно!

— Кого — их? — сдержанно полюбопытствовал Ковбой.

— Я не помню, — неохотно призналась Графиня. — Я вообще мало что помню, меня будто накачали сильнейшим успокоительным, и в голове все путается. Но! — воскликнула она, предвосхищая аргумент Ковбоя. — Но твои слова я помню прекрасно! Ты хотел, чтобы я там осталась! Они отказывались, но ты настаивал! Кто они вообще такие?

— Не имеет значения, — покачал головой Ковбой. — Главное, что ты вернулась и сейчас здесь.

— Но явно не благодаря тебе. Ты хотел запереть меня там навсегда, где бы это там ни было! Чем же я тебя настолько обидела, что ты так сильно возжелал от меня избавиться?

— Я вовсе не хотел от тебя избавиться. Мне просто было нужно на некоторое время… мм… вывести тебя из игры. А ты услышала только пару фраз, и без контекста они и впрямь звучат не лучшим образом.

— Ах, так это я виновата! Если бы я услышала все, то, видимо, оценила бы, почему ты так хотел, чтобы меня там заперли!

— Я вовсе не… — начал было Ковбой, но не договорил.

Графиня его перебила:

— Довольно! Хватит объяснений, тем более таких беспомощных!

— Я еще даже и не начал объяснять, ты пока не дала мне такой возможности, — с легкой улыбкой возразил Ковбой. — Но то, что ты считаешь справедливым обвинять меня, хотя имеешь на руках лишь крохи информации, — это обидно. Особенно потому, что я вовсе не пытался от тебя избавиться, так что в этом моя совесть чиста.

— Не могу даже выразить словами, как я рада, что твоя совесть чиста. И как удивлена, что она вообще у тебя есть, — процедила Графиня. — А теперь — про «Обскурион».

— Нет, подожди. Сначала определись, что ты хочешь, — получить объяснение или продолжать на меня злиться.

— Какая тебе вообще разница, злюсь я или нет?! — воскликнула Графиня. — Какое тебе дело до моих чувств?

— Да потому что ты мне нравишься! — не выдержал Ковбой. — И не делай удивленные глаза, будто это для тебя новость! Ты и раньше это понимала! Просто ты зачем-то тянула отношения с этой своей бесхребетной амебой и притворялась, что ничего не замечаешь!

— Что бы я ни понимала про твои чувства ко мне, это больше не имеет никакого значения, — тихо ответила Графиня. — Не после того, когда я узнала, кто ты на самом деле.

— То есть все дело в том, кто я. Будь я человеком, ты бы отнеслась к моим чувствами иначе, так? — медленно произнес Ковбой, а потом с вызовом спросил: — А кто я? Андроид? Пришелец? Порождение ночных кошмаров? Я такое же живое существо, как и ты!

— Такое же, ну конечно!

— Да, такое же, — с нажимом повторил Ковбой. — У меня все те же пять органов чувств. Я тоже ощущаю тепло и холод, — продолжил он, взял Графиню за руку и провел пальцем по коже, а потом положил ее ладонь себе на грудь. — Я тоже из плоти и крови, и у меня в груди бьется сердце. Я испытываю те же чувства, что и все остальные. Единственная маленькая разница между мной и другими — это то, как я появился в этом мире.

— Да уж, маленькая, — буркнула Графиня, вырвала руку и отступила на шаг назад. — Эта и тот незначительный факт, что ты живешь уже сколько? Четыре века? Или больше? — Она прочистила горло и официальным тоном продолжила: — Итак, у тебя есть информация о том, как мы можем найти «Обскурион».

— Есть, — ответил Ковбой, сдавая этот бой, и тоже отступил на шаг. — Каждый цирк оставляет след, и его можно взять.

— Хочешь сказать, нам нужно завести собаку?

— Да. Но не простую собаку, а гончую.

— Гончую? Но разве для этого не подошла бы лучше охотничья собака? Или одна из тех служебно-разыскных овчарок, которые есть у полиции?

— Но это же не обычный след, который можно унюхать обычным носом, — усмехнулся Ковбой. — Нет, нам нужна гончая. Не гончая собака, а Гончая.

— Ты имеешь в виду… — Графиня не договорила и побледнела, а потом бросила тревожный взгляд за спину, словно где-то там, вдалеке, раздался призрачный вой.

— Да, — кивнул Ковбой. — След другого цирка могут взять те самые Гончие.

— Но как заставить их это сделать? Последний раз, когда мы с ними сталкивались, они не походили на хорошо натренированных собачек, готовых реагировать на команду «Сидеть!».

— Для этого нужен Дрессировщик. Он есть в каждом цирке, надо его только разбудить.

— И ты, конечно же, знаешь, как это сделать, — недовольно вздохнула Графиня.

— Конечно, — улыбнулся Ковбой.

* * *

Ввалившись в свой трейлер, Мануэль раздраженно плюхнулся на кровать и тут же наткнулся на насмешливый взгляд Дэнни.

— Чего уставился? — буркнул он.

— Да вот, смотрю на шпиона «Обскуриона» и гадаю, почему ты все еще с нами, ведь всю важную информацию ты должен был уже передать при личной встрече, на которой так настаивал. Почему Джордан не забрал тебя с собой?

— Нечего на меня все стрелки переводить! — ощетинился воздушный гимнаст. — Если кто тут и шпион «Обскуриона», так это ты; обстоятельства твоего появления у нас крайне подозрительные!

Дэнни улыбнулся так ласково, что это заставило воздушного гимнаста заскрежетать зубами от злости.

— Можешь играть перед ними, — кивнул он на соседей по трейлеру, — но передо мной строить из себя святую невинность бессмысленно. Я слышал твой разговор с Джорданом по телефону. Прямо здесь, после того как ты так тщательно прятал в мусорке свой одеколон.

— Да перед кем мне тут играть? — презрительно фыркнул Мануэль, скрещивая руки на груди в неосознанном жесте защиты. — Перед этими, что ли? — тоже кивнул он на соседей. — Фамильяр, шпион Наблюдателей и потомок инквизиторов. Не трейлер циркачей, а сборище предателей и чужаков, честное слово!

— Как мило, что ты причисляешь себя к предателям, — со сладкой улыбкой заметил Дэнни, а потом оглядел трейлер и посерьезнел. — А кстати, где он?

— Кто? — спросил до сего момента молча наблюдавший за перепалкой Вит.

— Фьор.

Вит пожал плечами. Ковбой и вовсе не отреагировал, он просто продолжал небрежно жевать соломинку, уставившись в окно, и выглядел возмутительно невозмутимым.

— Испугался разоблачения и сбежал, — сделал вывод Мануэль. — А ты? — Он ткнул пальцем в Вита. — Кто такие эти Наблюдатели?

— Ты всерьез ждешь от меня признания? — спросил тот. — И потом, разве мы не решили отложить разборки до того момента, как вернем Крис и Апи?

— Лично я ничего не решил! А то, что решила Графиня, это ее личное дело, она мне не начальница.

— Перехватываешь инициативу? — лениво поинтересовался Ковбой. — Тактика «хочешь избежать обвинения — обвиняй первым» в действии!

— Только перед фамильяром я еще не объяснялся! — презрительно бросил Мануэль.

Казалось, Ковбой продолжал все так же расслабленно сидеть на своей койке, но в следующий миг он каким-то непостижимым образом оказался возле воздушного гимнаста и, приблизив к нему лицо почти вплотную, процедил:

— Вот именно. А был бы опыт общения с фамильярами, пять раз подумал бы, прежде чем решаться его злить.

В глазах Ковбоя что-то вспыхнуло, что-то очень глубоко спрятанное и опасное. Что-то такое, что увидел только Мануэль и от чего по его телу прошла видимая волна дрожи.

Ковбой как ни в чем не бывало вернулся на свою койку. Мануэль с усилием сглотнул и бросил быстрый взгляд на свидетелей своего позора. Дэнни откровенно скалился, а Вит настороженно следил за Ковбоем, словно ждал от него следующего хода.

— Расслабься, — бросил Виту тот, не отрывая взгляда от окна. — Не собираюсь я тебя ни о чем расспрашивать. По тебе и так видно, что ты просто пешка и ничего не знаешь о своих нанимателях. — Ковбой перевел взгляд на собеседника и слегка улыбнулся. — Ну и Графиня просила отложить разборки на потом. Может, для кого-то она, конечно, и не начальница, но в отсутствие настоящего директора я предпочитаю слушать того, кто был им раньше. Во избежание хаоса.

Вит едва заметно выдохнул, и в его позе исчезло напряжение.

Мотор глухо заурчал, трейлер мягко покачнулся и поехал.

— Эй, погодите! А Фьор?! — воскликнул Вит, а затем огляделся и добавил: — А куда делся Дэнни? Он же только что был здесь!

Все как один уставились на кровать шута.

Та пустовала.