Жена самурая

Марина Крамер, 2012

Жизнь Александры Гельман проста и понятна. Любимый муж, очаровательная дочка, интересная работа. Темное криминальное прошлое осталось далеко позади. Даже ее супруг Акела, в прошлом правая рука и телохранитель известного авторитета Ефима Клеща, теперь занимается только домом и своими любимыми девочками – женой и дочкой. Лишь увлечение восточными боевыми искусствами и жизнь по кодексу японского самурая напоминают об экзотическом прошлом Акелы. Именно из-за этого хобби он снова попадает за решетку – в городе стали находить трупы бомжей с отсеченными головами. Убийца профессионально орудует самурайским мечом, а из голов убитых делает «бундори» – своеобразный трофей воинской силы. Как верная жена настоящего самурая, Александра должна спасти супруга от подозрений, и сделать это можно одним лишь способом…

Ольга

Третий обезглавленный труп принадлежал женщине. Совсем молодой женщине, однако тоже бомжеватого вида. Грязное пуховое пальто некогда фиолетового цвета, сейчас залитое кровью, заношенные сапоги-дутики, руки характерного багрово-синюшного оттенка, неоднократно обмороженные и давно не мытые. Головы не было, что, впрочем, уже не удивляло ни оперативника Карепанова, ни эксперта Нарбуса, ни даже интерна Паршинцеву. Женщину нашли за пустующим ларьком недалеко от железнодорожного вокзала. Новая дворничиха решила осмотреть всю вверенную ей территорию и, заглянув за полуразрушенный ларек, еле успела добежать до здания вокзала и сообщить о находке первому встретившемуся ей по пути милиционеру. После чего благополучно упала в обморок прямо ему под ноги.

Карепанов, присев на корточки, рукой в резиновой перчатке пытался найти в карманах пальто убитой хоть что-то, что помогло бы установить ее личность, но не обнаружил ничего, кроме мятой десятки, дешевой синей зажигалки и тюбика помады. Эта последняя находка вызвала у него усмешку.

— Ты глянь — баба даже в таком виде баба, ишь, помаду в кармане таскала. С накрашенными губами больше денег давали, что ли?

Ольга скривилась и отвернулась. Карепанов раздражал ее все сильнее, и, как назло, общаться с ним приходилось все чаще.

Нарбус покашливал — простыл в кабинете, где всегда открывал окно, чтобы хоть немного рассеять табачный дым, и теперь недомогал и злился на все и вся.

— Ольга, помогите, — попросил он раздраженным голосом, и Паршинцева присела рядом, поворачивая обезглавленное тело на бок.

В луже крови, натекшей под спину трупа, Ольга заметила не то камешек, не то осколок пивной бутылки и потянулась к нему пальцем в резиновой перчатке. Ковырнув, извлекла предмет и подбросила на ладони — это оказался камешек размером с пробку от бутылки, округлый с одной стороны и плоский с другой.

— Что у вас там, Ольга? — по-прежнему раздраженно спросил Валентин Станиславович, которого забивал кашель.

— Да вот, нашла…

— Что, покажи! — мгновенно метнулся к ней Карепанов, и Ольга протянула раскрытую ладонь с лежащим на ней камешком. — Ого… под трупом лежал? — подцепив находку двумя пальцами и разглядывая ее на свет, спросил оперативник.

— Да. Что это?

— Это, если я правильно понимаю, какой-то камень, выпавший из украшения. Видишь, одна сторона плоская, как будто ложе, а вторая — выпуклая, как капля? И, насколько я понимаю, украшение это ну никак не могло принадлежать нашей красавице, — Карепанов кивнул на тело женщины. — Потому что, будь у нее хоть что-то мало-мальски ценное, она мигом в лавку за спиртом сбегала бы, чтоб погреться — мороз-то нешуточный.

— А может, это совсем не ценный камень, а обманка? — спросила Ольга с сомнением. — Ведь есть такие украшения, в которых используют стекло, ограненное под драгоценные камни…

— Эх, Оленька… — со вздохом проговорил Карепанов, насмешливо глянув на девушку. — Делать-то делают, да только вот это — настоящая яшма, я тебе со всей ответственностью говорю — у меня тесть на камнях помешан, вся квартира завалена и драгоценными, и полудрагоценными, да и вообще всяким хламом. Так вот это — желто-коричневая яшма, поделочный камень. Сам по себе не особенно дорогой, но в изделии приобретает определенную ценность. Только что это было — брошь, наверное, или кольцо? Правда, для кольца великоват булыжник…

— Ну, кольца тоже разные бывают, — подавив приступ кашля, выговорил Нарбус. — Сейчас вон чуть не с блюдце величиной. Вчера у своей Стаськи такое видел — чайную чашку удержать можно на кольце.

При упоминании о Стаське, старшей дочери эксперта, Ольга хмыкнула. Надменная красотка часто бывала на кафедре с единственной целью — одолжить у отца очередные тысячу-две. О том, что Станислава играет на автоматах, Нарбус не догадывался, а Ольга не говорила — к чему лезть в чужую семью? К тому же сама она узнала об этом пристрастии дочери своего начальника случайно, заметив как-то белокурую Стаську выходящей из зала игровых автоматов и направляющейся к ближайшему банкомату.

Карепанов упаковал находку в небольшой пакетик и принялся составлять описание вещдока, а Ольга помогла Нарбусу закончить осмотр трупа и, пока эксперт, кашляя и ругаясь вполголоса, заполнял строчки протокола, собрала в чемодан все инструменты.

— Н-да… А головы опять нет, — протянул Карепанов, оглядываясь по сторонам, точно искомая голова могла обнаружиться где-то поблизости. — На кой черт этому маньяку отсеченные бошки, а? Коллекционирует?

Ольга поежилась, а Нарбус спокойно закурил и проговорил, снова кашляя:

— А вы не помните, как два года назад трое студентов-медиков вынесли из анатомички института голову и проехались с ней по всему городу, упаковав в полиэтиленовый пакет? А потом и вовсе бросили у какого-то ларька? И все ради чего? Чтобы перед девчонками покрасоваться. Тьфу, уродцы…

Эту историю Ольга тоже слышала, ее тогда обсуждал весь город, парней с треском отчислили и завели уголовное дело, а в анатомичку запретили проносить сумки и вообще любые вещи.

— Ну, не думаю, что тут кто-то решил девушку поразить широтой натуры и отсутствием каких-то комплексов, — пробормотал Карепанов, роясь в карманах плаща. — Это уже клиника какая-то — бомжи, головы пропавшие… бр-р-р, какая хрень! Кстати, Валентин Станиславович, а ваша помощница-то решила стать второй мисс Марпл, — с усмешкой бросил он, чуть покосившись на Ольгу.

— В смысле? — не понял эксперт, борясь с приступом кашля.

— А вот в том самом смысле, что она тут мне версии выдвигает. Самурай, говорит, завелся в городе. А вот интересуюсь я знать — почему ты на казаков-то не грешишь, Ольга? Может, это кто-то из казачьей сотни упражняется?

— Нет, — спокойно ответила чуть покрасневшая Паршинцева, которой было очень неприятно, что опер пытается выставить ее идиоткой в глазах наставника. — Нет — потому что казаки оставили бы голову на месте. А вот у самураев существовал обычай изготовления бундори.

— Чего? — переспросил Нарбус, заматывая шарф вокруг шеи и стараясь надвинуть поглубже шапку, чтобы не так дуло в уши.

— Бундори, Валентин Станиславович. Это как трофей, как скальп у индейцев, только… голова поверженного врага.

— Откуда познания такие, девушка? — снова усмехнулся Карепанов.

— Ну… сейчас ведь много книг, кассет…

— Во-от! — воскликнул оперативник, подняв вверх палец. — Именно! Именно это — много кассет, книг и прочей ерунды, насмотревшись и начитавшись которой каждый интерн считает себя сыщиком круче Пинкертона! Предупреждаю — не доставай меня своими теориями, Паршинцева! Не лезь в следственный процесс!

— Но…

— Все, никаких но! — отрубил Карепанов, направляясь к милицейской «дежурке». — Если закончили, то давайте уже поедем отсюда.

Нарбус последовал за опером, а Ольга все еще топталась на месте, мрачно наблюдая за тем, как санитары упаковывают тело в черный полиэтиленовый мешок и грузят в подогнанную машину.

— Ольга! — окликнул Нарбус. — Поехали!

— Нет, я на автобусе, — отказалась Паршинцева и побрела в сторону остановки.

«Ну, что за морда? Неужели в таком молодом возрасте можно так опуститься? — он с отвращением взирал на мертвое лицо и морщился. — Это ж сколько грима надо, чтобы привести тебя в должный вид?»

Теперь процедура стала уже почти привычной, руки работали механически, выполняя все необходимые манипуляции, а тошнота практически прошла. Оказывается, ко всему привыкаешь, и любое действие становится в конце концов обыденным.