54 минуты. У всех есть причины бояться мальчика с ружьем

Марике Нийкамп, 2016

Душный актовый зал. Скучная речь директора. Обычное начало учебного года в школе Оппортьюнити, штат Алабама, где редко происходит что-то интересное. Пока не гремит выстрел… Затем еще один и еще. Парень с ружьем, который отчаялся быть услышанным. Кто над ним смеялся? Кто предал? Кто мог ему помочь, но не стал? Они все здесь, в запертом актовом зале. Теперь их жизни зависят от эмоций сломленного подростка, который решил, что ему больше нечего терять… Абсолютный бестселлер в Америке. Лауреат книжных премий. В русское издание включено послесловие психолога Елены Кандыбиной, в котором она рассказывает о причинах стрельбы в школах и дает советы, как эту ситуацию предотвратить. Используй хештег #54минуты, чтобы поделиться своим мнением о книге.

Глава пятая

10:07–10:10

Томас

Солнце пробивается сквозь оконное стекло. Осколки пресс-папье отбрасывают радужные блики на стены. Фарид подходит к столу секретарши. Сейчас он бледнее, чем я, и мне даже не хочется шутить.

Он запирает дверь административного офиса, отрезая нас от коридоров, а потом берет телефон и набирает 911. Я брожу вдоль стола. Я просто не могу стоять на месте. Если бы решал я, то кинулся бы прямо в зал, чтобы убедиться, что это шутка, а мы не сумели принять участие. Я хочу убедить себя, что сегодня обычное утро понедельника.

Останавливает меня только здравый смысл Фарида. Я никогда не был супермозгом в нашем партнерстве. С меня только дурацкие идеи и импульсивность.

Я поворачиваюсь на пятках и бью кулаком в стенку шкафа. Тонкая фанера расщепляется, косточки пальцев саднит, но боль не приносит облегчения.

— Что сделал тебе этот шкаф? — спрашивает Фарид.

В трубке что-то щелкает. Раздается приглушенный голос.

Я замираю.

— Я звоню из старшей школы Оппортьюнити, — говорит Фарид, назвав вначале наши имена. — Мы слышали выстрелы.

Он говорит очень спокойно. Фарид с плутовской улыбкой, так хорошо мне знакомой, исчез. Таким Фарида я никогда не видел. Он произносит слова очень старательно, чтобы не чувствовался его афганский акцент. Он сразу же станет главным подозреваемым. И не в первый раз. В школе многое случалось, и Фарида всегда допрашивали, хотя дело могло совсем его не касаться. Это отвратительно. Это так несправедливо — но зато у меня появилась передышка.

Голос бубнит что-то неразборчивое, и Фарид отвечает:

— Мы слышали несколько выстрелов. Я не знаю, пострадал ли кто-нибудь. — Он слушает, а потом говорит: — Нет, нет. Мы не пострадали.

Я подхожу чуть ближе, но уже знаю следующий вопрос оператора. Где вы? Сколько вас?

— Нас двое. Мы в кабинете директора. Остальные ученики и учителя в аудитории — там собрание. Выстрелы слышны оттуда. Мы ничего не видели. Нет, ничего. Мы слышали шаги незадолго до выстрелов, но ничего больше.

Вы можете выбраться? Я бы спросил именно это, но оператору нужна новая информация. Слышать это почти приятно. Тихий голос из телефонной трубки и отдельные выстрелы в отдалении — единственные звуки, нарушающие тишину. Здесь мы в безопасности.

— Да, да, кабинет директора находится в административном крыле. В восточной части здания. Первый этаж. Машина директора стоит под окном. Легко заметить.

Я улыбаюсь, но без радости. Обычно директор парковалась возле аудитории вместе с другими учителями, но мой старший брат как-то раскрасил машину Трентон в розовый цвет — у них случились, так сказать, академические разногласия. Поэтому директор решила присматривать за своим новым кабриолетом.

— Мы заперли дверь. Мы никого не видели и не слышали. Мы не знаем, что происходит в других частях здания.

Выстрелы. Угрозы. Смерть.

— Мы можем выбраться через окно, если нужно.

Нам было не привыкать, но никогда еще ничего подобного не случалось.

Я пытаюсь расслышать ответ оператора. Мне не хочется покидать кабинет — ведь я не знаю, что ждет меня снаружи.

— Да, думаю, это безопасно. Если мы двинемся на юг, из аудитории нас не увидят.

Слушая инструкции, Фарид смотрит на меня. Он качает головой, и я представляю, что ему говорят. Бегите, если можете. Спрячьтесь, если получится. Не становитесь мишенью. Это первое, чему учат нас во время учебной тревоги: обеспечьте собственную безопасность.

Но нам не говорят, что спасать свою шкуру можно лишь тогда, когда за тобой никого нет. Если бы я сейчас находился в аудитории, то хотел бы, чтобы кто-нибудь пришел за мной. Я хотел бы иметь надежду.

— Да, мы откроем окно и будем ждать снаружи. Мне нужно оставаться на линии?

Рука Фарида дрожит. Он кивает и произносит:

— Хорошо, хорошо. Мы будем ждать снаружи. Спасибо.

Сильв

Все звуки стихают.

Перед глазами все расплывается, словно порвалась связь между мной и остальным миром. Воздух замирает. Больно дышать.

Отем шепчет мне что-то и тянет за руку. Я хочу прижаться к ней. Держи меня. Защити меня. Я замираю. Но голос Тайлера дразнит меня. Я не могу — не хочу слушать его. Не здесь. Не сейчас. Никогда.

Все страхи наваливаются на меня. Пустые глаза Мама́. Абуэло, которому так тяжело управляться с фермой и одновременно заботиться о ней. Старшие братья, задающие вопросы, на которые я не могу ответить: Где будешь в следующем году? Чем хочешь заниматься? Как дела?

Закрывая глаза, я вижу лица двух самых важных для меня людей — людей, которых я и притягиваю, и отталкиваю. Мой брат-перфекционист, сумевший устроить так, чтобы на первой же перемене нового семестра его отправили в кабинет директора. И сейчас его здесь нет.

Я надеюсь. Я молюсь.

И Отем. Всегда, всегда Отем.

Тайлер вбил клин между нами, хотя я никогда им не рассказывала. Томас разорвал бы его из-за меня, и это уничтожило бы ту крохотную семью, что еще осталась у Отем.

Единственное, что поддерживало меня в жизни, — это наши истории. У всех нас столько тайн. И я свято храню собственные. Еще до начала учебы Отем привела меня в заброшенный сарай. От фермы, когда-то стоявшей здесь, за городом, остался только этот сарай, окруженный кукурузными и хлопковыми полями. Мы встречались там каждый вечер. Мы делились сплетнями — соседи всегда знали обо всем, что происходило в Оппортьюнити.

Прошлым летом сарай превратился в студию Отем. Окутанные золотым покрывалом густого августовского воздуха, эти дни принадлежали только нам. В эти дни Отем могла быть собой, а я поняла, что такое танцы и балет.

Однажды вечером все изменилось навсегда.

Метелки кукурузы пылали в лучах закатного солнца. Высокие стебли скрывали меня ото всех. Я писала заявление в колледж, наблюдая, как белый пух раннего хлопка летит по ветру. А Отем танцевала. Я не знала, чем хочу заниматься — знала лишь, что хочу поступить в колледж. Мама́ с каждым днем чувствовала себя все хуже, но ради Отем я заполняла формы. Мы всегда хотели уехать вместе.

— Думаешь, вам удается каждый вечер сбегать незамеченными? Мне казалось, я ясно выразился.

Звук голоса меня напугал, а когда я увидела, кому он принадлежит, кровь в жилах застыла.

Я не видела Тайлера со времени выпускного в средней школе, когда он прижал меня к стене и сказал, что я развращаю Отем. Он яростно защищал сестру — от всех. Он никому не доверял. И это делало его непредсказуемым и опасным, человеком, от которого лучше держаться подальше.

— Уходи, Тайлер.

— Ты слишком много на себя берешь. Не тебе прогонять меня.

— Пошел прочь. — Я собрала учебники, лежавшие под деревом, и сунула их в рюкзак. — Или входи, если хочешь посмотреть, как танцует Отем.

Уголки рта Тайлера скривились в улыбке.

Тайлер — отражение собственной сестры, зеркальное отражение. У них одинаковые соломенные волосы — он заправляет их за уши, у нее они чуть длиннее. В замшевой куртке и лаковых ботинках Тайлер казался старше своих семнадцати лет. Он был очень красив, классической красотой.

От его волчьего взгляда я ежилась.

Я не стала ждать ответа, а просто повесила рюкзак на плечо.

— Передай Отем, что увидимся завтра.

Я зашагала к краю хлопкового поля, и Тайлер пошел за мной. Он насвистывал какой-то веселый мотивчик, наступая на мою тень. Его дыхание щекотало мне шею.

— Раньше для меня были важны ее танцы. До того как ты украла ее у меня.

— Я никого ни у кого не крала, — огрызнулась я.

Тайлер впился ногтями мне в руку.

— Не лги мне! Ты развратила мою сестру!

Он снова схватил меня за плечи. Большие пальцы больно давили шею.

— Не понимаю, о чем ты говоришь!

Извернувшись, я попыталась освободиться, но он лишь сильнее сжал пальцы. Я стала бороться и царапаться, надеясь, что Отем, услышав его голос, выйдет к нам. Может быть, она не станет танцевать весь вечер. Может быть, она не забудет о времени.

Она всегда забывала.

Бросив рюкзак, я попыталась наступить ему на ногу. Тайлер отступил, я споткнулась и полетела прямо на вспаханную землю. Он подбил мою ногу, когда я хотела подняться.

— Происходящее между тобой и Отем — это болезнь. Это неестественно. Думаешь, что можно войти в нашу жизнь и украсть мою семью? Кто-то должен наставить тебя на путь истинный.

— Твою семью? — выкрикнула я. Отчаяние придало силы голосу. — Когда ты в последний раз интересовался Отем? Ты не знаешь самого главного в семье.

Я попыталась перекатиться и отползти прочь, но его ботинок врезался мне в живот, заставив согнуться пополам. Тайлер наклонился, и я почувствовала его кислое дыхание.

— Они бросили меня. Все меня бросили.

От его усмешки у меня свело горло. Палец его скользил по моему подбородку. Я не могла пошевелиться.

— Когда твой брат снова попытается перейти мне дорогу, я его убью. Запомни. — Тайлер склонился надо мной, и я видела его силуэт на фоне пурпурного неба. — И я позабочусь, чтобы ты меня запомнила.

Тогда я не могла убежать. Не могла сбежать, как бы сильно ни старалась. И с тех пор я бегу.

«Запомни».

И теперь он меня нашел.

Клер

— Спасибо, — говорит Крис, как только мы оказываемся достаточно далеко от остальных.

Я задыхаюсь. От бега по твердому бетону болят колени.

Хотя мне не нужно объяснять, почему Крис промедлил, он все же говорит:

— Школа всегда считалась безопасным местом. — Он с трудом подбирает слова: — Я…

— Знаю, — киваю я.

Здесь никогда ничего не происходит.

На ученической парковке было полно машин, хотя большинство учеников добирались на автобусе. К школе Оппортьюнити вела одна двухполосная дорога. За спортивными площадками темнел лес, а перед зданием тянулись бесконечные поля. Где-то вдалеке существовала цивилизация. Здесь же была лишь плоская, бескрайняя равнина под тяжелым серым небом.

У входа на парковку стояли две машины — в том числе патрульная Джонаха. Белая машина была такой пыльной, что казалась серой. Темно-синий логотип школы был еле виден. Я много часов провела на переднем сиденье. Коленки мои упирались в консоль. Я уплетала шоколадные маффины — Джонах всегда делился со мной.

Мы познакомились в прошлом году случайно. Я опоздала на последний автобус — мама позвонила сказать, что Мэтта отправили в больницу. Джонах предложил отвезти меня в город. Всю дорогу мы болтали, и его веселые истории сумели поднять мне настроение.

Через пару дней я подошла поблагодарить его, и мы еще немного поболтали. Он сказал, что ему нельзя подвозить учеников, поскольку это считается неподобающим. Но говоря это, он улыбался, и слова его прозвучали не слишком убедительно. Со временем мне удалось настоять на своем.

Выписавшись из больницы, Мэтт дал мне одну из своих статуэток — в подарок охраннику. Джонах с гордостью поставил ее на консоль, а я обрела место, где можно было спрятаться и передохнуть. Здесь не приходилось думать о слабом здоровье Мэтта, службе сестры, Крисе, чужих ожиданиях. Мы с Джонахом просто разговаривали.

Мысль о том, что Джонах рядом, вселяла в меня уверенность. Большинство учеников не обращали на него внимания. Родители ворчали что-то насчет вторжения в личную жизнь. Но однажды Джонах сказал мне, что он не против неприязни — лишь бы ему не мешали делать свое дело. Хотелось бы мне быть такой же.

Я замедлила бег и обошла машину. Заглянув в окно, я увидела, что в салоне пусто. На консоли стоял бумажный стаканчик из местной кондитерской.

— Джонах?

Вторая машина стояла как-то странно, поперек трех парковочных мест.

— Клер? — позвал Крис. — Это не…

— Да…

Голос мой дрогнул. Эту машину я знала так же хорошо, как и Джонаха. В ней мы тоже много разговаривали — а потом происходило нечто более неподобающее.

Я давно не видела Тая, особенно после его отчисления, но всегда знала, что он вернется. Он очень заботился о своем образовании. Он гордился умением следовать правилам, даже когда другие этого не делали. И не важно, насколько смешны были эти правила. Он просто не мог поставить машину так. Но грязный коричневый капот был откинут.

— Похоже, его машина сломалась. Наверное, они пошли за помощью или за проводами.

Страх постепенно отступает. Тай вернулся. Мы не одиноки.

Несмотря на все произошедшее, Тай — хороший человек. Расстались мы или нет, но он всегда верил в меня. Он до сих пор улыбается мне, когда я захожу в магазин его отца. И всегда спрашивает про Мэтта.

Если он в школе, то защитит Мэтта. А если он приехал после речи Трентон, то сможет помочь нам.

Он должен нам помочь.

Крис снова начинает распоряжаться, и я с облегчением уступаю.

— Но почему кто-то из них не остался здесь? Почему они не взяли машину Джонаха? — спрашивает он.

Крис дергает дверь с пассажирской стороны, но машина Тая заперта.

— У Джонаха есть рация?

Я открываю дверцу машины Джонаха и заглядываю внутрь. Там очень холодно. Рации нет. Провода перерезаны. Сердце у меня падает.

— Крис?

Я поворачиваюсь, но Крис уже прижался лицом к стеклу. Он белый, как иней на траве.

— Клер, здесь динамит…

— Что?

Я подхожу ближе и спотыкаюсь. Я вечно спотыкаюсь о ноги своих товарищей по команде во время разминки. Так что даже не смотрю вниз.

— Тут еще и оружейные чехлы, — говорит Крис, рассматривая салон.

И тут я вижу то, от чего мне становится плохо. Сегодня время идет неровно — то несется невероятно быстро, то мучительно медленно ползет. А сейчас оно останавливается.

Ботинки Джонаха — ноги Джонаха — торчат из-под машины.

Я присаживаюсь, протягиваю руки. Когда мои пальцы касаются его носков, я чувствую, что щиколотки еще теплые. Я опираюсь рукой о бетон и наклоняюсь, чтобы заглянуть под машину. На земле кровь.

Под машиной в неестественной позе лежит Джонах. На меня смотрят пустые глаза.

Я с трудом сдерживаю крик. Голос Криса дрожит.

— Клер, не думаю, что что-то случилось с Тайлером. Это Тайлер случился с нами.

Отем

Страх и выживание — две стороны монеты. Этому учил меня отец. И в два последних года он доказывал это снова и снова. Ужас — главная сила: мы боимся, лишь когда нам есть что терять — нашу жизнь, нашу любовь… наше достоинство.

Прошло много времени с того момента, когда я чувствовала страх.

Но сейчас здесь Тай. Мой брат. Мой Тайлер. Его улыбка над винтовкой… Мы все зачарованы ею. Хотя нас тысяча против него одного, мы беспомощны.

Что бы сказал об этом отец?

— Иди сюда.

Я притягиваю Сильв поближе и шепчу ей на ухо успокаивающие слова. Глаза у нее безумные, по лицу текут слезы. Она бормочет что-то неразборчивое, но на мое прикосновение откликается. Дыхание ее замедляется, словно разум ее улетел куда-то в укромное место. Где бы оно ни находилось, я надеюсь, она там и останется.

— Иди за мной. Верь мне.

Я обхватываю пальцами ее запястье и осторожно тяну. Все знают Тая. Знают меня. Нам нужно двигаться.

Настроение в аудитории меняется.

Танцы учат понимать людей: ты наблюдаешь, как они держатся, как сцепляются их пальцы, когда им страшно, какими плавными становятся их движения, когда они возбуждены. Движения человека выдают угрозы, взгляд украдкой — тоску, а наглые жесты — страх, борьбу и отчаяние.

— Сильв…

Я тяну ее по нашему ряду сидений к самому дальнему от Тая углу, не дожидаясь, когда Аша последует за нами. Взгляды тех, кто рядом, просто пылают.

Свободной рукой я нащупываю балетную туфельку на браслете и крепко ее сжимаю.

Тай шагает вперед, и дверь за ним захлопывается. Мы словно в вакууме. Тишина стоит мертвая.

Мир снаружи может рухнуть, а мы даже не заметим.

Тайлер вытаскивает из кармана замок и кидает его светловолосому парнишке, что стоит ближе всех к нему. Тощий паренек чуть не роняет его.

— Будь добр, запри эту дверь.

Парнишка дрожит. Он делает шаг, двигаясь очень медленно, словно замок тянет его к земле. Он мешкает, раздается выстрел, и пуля проходит через плечо.

— БЫСТРО, — голос Тая эхом разносится по аудитории. — Если не возражаешь, конечно.

Парнишка прижимает раненую руку к телу. Он спотыкается. Мы все смотрим. Мы не можем помочь. Мы не сражаемся. Я молчу. Чувство самосохранения берет верх.

Паренек чуть не падает. Девушка с мышиными волосами пытается его поддержать. По-моему, ее зовут Си Джей. Она тоже из новичков.

Она смотрит на Тая и его винтовку. Тайлер кивает, милостиво даруя разрешение. Полагаю, ему не важно, кто нас запрет, если это будет сделано.

Си Джей поддерживает парнишку, пока он пропускает цепь замка через дверные ручки. Замок щелкает.

Мы в ловушке.

Ключ падает на малиновый ковер. Си Джей наклоняется, чтобы подобрать его, чисто рефлективно, и замирает.

Тай указывает на ключ винтовкой:

— Дай его мне.

Девушка смотрит на оружие и мгновенно подчиняется. Все затаивают дыхание. Что с ней будет?

Ничего.

Он протягивает руку, берет ключ и позволяет ей отступить назад, к парнишке.

Голос Тая вновь заполняет аудиторию. Он говорит спокойно, словно мы обсуждаем морозную погоду.

— К большинству из вас у меня нет претензий, так что я предпочел бы, чтобы вы не заставляли меня попусту тратить пули.

Ему нравится наш страх. Он питается им.

Это точный расчет — оружие, замки, дата, смерти. Тай тщательно продумал свой план.

Мой брат всегда любил драматические жесты.

Джей

@JEyck32

Оружие? В школе? #OHS

10:07 АМ

Джей @JEyck32 10:08 АМ

Кто-нибудь напишите мне, что случилось. #OHS

Джей (@JEyck32) 10:08 АМ

В ответ @KeviiinDR

Кевин, что там происходит? Ответь мне!