На грани

Марина Маркевич

Внимательно глядя на меня, женщина ответила:– Я, Егор, Танатота. — и глаза ее стали холодными и пустыми, безэмоциональными. От ее слов у меня спина покрылась потом, затем кинуло в жар, и я почувствовал, как пылают мои щеки.– К-кто? — запнувшись, задал вопрос я.– Танатота. С латыни это жнец. Посланник смерти. — просто повторила женщина.

© Марина Маркевич, 2025

ISBN 978-5-0065-2336-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

— Пуля вошла в сердце! — это последнее, что я слышал перед тем, как мои глаза закрылись.

Открыв глаза, я не сразу сообразил, что лежу в своей кровати. Комнату заливал солнечный свет, я забыл на ночь задернуть шторы. Я сел, опустив ноги на пол, и задумался: мне снился странный сон, где в меня стреляли. Я посмотрел на грудь, но там ничего не было. Для надежности я потрогал рукой то место, куда угодила пуля, а именно в сердце, но ничего не обнаружил. Заметнее повеселев, я поднялся и пошёл в душ.

— Присниться же! — сказал я коту, который смотрел на меня изумрудами глаз.

Позднее, уже сидя на своей веранде, я пил кофе и вел мысленный диалог с собой.

,, — Что это было? К чему этот сон? Может меня подстерегает опасность? — задавал я самому себе вопросы.

— Да не, это какая-то чушь! — отвечал мне мой внутренний голос.

— Тогда почему я так беспокоюсь? — вновь я спрашивал его.

— Это все от того, что ты сейчас находишься в затруднённом положении. На тебя давят со всех сторон: твоя супруга грозится оградить тебя от сына, куча долгов, а ещё ты ввязался в криминал! От того такие тревожные сны! — молвил голос.

— Но я ввязался не зная, куда лезу! — вспылил я.

— Тебя никто не винит, не заводись! — буркнул он.,,

Из разговора меня вывел сосед, живущий в рядом стоящем доме.

— Привет, Егор. Скажи-ка, ты часом ночью не слышал вой? Чья-то собака завывала так, что полпоселка подняла.-хмуря бровя произнес Степаныч.

— Нет, я ночью крепко спал! — улыбаясь ответил я.-А что такое? Почему тебя взволновала какая-то собака?

— Так воровство! — удивленно воскликнул сосед.

— Какое воровство? — озадаченно спросил я.

— Ты как с луны свалился-ворчливо укорил Степаныч и подозрительно на меня глянул.

— Меня не было дома-уже ничего не понимая и внутренне холодея от некого причувствия, сказал я.

— Ааа… Да понимаешь, повадились у нас через дырку в заднем заборе чужаки лезть, дома воруют. Уже третью ночь подряд ходят, сегодня ночью обчистили Суриковых.-печально проинформировал Степаныч и тут же добавил:-Бывай! И разворачиваясь, чтобы уйти, он взглянул на меня так…зло и одновременно с любопытством, что мне стало совсем не по себе.

— Не понял. Какую третью ночь? Я ж каждую ночь дома, про грабежи не слышал. Марьянушка бы мне уже все доложила. На конце поселка чихнут, а я все знаю через минуту. А про грабежи молчит! — недоуменно сказал я коту, который внимательно смотрел на меня и, казалось, понимает каждое мое слово.

Марьянушка-девица двадцати восьми лет, больная по показаниям на голову. Испытывает ко мне чувства, но вряд ли они имеют тот смысл, который вкладывается как правило. Скорее, как к отцу, ибо по развитию Марьянушке лет шесть. Мне было жаль ее, но ее недостаток никто в посёлке не замечал, все Марьяну любили и относились как к родному ребенку. А ещё ее недостаток значительно терялся на фоне того, что она была жуткая сплетница. И первый, кто знал, что происходит в поселке-был я.

Мне стало интересно, почему Марьянушка запоздала с доносом и решил сходить к ней, заодно заскочить в магазин за продуктами.

Уже выйдя за забор я почувствовал, что что-то изменилось. Закрыв калитку, я огляделся. Да нет, все на месте. Тревога не покидала. Все дома на месте, кусты, деревья, скамейки, баба Шура филейной частью кверху на огороде, кот Пушок у Лиляйкиных ворот умывается. Все, как обычно. Но что-то изменилось, и я не мог понять что. Решив не обращать внимание на беспокойство, я отправился к Марьянушке.

Подойдя к покосившемуся домику с резными, но уже давно облупившимися ставнями, с гнилым крыльцом и с настежь распахнутой входной дверью, я оглядел двор: ржавое колесо от прицепа, сухое дерево яблони, куча в углу двора, состоящая из листьев, мусора и ржавого металла; нечищенные дорожки, полуразвалившийся сарай. Дааа, надо бы помочь Марьянушке привести в порядок дворик и починить хоть с большего избу.

Я зашёл в дом. В нос ударила смесь запахов: кислых щей, старья, пыли и чего-то гнилого.

— Марьянушка! — позвал я, не рискуя идти дальше. В ответ мне была тишина. Я позвал ещё раз. И тут услышал шорох внутри дома, но ответа так и не последовало. Я прошёл дальше, испугавшись, что Марьянушке плохо и она не в состоянии ответить. Перед моими глазами открылась картина: в сильно захламленной комнате, где высились стопки старых газет и книг, валялись груды старой засаленной одежды, мотки пыли на полу были размером с приличный клубок пряжи, стоял стул без спинки, башмаки разных размеров и фасонов хаотично валялись по хате.,,Нет, определённо, сегодня же займусь ее домом,, — мелькнула мысль в голове, и тут же исчезла, ибо среди этого хлама я увидел пружинистую кровать, на которой лежало одеяло относительно с чистым пододеяльником, а из одеяла торчала голова с впавшими внутрь глазами и всклокоченными волосами. Это была не Марьянушка, а какая-то незнакомая мне старуха.

— Здравствуйте! — настороженно поприветствовал я.-А где Марьянушка?

— Ушла-проскрипела старуха.

— Куда? — спросил я.

— Так в больницу! — просипела женщина и с интересом уставилась на меня.

Чувствуя себя неловко под ее взглядом и желая поскорее оказаться подальше от этого дома и старухи, я хотел уже попрощаться, но все же задал рвущиеся наружу вопросы:

— Она заболела? И, простите за вопрос, вы кто?

— Я мать Марьяны. А в больницу она к другу ушла.

— Как мать?! — бесцеремонно выпалил я.-Вы же умерли!

— Как видишь-жива пока! — улыбаясь гнилыми зубами, ответила женщина. — А вы все смерти моей ждете! Что дочурка недоразвитая, что ты-недоумок холеный! А, ну пошёл вон! — противно заклокотала бабка, чуть приподнявшись в кровати.

Я и рад уже был бы уйти и, как только услышал эти слова, пулей вылетел из дома. Уже за воротами я остановился, чтобы передохнуть и глотнуть свежего воздуха. Та смесь вони, казалось, въелась в кожу, волосы, в нос.

,, — Ужас! — подумал я и зябко поежился.-Ладно, схожу в магазин, может, там новости какие узнаю,,

Возле магазина толпился народ: Степаныч с авоськой, Любовь Евгеньевна с пятого дома, Лялька с сыном Петькой, который гонял Пушка вокруг липы, Рыжиков-наша гордость, будущий адвокат, и Лиляйкина, супруг которой постоянно мотается по командировкам. Подойдя к толпе, я громко ее поприветствовал:

— Здравствуйте!

Все разом повернули головы в мою сторону и молча на меня воззрились. Лялька рот открыла, словно видит меня впервые, остальные пристально меня разглядывали. Мне в который раз за сегодня стало не по себе.

— Привет, привет, Егорка-поздоровался в ответ Степаныч. — Виделись уже! — хмуро добавил он.

— Что случилось? — полюбопытствовал я, глядя, как недоуменно, пытливо, с шиканьем и цоканьем переглядываются мои всегда открытые, жизнерадостные соседи друг с другом и Степанычем.

— Так это…! — всегда грамотно изнясняющийся хорошо поставленным голосом Рыжиков сейчас мекая и блея, начал он.-Ты живой? — бесцеремонно, как и я недавно, выпалил он и все соседи пытливо уставились на меня.

— Не понял. А я что, должен был умереть? — непонимающе спросил я и в голове что-то зачесалось и тревога, немного отступив ранее, снова забилась как птица в клетке.

— Ты и правда как с луны свалился, прав Степаныч! — качая головой и поджав губы в узкую нить, утвердительно вынесла вердикт Любовь Евгеньевна и отвернулась.

— Так стреляли же в тебя! — воскликнула Лиляйкина и быстро прикрыла рот ладошкой, словно ляпнула то, что не надо, но глаза пылали любопытством. Впрочем, как и глаза всех стоящих соседушек.

— Когда стреляли? — холодея, спросил я.

— Так три дня назад! — прошепелявил Петька, на секунду остановившись от беготни, тем самым дав возможность Пушку забраться на дерево.

Я не знал, что сказать. Хоровод мыслей в моей голове перебивали друг друга и я все больше и больше чувствовал и понимал, что что-то не так, что что-то происходит. Тревогу перекрыл страх и внезапно озарила мысль:,,Я сошел с ума!,,.Но перед соседями ни в коем случае нельзя показывать свои эмоции, иначе начнут относиться как к Марьянушке.

— Слушай, ты это, иди приляг! — заботливо предложила Любовь Евгеньевна. Не укрылось от соседей беспокойство. Я не знал, что мне ответить. Я смутился, подбирая в уме слова, собираясь сказать хоть что-то, но тут открылись двери магазина (он был закрыт на обед) и все ринулись в лавку. Я остался стоять на улице, не понимая, что мне делать. Ну, согласитесь, ситуация из ряда вон. Все в курсе, что в меня стреляли, почти похоронили, а на мне ни следа от выстрела! Есть от чего впасть в ступор. Из магазина вышел Степаныч. Остановившись возле меня, он спросил:

— Чего замер, Егорушка? — в глазах его читалась усмешка.

Меня осенило.

— Вы что-то знаете, Степаныч. По глазам вижу. Рассказывай! — твердо заявил я и для верности подхватил под локоток соседа.

— А и расскажу! — загадочно улыбаясь, ответил Степаныч. В глазах увеличилось веселье.-Хорошо, что вовремя спохватился, а то был бы как соседи! — и уже не сдерживаясь он захохотал. Я смотрел на него недоуменно, но не решался и слова вставить. Игорь Степанович такой человек, что если слово не понравится-замолчит и в жизни первый не заговорит, пока не задобришь. А задабривать придётся долго и много, а мне надо быстрее все узнать. Отсмеявшись, сосед посерьезнел и сказал:

— Пошли, Егор, расскажу. Пошли ко мне. Я чай вкусный заварю. Под травы и расскажу. И мы отправились к нему: я украдкой поглядывая на Степаныча, а он глядя прямо перед собой.