География любви

Марина Нагайцева

Повесть о географии человеческой жизни, её многогранности и хрупкости, о мечте и надежде, великой силе отеческой любви и нескольких поколениях семьи: мальчике Юрке, на долю которого выпали не детские испытания, его отце Михаиле, по долгу службы оказавшемся на Дальстрое и Чаунстрое, дорожном мастере Кеше, навеки оставшемся в Колымской земле, поляке Кондратии, истинное имя и фамилию которого никто не знал. Книга о людях, которые очень дороги моему сердцу, для меня все они – настоящие герои.

Глава вторая

Родители Михаила приняли невестку хорошо, а как не принять? Младшенькому своему они никогда не перечили, любили его сильно. Если хочешь — женись, сынок!

К тому времени из четырёх детей только один Михаил и остался у них. Старшая дочь Клавдия замуж вышла и уехала из Тельмы, а сыновья Алексей и Константин таких дров наломать успели, что теперь ни слуху и ни духу о них. Пропали. То ли живы, то ли нашли смерть на свои буйные головы…

Подались они в Сибирский Петербург: так за глаза называли в те времена Иркутск — столицу Сибирской державы, город богатый.

Одевались люди там по-другому, не как в Тельме, хоть и расстояние-то между ними не весть какое — около шестидесяти вёрст, деньги у местных купцов водились, озолотились они, зарабатывая на торговле с китайцами. И жизнь в Иркутске совсем иной была: бород не отращивали, в омнибусах разъезжали да киносеансы смотреть ходили.

Ну, и настроения в головах разные бродили, потому легко поднимались иркутяне на всеобщие забастовки. То железнодорожники бастовали, то рабочие и служащие. В девятьсот пятом, в год рождения Михаила, правительство даже военное положение вводило.

А в декабре семнадцатого начались кровавые бои между красногвардейцами и юнкерами. Установили в Иркутске советскую власть, только не так долго она продержалась, в июле восемнадцатого красные сами ушли из города.

Константин, старший брат Михаила, тот свой выбор сразу свершил — за Отечество самодержавное, за Царя-батюшку! Не понял Великую Октябрьскую революцию, душой не принял её, к белым примкнул, подался в Сибирскую добровольческую армию.

А средний брат Алексей совсем другим вырос, был готов до последней капли крови за красных биться, хоть и родился на три года позже Коти: так в детстве звал он своего любимого братишку, имя это закрепилось за Константином до самой разлуки.

По правде сказать, смутное время настало: кто за красных, кто за белых.

И вплоть до седьмого февраля двадцатого года, пока не расстреляли адмирала Колчака, родные братья Константин и Алексей сражались за правду-матку, каждый — за свою. Где-то там, в этих ожесточённых схватках большевиков с меньшевиками, они и сгинули.

В марте в Иркутск вошла Красная Армия, и с ней окончательно установилась советская власть.

Только родные братья Михаила так и не вернулись домой.

Надежды увидеть сыновей живыми родители не теряли до последнего своего вздоха, но время шло, а известий не поступало.

И тогда направили они всю свою любовь на последыша, на Мишу. Был он парнем спокойным, из дома не сбегал, летом подрабатывал пастухом, а зимой учился в сельской школе. Мастеровым вырос, работы не боялся и служил настоящей опорой отцу и матери.

Илья Васильевич

Надо непременно отметить, что отец Михаила — Илья Васильевич, человек с виду приметный, осанистый и высокий, в Сибирь попал не по своей воле.

Молодым тогда был, рисковым, посему покинул родные места: манил его Урал, вот и оказался в Екатеринбурге. Всем там находилось место и работа, кому-то попроще — торговать мясом, сало топить, мыло да солод варить, кирпичи обжигать, а кому-то удавалось получить разрешение на открытие приисков, добычу драгоценных металлов, рудного золота, торговлю камнем и металлом, развитие гранильного и ювелирного ремесла.

Местные купцы не жадничали, и на средства частного капитала была построена первая железная дорога Екатеринбург-Пермь. Тогда народ просто валом повалил в богатейший Уральский край в надежде изменить свою жизнь и заработать большие деньги.

В нужное время и в нужный час оказался там и Илья Васильевич — вольный, смелый, умный и предприимчивый. Дело для себя очень прибыльное нашёл — торговлю арабскими чистокровными скакунами. И с купцами сам торг держал, и с покупателями самолично договаривался. Товар ходовым был, активно им интересовались, особенно, азиаты, за доброго и красивого коня денег не жалели.

Однако в скором времени делу пришёл конец, произросли из ниоткуда, как грибы после дождя, мошенники: водились у них везде свои люди, перевозы и тракты, они быстро поставили воровство и сбыт краденых лошадей на широкую ногу, да так лихо, что даже и полиция поначалу не могла ни уследить за ними, ни поймать.

Перегонять лошадей стало не безопасно. Однажды конокрады отбили только что проданных Ильёй дорогих жеребцов, а покупатель — человек чрезвычайно важный и значимый, не получив свой товар, разгневался и подал в суд.

Так в одночасье хорошее дело разбились о людскую подлость, и Илья Васильевич, согласно указу тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года о высылке в Восточную Сибирь инородцев и лиц осёдлого русского населения, обвиняемых или подозреваемых в кражах лошадей, лишился всех прав и преимуществ, невольно оказавшись в неприглядном статусе лихого человека, получив за «коневую татьбу шайкой» наказание в виде увеличенного тюремного срока.

Сам Илья Васильевич о прошлой жизни своей ни вспоминать, ни говорить не любил, однажды лишь признался сыну Мише, что в кандалах дошёл от Урала до самой Сибири. Отбыв положенный срок, хотел подальше уехать из этих мест, остановился на ночлег в селе Лиственичное, да повстречалась ему там хозяйская дочь — Александра Андреевна, полюбили они друг друга, поженились и отправились в Тельму, небольшой домишко купили, в нём стали жить, и четверо детей их народились в Тельме. С тех пор и стал Илья Васильевич сибиряком.

Пытался Михаил разгадать, что за смысл у отцовской фамилии, что значит она? Да только терялся в догадках: то ли князь был в предках у отца, то ли шах-падишах, то ли потомок древних воинов — сильных и храбрых? Осмелился, спросил, а Илья Васильевич ничего не сказал, только усмехнулся: мол, что ты хочешь, сын, Екатеринбург на стыке Европы и Азии стоит, там столько народов намешано, ни одна история не разберёт…

Верил и надеялся Михаил, что когда-нибудь обязательно удастся ему разговорить отца, тот и расскажет под настроение и про свой род, и про необычную, редкую фамилию.

Михаил

Только накрутилась жизнь, словно гайка на резьбу: одно событие за другим следовали, и совсем некогда стало Мише, не до разговоров по душам.

В тысяча девятьсот двадцать шестом Михаил женился на Ольге и в этот же год увлёкся идеями коммунизма, а в двадцать седьмом уже был принят кандидатом в партию большевиков, новорожденной дочке на радостях дал имя в честь вождя Великой Октябрьской социалистической революции. Вот только зарегистрировать новорожденную с таким именем не удалось, но Михаил и не расстроился вовсе, просто попросил записать дорогое его сердцу слово задом наперёд, получилось красиво, звучно и необычно — Нинель.

А в двадцать восьмом, прямо в день своего рождения — семнадцатого марта, Михаил вступил во Всесоюзную коммунистическую партию большевиков, вместе с ними взял курс на построение социализма в стране, в мае покинул родительский дом и родную Тельму, переехал в Иркутск и устроился плотником в строительный трест.

Там, в Иркутске, родила ему Ольга сына, наследника, назвал его Михаил в честь своего многоуважаемого тестя, Георгия Гаркунова, только светской формой имени — Юрий.

Затем судьба и партия позвали Михаила в Забайкальский край на строительство гидравлики имени Сталина, переехал он с женой и двумя детьми на Амур, на станцию Ольдой, что на Транссибирской железной дороге, а уже через год профсоюзный комитет направил его учиться в город Читу, на подготовительный рабфак.

В тысяча девятьсот тридцать первом Михаил снова вернулся в Иркутск и стал студентом Горного института. Очень хотелось ему получить высшее образование, быть вечным плотником он не желал.

Понятное дело, студенческой стипендией детей досыта не накормишь, в деньгах стала нуждаться его семья, поэтому жена Ольга отвезла дочь и сына к своим родителям в Тельму, а сама устроилась поваром в столовую при институте. Тяжко приходилось ей: день-деньской у плиты, супы да борщи варит, студентов кормит. Если и выскочит на улицу, так только на минуточку — охладиться немного, воздухом свежим подышать, а потом обратно, к жаром пышущей плите. То ли совпало так, то ли остыла она сильно в один из дней, но с тех пор прицепился к ней кашель, неотвязчивый и сухой.

А тут мор пролетел по всей Сибири — тюремная лихорадка, сыпной тиф. Первыми болеть начали заключённые, а потом и на местное население перекинулась зараза. В тридцать втором умерли в одночасье и родители Ольги, и отец Михаила — Илья Васильевич, и старшая сестра Михаила — Клавдия.

Забрал Михаил детей из Тельмы, привёз в Иркутск. Ольга столовую бросила, стали они вчетвером жить в съёмной квартире и питаться на стипендиальное жалование. Лучший кусочек — мужу и детям, а себе уж — что останется. Недоедала Ольга сильно в тот период, истощилась. А болезнь, дремавшая в груди, моментально заявила о себе, бушевать принялась.

Тут и Михаилу стало не до учёбы, срочно потребовались деньги на лечение Ольги, поэтому третий курс он не окончил, бросил Горный институт. К тому времени Михаил уже имел хорошую репутацию и необходимый для продвижения стаж работы, поэтому Иркутский горком ВКП (б) направил его на обувную фабрику, где он и был впервые в своей жизни избран освобождённым секретарём партийного комитета.

Как ни старался Михаил, помочь жене он ничем не смог. Бессильны перед чахоткой оказались и лучшие врачи: не изобрели ещё в то время антибиотик пенициллин, а потому и Ольга, и мать Михаила — Александра Андреевна, обе умерли от туберкулёза в начале тридцать четвёртого.

Так Михаил потерял всех родственников — похоронил отца, мать, сестру, тестя и тёщу, жену Ольгу и в двадцать восемь лет остался вдовцом с двумя детьми на руках…

Времени искать любовь не было, поэтому после похорон жены Михаил предложил кассирше из той же столовой, где работала раньше Ольга, стать спутницей жизни: детям срочно нужна была мать.