Ледяной лабиринт

Марина Серова, 2023

Соскучились по детективным головоломкам, держащим в напряжении до последних страниц? Новый роман из серии о Татьяне Ивановой – именно то, что вам нужно. Никто не ожидал, что эта вечеринка закончится убийством. Кому мог перейти дорогу перспективный студент, душа компании и просто хороший парень? Впрочем, не всё так просто. Убитый горем дядя этого парня явно что-то недоговаривает, да и его знаки внимания к частному детективу Татьяне кажутся неуместными. Предстоит достать не один скелет из шкафа, чтобы докопаться до правды. Марина Серова – феномен современного отечественного детективного жанра. Выпускница юрфака МГУ, работала в Генеральной прокуратуре. С 1987 года по настоящее время – сотрудник одной из специальных служб. Участвовала в боевых операциях и оперативных мероприятиях. Автор ряда остросюжетных повестей, суммарный тираж которых превышает двадцать миллионов экземпляров.

Глава 2

Городская Судмедэкспертиза располагалась в здании постройки пятидесятых годов прошлого века. Выкрашенный в серый фасад стиля сталинский ампир внушал обывателям священный ужас перед этим, как называли его сотрудники, «храмом смерти». Преодолев ступеньки и тяжелую дверь, я оказалась в маленьком вестибюле, выстроенном из гипсокартона, вразрез первоначальной планировке.

— Мне нужно к Осиченко, не подскажете, как его найти? — спросила я охранника, предъявляя документы.

Невысокий пожилой мужчина с пышными седыми усами посмотрел на распечатку списка всех служащих, висящую сбоку.

— В двести втором. Сейчас вот по лестнице на второй этаж и налево. Не заблудитесь.

Возле кабинета было пусто. Посетители ожидали своей очереди дальше по коридору.

— Можно? — сунула я голову в открытую дверь. — Мне нужен Осиченко Евгений Донатович. Я по поводу трупа.

— А к нам по другим поводам и не ходят, — хохотнул большой мужчина, неожиданно легко для своего веса поднимаясь из-за стола. — Минуточку, девушка, я его сейчас позову.

Он прошел в соседнее помещение и гулко, на весь коридор позвал коллегу: «Донатыч! К тебе пришли!» После чего предложил пройти в кабинет и подождать уже там.

Спустя пару минут появился небритый мужчина, державшийся с достоинством, но источающий легкое коньячное амбре.

— Прошу прощения, у коллеги юбилей, — сказал он в оправдание своего вида. — Так вы из полиции?

— Почти, — я протянула ему справку с подписью Папазяна и удостоверение частного детектива.

— Интересно. — Он вернул документы. — Я слушаю вас, Татьяна Александровна.

— Я по делу Кирилла Зябликова. Видела ваш предварительный отчет, и у меня возникла пара вопросов. Вы сейчас можете назвать хотя бы предположительную причину смерти?

— Все еще сложно сказать, — начал он, авторитетно откашлявшись. — Я нашел патологические изменения в сердце и легочной ткани. Что их вызвало, покажет токсикологическая экспертиза. Пока ждем. Кроме того, юноша совершенно определенно был на морозе. Если посмотрите отчет, то увидите упоминание проталинки. Это значит, что он был еще теплым, когда оказался в снегу. Неизвестно, живым ли, но теплым определенно. На теле присутствуют ссадины и гематомы. Одна, очень большая, находится в затылочной части головы и заходит на переднюю поверхность шеи. На одежде не обнаружено посторонних следов. Интересно, что ботинок на мальчике был только один. Люди, умирающие от переохлаждения, в какой-то момент, испытывая непреодолимый жар, начинают стягивать с себя одежду, но никогда только один ботинок. Поза, в которой нашли Кирилла, больше напоминает положение упавшего при толчке. Например, при драке. Или когда человек теряет сознание и какое-то время катится, прежде чем остановиться. Люди, которые замерзают, укладываются, как будто собираются спать. Холод неспроста называют ласковым убийцей. Как видите, вопросов много у самого.

— А я могу увидеть тело или хотя бы осмотреть вещи? — не особо надеясь на успех, попросила я.

— А не забоитесь? — даже не думая отговаривать, вместо ответа спросил Евгений Донатович, по-ленински хитро сощурившись.

— Честное слово! — подхватила я.

Мы спустились в морг, на цокольный этаж. Широкие коридоры с низкими потолками и облупившейся плиткой тоскливого зеленого оттенка создавали соответствующее месту настроение.

— Вот, пожалуйста, — мужчина указал на стул в секционной. — Я скажу санитарам, его привезут. Пока вот вам, держите, — он протянул мне фартук и шапочку. Правила — они такие правила! Я облачилась в местную «униформу» и принялась ждать.

Помещение, где проводили вскрытия, отделялось небольшой ширмой с желтыми от кипячения в автоклаве простынями. Я сидела в смежной комнате, которую, насколько я могла судить, приспособили для бумажной работы.

Шкаф для одежды, полки со справочниками по патанатомии, халаты и клеенчатые фартуки, ожидающие своего часа, — почти все, что тут находилось. Был еще письменный стол, определенно знавший лучшие времена, заваленный раскрытыми тетрадями с таблицами данных. В углу деловито шумел системный блок, экран мигал, то «засыпая», то вновь возвращаясь в активный режим.

Наконец привезли тело. На металлическом столе, с грубым швом по всему туловищу после вскрытия, лежал Кирилл. На его теле были ссадины и синяки, которые вполне можно было списать на неудачное падение в нетрезвом виде. Однако огромная гематома на шее говорила о том, что парня кто-то крепко приложил перед смертью.

— А как бы вы убили человека, чтобы не попасться?

— Сейчас почти всегда попадетесь. Токсикология и алгоритмы исследования очень эволюционировали за последние лет пятнадцать. — Евгений Донатович быстро надел перчатки и приступил к демонстрации. — Но если все-таки играть в преступников, то я бы сделал пару инъекций, провоцирующих остановку дыхания или сердечного ритма, куда-нибудь, где бы это не заметили при вскрытии. Например, в волосистую часть головы, подмышечную впадину или паховую область. — Он стал осторожно осматривать голову, стараясь не смещать скобы от трепанации.

— А если укол сделать в заранее травмированную область? — тоже надевая перчатки, спросила я.

— И тогда можно пропустить, — согласился он. — Но повторяю, то, что упустит судмедэксперт, не пропустит экспертиза тканей. Любая манипуляция имеет свой химический и физический след.

— Шея плохо выглядит. — Я слегка наклонилась для лучшего обзора. — Это не могло быть простым скоплением крови после смерти? Он же лежал на этом боку.

— Вы хорошо держитесь, — похвалил Евгений Донатович. — Действительно, посмертное скопление крови в тканях может выглядеть как обычный синяк, но в данном случае вполне очевидна травматизация тканей. Вот по какой причине это произошло — еще предстоит выяснить.

— Он совсем мальчишка, — неожиданно сказала я.

— Они сейчас все такие, — не отвлекаясь от осмотра, ответил мужчина. — Для современной молодежи вообще характерна некоторая инфантильность физического развития. А у нашего товарища ко всему была выраженная анемия. Уверен, это подтвердят анализы. Вам, кстати, — сказал он, снимая перчатки, — я бы тоже рекомендовал сдать кровь на гемоглобин.

— Это почему? — удивилась я.

— Бледность кожных покровов, синяки под глазами, наверняка вам постоянно холодно, а еще, и это самый верный признак, у вас светлые десны и язык. В норме они должны быть розовыми. — Он поднял палец, авторитетно подтверждая сказанное. — И можете не волноваться по поводу моей квалификации. Патологоанатомы и судмедэксперты — лучшие диагносты. Мы как терапевты, только картинка четче. Так что не тяните с лечением, иначе свалитесь в самый неподходящий момент без сознания где-нибудь.

— Спасибо. Учту.

Когда мы вернулись обратно, я посмотрела на руки Евгения Донатовича: он нежно толкнул болванчик, стоящий возле экрана.

— Что это? Профессиональный ритуал?

Голова павиана затряслась, вызывая непроизвольную улыбку у нас двоих.

— Отчасти. Это Хапи, бог бальзамирования у египтян. Кто-то из коллег принес. С тех пор каждый раз после вскрытия он «танцует», — мужчина рассмеялся. — Сбрасываем напряжение. В нашей работе это необходимо.

— Пожалуй, — согласилась я. — Но вы не похожи на суеверного человека.

— Нет, конечно, я — убежденный материалист. Но человеку необходимо индивидуальное мифотворчество, чтобы не сойти с ума. В этом плане мы все язычники. Вот вы, Татьяна Александровна, как примиряетесь с реальностью? — Он снова хитро посмотрел на меня.

— Не знаю, — растерялась я. — Бросаю кости.

— Неплохо, — одобрил Евгений Донатович. — И что, сбывается?

— Почти всегда. Понятия не имею, как это работает, если честно. Я тоже не поклонница метафизики.

— А никакой метафизики и нет, — заявил он. — Просто ваша психика делает эти результаты верными. Только вы решаете, что скрывается за предсказанием.

Пока я выясняла детали, на улице поднялся ветер, бросая в лица прохожих колючий снег. Я подумала с тоской, что еще два часа — и извечную зимнюю тарасовскую серость накроют спасительные сумерки. Зажжется иллюминация, и жить станет немножечко легче. Я колебалась всего секунду, раздумывая, насколько уместным будет явиться домой к Асе со свежими пирогами. Решив, что уж если не она, так хотя бы Алевтина Ивановна на один вечер будет избавлена от бытовых бдений, я отправилась в пекарню.