Петербург – город маленький. Серия «Трианон-мозаика»

Марина Посохова

С чего бы не началось – с глав неоконченного романа о временах Павла I или с удивительной находки посреди полного тайн Петербурга – жизнь героини преображается до неузнаваемости. И не всегда можно понять, где проходит граница между реальностью и вымыслом…Одно из значений слова «trianon» – трижды тайный, трижды неизвестный. События рассыпаны на мелкие осколки, и зачастую герои, даже находясь в центре действия, не могут охватить всю картину происходящего. Тайна открывается лишь читателю.

Глава четвертая Agile allargando (бегло, проворно, затем успокаиваясь)

Проснувшись и посмотрев на часы, я испуганно вскинулась — почти девять часов, сначала мелькнула мысль — проспала, потом с облегчением вспомнила, что начался отпуск. Преодолев острое желание выпить кофе из злополучной банки, я вернула ее на стол к Многокарповне — незачем испытывать судьбу, хватит с меня и вчерашнего скандала. Теперь надо определиться — что делать с найденным кольцом?

Здесь вариантов нет, его необходимо показать Марьяне. Памятуя о вчерашнем происшествии в маршрутке, я забеспокоилась: куда бы его положить, чтоб не беспокоиться о его сохранности? В нагрудный кармашек куртки? Нет, топорщится. Затолкав кольцо в мешочек, я не нашла ничего лучшего, чем положить почти круглый тяжелый комок во внутренний карман сумки, застегнув на молнию. Вот ведь морока с ценными вещами! Пожалуй, у богатых людей есть немало забот, о которых нам, простым смертным, и думать не приходится. Ну, хоть какой-то плюс. Хотя с чего я вообразила, что оно дорогое? Может, цена ему не больше, чем стоимость серебряного лома.

Выйдя на улицу, я едва не столкнулась с худеньким парнишкой в натянутом на лицо капюшоне. Он держал в руке пачку рекламных листовок и молча протянул мне сразу несколько. Я машинально взяла их, думая о своем, и только потом взглянула на невзрачный листок. «Ломбард на Введенской. Покупка, залоги под невысокие проценты, бесплатная оценка стоимости изделий из драгоценных металлов, бытовой техники, ювелирных украшений». Это что же получается — на ловца и зверь бежит? Продавать, конечно, я не собираюсь, но оценить было бы полезно. Неловко окажется, если я с торжеством притащу Марьяне какое-нибудь кооперативное изделие, сработанное в Ленобласти лет двадцать назад. А в пианино оно попало совершенно случайно, или мой отец спрятал сувенир в память о какой-нибудь интрижке. Зная его непостоянство, я этому нисколько не удивлюсь. Поэтому я сделала небольшой крюк и через несколько минут зазвенела колокольчиком у входной двери ломбарда.

В тесном темноватом помещении из небольшого окошка за стойкой выглядывала нестарая еще тетенька, густо увешанная цепочками с самыми разнообразными подвесками. Подняв на меня сильно подведенные глаза, она молча смотрела несколько секунд, потом нехотя открыла рот, но я ее опередила:

— Вот, посмотрите! — и, порывшись в сумке, протянула ей мешочек, потом, спохватившись, вынула из него кольцо и подала ей. Тетка взяла его в руки, удивленно приоткрыв губы, поднесла поближе к лицу, повернула пару раз, и глаза ее сузились. Она выпалила скороговоркой, наклоняясь куда-то под стойку и доставая пару листов с мельчайшим текстом:

— Заполняйте там, где стоит галочка. Да быстрее! — она с неожиданной злостью подтолкнула ко мне ручку на длинном грязноватом шнурке. — Мне закрываться на технический перерыв!

— Что это? — нерешительно протянула я, безуспешно пытаясь разобраться в сплошном поле текста.

— Договор! На экспертизу! Больше пятнадцати тысяч дать не могу, и не просите. Да вам нигде больше и не дадут — пролаяв эти слова, тетка вырвала у меня из рук листки, сунув взамен документа стопочку тысячных купюр и с грохотом опуская прозрачный щиток над стойкой. — Толя, закрывай!

Тетка унеслась куда-то в глубину здания, только кресло ее завертелось. Ошеломленная скоростью, с которой вся эта операция осуществилась, я вышла на улицу, и еще пару минут простояла под дверью, которую запер за мной охранник. Нет, чего я боюсь, ломбард этот действует сколько себя помню, немало знакомых студентов перехватывали немного денег, когда становилось туго. Но по дороге к дому Марьяны я все сильнее терзалась сомнениями, и под конец бежала едва ли не стремглав. Еще раз прокляв свою неспособность запоминать цифры, я нажала на кнопку вызова в телефоне на номере Марьяны:

— Доброе… утро… Вы не могли бы мне… сами… двери…

Умница Марьяна не стала задавать лишних вопросов, и встретила меня у открытого парадного.

— Что стряслось? — ее пальцы сминали воротник светлого плаща.

— Я… В общем… Кольцо нашла… с крестом… а его… а она…

— Где нашла? На улице?

— Нет, дома, вчера, в пианино… В общем, оно там — я мотнула головой в сторону, где находился ломбард, но Марьяне от этого кивка не стало яснее.

— Ничего не понимаю!.. Какое… Какой крест?!

— Такой… белый, четырехконечный! Как ласточкин хвост!

Марьяна, ахнув, схватила меня за руку с неожиданной силой и приказала:

— Веди! По дороге все расскажешь!

Мы понеслись с нею к ломбарду, все так же держась за руки. Должно быть, со стороны мы смотрелись странно: растрепанная барышня с пунцовыми щеками и немолодая изящная дама, в хорошем плаще, тщательно причесанная, но в комнатных туфлях.

Спешили мы не зря. Охранник уже перевернул табличку на двери надписью «Закрыто» наружу, и опускал металлические жалюзи на окна ломбарда. Марьяна, ни о чем не спрашивая, едва не толкнула его, ворвавшись внутрь. Охранник, опешив на мгновение, рванулся за ней следом, захлопнув дверь перед моим носом, и мне ничего не осталось, как только беспокойно переминаться с ноги на ногу, прислушиваясь к голосам, доносящимся из недр ломбарда. Судя по всему, перепалка там разгорелась нешуточная:

— Я сейчас милицию вызову! — это, похоже, кричит та тетка в цепочках, и охранник тоже подает голос, только не с таким самозабвением и уверенностью, так что звучит он несколько нетвердо. Но голос Марьяны перекрывает их:

— Да-да, непременно милицию, и поскорее! А еще налоговую службу и комитет по защите потребителей!

— Вы, дама, не хулиганьте, ваша — кто она там — сама, добровольно продала вещь, и все, что нужно подписала!

— Подписала? А ну-ка покажите мне вашу филькину грамоту! Где это видано… — спорящие, похоже переместились в сторону, и звук стал гулким, неотчетливым — …я до Страсбургского суда дойду, если вы не вернете эту вещь! Впустите девушку немедленно! Иначе я звоню по прямому проводу в приемную президента!

Не знаю, что больше возымело действия — суд по правам человека в Страсбурге или президентская приемная, но дверь приоткрылась, и я ринулась на помощь Марьяне.

— Она деньги взяла! — с неприкрытой ненавистью указала на меня толстым пальцем тетка.

— Сама взяла? Или вы их подсунули вместе со своим липовым договором? — глаза Марьяны пылали таким огнем, что даже эта видавшая виды приемщица пошла на попятный.

— Да подавитесь вы… — пробурчала она, скрываясь вместе со своей сумкой куда-то в служебном помещении, и возвращаясь с кольцом, зажатым в кулаке. — Забирайте свое барахло, никто вам за него ломаного гроша не даст… Деньги отдай! — рявкнула она, не глядя в мою сторону.

— Вот, возьмите… — протянула я стопочку купюр, которые приготовила, еще стоя на улице. Приемщица схватила их, не пересчитывая, и сунула в руки Марьяне кольцо, уже разворачиваясь, чтобы скрыться в глубине ломбарда.

— Проверь! Проверь, то или не то, от них всего ожидать можно! — прикрикнула на меня непохожая на себя Марьяна.

— Кажется… Да, оно! Точно оно! — словно оправдываясь, зачастила я, рассматривая обретенную заново вчерашнюю находку и торопливо следуя за Марьяной в сопровождении хмурого охранника.

Ни на кого не глядя, мы покинули поле битвы. Только отойдя на квартал, Марьяна с сияющими глазами повернулась ко мне:

— Как мы их! Дай-ка взглянуть, за что такая война была.

Она нетерпеливо поднесла к глазам нашу добычу и восхищенно заахала:

— Ну, девочка, ну, Риммушка! Это надо отметить! Пошли скорей! Где ты его нашла, в пианино? Ну-ка, еще разок, как все было?

Вернулись мы едва ли не быстрее, чем неслись туда. Стаскивая с себя плащ, Марьяна скомандовала:

— Иди в комнату, я сейчас!

Она вернулась с бутылкой «Театрального» и двумя высокими узкими бокалами.

— Ты умеешь открывать шампанское?

Помаявшись над оберткой и открутив проволочку, я, затаив дыхание, отпустила пробку и разлила вино в бокалы.

— Лихо справилась! — воскликнула Марьяна, поднимая свой бокал — пианистка, пальцы сильные! Ну, за надежды, за мечты, за открытия!

Я отпила пару глотков. Марьяна уже отставила в сторону недопитое шампанское и нетерпеливо поглядывала на мою сумку. Я положила кольцо в ее протянутую руку.

— Ого, какое тяжелое! Да… он самый, мальтийский крест… Какая работа!

Лицо маленькой дамы разрумянилось, не то от волнения, не то от выпитого. Она достала из шкафа лупу в прозрачном футляре и снова принялась разглядывать кольцо. Я через плечо безуспешно пыталась рассмотреть его, но руки у Марьяны ходили ходуном, и я оставила эти попытки. Она, как и я, примерила его, тоже удивившись:

— Смотри-ка, такое массивное, крупное, а размер внутри небольшой, очень уж толстое оно в окружности. Как его можно носить, если пальцы растопыриваются? Нет, это не кольцо… Но как тебя-то угораздило? — укоризненно развела она руками. — Ты, всегда такая рассудительная, такая умница-разумница! Я такими словами маму твою уговаривала, когда она не решалась тебя оставить одну в семнадцать лет! Как тебя занесло в этот ломбард?

— Сама не знаю… Нет, знаю — мне рекламную листовку вручили при выходе из дома…

— Кто вручил, ты его раньше встречала?

— Н-нет… Какой-то промоутер… Кажется, он и вчера там стоял. Но… — я запнулась, вспомнив, как накануне вечером бурей ворвалась в парадное после треволнений насыщенного событиями дня. — А чего он там стоял? Метро с другой стороны, там народу много, а у нас только свои проходят…

— Да-да, странно… — эхом отозвалась Марьяна, слушая вполуха. — Может быть, это печать? — и снова принялась рассматривать находку, задумчиво заключив: — Не похоже, у печаток более рельефный рисунок, а если с этой вещицы сделать оттиск, крест будет еле заметен, вот, попробуй, как гладко — она с видимым сожалением отдала его мне вместе с лупой, тут же склонившись над моими руками.

Я впилась глазами в круглое окошечко лупы: желтовато-белый металл, четкий белый крест, сантиметра два с половиной в диаметре. Окружность ребристая, тоже покрытая рядами мелких металлических зернышек, перемежающихся парными гладкими, блестящими полосами. Снова примерила, предположила:

— А может быть, оно для большого пальца? Как у Пушкина на портрете?

— Нет, девочка, тут другое. Боюсь даже предполагать, но этот предмет очень похож на тот, описание которого, правда, смутное и неопределенное, я встречала во время архивной работы. У меня даже была первоначальная версия, я ее начала расписывать, в компьютере у сына должен остаться тот, первый вариант. Но эта сюжетная линия уводила меня вообще в сторону от семейных дел Потуриных., а тем более, от Кутайсова. Конспирологические сюжеты мне, боюсь, не по зубам. Но… между нами… только у меня чувство, что мы не зря так торопились или тебе это тоже кажется?

Я кивнула, открыла рот, чтобы вставить словечко, но Марьяна меня перебила:

— Очень смахивает на то, что приемщица либо сама унюхала нечто необычное, либо у нее есть совершенно определенный заказ, причем на очень выгодных условиях. Либо это что-то сугубо личное. Поверь, у нее неплохое место работы, и так грубо нарушать правила приемки она стала бы только в исключительном случае.

Марьяна вскочила, едва не задев столик на колесах со стоящими на нем бутылкой и бокалами, и словно опомнилась:

— Что это я… Хватит беготни! — она с явным сожалением сняла с руки подобие кольца, сунула мне его в руки и сказала: — Предлагаю как следует позавтракать, заодно выпить еще по глоточку, и отправиться куда-нибудь на воздух… Погода наладилась, грех в четырех стенах сидеть. Заодно и поболтаем про Павла и его времена!

Она уже направилась в кухню, но круто развернулась обратно:

— Я от этих треволнений точно не в себе… Давай в первую очередь о материальном. Вещицу эту надо куда-нибудь пристроить на хранение… Я, кажется, знаю, куда. Сейчас схожу и все уточню. И второе — деньги. Тебе нужны деньги, я правильно понимаю?

— Ну, да… — с неохотой отозвалась я. — Отпуск у меня длинный, а отпускные маленькие… Я вот опять вчера не посмотрела свою почту, вдруг там какая вакансия на лето… В смысле подработка.

— Ты можешь войти с моего ноутбука… Я, может быть, немного задержусь… Адрес своей почты помнишь? — спросила она через плечо, открывая крышку секретера, встроенного в полированную мебельную «стенку», и превращая ее в письменный стол.

— Конечно. Я только цифры плохо запоминаю…

— Да? Я такого не замечала за тобой — заметила Марьяна, подключая ноутбук и подвигая к секретеру стул. — И как ты из положения выходишь?

— Записываю — пожав плечами, я устроилась на стуле.

— И важные коды тоже? Прости, после сегодняшнего приключения у меня разыгралось воображение. Что, если эта подозрительная приемщица… или еще кто… решат поинтересоваться на предмет ценностей у тебя в квартире? Адрес-то ты в договоре указала? А коды и прочие персональные данные…

— Да я их не цифрами записываю! А нотами или интервалами.

— Как это? — весело удивилась Марьяна.

— Ну, это просто… Можно вообще нотами, до — один, ре — два, и так далее. Вот ваш код на входной двери — ре, ми, ля, или 236, теперь я его запомнила. Но это если цифры от одного до семи и нет нуля. А можно интервалами, по количеству тонов: прима — 0, секунда — 1, терция 2, хоть обозначениями их писать, хоть нотами на нотном стане… Еще хорошо римскими цифрами записывать, удобно для кредитных карт. Там можно по две цифры объединять…

— Как это? Покажи — заинтересовалась Марьяна.

— Да вот, смотрите — на экране ноутбука уже загорелась заставка, и я продемонстрировала: — Вот… Например, код моей карты 1856. Делим пополам, получается XVIII LVI. Выглядит как набор заглавных букв. Или вот, код вашего парадного, те же 236, только буквенными обозначениями нот — получается d-e-a. Все просто!

— Ну, будем надеяться, что никто твоей квартирой на предмет ценностей не заинтересуется… — задумчиво рассматривала Марьяна мою абракадабру.

— Ну, их ожидает крупное разочарование! К тому же Многокарповна почти никуда не выходит.

— Хорошо сказано, твоя Многокарповна и впрямь о-очень крупное разочарование! — проговорила Марьяна с нескрываемым сарказмом. — Но она же за продуктами выходит?

— Почему-то только под утро, в круглосуточный магазин.

— Отчего так? Круглосуточные дороже, а, насколько я помню, у нее со средствами не очень.

Я пожала плечами.

— Это не единственная странность. А с деньгами у нее стало значительно лучше, по покупкам видно. Может, помогает кто-нибудь из родственников.

— Вот как! Я почему-то считала, что после смерти дочери у нее никого нет. Ну, что ж, пусть сидит, охраняет, как дракон волшебную пещеру. Ну, занимайся… Если что, зови.

Я вошла в свою почту. Итак, два письма. За месяцы, прошедшие со времени моего последнего выхода в сеть, улов негустой. Посмотрим, какую работу мне предлагают.

Хм, первое письмо на английском. Я направляла резюме в Аничков дворец, в дом детского творчества, с каких это пор для работы аккомпаниатора стал требоваться английский? Может быть, иностранные детские группы по дворцу водить? По-английски я максимум могу объяснить дорогу старичкам-туристам в центре города.

Смысл в общем-то понятен; кто-то разыскивает родных в России. Ах нет, это не он сам, это, надо понимать, адвокат… Циферки, ого, много! И прописью — five millions and ninety thousands dollars. Чего уж там мелочиться!

— Марьяна Георгиевна, а вот это… вот, lawyer, это юрист? — подняла я голову от компьютера.

— Где это? — она подошла ко мне, заглянула через плечо. — А, письмо счастья! Сыну тоже такие приходили не раз. Как они находят персональные данные, не представляю! Что там, наследство от бабушки из Ниццы? Сколько там миллионов?

— Пять, даже больше.

— Сумма растет! Если клюнуть на этот крючок, придет предложение сначала оплатить налоги на наследство, потом появятся непредвиденные расходы, потом предложат перечислить на технические операции, на заработок персонала… И так до бесконечности. А ты куда свои данные отправляла?

— В Аничков, в дом детского творчества.

— Что, уже взялись за специалистов по детскому дополнительному образованию? Да… Пойду-ка я займусь салатом.

Я кивнула, не отрывая глаз от экрана. Что тут в другом письме?

Это на русском, уже радует.

«Уважаемая госпожа Туринова! Я обращаюсь к Вам по поручению моего клиента, имя которого я сообщу Вам позднее. Позвольте довести до Вашего сведения, что мой клиент располагает достоверными данными о том, что Ваша семья имеет родственные связи с его предками. Но речь идет не только и не столько о родственных привязанностях. Дело в том, что мой клиент владеет неким имуществом, очень значительным, часть которого, вполне возможно, принадлежит Вам и Вашим близким. Я пишу „вполне возможно“, потому что пока не располагаю доказательствами, что именно Вы, Римма Валерьевна, являетесь тем лицом, которое имеет в виду мой клиент. По словам моего клиента, Вы, уважаемая госпожа Туринова, возможно имеете в своем личном владении некий предмет, который может служить как доказательством родственных связей с моим доверителем, так и гарантировать Ваше право на получение причитающейся Вам части имущества. Детали я имею поручение объяснить Вам после того, как Вы сообщите по адресу, указанному в конце данного письма, Ваш адрес проживания и номер телефона, по которому с Вами можно будет связаться. Разрешите уверить Вас в совершенном почтении. Поверенный в делах Чезаре Фортецца».

Это что же получается, опять облом? А где же предложения по устройству на работу? От разочарования я громко вздохнула. Марьяна вошла с полотенцем через плечо и с тарелками в руках.

— Это что?

— Да примерно то же самое…

— А что за предмет? — задала она резонный вопрос, подходя и заглядывая в текст. — Ну, предмет-то как раз объявился… Когда отправлено?

— В апреле, 30-го…

— Давненько… И что хотят? О, персональных данных!.. Знаешь, я бы на твоем месте поостереглась пока… Как-то подозрительно все… Эта находка, битва в ломбарде… Давай-ка вот что. — Марьяна решительно звякнула посудой, ставя ее на столик у дивана. — В первую очередь необходимо разобраться, что за штуку ты вчера обнаружила. Примем как рабочую гипотезу, что это все-таки кольцо, пусть и необычной формы. А раз кольцо, то лучше всего будет поинтересоваться о нем у людей, которые в этой сфере ориентируются. Подожди меня немного, я сейчас кое-что выясню.

Вернулась она и впрямь скоро, словно никуда из квартиры не выходила.

— Вот что, дорогая! Моя подруга, которая в силах нам помочь, сейчас занята, но мечтает тебя увидеть, а также может устроить встречу с проверенным экспертом по изделиям из драгоценных металлов. И спрятать эту вещицу надежно тоже есть возможность: она принимает пациентов на дому, и у нее есть сейф для рабочих записей. И квартира, кстати, на сигнализации. Я считаю это не лишним — она озабоченно покачала головой. — Ты когда уезжаешь?

— Завтра вечером… Но…

— Что «но»? Собираться тебе долго? Вот, сама головой качаешь! Зачем тебе большой багаж? Надолго едешь?

— Нет, зачем же… Илонку поздравлю, с мамой повидаюсь, и обратно…

— Ну, вот! Да помню я, в чем проблема! Тебе деньги нужны. Торопишься поскорее в работу впрячься, и в ломбард еще и по этой причине пошла. Подожди, я сейчас!

Она взвилась с места и вернулась из соседней комнаты через пару минут.

— Вот, держи! Это Илонке. Шикарное издание, я его еще по осени на выставке покупала, посмотри, какие иллюстрации, какая печать! — Она протянула мне подарочное издание Пушкина. — Думала своим внукам в Штаты повезти, а потом там же, на выставке, купила для них полное собрание сказок. А вот эта, «Сказка о мертвой царевне», осталась. И вообще, как мой младшенький выразился: «Это про Спящую красавицу. Для девчонок». А вот это тебе, в дорогу — она протянула мне конверт — не возражай!

— Здесь много — заглянула я в конверт. — Мне столько не понадобится. Я и своими обойдусь.

— Обойдешься — и прекрасно! Приедешь и отдашь. Ну, решайся! Мне сын на билеты высылал, а я, как ты говоришь, своими обошлась. Нет, как можно отказываться! Тут такие дела завертелись, такой роман наяву, а героиня мне все действие может остановить из-за того, что ей, видите ли, на работу не терпится! Кольцо это нашлось, и едва не исчезло из-за этой подозрительной дамочки в ломбарде, в Ригу поедешь, у матери подробности о своей семье расспросить, да мало ли… Бери сейчас же! Считай, что это под залог кольца. Я, извини, у тебя его пока заберу, пусть у подруги в сейфе полежит. Не беспокойся, подруга надежная, и с тобой жаждет познакомиться, только сейчас занята. Так придешь завтра с утра?

Марьяна даже задохнулась в запальчивости, выдав на повышенной громкости длинную тираду. Она слегка раскраснелась, и, словно опомнившись, смутилась:

— Вот распалилась… Прости меня, девочка… Как-то с нервами у меня… От отчаяния до восторга — один шаг.

Не в силах смотреть в ее умоляющие глаза, я закивала, засовывая конверт с деньгами и книгу для Илонки в необъятную «Аскольдову могилу».

— Ну, вот… О главном договорились. А теперь мы устроим себе ланч… или бранч? Ах, неважно… Мы продолжим праздновать замечательным салатом, я научилась его готовить у моей невестки, выпьем еще по глоточку шампанского и отправимся на Крестовский. Больше года на островах не была! Там же и десертом можно себя побаловать, надеюсь, летние кафе уже открылись.

Из метро нас с Марьяной выплеснуло вместе с широким людским потоком, который только после входа в парк разделился на многочисленные рукава. Поразительно, как много питерцев, не избалованных солнцем и теплом, ринулись наслаждаться ими, несмотря на будний день. Поскорее миновав грохочущую зону аттракционов, мы углубились в аллеи с зацветающим шиповником и пионами на клумбах. Везде, где позволяло пространство и планировка, раскинулись бледные тушки горожан, самозабвенно раскрывшихся навстречу даровому витамину D. По краснопесчаным дорожкам неслись дети на самокатах, подростки на скейтах, и представители всех возрастов, вместе взятых, оседлавшие велосипеды. Передвигающихся на своих двоих, а также сидящих на скамейках, а еще больше на стульях за столиками летних кафе, имелось во множестве. Марьяна, в первые минуты радовавшаяся такому многолюдству, постепенно озаботилась:

— Ничего себе… Сколько народу, не протолкаться… Я ни одного свободного места не вижу. А как же наш вожделенный десерт? И поговорить в такой толпе нет никакой возможности…

Вздрогнув от пронзительного сигнала, я оттащила Марьяну в сторону, и нас окатило оглушительно громкой музыкой, доносящейся из раскрашенного фанерного паровозика с вагонами, катающего родителей с детьми.

— На глухих, что ли, рассчитано? — недовольно поморщилась Марьяна, стряхивая с рукава белой кружевной блузки листья, зацепившиеся с куста, ограждающего дорожку. — Неужели своих мультиков мало… И тут Дисней… А что за музыка, такая знакомая? — обернулась она ко мне.

— Чайковский, «Спящая красавица» — рассеянно ответила я, оглядываясь в поисках свободных мест. — Там весь мультфильм под музыку из балета. Вон, столик свободный!

— Так ведь это пивной ресторан! — решительно отказалась Марьяна. — Давай еще пройдем.

— А если дальше вообще ничего не будет? Это уже далеко от входа, людей все меньше.

— Ну… Если еще пройти, там близко другой выход, может, попадется что… — несколько неуверенно и уже устало предложила Марьяна.

Она оперлась на мою руку и пошла медленнее, как-то обреченно полуприкрыв глаза и глядя себе под ноги. Я вертела головой в надежде отыскать место, где можно будет ей отдохнуть, и удача смилостивилась над нами: за одним из поворотов аллеи обнаружилось крохотное летнее кафе, всего на пять-шесть столиков под круглыми тентами, укрепленными на стояке посреди каждого пластмассового стола. Здесь устроились в основном семьи с детьми, и за одним из столов пустовали два кресла, тогда как еще два из обычных четырех переместились к столу, занятому большой и шумной компанией.

Усадив Марьяну, я немного замешкалась, наблюдая за ее бледным и словно опустошенным лицом. Она замерла, прикрыв глаза, но тут же глубоко выдохнула и, словно встрепенувшись, огляделась по сторонам:

— Как здесь заказ сделать? К нам подойдет кто-нибудь или надо самим?

— Давайте схожу к стойке — привстала я со своего стула. Но моя опекунша решительно поднялась сама:

— Ну, нет… Я тебя вытащила, навязалась к тебе в компанию, да еще и заставлю делать заказ? Как ты думаешь, мороженое, которое вон тот малыш уплетает, вкусное?

Она пошла, лавируя между столиками, а я повернулась лицом к дорожке, прячась от непривычно-жгучего солнца. Оно било мне в глаза, поэтому я сразу не заметила, что недалеко от кафе стоит человек, показавшийся мне знакомым. Одет он был так же, как огромное большинство молодых (или не очень) людей, встреченных нами по дороге в парк: шорты, расстегнутая рубашка поверх футболки, на голове бейсболка и темные очки в поллица. Но что-то его отличало от множества людей в беззаботной толпе — то ли ухоженный вид, то ли некоторая солидность в повадке. Вместе с этим я готова была сама себе поклясться чем угодно, что это тот самый тип, который пытался навязаться ко мне вечером возле супермаркета. Мало того, краем глаза я не раз ловила его присутствие в толпе на входе в парк и дальше по всему нашему с Марьяной пути следования. Его глаз под очками я не могла видеть, но лицо его было обращено в сторону столиков. Он присел на постамент таблички с указанием маршрутов и явно никуда не собирался уходить.

— Тебе кофе или сок? — Я не сразу поняла, что это Марьяна вернулась и стоит за моей спиной. — Пить что ты будешь?

— А-а… Мне все равно — спохватилась я. Марьяна кивнула, скрываясь, и через минуту вернулась, сев напротив и с удовольствием оглядываясь: — Сейчас заказ принесут.

Пока официантка расставляла чашки и креманки на столе, я старалась не смотреть в сторону указателя. Но, уже взяв в руки ложечку, не удержалась: вчерашний несостоявшийся провожатый сидел на прежнем месте, непринужденно развалившись и скрестив руки на груди.

Марьяна попробовала мороженое, пригубила кофе, и заметила, впрочем, без всякого неудовольствия:

— Да, явно не авторская кухня. Но зато светит солнце, люди веселятся, и пахнет шиповником. Это уже повод для радости. А еще я могу поговорить с тобой о том, что меня занимает почти целиком вот уже много месяцев.

— О Павле первом? — спросила я, заранее зная ответ. — Но ведь вы же не думаете, что наша семья… как бы это… происходит от какого-то потомка Павла?

— Внебрачные дети Павла Петровича известны, у него их было как минимум двое. Старший сын, если мне не изменяет память, прозывался Степан Великий, он родился еще до женитьбы будущего императора, матерью его стала некая дама, старше его годами. Тогда существовала такая практика: покладистым дамам поручалось обучать юных отпрысков знатных фамилий умениям действовать в интимной обстановке; впрочем, такие сведения всегда неточны, плюс искажаются со временем. Другим внебрачным ребенком Павла была девочка, которая родилась уже после его смерти. Имя матери точно неизвестно, называются разные дамы, но для нас это не существенно.

— Уже хорошо, что не от Павла… — пробормотала я, краем глаза наблюдая, как шумная компания с детьми поднимается с мест и отправляется куда-то дальше наслаждаться погожим днем. Освободившийся столик тут же занял господин в темных очках, устроившись прочно и, судя по всему, надолго. Ну, вот и ответ, отчего он здесь застрял — просто ожидал места. Остается, правда, вопрос, как могло произойти, что я натыкаюсь на него два дня подряд — Петербург многомиллионный город, и случайные встречи возможны разве что между жителями одного квартала. Впрочем, Крестовский и Петроградский острова находятся рядом… Так или иначе, я перестала коситься в его сторону, снова прислушавшись к голосу Марьяны.

–…Все дело именно в рыцарских идеях! Павел с детства находился под очарованием красоты рыцарских обрядов, с его стола не сходила книга аббата Верто, огромный иллюстрированный том. А любимым романом у него был «Дон Кихот» Сервантеса… Павла часто называют российским Гамлетом, это сравнение стало общим местом — якобы Павел принял роль умалишенного, чтобы уцелеть при дворе матери, узурпировавшей трон, вдобавок косвенно виновной в смерти отца. Но… его скорее можно назвать Дон Кихотом на троне. И вот этот странный, непонятый, даже чудаковатый Дон Кихот искал свою Дульсинею.

— Почему вы так думаете? — довольно бестактно брякнула я, прервав горячие излияния своей негласной опекунши. Каюсь, я сделала это скорее потому, что Марьяна в пылу увлечения заметно повысила голос, а мне отчего-то не хотелось, чтобы господин в очках оказался в курсе нашей беседы. К счастью, Марьяна не обиделась, а только заговорила тише, приблизившись к моему лицу.

— Потому что считал себя рыцарем! Потому что стал им на самом деле! Едва ли не первое, что Павел сделал, получив императорский трон, еще до коронации, буквально через месяц после смерти матери, он уже принял посланцев от ордена иоаннитов. Рыцарям пришлось оставить Мальту, и они обратились с просьбой дать ордену пристанище… Надо сказать, что орден не сразу перебрался в Россию. Вначале шла речь только о подписании конвенции об установлении командорства, говоря современным языком, что-то вроде филиала ордена на территории России. Был еще торжественный въезд посла ордена, графа Литта, об этом есть много воспоминаний, зрелище получилось грандиозное, почти театральное. Павлу на аудиенции в Зимнем дворце были преподнесены дары от иоаннитов и вручены верительные грамоты с просьбой стать покровителем ордена… — Марьяна заметно выдохлась и, словно возвращаясь в реальность, помешала ложечкой в креманке с растаявшим мороженым. — Разошлась, как на заседании кафедры… Зачем я несу без устали всем известные факты? Все знают, что Павел стал гроссмейстером ордена, принял посвящение в рыцари, ну, и так далее…

Кстати, тебе не кажется, что вон тот молодой человек не сводит с тебя глаз? Во-он там, позади тебя — она показала в его сторону, не поворачивая головы. — Я его еще раньше приметила. Вот помяни мое слово, если бы меня с тобой рядом не было, сидел бы он сейчас на моем месте. Чего ты морщишься? Вполне приличный молодой человек. Ухоженный, часы, кажется, дорогие… Нет, что тебе не нравится? Или у тебя кто-то появился?

Я решительно помотала головой, соображая, говорить ли о вчерашнем происшествии. Вот именно: происшествии, которого не было. Марьяна мое молчание поняла по-своему:

— Тебя смущает, что он постарше? Ну да, он примерно как мой сын, ему за тридцать пять, может, чуть больше. Но зато фигура какая! И от природы хорошо сложен, и следит за собой, явно фитнесом не пренебрегает. Думаешь, если даме за… — она пошевелила пальцами, подняв руку в кружевном рукаве — то и мужчин она перестает видеть? Не тут-то было! Глаза как раз и остаются! — она засмеялась, став похожа на себя, какой я всегда ее помнила. — Разреши спросить, моя дорогая, как вы сейчас знакомитесь? Как-нибудь по интернету?

Я замялась, молниеносно перебрав в голове мои немногочисленные попытки знакомства через социальные сети. Должно быть, виной моих неудач было то странное обстоятельство, что на фотографиях я выгляжу небольшой и даже худенькой, каковую девицу и рассчитывают увидеть молодые люди, приехавшие на свидание. А перед ними является вот такая вот «девушка с веслом»! Вслух я произнесла:

— По всякому… У кого-то и так. А… Павел действительно стал рыцарем? — вопрос этот уводил Марьяну от малоприятной темы.

— Разумеется! А вскоре даже гроссмейстером ордена иоаннитов. Интереснейшая, кстати, ситуация — Марьяна охотно вернулась к тому, ради чего она меня вытащила в парк. — В одном лице объединились российский император, православный и женатый человек, и глава католического рыцарского и монашеского ордена. Каждая ипостась отвергает другую!

Но Павел Петрович поступил решительно: при дворе стало известно, что супружеские отношения между ним и императрицей прекращены. Якобы по предписаниям доктора, «ввиду слабого здоровья ее величества». Большого удивления эта новость не вызвала, тем более что Мария Федоровна родила десятерых детей. Так что свои обязанности перед династией эта супружеская пара выполнила. И перевыполнила! — Марьяна улыбнулась, добавив совсем другим тоном — Вот не думала, что такие клише из времен «развитого социализма» могут выскочить из подсознания…

Она огляделась, вздохнув, и в очередной раз посмотрела на господина в бейсболке, мирно потягивающего что-то прохладительное. Пригнувшись ко мне, продолжила доверительно:

— Кстати, Павел был не единственным «женатым монахом» — есть куда более романтическая история. Граф Джулио Литта, бальи и посланец ордена, вручавший Павлу дары, красавец, командир военного корабля, влюбился в графиню Скавронскую, молодую вдову русского посланника в Неаполе. Согласие на брак рыцаря ордена иоаннитов давал папа римский, причем по ходатайству самого Павла Петровича. Злые языки утверждают, что не последнюю роль здесь сыграло колоссальное состояние Екатерины Скавронской. Она уже была богата, выходя замуж, потому что приданое за ней давал дядя, тот самый, знаменитый Потемкин. А уж после смерти мужа она стала одной из богатейших женщин в Европе.. Нет, романтическую сторону я не берусь отрицать, пара была красивейшая… Но… Мне не дает покоя то обстоятельство, что граф Джулио, или, как его звали в России, Юлий Помпеевич, был близок к иезуитам. И его успехи при русском дворе совпали с продвижением аббата Грубера! А уж он-то был иезуит явный и высокопоставленный.

— Подождите, а эти-то при чем?

— Видишь ли, девочка, тут такие дебри начинаются… Не буду мучить тебя точными датами и пространными фактами — сейчас, если интересно, все можно найти в сети в один клик. Екатерина, мать Павла Петровича, дала приют ордену иезуитов на территории России. Это уже после того, как папа римский объявил об уничтожении ордена Иисуса. Но дальше Полоцка она их не пустила — дескать, пусть сидят на окраине империи и занимаются образованием. Это у них всегда было хорошо поставлено, вот и Литта у них учился. А уже при Павле аббат Гавриил Грубер смог подобраться к самому императорскому семейству, причем в самой доверительной форме. И началось все с лечения зубной боли! Что уж там за лекарство давал этот иезуит императрице, но приобрел доверие самое полное. Между прочим, впоследствии этот аббат стал главой ордена, генералом, как у них называлось. И среди иоаннитов, говорят, имелось множество скрытых иезуитов.

— Иоанниты — это и есть Мальтийский орден? — решилась я прервать поток красноречия моей бывшей преподавательницы истории.

— Они самые — охотно отозвалась Марьяна. — Прости, совсем я тебя заболтала. — Но на Мальту они уже никогда не возвращались. Это отдельная тема, и очень интересная, потому что история Мальтийского ордена не окончена, он и сейчас существует.

Я помолчала, переваривая услышанное, и задала вопрос, который меня мучил еще со вчерашнего дня:

— А те Потурины, о которых вы пишете… Все-таки… Отчего вы связываете их с нашей семьей? Фамилия-то другая!

— Ну, фамилии иногда искажаются со временем… Или даже заведомо даются измененные, в усеченном виде или в виде анаграммы. Так было принято в дворянской среде, если хотели дать имя ребенку, рожденному вне брака. Примеров тьма: побочный сын Трубецкого назывался Бецкой, князя Гагарина — Гарин, или же вот: Чарнолужский — Луначарский. Если бы удалось разыскать церковные записи, вот это была бы находка! Расспроси отца, вдруг он знает, в каком месте жили его предки.

— Попробую… А как вы связываете ту девушку, Ираиду, с Кутайсовым, и почему считаете, будто Павел мог обратить на нее внимание?

— Да как раз поэтому! — едва не подскочила на месте Марьяна. — Тут прямо мистика какая-то! Стоит мне сделать предположение, даже самое смелое, как оно тут же находит подтверждение, да как стройно все выстраивается! Только вчера мы с тобой поговорили о том, что Ираида Потурина вполне может находиться в родстве с тобой, пусть и в самом отдаленном времени, как ты находишь это кольцо! Это не знаю что!

Марьяна снова так повысила голос, что мы обе испуганно огляделись по сторонам. Но никто к нашему разговору явного интереса не проявил, и моя темпераментная собеседница едва ли не зашептала:

— Давай разложим по полочкам… Первое: Павел наследует императорскую власть. Сразу же принимает посланцев Мальтийского ордена и обещает им всяческую поддержку. И не только обещает, но и действует. Второе: получает дары, среди которых даже такая ценность, как частица десницы Иоанна Крестителя, покровителя ордена. Российский император носит мальтийские регалии с гордостью, совершает множество рыцарских обрядов, как над собой, так и над членами своей семьи. Третье: объявляет, что намерен заниматься, как он говорит, «улучшением нравов», на деле — бороться с коррупцией, с воровством, бездействием должностных лиц… Инструментом для этого улучшения он выбирает насаждение рыцарских нравов, везде, где только можно. Что у нас дальше? Четвертое — Марьяна прижала пальцы к ладони, запальчиво продолжая, — сам следует правилам рыцарско-монашеского ордена. Он прерывает свою интимную жизнь, вводит суровый распорядок дня и для себя, и для всех должностных лиц. В годы его правления присутственные места должны были открываться в шесть часов утра.

И пятое — уже успокаиваясь, моя опекунша сжала кулачок — и для нас главное — ищет объект для рыцарского поклонения. Все сходится!

— А это ему зачем? — задала я вполне резонный вопрос.

— Ну, как же! Разве непонятно!.. Нет, если спрашиваешь, значит, нужно объяснять… Рыцарство как понятие существовало многие сотни лет, и успело обрасти целыми гроздьями представлений, мифологии, обычаев… Рыцарская литература в виде романов и стихотворных произведений существовала параллельно реальной жизни, но за долгие столетия просто вросла в сознание людей. Считалось, что всякий мало-мальски уважающий себя рыцарь непременно должен иметь даму сердца, которой посвящаются все его подвиги. Причем сама дама вполне может быть замужем за кем-то другим, потому что такое служение не предполагает банальных ухаживаний с целью завести семью или просто любовную интрижку. Не знаю, как было на самом деле, но в рыцарской литературе дела обстоят именно так.

Что касается самого Павла Петровича, то он давно и настойчиво разделял отношения с женщинами на плотские и духовные. Пример этому — его многолетняя связь с фрейлиной Нелидовой. Как бы ни злословили на их счет, все документы — письма, дневники сведущих людей подтверждают, что огромное влияние, которое имела на государя Нелидова, основывалось все-таки на общности интересов, дружбе и доверии.

Но как раз в то время, о котором я пишу, их отношения разладились. Скорее всего, причина была банальная: Павлу Петровичу какие-то доброхоты стали внушать, будто ходят слухи о том, что он склонен принимать решения под влиянием императрицы и Нелидовой. Павел оттолкнул от себя этих близких ему женщин, но в одиночестве очень страдал. Ему непременно нужно было с кем-то делиться, перед кем-то изливать душу, «открывать глубины сердца», по его выражению.

Кутайсов знал о таких желаниях друга детства. Но у Ивана Павловича были и свои соображения: как раз в это время иезуиты во главе с аббатом Грубером добились огромных успехов. Кутайсова почти вытеснили из круга общения императора, и Иван Павлович делал все, чтобы вернуть себе прежнее влияние. Оттого он взял на себя посредничество между Павлом и семьей Потуриных. Надо думать, что Кутайсов все-таки рассчитывал, что благодарная девица замолвит при случае словечко и за него. Потому что Грубер был противник самый серьезный, хотя бы в силу своей образованности. Аббат слыл специалистом в гидравлике, математике, музыке, медицине, живописи… В общем, ходячая энциклопедия!

Похоже, Кутайсов проиграл Груберу в войне за влияние на императора, и как раз оттого, что Ираида Потурина не успела стать официальной фавориткой Павла. После того, как она пропала, ее разыскивали довольно ретиво, но без успеха. Император постепенно охладел к ней… ведь неизвестно, как ему преподнесли исчезновение девушки, что при этом нашептали.

А Кутайсов не сдался! Через некоторое время Павел, опять-таки при посредничестве Кутайсова, познакомился с Анной Лопухиной, и здесь медлить не стал! Сразу осыпал ее семью благодеяниями, и вообще поклонялся ей открыто. Сделал ее камер-фрейлиной, а потом и кавалерственной дамой святого Иоанна Иерусалимского. Даже назвал военный корабль ее именем.

— Он назвал корабль «Анна»?

— Нет, «Благодать», это буквальный перевод имени. А вскоре выдал замуж за человека, который ей понравился — все это совпадает с тем, о чем мы говорили. Жаль, что ее семейная жизнь не сложилась. После убийства Павла муж показал себя не с лучшей стороны, и Анна умерла через несколько лет, совсем молодой. Вот еще немного, и ты тоже зачахнешь во цвете лет.

Я не сразу поняла, что это относится ко мне, потому что сказала Марьяна это, не переменяя тона и на одном дыхании.

— Я тебя совсем замучила своей лекцией! А меня просто несет, но ты должна меня извинить… Столько месяцев подряд жить событиями «давно минувших дней»! Я тебе очень благодарна, что выслушала меня. Надо и честь знать. Если я правильно помню, вот за этой аллеей есть короткая дорожка к автобусным остановкам. Что-то мне в метро спускаться не хочется. Сяду-ка я на двадцать пятый номер и поеду домой, пока час пик не начался. Пусть дольше, но зато не толкаться в подземке. А ты куда?

— Провожу вас. Мне тоже пора… — я уже вставала, подхватывая сумку, но Марьяна решительно нажала на мое плечо и шепнула на ухо:

— Не вздумай… оставайся… вот увидишь, сейчас он к тебе подсядет… ну пожалуйста… А завтра приходи с утра, я тебе устрою встречу с очень полезным человеком… Будет интересно, не пожалеешь!