Колизион. Купол изгнанных

Марина Ясинская, 2023

Третья, заключительная книга трилогии. В качестве директора «Колизиона» Кристина наконец принимает ответственность не только за свою судьбу, но и за судьбы всех артистов. Она понимает, как ей действовать, и продолжает идти к намеченным целям: разгадать тайну необыкновенных цирков и вернуть себе свою жизнь. Но для этого придется выиграть самую настоящую дуэль, где ставкой оказывается само существование «Колизиона». И Кристина все еще очень, очень мешает многим – своему двойнику и другим хостильерам, жестокому директору «Обскуриона» и особенно загадочному Первому фамильяру…

Глава 6

Кабар нервничал.

Никто этого не заметил, кроме Рионы. И не потому, что она много раз видела метателя ножей волнующимся или неуверенным в себе, когда еще была его ассистенткой и знала, на что смотреть, — вовсе нет. Собственно, Риона не могла припомнить ни единого раза, когда Кабар нервничал.

И все же сейчас метатель ножей волновался, и она это улавливала тем особым чутьем, которое развивается у всех, чье выживание зависит от другого человека. О, когда кто-то держит в руках твою жизнь и смерть, ты очень быстро учишься настраиваться на этого человека и ощущать малейшие оттенки его состояния и настроения! А так как Риона освободилась от метателя ножей совсем недавно, это чутье у нее еще сохранялось.

Кабар стоял в хвосте припаркованного вдоль обочины каравана, похлопывал себя свернутым хлыстом по ноге и пристально вглядывался в сгущающуюся ночь. Поодаль, собравшись небольшими группами, стояли артисты «Колизиона», смотрели то в ночь, то на Кабара, тихо переговаривались, вслушивались в ночную тишину и настороженно ждали Гончих. И — Дрессировщика в действии.

Время тянулось мучительно медленно, поза метателя ножей становилась все напряженнее, сумерки — все гуще, а шепоток циркачей — все взволнованнее. Риона поймала себя на том, что непроизвольно сжимает и разжимает кулаки, хотя сама не могла понять, из-за чего именно волнуется. Наверное, все же из-за Гончих. Ну не из-за Кабара же, в самом-то деле!

— Интересно, и долго нам Гончих ждать? — раздался рядом голос Вита.

Риона промолчала. Он же не к ней обращается, значит, и отвечать не стоит.

— Если судить по прошлому опыту, нам нужно хотя бы сутки не ехать к месту следующего выступления, чтобы они поняли, что нас надо подгонять, — ответил Летун.

— Да, но тогда у нас не было Дрессировщика. А раз теперь есть, по идее, он должен уметь как-то их вызывать.

— По идее, да. А по факту наш Дрессировщик, кажется, без понятия, что нужно делать.

— Да хватит мне уже спину взглядом сверлить! — внезапно сорвался Кабар. — Я тоже ни черта не знаю, как это работает! Когда хлыст меня выбрал, он как-то забыл загрузить мне инструкцию по пользованию новыми способностями… которых я пока вообще не чувствую, — уже куда тише добавил он.

И тут, словно в ответ на его слова, из наползающей с горизонта ночи раздался теперь уже хорошо знакомый циркачам леденящий душу вой.

* * *

Глядя на то, как тот, другой, приближается к нему, Фьор на миг окончательно утратил связь с реальностью и со смесью настороженности и какого-то жадного любопытства разглядывал другого себя. Стильная одежда, которую он никогда не мог себе позволить в прежней жизни, меняла внешний вид, но лицо — лицо было его, до каждой мелкой черточки.

— Это наши фамильяры, — процедил Дэнни сквозь стиснутые зубы, подталкивая Фьора локтем. — Как, черт побери, они нас нашли? Да и друг друга, если уж на то пошло!

Фьор сразу понял, что шут прав. Конечно, это их фамильяры! Как они их нашли, его сейчас мало волновало, куда больше фаерщика занимал вопрос, что фамильяры собираются делать.

— Вряд ли они здесь для того, чтобы извиниться за то, что выкинули нас из наших жизней, и угостить кофе, — словно в ответ на его мысли пробормотал Дэнни.

И снова Фьор полностью с ним согласился. Цирк не пропускал к себе фамильяров, и, должно быть, так было устроено не без причины; видимо, когда-то давно людям, оказавшимся в цирке, нужна была защита от них. Но сейчас они с Дэнни далеко за пределами «Колизиона», и ничто не препятствует их фамильярам от них избавиться.

Правда, зачем им это? Они и так уже заняли их жизни, а Дэнни с Фьором заперты в цирках и им не мешают…

— Что делаем? Остаемся или бежим? — спросил Дэнни. — И давай решать побыстрее, потому что, если выберем второй вариант, его успех напрямую зависит от того, какое расстояние будет между нами и ними.

Фьор заколебался. Та самая сигнализация, состоящая из иррационального шестого чувства, интуиции и предчувствия, вопила не переставая, но рациональный разум вмешивался и убеждал, что сейчас появилась уникальная возможность поговорить со своим фамильяром. Так сказать, выяснить отношения. Другое дело, захочет ли их выяснять фамильяр…

Решение сформировалось само собой, когда фамильяр Дэнни поднял руку, словно поправлял браслет часов на запястье, и в свете луны тускло сверкнул кастет.

— Бежим! — одновременно выпалили Фьор с Дэнни и рванули к машине.

Круглые светящиеся глаза многочисленных фар были уже совсем близко, когда что-то тяжелое во всего маху упало фаерщику на спину. Удар швырнул его вперед, на капот, и Фьор явственно ощутил тепло нагретого двигателем металла. Но прежде, чем он хоть немного пришел в себя и успел щелкнуть пальцами, чтобы вызвать огонь, его перевернули, он успел заметить над собой лицо Дэнни, знакомое — и в то же время чужое, и металл впечатался ему в переносицу.

Во лбу взорвалась боль, рот наполнился вкусом крови. Словно в тумане, фаерщик увидел, как катаются по дороге Дэнни и его, Фьора, фамильяр, он узнал того по модному пальто. Но почему Дэнни атакует фамильяр Фьора, а Фьора — фамильяр Дэнни?

Фаерщик пытался понять, кто побеждает в схватке, Дэнни или фамильяр, но не мог ни проследить за ходом драки, ни тем более помочь; в его голову уже несся кулак, он рывком откатился по капоту в сторону — и щелкнул пальцами, вызывая огонь.

* * *

Циркачи так напряженно ждали появления из темноты огненных тварей, так сосредоточенно смотрели в одну сторону, что даже не заметили, как с другой стороны вечно безлюдной трассы к автокаравану вышли трое: девушка, ребенок и крупный хищник семейства кошачьих.

Эти трое шли вдоль пустых трейлеров и автобусов: хищник — мягко и грациозно ступая по земле, девушка — устало волоча ноги, а ребенок — нетерпеливо подскакивая, словно в радостном предвкушении. Вот он вырвал руку из ладони девушки и вприпрыжку побежал вперед, к собравшимся в хвосте колонны циркачам. А почти добравшись до них, непривычно громко и бодро запел:

Тра-та-та, тра-та-та,

Мы везем с собой года,

Горечь и потери,

Цирк и карусели,

Боль и ненависть глухая —

Вот компания какая!

Вот компания какая!

Одна за другой начали поворачиваться головы.

— Апи? — пронесся среди циркачей недоверчивый возглас. — Апи!

Мальчишка засмеялся и закружился на месте, а затем снова бойко запел, широко раскинув руки, словно наслаждался каждым мгновением и каждым звуком:

Тра-та-та, тра-та-та,

Мы везем с собой года,

Горечь и потери,

Цирк и карусели…

И хотя новые слова припева были весьма далеки от жизнерадостных, бодрый тон делал песенку задорной и почти веселой — особенно на контрасте со знакомыми словами о смерти из обычного припева.

— А Крис? — раздался взволнованный голос Мануэля, и вот уже воздушный гимнаст решительно проталкивался сквозь толпу. — Апи здесь, а она?

Из темноты выступил ягуар. Хищник встряхнулся всем телом, будто собака после купания, и через мгновение на его месте уже стоял Те. Он обернулся к отстающей девушке, и вскоре она тоже вышла из темноты.

— Крис! — радостно закричала Риона и, опередив Мануэля, сгребла ее в охапку. — Крис! Ты вернулась!

— Ри, — с облегчением выдохнула Кристина и обняла подругу.

Мануэль топтался рядом, терпеливо ожидая, когда на него обратят внимание, но потом не выдержал:

— Крис! Ты почему вернулась?

— Что значит «почему»? — возмутилась Риона.

— Я не то имел в виду, — тут же поправился он. — Как ты сумела вернуться? Джордан не из тех, кто просто так опускает.

— Ты прав, — ответила Кристина и устало провела рукой по лбу. — Мы с Апи сбежали.

— Что-о? Но как?

— Да погоди ты ее донимать, не видишь, она устала? — выговорила Мануэлю Риона.

— А что здесь происходит? — спросила Кристина, наконец-то заметив, что все циркачи собрались в хвосте автокаравана.

— Вообще, мы как бы собрались тебя спасать, — опередил Риону Мануэль.

— И для этого устроили пикет в темноте? — пошутила Кристина.

— Нет, — усмехнулась Риона, — мы собирались выслеживать «Обскурион». Оказывается, Гончие умеют вынюхивать другие цирки, а Дрессировщик — в теории — может заставить их взять след… Но ты, наверное, это уже знала?

— Да, — медленно ответила Кристина, прислушиваясь к чужой информации в своей голове, — что-то там про это есть…

— Ну, раз она вернулась, Гончие нам больше не нужны, так? — раздался громкий голос Кабара, прокладывавшего путь сквозь толпу.

— Это он стал Дрессировщиком? — вполголоса обратилась Кристина к подруге, хотя ответ был и так очевиден.

— Угу, — вздохнула Риона.

Далекий вой гончих пробирающим до костей «У-у!» подхватил и продолжил ее ответ.

— Подожди, — остановила Кабара Кристина, увидев, что тот стал сматывать хлыст. — Он может еще пригодиться.

— Зачем? — ответил метатель ножей, и не думая прерывать свое занятие. — Ты вернулась, наш цирк снова обрел директора, ура-ура, все счастливы, и выслеживать «Обскурион» больше нет необходимости.

— «Обскурион» — нет, — согласилась Кристина. — Но нам нужно найти другие цирки.

Кристина обвела взглядом собравшихся циркачей. Отметила, что среди них нет Фьора. Невольно задержалась на прищуренных глазах Джады. Увидела мелькнувшую на лице Графини растерянность и обратила внимание, как отвел глаза в сторону Вит. Поймала проницательный, знающий взгляд Ковбоя, удивилась тому, что за время ее отсутствия его не выкинули из цирка, и сделала глубокий вдох. Она устала — она так сильно устала! Больше всего на свете ей хотелось вернуться в свой трейлер, рухнуть на кровать и проспать сутки, не беспокоясь ни о чем на свете.

Однако должность директора цирка ощущалась почти физически, словно тяжелая шинель, накинутая на плечи, словно ладонь, напоминающим жестом прикоснувшаяся к руке. Эта должность возлагала ответственность, от которой Кристина не могла отвертеться, — и больше не собиралась этого делать. Она расскажет циркачам все. Все, в том числе и свой амбициозный план найти все остальные цирки, собрать все амулеты и с их помощью запечатать проход в их мир раз и навсегда, чтобы ни один фамильяр больше не мог через него проникнуть, а потом освободить «Колизион» и все остальные цирки и вернуться обратно, в прежнюю жизнь.

Да, она выложит им все, а дальше уже их дело — верить или не верить, поддерживать ее или нет. Что перевесит: безумный, рискованный план без гарантии на успех или привычная, знакомая рутина их странной недожизни, в которой они застряли после того, как их вытеснили фамильяры?

— Устраивайтесь поудобнее, — предложила Кристина циркачам, — я еще очень многое не успела вам рассказать, и разговор у нас будет долгий. А после него нам всем предстоит принять очень важные решения.

* * *

Обстановка дома становилась невыносимой; отношения отца и матери накалились до такой степени, что атмосфера гудела от напряжения даже несмотря на то, что родители друг с другом не разговаривали. Они не разговаривали настолько демонстративно, что от этого «неразговора» едва не летели искры.

И хотя эмоционально их вражда Тину никак не задевала, она, разумеется, понимала, что так быть не должно. В идеале семья нового фамильяра должна жить в состоянии полного счастья и гармонии; это своего рода один из главных показателей того, что фамильяр преуспел. Тина обеспечила своей семье все, необходимое для счастья, так какого же черта до этого счастья в семье по-прежнему, как до Луны — пешком?

Хотя никаких сводов, кодексов и правил не существовало, по негласному положению вещей, фамильяры старались лишний раз не воздействовать на близких людей, и потому Тина с тяжелым сердцем применила внушение к матери, чтобы объяснить исчезновение Кирилла. Об отце беспокоиться не пришлось, он отсутствие сына не заметил.

— Его поместили в клинику. Очень хорошую клинику. Это только на время. Ему там помогут, — мягко внушала Тина матери, и та послушно принимала ложь.

Оставалось еще одно неудобство в виде школы, и Тина никак не могла решить, что же выгоднее: взять под воздействие каждого учителя и внушить ему, что она на самом деле ходит на уроки — весьма трудоемкое и энергозатратное занятие, либо все-таки ходить в школу, но при этом пропускать по полдня вместо того, чтобы быть вместе с другими хостильерами и Первым фамильяром.

Не то чтобы Тине так уж хотелось проводить много времени с последним; Первый фамильяр заставлял ее чувствовать себя крайне некомфортно, а хостильеры не отличались избытком дружелюбия. Однако у Тины было ощущение, что она и без того лишняя в их компании, а если она еще и не будет маячить у них перед глазами каждую минуту, ее и вовсе отстранят от происходящего, и спасибо, если не забудут, когда дело дойдет до освобождения от инициев.

В итоге Тина все же решила ходить в школу, потому что после нескольких дней пришла к выводу, что все равно в штаб-квартире не происходит ровным счетом ничего, напоминающего серьезную подготовку к беспрецедентному слому порядка вещей, который задумал Первый фамильяр. Сам он проводил время, упоенно играя в компьютерные игры, хостильеры вились вокруг него, соревнуясь между собой за его внимание, и ждали. Ждали инквизицию.

Тина тоже ждала, но через неделю начала терять терпение. Вдруг Первый фамильяр ошибается в своих предположениях, ведь он же практически ничего не знает о современном мире! А новые, неизвестные ему реалии вполне могли внести свои коррективы.

— Может, этих потомков инквизиции уже давным-давно не осталось! — выложила Тина Ивару, придя после уроков в штаб-квартиру и вытащив его на кухню, чтобы сидевший за экраном телевизора Первый фамильяр их не услышал. — Его не было три с лишним столетия, все колоссально изменилось! И чем сидеть здесь на месте сложа руки и ждать появления тех, кто никогда не придет, не лучше ли хотя бы начать думать над тем, как мы можем разыскать другие цирки?

На лице Ивара на миг отразилась вся его внутренняя борьба: согласие со словами Тины вступило в схватку с безусловной преданностью и верой Первому фамильяру.

Последнее победило.

— Он наверняка знает, что говорит, — использовал Ивар главный аргумент любого верующего.

— Я тебя умоляю! Кем ты его считаешь? Богом? Носителем высших сил? Он такой же, как мы! Просто ему посчастливилось избавиться от своего иниция первым! Если бы у меня было чуть больше времени, я бы и сама повторила этот трюк и освободилась бы безо всяких вмешательств высших сил! Яггер подобрался к моему иницию вот настолько близко! Еще одна попытка, и он бы ее наверняка убил!

— Так что же ты не попробовала еще раз? — раздался позади холодный голос Кирилла.

— Появился ты, — лаконично ответила Тина, поворачиваясь к Первому фамильяру и, как всегда, в самый первый миг видя перед собой Кирилла.

— Если ты не веришь, что я могу помочь вам освободиться, почему ты до сих пор с нами?

Краем глаза Тина заметила, как Ивар сделал пару аккуратненьких шажков в сторону, стараясь оказаться как можно дальше от нее, чтобы не попасть под удар или неудовольствие Первого фамильяра.

— О, я верю, — ответила Тина. — Хотя точнее будет сказать — я надеюсь. Я надеюсь, что ты и правда знаешь, как нас освободить.

— Надежда тоже хорошая цепь, — медленно произнес Первый фамильяр. — Держит покрепче многих других. Что ж, надейся дальше!

Пожелание прозвучало не то угрозой, не то насмешкой.

Тина проводила взглядом удаляющегося в зал мальчика и тихонько перевела дух.

Она не рассказала о еще одной причине, по которой оставалась здесь. О, Тина действительно надеялась, что Первый фамильяр знает, как сделать их свободными от инициев. Но она оставалась еще и из-за Кирилла. Она должна его вернуть! У нее не было ни малейшей идеи, как это сделать, — договориться с Первым фамильяром, найти ему другое тело, провести еще один ритуал, — но она продолжала оставаться рядом, потому что не могла его бросить и надеялась, — снова надеялась! — что однажды такая возможность появится. И она вернет своей новой семье ребенка.

— Они обязательно придут, — не оборачиваясь, бросил Первый фамильяр. — Прибегут, как миленькие, едва весть о моем возвращении дойдет до них. Думаю, уже скоро…

Его слова оборвал громкий взрыв — и по времени это произошло с ювелирной точностью спецэффекта в кино, где каждое слово, каждая фраза, каждый жест и каждая сцена скоординированы для идеального воздействия на зрителя.

Взрывная волна вынесла входную дверь и вышибла стекла в окнах. В клубах дыма и граде осколков Тина с трудом рассмотрела темные фигуры, в считаные секунды заполнившие квартиру. Еще несколько мгновений, и все находившиеся внутри хостильеры, включая Тину, или лежали на полу, или оказались прижаты к стене с заломленными за спину руками.

— Вот и дождались, — язвительно пробурчала Тина, но тихо, под нос.

Способности фамильяра — это, конечно, преимущество, но оно практически нивелируется упирающимся между лопаток дулом автомата.

* * *

Казалось бы, что такого — войти в трейлер, в который уже заходила сто раз? Давно привычное, обыденное, знакомое действие. Однако, подойдя к трейлеру, который стал ей в «Колизионе» домом, Кристина испытала замешательство. Умом она понимала, что ночевала в нем всего несколько дней назад, но в то же время ей казалось, что с тех пор прошла целая вечность — столько всего случилось за этот короткий срок.

С непонятной ей самой опаской Кристина поднялась по ступенькам и зашла внутрь. Все те же многочисленные яркие маски и афиши на стенах, все те же зеркальные трюмо с гримом и косметикой, которые преображались в гламурные уголки красоты, стоило только включить голливудскую подсветку. Все те же узкие кровати вдоль стен и коробки под ними, вмещающие в себя скудное личное имущество артистов «Колизиона». Все хорошо знакомо — и в то же время все… нет, не чужое. Но словно настолько давно и хорошо забытое, что кажется чужим.

Лишь одно в трейлере оставалось все таким же хорошо знакомым и неизменным — полный неприязни взгляд русалочьих глаз Джады. И это было почти облегчением на фоне взглядов Себы и Кьяры, в которых смешивались настороженность, опаска и даже какое-то волнение — то ли потому, что теперь они видели перед собой не Крис, а директора цирка, то ли потому, что до сих пор не справились с мыслью о грядущих переменах.

Чувствуя себя до нелепости некомфортно, Кристина неловко уселась на свою кровать и огляделась, гадая, чем бы ей заняться, чтобы не тяготиться напряженной атмосферой.

— Довольна? — нарушил густую тишину голос Джады.

Кристина почти обрадовалась. Лучше уж открытая конфронтация, чем эта наэлектризованная атмосфера.

— Чем именно? Тем, что цирк выбрал меня директором? Если честно, то не очень.

— Тем, что прожала свою повестку, и теперь мы все дружно покатимся навстречу нашей смерти!

Кристина помолчала, собираясь с мыслями. Что ж, этого следовало ожидать. Никому не нравилось монотонное существование в «Колизионе», эта нескончаемая жизнь на колесах от представления к представлению, когда каждый раз не знаешь, останешься ли ты в живых. И в то же время, как только появилась альтернатива, шанс раз и навсегда разорвать порочный круг и кардинально все изменить, возможно — к лучшему, сопряженные с этим риски тут же высветили в нынешней утомительной, надоевшей жизни привлекательные черты, главной из которых было то, что в ней все так знакомо, к ней привыкли, в ней давно научились выживать и знали, как это делать. Выбирая между плохоньким, но зато хорошо знакомым и потенциально лучшим, но совершенно неизвестным, куда легче предпочесть первое… Поразительно, как отчаянно люди готовы цепляться даже за то, что не любят, лишь бы только избежать перемен!

— Если все получится, то мы навсегда освободимся и вернемся обратно в наши жизни, — напомнила Кристина, прекрасно понимая, что Джаду она этим аргументом не убедит.

Про то, что в случае удачи они также навсегда закроют мир от прихода новых фамильяров, Кристина говорить не стала; Джада не относилась к тем, кого волнуют судьбы других.

— Ключевое слово — «если». А если нет? — Прозрачные зеленые глаза конторсионистки сверкнули. — Все, гуд бай, адьос, оревуар! По мне, так лучше жить так, как сейчас, чем не жить вообще.

Кристина понимала, что далеко не все циркачи сегодня с радостью приняли предложенный ею план; она догадывалась, что кто-то согласился от безысходности, кто-то — под давлением общественного мнения, а кто-то просто не рискнул пойти против остальных. А это значит, что недовольство внутри цирка неизбежно. Джада лишь первая ласточка; наверняка впереди Кристину ждет проявление недовольства других, и ей нужно быть к этому готовой.

Например, потренироваться на Джаде. Но проблема в том, что спор с ней ни к чему не приведет; недовольство гимнастки простиралось за пределы несогласия с планом действий цирка, в его основе лежали куда более личные мотивы. И потому Кристина решила закончить их диалог прямо сейчас.

— Что ж, это твое мнение. Но большинство циркачей проголосовали за то, чтобы рискнуть и попробовать.

Джада презрительно фыркнула, выражая этим все, что она думала о коллегах и их свободе волеизъявления.

— Большинство проголосовало, но те, у кого еще остались мозги, — против.

— Сочувствую, что ты пала жертвой демократии, — ответила Кристина.

— Скорее уж жертвой идиотов.

— Считай как хочешь.

Показное спокойствие Кристины вывело Джаду из себя.

— Это ты виновата! Заморочила всем головы, а они и рады проблеять свое согласие, как безмозглые бараны!

— Чем же это я заморочила им головы? — возмутилась Кристина. — Тем, что рассказала правду, как есть? Тем, что предложила план? Я же не заставляла никого соглашаться!

— Но ты пообещала свободу и возвращение в прежнюю жизнь! И как только они это услышали, — все, мозг отключился, и они пропустили мимо ушей все слова о рисках и опасностях. Не заметили, что на самом деле твой план основан на догадках. Ты предполагаешь, что если собрать все амулеты, то можно будет как-то там сложить заклинание, которое освободит нас от цирков. Но ты не знаешь, как именно это сделать.

Кристина отвела взгляд. Джада безошибочно указала на самое слабое место ее плана. А если уж говорить откровенно, то весь ее план — одни пробелы, догадки и слабые места. Кристина действительно лишь предполагала, что, собрав все амулеты, можно будет повернуть вспять заклинание, которое когда-то снесло барьеры между мирами. И даже если ее догадка верна, она не имела ни малейшего понятия, как именно это сделать. Если совсем по-честному, ее план можно было точно описать известным выражением «главное — в бой ввязаться, а потом посмотрим».

О, Джада была права по всем пунктам! Ее план безумен и обречен!

— Так давай иди, открой им глаза! — вдруг раздался позади голос Рионы.

Оказывается, она незаметно вошла в трейлер и, услышав последний выпад Джады, поспешила на помощь Кристине в тот момент, когда та уже была готова сдаться.

— Да кто меня послушает! — со вспышкой неприкрытой ярости и боли воскликнула Джада и резко отвернулась, пряча навернувшиеся на глазах слезы. — Всем всегда было плевать и на меня, и на мое мнение.

В этот миг перед Кристиной появился образ маленькой девочки в блестящем гимнастическом купальнике, которая с тоской смотрела на родителей, не обращавших на нее никакого внимания. Картинка была такой яркой и четкой, что на миг Кристине показалось, что ее снова посетило одно из тех стихийно возникающих видений прошлого. Но нет, это было лишь ее собственное воображение, которое взяло врезавшийся в память образ глубоко несчастного, чувствующего себя ненужным даже самым близким людям ребенка и наложило на нынешнюю Джаду, такую взрослую, красивую и внешне уверенную в себе. И сразу высветились ее душевная ранимость, хрупкость и боль, которые таились внутри с самого детства.

А потом круглый ожог на ладони налился жаром, и Кристину захлестнул поток эмоций, в котором смешались обида и страх, неуверенность и сомнения, горечь и злость, и ей потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, что это — те эмоции, которые испытывала Джада прямо сейчас.

Под влиянием внезапного порыва искреннего сострадания к той маленькой, несчастной одинокой девочке, которой была Джада когда-то, Кристина подошла к гимнастке.

— Джада, мне вовсе не плевать на твое мнение. Я знаю, ты с детства привыкла, что на тебя не обращали внимания даже собственные родители, и, должно быть, чувствуешь себя никому ненужной, но, поверь мне, это не так! Ты нужна Себе и Кьяре. Ты нужна этому цирку…

— Замолчи! — выкрикнула гимнастка и зажала уши руками. — Замолчи! Замолчи! Да что ты знаешь о моем детстве? Не смей меня анализировать, поняла, психолог недоделанный? Оставь меня в покое!

Голос девушки перешел на такие высокие ноты, что казалось, вот-вот превратится в ультразвук. Иначе говоря, Джада находилась в полушаге от самой настоящей истерики, и Кристина послушно отступила назад. Она правда хотела как лучше, и ей было искренне жаль, что ее попытка проявить немного сочувствия заставила Джаду так ощетиниться и вызвала столь эмоциональную реакцию.

Кристина бросила извиняющийся взгляд на подруг гимнастки и вышла.

Но, даже оказавшись снаружи, она слышала доносившиеся из трейлера всхлипы Джады — сдавленные, полные боли и ярости.