Убить Голиафа

Марина Валерьевна Афанасьева (Герасимова), 2017

Известный олигарх Олег Айдашев в результате таинственных событий теряет память. Его мать и жена помогают ему восстановить свою жизненную историю с тем, чтобы он как можно быстрее вернулся к управлению своей редкоземельной империей, которой угрожает поглощение западной корпорацией. Как только Олег Петрович встаёт на ноги, он узнаёт, что его потеря памяти неслучайна, и произошла она одновременно с большой семейной трагедией, которая, к сожалению, окажется далеко не последней. Ему предстоит выяснить, кто стоит за гибелью близких ему людей. Все персонажи и события в книге вымышленные.

Под колпаком

Весь оставшийся вечер мы со Светой просидели на диване, обнявшись и разговаривая. Впервые за всё это время мы активно беседовали, и мне это доставляло огромное удовольствие. До этого, несмотря на то, что Света была одной из моих теней, когда явной, когда почти незаметной, мы мало разговаривали друг с другом. В основном, разговоры касались моего самочувствия. Пару раз она вкратце пересказывала мне сюжеты прочитанных ею детективов. Мне нравился её голос, но не нравились детективы.

С тех пор, как заходящее солнце открыло мне её красоту, прошли всего сутки, но сегодня я продолжал любоваться ею. Я видел, что она действительно очень красива. И ещё я чувствовал, что нравлюсь ей. Нет, она никогда со мной не заигрывала, не старалась мне понравиться. Наоборот, в ответ на моё внимание, она закрывалась, пряталась в молчание и отводила взгляд, стараясь не встречаться глазами с моим взглядом. Возможно, мы бы ещё долго продолжали играть в молчанку, если бы не известие, что через два дня она должна покинуть меня. Эта мысль мне совсем не понравилась.

И ещё: просматривая семейный видеоархив с записями счастливых моментов семьи Олега Петровича, то есть моей семьи, я понял, насколько всё скоротечно и как быстро всё способно измениться. Вот и сегодняшняя смерть Анны Андреевны, а ведь я не успел вспомнить эту женщину, не успел назвать мамой. Об этом я тоже рассказал Свете, как и о том, до чего она красива в лучах заходящего солнца.

— Олег, — обратилась ко мне Света по имени, потому что я попросил называть меня без отчества, — как только я тебя увидела, ты был ещё без сознания, то сразу поняла, что могу влюбиться в тебя, как девчонка. Так и произошло. Не думаю, что это правильно, ведь ты, хотя официально и разведён, но продолжаешь жить с женой. Да и для тебя я, наверное, просто увлечение.

Последняя фраза прозвучала так, как будто она закидывала удочку, чтобы проверить, как я к ней отношусь. Может быть, раньше до потери памяти, я и был способен на хитрость, сейчас мне это казалось бессмысленным. Зачем мудрить, когда можно жить просто и говорить, что думаешь.

— Возможно, увлечение. Я ещё пока не знаю. Но хорошее увлечение, оно мне нравится, — улыбнулся я. Информация о том, что мы с Леной официально разведены, была новой для меня. Я обратил на неё внимание, но не стал останавливаться.

— Спасибо, — она тоже улыбнулась в ответ. Я так и не понял, удовлетворили её мои слова или нет.

— Одно я знаю точно, я тебя никуда не отпущу, — добавил я, сильнее обнимая и привлекая к себе Свету, — мне очень нужен врач-реаниматолог, доктор медицинских наук. Поэтому, если ты не возражаешь, мы завтра же подпишем новый контракт.

Но она возражала:

— Нет, Олег. Это невозможно. Во-первых, у меня есть основное место работы. Но это на самом деле неважно.

Свете вдруг тяжело начали даваться слова. Она как будто подыскивала их.

— Муж не велит? — я впервые подумал, что женщина, которую я уже считаю моей, может быть замужем.

— Нет. Мы развелись три года назад, — её ответ позволил мне выдохнуть с облегчением. И я опять принялся целовать её, желая продолжения сексуального банкета. Однако Света не ответила на моё приглашение. Она вся напряглась и после небольшого замешательства, наконец, выпалила:

— Важно другое. У меня есть сын. Ему девять лет.

— В чём проблема? Пусть живёт здесь, с тобой, — перебил я её, продолжая целовать, ведь ребёнок, в отличие от мужа, — совсем не помеха нашим отношениям.

Я знал, что Света сейчас занимает комнату в коттедже для гостей. Можно выделить ей вместе с сыном весь коттедж. Пусть живут на здоровье. Лишь бы она была рядом.

— Дело в том, что мой сын болен, — сказала Лена, слегка отстраняясь от меня, — у него опухоль мозга. Наши врачи в Бурденко берутся оперировать, но не гарантируют результат. Я списалась с немцами: они гарантируют, только нужны деньги. Поэтому я и согласилась здесь поработать месяц, чтобы заработать денег на операцию. Дело в том, что реаниматологи, даже доктора наук, много не зарабатывают. Больные и их родственники благодарят нас нечасто, а зарплаты небольшие. Все лавры достаются тем, кто лечит после нас. Павлику же нужна срочная операция. И так уже месяц прошёл, для опухоли мозга это очень много. У нас билеты на самолёт на послезавтра, рейс в 22-30.

Последние слова она выпалила быстро, как будто освобождаясь от последней тайны, разделявшей нас. Я понял, что для матери сын гораздо важнее меня. И это правильно.

— Если нужны ещё деньги — скажи. Это не проблема, — предложил я то, что только и мог предложить в данной ситуации, и тут же решил прояснить интересующий меня вопрос:

— Как долго ты планируешь оставаться в Германии?

— Не знаю. Возможно, врачи не ограничатся только операцией, понадобится лучевая терапия. Я действительно не знаю. Ориентировочно месяц, чуть больше или меньше.

— Жаль, — сказал я, — ты мне сейчас очень нужна. Не знаю, кому доверять. Все готовы мне помочь, любезные, дружелюбные, а у меня ощущение, что что-то не так, что я под колпаком. Скажи, что ты думаешь о трагедии с братом?

Вопрос прозвучал неожиданно, но Света сразу же на него ответила.

— Что думать? Всё написано в газетах. Жена Дмитрия Петровича с сыном и близким другом семьи, сослуживцем Дмитрия Петровича, встретила мужа в аэропорту. На обратном пути машина попала в аварию, все погибли.

Я от неожиданности прозвучавшей версии не нашёлся, что сказать. Молчание повисло в комнате. Света непонимающе смотрела на меня. Наконец я задал совершенно глупый вопрос:

— В каких газетах?

— Да во всех, которые пишут о семьях олигархов и больших учёных. В Интернете много информации. Даже то, что президент выразил Вам соболезнование, попало в прессу.

В голове у меня ничего не складывалось. Где же тогда я получил свою травму? И я задал этот вопрос Свете.

— Не знаю, — ответила она, — мне сказали, что ты поскользнулся в ванной и упал, ударился головой. Вообще-то Виктор Викторович мне строго-настрого запретил обсуждать с тобой детали падения. Мне вообще не велено с тобой разговаривать о чём-либо, кроме здоровья. Даже то, что я рассказывала тебе детективы, было неправильно, и Виктор Викторович меня за это отчитал.

— Подожди, — не понял я, — а откуда он узнал?

— По-видимому, — виновато улыбнулась мне Света, — здесь повсюду есть глаза и уши.

— Хочешь сказать, что кто-то уже знает о нашем с тобой разговоре? — под разговором я понимал не только беседу.

— Думаю, что да. И поэтому, может оказаться, что мне придётся покинуть этот дом уже завтра. Только бы заплатили.

Света говорила спокойно. И я понял, что, пойдя на близость со мной, она осознавала все последствия.

— Ладно, не волнуйся. Виктора беру на себя. Завтра я тебя не отпускаю. Поедешь, как запланировала. И, как только разберёшься с сыном, возвращайся. Вакансию я придержу. Сыну уход обеспечим.

Я не сомневался, что так и будет.

— Спасибо.

Света, прижавшись ко мне, задумалась о чём-то, она явно грустила.

— Что-то не так? — спросил я её.

— Что Вы? Всё так, просто грустно и страшно, — вернулась она к Вы.

— Почему страшно? Да и кончай называть меня на Вы. Хотя бы когда мы одни.

Она кивнула, но тут же оговорилась:

— Вы, то есть ты, очень серьёзный человек, очень большой. Мне страшно даже в этом доме находиться. Как вы все здесь живёте? Разве не страшно?

Я понял, что она имеет в виду. Этот страх я не раз видел промелькивающим в глазах людей на видео.

— Я, наверное, к счастью, позабыл свой страх. Ты тоже о нём не думай. Это плата за то, что я серьёзный и большой, — повторил я её слова, которые показались мне забавными. Ими она заменила слово олигарх.

Вдруг мне в голову пришла мысль, и я тут же её озвучил:

— Светик! Давай завтра утром съездим в дом брата. Может быть, эта поездка поможет мне что-нибудь вспомнить. Ты, как доктор, будешь меня сопровождать. Ведь ты же пока моя тень.

Я впервые назвал её Светиком и мне это очень понравилось. Я понял, она мой Светик — мой солнечный лучик, за который я буду держаться, и который обязательно поможет мне обрести мою новую жизнь.

Покинули гостиную мы уже далеко за полночь. Однако это не помешало нам встать в пять утра. Не мне, а нам, потому что Свету я оставил спать с собой, не хотелось терять её даже на ночь. Тем более что я, как выяснилось, разведён, и то, что творится в моём доме, не является секретом для тех, кто в этом заинтересован. А вот кто заинтересован? С этим ещё предстоит разобраться.

Я разбудил Виктора своим звонком и попросил, чтобы через полчаса подогнали машину, объяснив ему, что хочу с утра пораньше до прихода Андрея съездить к брату. Возможно, это поможет мне что-нибудь вспомнить. Виктор засомневался:

— Может быть, не стоит.

— Стоит, — твёрдо ответил я. Если я под домашним арестом, сейчас я это узнаю. Но Виктор согласился. Значит, не под арестом.

Пока я ждал Свету (она ушла к себе переодеться), я тщательно осмотрел свою ванную комнату. Одна дверь ведёт в спальню, другая — в гардеробную. Никаких признаков своего падения я не нашёл ни в ванной, ни в гардеробной, хотя, если подумать, вряд ли они могли быть: не мог же я затылком мрамор проломить.

Когда мы со Светой вышли из дома, нас ждал лимузин и две машины сопровождения. Виктор разговаривал с Джоном, которому предстояло ехать в одной из сопровождающих машин.

— Светлана Геннадьевна пусть сядет вон в ту машину, — указал Виктор на одну из машин сопровождения, к которой направился Джон. Я хотел было возразить, но Виктор пресёк мои возражения:

— У меня к тебе разговор, Олег. Конфиденциальный.

Я понял, что Виктор хочет сообщить мне что-то важное. Так и оказалось. За полчаса мы домчались до дома брата, и за эти полчаса я узнал следующее.

Трагедия с братом действительно произошла так, как её описывала Анна Андреевна. Но, чтобы не втягивать в это дело моё имя, была проведена целая операция, в результате которой официально для всех непосвящённых произошла авария, в сми попали даже фотографии и видеозаписи разбитой машины с погибшими в ней людьми: моим братом, его семьёй и сослуживцем. Я же «грохнулся» в своей ванной комнате, когда узнал о том, что мой брат погиб вместе с семьёй. О том, что я потерял память, знает очень узкий круг приближённых, из-за чего до сих пор ко мне пускали только самых проверенных и надёжных людей, все остальные оставляли свои соболезнования за порогом. Да и эти допущенные ко мне проверенные и надёжные, почти все, о моей потере памяти не знают. Но так вечно продолжаться не может.

Похороны моего брата и его семьи прошли со всей необходимой случаю помпезностью, ведь он был выдающимся учёным. Почтить его память пришло огромное количество народа, чуть ли не вся РАН. Тот факт, что меня не было на похоронах, объяснили тем, что я упал и получил сотрясение мозга.

Теперь же, когда умерла моя мама, я непременно должен присутствовать на её похоронах, которые пройдут через два дня. Ночью уже провели вскрытие и выяснили, что причиной смерти стал обширный инфаркт миокарда. На всякий случай взяли все пробы на токсикологию, хотя в данном случае всё предельно ясно: старушка понервничала, и сердце не выдержало.

То, что Виктор назвал Анну Андреевну старушкой, как-то покоробило меня. Ей было-то всего семьдесят три года. А выглядела она чуть старше меня. Но ещё больше меня удивил тот факт, что Виктор знал, что она понервничала. Я переспросил:

— Она разве нервничала вчера?

Виктор выразил недоумение:

— На неё столько всего свалилось в последнее время. Я думаю, она нервничала постоянно. Ведь прошёл всего лишь месяц с трагедии, да и твои проблемы с памятью её очень тревожили.

То ли выкрутился, то ли сказал правду. Но я всё-таки в лоб спросил:

— Виктор, в доме тотальная прослушка?

Он помолчал недолго, но затем всё-таки признался:

— Да.

— Почему? — я не то, чтобы начал злиться на такой беспредел, скорее, мне действительно было непонятно: зачем. Видеокамеры почти везде, кроме личных комнат. А теперь ещё и прослушка.

— Олег, — начал он чеканить слова, — месяц назад в твоей семье произошла трагедия. Мы приняли версию, что это была бытовая драма, но есть доля процента, что это хорошо спланированная западными спецслужбами операция, возможно даже покушение на тебя. И пока эта доля процента имеется, ты под тотальным наблюдением. Прости.

— Вы в чём-то подозреваете меня? — спросил я в лоб.

— Нет, что ты! — Как-то очень поспешно ответил Виктор. И тут же объяснил, что для них, т.е. моей службы безопасности, а также службы безопасности Российской Федерации, сейчас важно, чтобы каждый момент времени я был под наблюдением. Если покушение не удалось, возможна вторая попытка.

Убедительно, но я почувствовал, что Виктор что-то не договаривает.

— Тебе не стоило спать со Светланой, — после небольшой паузы сменил он тему, — это может расстроить Лену. Тебе сейчас лучше, чтобы она была твоим другом. Тем более что она сделала шаг на сближение.

— Я действительно разведён? — задал я вопрос, который интересовал меня больше, чем переживания Лены.

— Официально — да. Во многом этот развод условный: часть твоего имущества переведена на неё и детей. Это важно на случай, если в стране что-то случится, или ты окажешься неугоден. Сам понимаешь, вся жизнь — по лезвию бритвы.

— Какое имущество?

— Недвижимость. В основном, заграничная. Также ты перевёл на сына контрольные пакеты по зарубежным заводам. Есть и капитал в банках. Ты лучше Андрея спроси, он тебе всё расскажет подробнее.

Да, вчера мы с ним разбирали состояние отрасли, активы и пассивы, фонды и биржи. Пора узнать, что имею я, и что имеет моя семья.

— Кому выгодна моя смерть? — спросил я.

— Многим. И тем, кто хочет, чтобы ты не подписывал контракты, отдающие контрольные пакеты акций перерабатывающих заводов в иностранные руки. И тем, кто хочет их подписать, ведь твой сын Семён более сговорчив, а ты всё сомневался — стоит, не стоит это делать. А также всем, кто ненавидит олигархов, винит их во всех несчастьях страны, жаждет смены власти. И даже тем, кто — за нынешнюю власть. А ещё другим олигархам, которые хотят урвать от тебя. Политикам и чиновникам, которым ты, как кость в горле: финансово поддерживаешь Кремль, а значит, не даёшь выполнить задание Вашингтонского обкома. Да и Кремль, благодаря финансам таких как ты, может себе позволить, как Эйнштейн, язык показать заокеанским и европейским партнёрам. Кое-кого, в том числе и в правительстве, такой расклад не устраивает, ведь большинство сильных мира сего уже давно американцы или англичане. И многим, многим другим. Даже мне — никакой личной жизни, пока я на службе у тебя.

Когда Виктор произносил последнюю фразу, он улыбнулся, показывая мне, что это шутка.

— Получается, куда ни кинь — все хотят моей смерти, — улыбнулся я иронии судьбы олигарха, но невесёлая получилась у меня улыбка.

— А ты что хотел? Такова обратная сторона сладкой жизни.

— Сладкой жизни? — удивился я.

— Но это те, кто её хлебнул, знают, что этот сладкий пирог постоянно норовит поперёк горла встать. Для остальных он самый, что ни на есть сладкий и желанный.

Виктор рассмеялся.

— Ладно, не дрейф. Судьбу не выбирают. Но со Светланой будь поосторожнее. Приезжает Семён, англичане. Пусть всё будет чинно. Да и зачем она тебе? Ты всегда снимал напряжение с молоденькими и красивыми девушками — настоящим достоянием России.

— Она завтра уезжает, — я не ответил даже улыбкой на его смех и желание свести наши отношения со Светой к пустому времяпровождению, — у неё болен сын.

Виктор кивнул — он знает.

— Удвой её гонорар.

— Зачем? У неё и так хорошие условия.

— Тогда утрой. Ей деньги сейчас очень нужны.

— Ладно, — смирился Виктор.

Дом брата был опечатан. Но Виктор сорвал пломбы, и мы в сопровождении Джона вошли внутрь. Светлана осталась в машине, так велел Виктор. Я прошёлся по первому этажу. Не знаю, на что надеялся.

Потом мы поднялись на второй этаж. Когда вошли в комнату, где произошла трагедия, я ничего не почувствовал. Как будто меня здесь никогда не было. Ничто не откликнулось во мне.

Виктор показал, где кого нашли. В комнате всё было тщательно убрано, даже следа не осталось от происшедшей здесь трагедии.

Обойдя весь дом, я захотел ещё раз зайти в рабочий кабинет брата. Я сел за его огромный письменный стол, на котором лежала стопка папок с бумагами и небольшая кипа книг по ядерной физике. Среди последних я увидел книгу, автором которой был Дмитрий Петрович Айдашев, академик российской академии наук, доктор физических наук.

Я открыл книгу и начал читать. Виктор недовольно устроился в кресле неподалёку. Он уже несколько раз говорил о том, что нам пора возвращаться домой. Интенсивность движения на дорогах возрастала с каждой минутой, а пробки нам ни к чему. Машины с синими мигалками, конечно, проедут сквозь любую пробку, но зачем терять время на выруливание, когда можно за пару десятков минут преодолеть расстояние в полсотни километров без потери времени.

Я же увлёкся книгой. И что самое удивительное, я понимал всё то, о чём в ней было написано. Даже больше — меня захватило чтение книги по ядерной физике! Но я решил не испытывать терпение начальника службы своей безопасности, а по совместительству — генерала ФСБ, и мы отправились домой. Книгу я прихватил с собой.

На обратном пути Света сидела в машине рядом со мной. Я обнял её и притянул к себе. Так мы и ехали всю дорогу молча, ощущая тепло наших тел, зная, что скоро придётся расстаться. Пусть хотя бы эти двадцать-тридцать минут будут нашими.