Жертва Гименея

Маргарита Южина, 2009

Похоже, голубая мечта Алиссии выйти замуж наконец исполнилась. И вот уже, надушенная, накрашенная и счастливая, она спешит в дорогой ресторан на свидание с мужчиной из каталога службы знакомств. Ну и что, что в результате избранник оказался пугливенький и плюгавенький. И сбежал, как только увидел устрашающе темпераментную Алиссию. Зато она застукала мужа племянницы Фому – перспективного хирурга и прекрасного семьянина – с какой-то богатенькой фифой. Теперь ему не уйти от возмездия! Алиссия припирает зятя к стенке и… узнает невероятные вещи. Первое: Фома не был в ресторане. Второе: его обвиняют в убийстве той самой фифы, равно как и двух других женщин. И самое главное: все жертвы являлись его пациентками…

Глава 2

Поворот налево запрещен!

Когда Аллочка вернулась домой, в кухне о чем-то тихонько беседовали Гутя и ее дочь. Понятное дело, теперь сестре ничего про Фому не расскажешь, надо подождать, пока Варька хоть в ванну залезет, что ли. Зачем девчонке нервы трепать!

Аллочка переоделась и подсела к столу:

— Варь, а почему у тебя руки такие грязные? — невинно спросила она, надеясь, что племянница тут же понесется в ванную.

Варька бегло глянула на свои руки и снова повернулась к матери.

— Варь, а у тебя еще и эти, ноги тоже. Ты когда душ принимала? — не могла спокойно ждать Аллочка.

— Да все нормально у меня с ногами и с руками тоже, — поморщилась Варька. — Мам, и вот, значит…

Аллочка уже совсем приготовилась выслушать, чем там делится Варька с Гутей. Но тут позвонил телефон. Будто огромный махаон, Алла Власовна поднялась с места и метнулась к аппарату. Конечно, для свидания было еще очень рано, но…Кто знает, может, новый знакомый просто соскучился по ее голосу?

— Аллеу! — томно мурлыкнула Аллочка, закатив глаза. — Аллочка слушает, говорите.

— Нет, Аллочка, я с тобой не буду говорить, ты Гутю позови, а? — затараторила в трубку одна из членов Гутиного клуба знакомств, дама тридцати шести лет, «вечная невеста» Серафима Андреевна. — Аллочка, позови Гутю. У меня к ней дело.

Когда ей так говорили, Аллочка сильно обижалась. У них, видишь ли, дела какие-то, а с ней даже никто и говорить не собирается! То есть ее ни во что не ставят, так получается?

— Я не могу, — свредничала Аллочка. — Гутя занята. А что ты хотела, Симочка?

— Ой, не знаю, как и сказать, — замялась Серафима. — Аллочка, она мне очень нужна!

— Скажи мне, я передам, — невозмутимо отвечала Аллочка.

— Да, как же! Передашь ты! — расстроилась Серафима. — Меня жених пригласил к себе в гости, на первое свидание, так сказать, а я адрес не записала. И прозвонить ему стесняюсь, подумает, что я несерьезно настроена. Вот и хочу у Гути адрес уточнить. А ты разве уточнишь? Ты же сама на это свидание и явишься!

— С чего это я явлюсь? Когда это я являлась? — медленно закипала Аллочка. — С чего бы я к чужим-то?

— Можно подумать, такого никогда не было, — не унималась Серафима. — А у Оленьки Сидоркиной, помнишь? Она по рассеянности тебе не тот пригласительный отдала. А ты! Сама к нему заявилась и сказала, что все отменяется! И потом его еще и в кино потащила. А он позвонил Оленьке и сказал, что если она хотела от него отделаться, то можно было сразу сказать, а не натравливать на него свою мать. И вообще, знакомиться с ее матерью он был не готов, и больше звонить ему не надо. Что, скажешь, не было? Или Иринку Меховскую вспомнить! Ты его номер в ее записной подсмотрела, а потом целый месяц ему названивала и рассказывала об Иринке гадости, пока он ее не бросил! Опять, скажешь, не было?

Аллочка только сопела. Ну да, ну было. А что она не так сделала? Ольга пригласила всех на день рождения летом, а сама зимой родилась, это ничего, да? И потом, ну, понравился ей Оленькин кавалер. Вот так прямо увидела — и все! И пропала! И ничего не смогла с собой поделать. А в любви все средства хороши, как на побоище. А потом Аллочка опять пропала, увидев знакомого Леночки Веселовой. А затем — Катиного приятеля. И уж потом — друга Иринки Меховской. И ничего она такого не говорила. Просто сообщила, что у Иринки двое детей и брат-алкоголик, и все. А уж в том, что мужчина не захотел себе такой родни, Аллочка нисколько себя не винит.

— Знаешь, Серафима, — с легким превосходством оттопырила она губу. — Мне с вашими женихами возиться совсем времени нет, со своими бы управиться.

— Ой, я тебя умоля-а-ю, — недоверчиво протянула Серафима. — Кому ты рассказываешь? Откуда у тебя женихи-то? И что это за женихи, могу себе представить!

— Не можешь, потому что ваши тонконогие пузатые красавцы моему Максиму и в подметки не годятся! — легко фыркнула Аллочка. А потом эдак равнодушно добавила: — Кстати, мне некогда с тобой разговаривать, он вот-вот заедет за мной на своей машине, и мы поедем в его загородный особняк.

Серафима немного помолчала, а потом искренне спросила:

— Он в чем-то провинился, да? Перед родней или еще перед кем-то? И теперь придумал себе такое наказание, да?

— Ты слышала такое слово — любовь? А еще есть словосочетание «любовь с первого взгляда», не слыхала?

— Аллочка, чтобы тебя полюбить, надо пятьдесят лет не видеть женщин.

— Сама дура! — рявкнула Аллочка и бросила трубку.

— Аллочка, ты с кем там? — крикнула Гутя из кухни.

— Да так… кавалер спросил, какие я цветы предпочитаю.

— Скажи — все. Кроме искусственных, — посоветовала ей Варька.

Но Аллочка уже не слышала ее. Она решила сообщить всем сногсшибательную новость о своем новом знакомстве и набирала номер еще одной дамочки из клуба.

— Але, Вика? Да, это Аллочка. Я что тебе звоню, ты не подскажешь, в каком магазине есть хорошие камни? Да нет, мне мой друг хочет подарить, а еще не присмотрела, а ты же понимаешь, что…Что значит — какой друг! Мой! Максим Михайлович. Мы с ним знакомы уже целую вечность!

Пауза. Новый номер.

— Танечка? Танюша, ты не в курсе, какие сейчас платья в моде? Нет, мне надо не слишком эпатажное. Понимаешь, меня Максим Михайлович ведет знакомиться со совей мамой, не хотелось бы старушку сильно травмировать, и… Как это — какой Максим Михайлович? Мой друг. Пока друг, но очень, очень настаивает на…

— Вера Сергеевна? Вера Сергеевна, вы не знаете, куда сейчас лучше полететь с мужчиной на отдых? Хочется, чтобы было жарко, да… Нет-нет, он совсем не стеснен в деньгах, что вы! Как это про кого? Про своего Максима Михайловича.

У нее еще осталось несколько номеров, но суровая длань родной сестрицы улеглась на кнопки телефона.

— Хватит врать, на свидание опоздаешь.

Аллочка кинулась к часам, времени было предостаточно.

— Только зря отвлекла, — недовольно пробурчала Алла Власовна. — Сама, главное, сидит там с Варькой, лясы точит. Нет, чтобы поинтересоваться: «А как ты сходила на задание, милая сестрица?», так она… И вообще! Я смотрю, ты на свое «дежурство» не слишком торопишься? Я-то следила за Фомой! Как и полагается. А вот ты! Собирайся! И главное, хоть бы спросила…

— Да что спрашивать-то, — отмахнулась Гутя. — Утром-то он шашни не станет крутить.

— А вот и станет! — воскликнула Аллочка, но спохватилась: — А Варька где?

— Она новый фильм по компьютеру смотрит. Диск ей принесли, она наушники нацепила, говори, она ничего не услышит.

Аллочка вздохнула:

— Ой, Гуть, я не знаю, какие у них отношения, но эта тетка сегодня на прием к Фоме приходила.

— На прием! — охнула сестра и тихо опустилась на диван.

— Да какой там прием, — насупилась Аллочка. — Я, конечно, пыталась просочиться, но…

— Он тебя видел?

— Нет, я тети Надин халат надела, ну и… Ты, Гуть, не расстраивайся, там у него такая медсестра сидит!

— Лидочка, я ее видела.

— Да какая там Лидочка! Лидища! Такая вредная баба!

— Но зачем же тетка приходила?

— Не знаю, хотела подслушать, но… Вот ты пойдешь, может, она снова к нему прибежит, и тогда уж сама послушаешь.

— Да, ты права. Спасибо, Аллочка. Тебе, кажется, надо было куда-то собираться?

— Не куда-то, а на свидание, — набычилась Аллочка.

Похоже, ее личная судьба вовсе никого не интересует!

Она приготовилась ровно за час до назначенного времени, эти мужчины, они же всегда торопятся! Нет, потом-то она, конечно, научит Максима ждать ее часами, но к первому свиданию лучше приготовиться заблаговременно.

Он позвонил в половине шестого, и Аллочка сразу же поняла, что свидание не состоится.

— Аллочка, это Максим Михайлович, — как-то слишком безрадостно представился он.

— Я узнала! — воскликнула та. — Я всегда узнаю, вот кто мне ни позвонит, я сразу — ать! И узнала. Мне уже выходить? Я готова!

— Аллочка, у меня изменились обстоятельства, — замямлил в трубку кавалер. — Боюсь, что наша встреча состоится только завтра. Вы меня сможете простить?

— А сегодня что? Вы на работе кого-то подменяете, что ли? Или у ваших соседей трубу прорвало и вас залило? Или, может быть, пожар? У наших знакомых был пожар, даже пожарников вызывали, и ничего. Как они уехали, так Федька на все плюнул и побежал к мужикам в гараж водку пить. С горя!

— Аллочка, у меня нет пожара. У меня… хуже.

— К вам вернулась жена, да? — тихо ужаснулась Аллочка.

— Я за вами заеду завтра, в это же время, хорошо? И выпрошу у вас прощение. Только ради бога, не говорите, что вы завтра заняты!

— Да чем я там занята, разве что в магазин сбегаю, — тяжко вздохнула Аллочка. — Ну смотрите, если уж вы и завтра не приедете, я больше ждать вас не буду, так и знайте! На меня сегодня Пашка с четвертого этажа заглядывался, да и дворник наш, дядя Петя, уже давно глаз положил. Так что…

Ей показалось, что он фыркнул, но наверняка — показалось, потому что он ответил совершенно серьезно:

— Хорошо, я непременно учту конкуренцию. До завтра, чаровница!

— Спокойной ночи, — заалелась Аллочка и отошла от телефона, уже совсем успокоенная.

— Ты что? — спросила ее Гутя, заметив, как сестра стягивает нарядный костюм.

— Я сегодня никуда не еду, — с блаженной улыбкой ответила Алла Власовна. — У него случились неотложные дела, и он перенес свидание на завтра.

Гутя покачала головой:

— Ой, дурит он тебя, Алка. Соскочит, чует мое сердце.

— Ну что ты такое говоришь? — кинулась на защиту кавалера Аллочка. — Вот ты же умная женщина! Во всяком случае, сама так считаешь! Вот и подумай — если ему надо соскочить, он бы звонил и переносил на завтра? Ну, что молчишь? Он бы просто взял и не позвонил. И все. А у меня о нем — никаких данных. А он побеспокоился, позвонил, предупредил, пообещал, что… ну, это уже не твое дело.

— Да, правда, — отчего-то быстро согласилась Гутя. — Садись со мной, я манты стряпаю, а их лепить — замучаешься. Сама знаешь.

Аллочка перекривилась. Нет, конечно, манты — это тебе не пельмени лепить, тут надо быстрее поворачиваться, и все равно! Зачем себя мучить, если можно пойти и купить, какие нужно и сколько хочется?

— Гутенька, а у меня что-то вот тут щемит, — уткнула она руку куда-то в область пышного бюста.

— Ну соври еще, что это сердце, — осуждающе мотнула головой Гутя.

— Ну почему? — вытаращилась сестрица. — Там много всего, например, кости или селезенка, или предстательная железа.

Гутя совсем посуровела:

— Пока справку не принесешь, что у тебя предстательная железа болит, даже и не заикайся. Лентяйка.

— Это не я лентяйка. Сама не пошла на задание, а я, между прочим, все сделала как надо. Я даже в халат переоделась. А ты! И где опять твой Фомочка? Упустила?

— Ему Варька уже на работу звонила, сказали, что он с главврачом на какое-то обучение поехал.

— Понятно, тот его научит! Интересно, где у них сегодня этот «институт», в каком ресторане?

— Придет, и выясним! — строго оборвала ее сестра. — А ты зря не болтай. Так ведь и жизнь человеку можно сломать, двоим человекам, нет! Даже троим получается.

— А меня опять никто в расчет не берет, да? — обиженно проворчала Аллочка.

Сестрица только вздохнула:

— Если ты своим языком Варьке навредишь, я тебе не жизнь — я тебе шею сломаю. Ты будешь манты стряпать или сегодня посидишь на диете?

Пришлось сесть и лепить манты.

Манты в доме любили все. Особенно их уважал Фома. В такие минуты он даже называл Гутю мамой и почти не ссорился с Аллочкой.

Но сегодня все было по-другому.

Фома заявился домой поздно вечером, сам не свой, на нем, что называется, лица не было, и сразу прошел в свою комнату. Только буркнул что-то типа: «Здрассть», и все. А какое там «здрассть», если утром уже здоровались?

— Ой, Гуть, — кивнула на него Аллочка. — Посмотри, как он переживает. Прямо черный весь, и отчего ему Варьки не хватает?

— Варенька! Идите кушать! Сегодня манты! — закричала из кухни Гутя, вовсю гремя крышками и стараясь не слушать ропот сестрицы.

Из комнаты молодых никакого движения не послышалось.

— Чувствует себя побитой собакой, потому и не идет, — подсев к сестре, шепотом проговорила Аллочка.

— Ничего, сейчас такой запах пойдет, что все собаки сбегутся, — успокоила ее Гутя. — Прибежит как миленький.

Однако через полчаса, когда по всей комнате и в самом деле поплыл запах, скручивающий желудок в мокрую варежку, и тогда из комнаты молодой пары никто так и не высунулся.

— Спать залег, — тихонько предположила Аллочка. — Чтобы в глаза нам не смотреть. Вот точно я тебе говорю, рыло у нашего Фомы опушилось, в пуху стало, то есть.

— Ой, не трави душу, — не выдержала Гутя и сама стукнулась в их комнату. — Варя! Я сколько вас звать буду?

— Мам, мы, наверное, не будем ужинать, — высунула в дверь встревоженную мордаху дочь.

— Это еще что за новости? — Гутя вздернула брови. — Никаких «не будем»! Мало ли что в жизни бывает? Подумаешь, бабу себе на стороне завел, что ж теперь, мужика голодом заморить?

— Мам, ну какую бабу?

— Обыкновенную! — вынырнула из-за плеча сестры Аллочка. — Ты думаешь, мы не видим ничего, да? Да мы!…

— М-м-м-м… — откуда-то из глубины их комнаты грустно промычал Фома.

— Мам! Ну вы же ничего не знаете! Аллочка! — чуть не со слезами воскликнула Варька.

— Да! Может быть, мы не разобрались в тонкостях, но суть! — Аллочка вытянула толстенький палец вверх. И только тут обнаружила, что уже давненько надо бы сделать маникюр.

— Погоди, Варя, я сам, — и на пороге появился осунувшийся Фома. — Я сам все расскажу, черт, а как не хотелось!

— Иди, расскажи, покайся. А там и простит тебя Варька, любит ведь, и ты ее любишь, чего между молодыми не бывает, — курицей заквохтала возле зятя Гутя. — Только давай-ка сначала за стол, я мантиков налепила. На сытый желудок и беда в полсилы, и… Аллочка! Ну что ты эти манты мечешь! Погоди хоть, все усядутся. Фомочка, садись, Варька, достань горчицу.

Фома как-то растерянно прошел за стол, взял вилку и начал медленно ковырять тонкое тесто. Такого с ним никогда не случалось. Именно Фома ввел в доме обычай, что манты надо есть руками. А не истязать вилкой. И страшно сердился, если кто-то из домашних нарушал правила.

— Весь труд повара насмарку, — ругался он. — Аллочка! Руками их надо есть.

— А если у меня на руках микробы? — не сдавалась обычно та.

— Тогда иди и вымой. Микробы она тут за стол притащила. Самим есть нечего. Еще их кормить?

И вот сегодня…

— Ну вот что, — не выдержала Гутя. — Давай, рассказывай все, как есть, сколько ж нас томить можно?

— Вы с ней часто встречались? — быстренько спросила Аллочка.

— С кем? — туманным взглядом одарил Аллочку Фома.

— Ну с этой, с твоей женщиной?

Фома медленно повернулся к Варьке:

— Варь, какая женщина? О чем она спрашивает?

— Аллочка, ты сейчас о чем? — повернулась к тетке Варька.

Аллочка тяжко вздохнула и выдала:

— Давай, Фома, раскрывай карты. Приходила к тебе сегодня на прием женщина?

Фома неуверенно мотнул головой, дернул кадыком и уточнил:

— И даже не одна, я не помню, человек семнадцать женщин было, наверное, а может, и двадцать.

— Мы же договорились, все начистоту, — сурово сдвинула брови Алла Власовна. — Я спрашиваю про эту, ну как ее… Короче, признавайся, водил ее в ресторан? Только не ври мне!

Фома повернулся к Гуте и помотал головой:

— Я нич-чего не понимаю! Давайте так: я сначала рассказываю, что у меня стряслось. А уж потом вы — все начистоту.

— Давай так, — быстро согласилась Гутя, — только ты ешь, ешь.

— Да какое там, — горько махнул рукой Фома и отодвинул тарелку. — У меня на работе творится какая-то…черт его знает, что у меня там творится! Полтора месяца тому назад к нам пришел следователь и сообщил, что погибла одна довольно молодая еще женщина, Анна Дмитриевна Пчелкина. Погибла насильственной смертью. А поскольку незадолго до гибели она была моей клиенткой, то следователь и пришел ко мне — выяснить все, что мне известно о несчастной. Ну, что мне там известно, так, мол, и так, обращалась к нам неоднократно, у нее проблемы с сосудами, короче, рассказал все, что знал. Кстати, следователь меня хорошо знает. Я его дочку оперировал, в общем, пообщались в дружественной обстановке, так сказать.

— Ну и ладно, — погладила по плечу зятя Гутя. — И выкинь из головы.

— Так я бы и рад! Но после этого погибает еще одна женщина! И тоже моя клиентка, Софья Николаевна Аркадьева. Дама солидного возраста, состоятельная приятная! Кстати, она в каком-то фонде работала, больным помогала, перечисляла деньги на операции. И тоже кто-то ей умереть помог. Следователь снова ко мне. Теперь было уже труднее, то есть я, конечно, рассказал, что к этому непричастен, это ж ясно. Да и свидетелей у меня целая поликлиника, во время ее убийства я на работе находился.

— Вот идиотство, — не выдержала Гутя. — Я даже не знаю, ну, что теперь поделать, и ты же не виноват, нельзя себя так изводить.

— А сегодня, — Фома уткнул лицо в ладони. — Сегодня мне сообщили о смерти Трофимовой Вероники Семеновны. Ее убили по дороге домой. Она ехала от меня.

— Погоди-ка, — насупилась Аллочка. — Трофимова Вероника Семеновна? Это не та, которая к тебе сегодня на прием приходила? Такая вся, в полосочку? И ногти, как картинки?

— Я не помню ее ногти, но говорю — она ехала от меня, когда ее убили.

— Погоди, ее прямо в автобусе? — не сообразила Гутя.

— Она не ехала в автобусе, у нее «Лексус», — вздохнул Фома. — Ехала домой, у нее дом в черте города, но… короче, на дороге, как предполагается, ее кто-то остановил, она вышла, ей накинули удавку на шею и… В общем, вот такая картина. Сразу заявляю — о совпадениях говорить не приходится.

— Ну, надо рассматривать все версии, и совпадения тоже, — невозмутимо проговорила Гутя.

— Третья моя пациентка — и совпадение?! Не смешите меня! — горько дернул губой Фома.

— И не думала. Но городок у нас небольшой. Все эти несчастные могли появляться в одном месте, например, посещать одну и ту же парикмахерскую, ходить в одни и те же магазины, бутики, спортзалы, я уж молчу про театры и цирк.

Фома с интересом уставился на тещу:

— Вы в самом деле так думаете?

— Это же логично, — вытаращилась Гутя. — И потом, рассуждай здраво. Ваша клиника — одна из самых известных, так?

— Н-ну да, она входит в тройку лучших в городе.

— А погибшие были, насколько я поняла, примерно одного возраста и достатка, так ведь? Все женщины в определенном возрасте начинают лечиться, потому что организм изнашивается, это аксиома. И что удивительного в том, что состоятельные леди могли позволить себе одну из лучших клиник? Это же ясно, они в плохую не пойдут. И что тут думать? Тут надо думать не о том, что они все — твои клиентки, а о том, что идет уничтожение состоятельных дам, я бы так сказала, — важно закончила Гутя и победно посмотрела на зятя.

Тот уставился на нее во все глаза и даже потянулся за тарелкой с мантами.

— Ну вот! Я же говорила, что на тебя никто не думает! А ты еще не хотел маме сказать, — радостно воскликнула Варька. — А мама, видишь, у нас какая? Она сразу все и поняла. Сразу и сообразила. Я ж тебе говорила, что мамочка у нас — настоящий детектив. Ты же помнишь, сколько она преступлений раскрыла.

И рыжая девчонка подскочила к матери и звонко чмокнула ее в щеку.

Аллочка крякнула. Вообще-то, в их семье именно она считалась настоящим детективом. И преступления раскрывала тоже она. Она даже открыла собственное детективное агентство, загнувшееся из-за отсутствия заказчиков. Но ведь не из-за Аллочкиной же профнепригодности? И потом, что-то мешало Алле Власовне так же беспечно подскочить к сестре и облобызать ее ланиты.

— Ф-фу, — с облегчением выдохнул Фома. — Вот честно скажу, женщин тех жалко, я их знал, но — будто камень с души упал. А то мне так и мерещилось, что за спиной люди в меня пальцем тычут, как в убийцу.

— Фома, — невинно спросила Аллочка, заталкивая в рот манты. — А кто это — Вероника Семеновна? Эта не та фифочка, с которой ты в ресторане сидел?

Фома так поперхнулся, что Варьке пришлось с силой долбануть его по загривку.

— В ка-а…ком ресторане?

— В «Сентябре». Я тебя там видела.

— Я… я не ходил в ресторан в сентябре, он наступил-то три дня назад. Нет, я точно еще ни с кем в рестораны не ходил.

— Аллочка! Ну что ты опять мелешь? — с укором зыркнула на тетку Варька. — Фом, возьми майонез. Или тебе горчицы?

Как ни старалась Варька увести разговор от тяжелой темы, но Аллочку было свернуть не так-то просто.

— Понимаешь, я вчера… ну да, вчера! Так вот. Я вчера зашла случайно в ресторан. Просто меня там ждал один мужчина, он меня пригласил, Варька, я потом тебе о нем расскажу. Сижу я за столиком, смотрю по сторонам, потому что мне за заказ платить нечем, и думаю, какого бы дурака отыскать? Нет, не так. И, значит, думаю, кто это сидит за столиком возле входа? А возле входа сидишь себе ты, Фома, а с тобой такая яркая особь женского полу. И голова-то у нее разным цветом выкрашена, и цепь-то у нее вся прям метражом, и ногти… Фома, а ногти у нее — вообще! Я не понимаю, как ты не заметил такую красоту? Вот если бы мне Гутя денег побольше давала, я бы только такой маникюр и делала. Варька, представляешь, такие длинные, а на каждом — отдельная картина нарисована.

— И как ты эти картины разглядела? — недоверчиво фыркнула Варька. — Ты же не за одним столом сидела с ней.

— Так я подошла! Вот честное слово, взяла и подошла. И вежливо поинтересовалась: «Женщина, у вас закурить не найдется?» А она даже не взглянула на меня. Но рассмотреть-то я ее успела.

— Ничего не понимаю, — снова отодвинул тарелку Фома. — Аллочка! Я не был вчера в ресторане!

— Был. В «Сентябре».

— Да нет же! Говорю, ни в «Сентябре», ни в «Октябре», ни во всех остальных месяцах года. Я был… Господи! Да целая клиника видела, что я с работы ушел черт-те во сколько.

— А у меня есть свидетель. И он сегодня обещал прийти, но у него что-то случилось. А вот завтра он за мной заедет, и можно будет у него спросить.

Фома заморгал и ухватил себя за виски.

— Так, давай разберемся. Значит, из дома я вышел в девятом часу, у меня вчера прием был с десяти до двух. Доехал нормально, без приключений, переоделся, начал прием. А потом… В два часа мы с главным ездили знакомиться с новым аппаратом, нам один спонсор его подогнал, очень нужная и сложная штука, нужно обучение. И мы с главным обучались — до восьми вечера и обучались. А потом нам Игорь Матвеич, врач один, старый и умный, как черт, сказал, где у нас в городе уже работает еще один такой аппарат, и мы туда помчались. И пробыли там… Да, мы там и просидели до двенадцати. А потом я поехал домой. Главный может подтвердить. Я и сегодня с ним был. Только мы сегодня уже наш аппарат проверяли. Пригласили этого Игоря Матвеича, и он нам на нашем аппарате показывал, как надо. Аллочка! Ну что ты хмуришься? Я ж говорю, главврач подтвердит.

— Да твой главный что угодно подтвердит, — пробурчала Аллочка. — А я сама видела. И сегодня видела, как к тебе в кабинет эта самая Вероника Семеновна заявилась.

— Сегодня? — снова быстро заморгал Фома. — Да, точно, сегодня она была у меня на приеме. Так я сразу сказал, ее убили, когда она домой из нашей клиники возвращалась.

— Ну? — уставилась на тетку Варька. — Теперь убедилась?

Аллочка могла бы поверить Фоме. И охотно поверила бы, но она же еще не выжила из ума.

— Просто Аллочка так со своим кавалером заболталась, что с кем-то спутала нашего Фому, — мило улыбнулась Гутя.

Аллочка хотела было напомнить, что, когда она разглядела Фому, никакого кавалера у нее еще не было, но под столом сестрица с такой силой треснула ее ногой, что Алле пришлось изобразить некое подобие стеснительной улыбки.

— Ну вот и славно, — успокоилась Гутя. — Фома, давай тарелочку, я тебе еще подложу. Почему ты сразу не рассказал все? Сразу бы и разобрались, и дело с концом. А то вон как ты похудел.

— Ой, мам, а если бы ты слышала, как он по ночам стонет, — пожаловалась Варька. — Фомочка! Поешь, и сразу в кроватку, отдыхать.

У Аллочки аж скулы свело — еще ничего с рестораном не ясно, а эти две курочки уже не знают, как облизать свое сокровище.

Между тем «сокровище» быстро справилось с ужином, и они вместе с Варькой исчезли в комнате. И уже через полчаса из-за двери донесся зычный храп.

— Надо Варьке сказать, чтобы она ему носки постирала, — вспомнила Гутя. — Я в последнее время машинку не заводила, а мужику завтра надеть нечего.

Она осторожно постучалась, потом сунула голову в комнату молодой семьи и на цыпочках отошла.

— Представляешь, спят, как младенцы, — сообщила она сестре.

— И Варька?

— И Варька. А что ты думаешь, она за Фому переживает не меньше, чем он сам. А теперь немного успокоились, уснули.

— А кто из этих младенцев так трубит? Прямо вылитый слон в бешенстве.

— Это не слон, это Фома. Намучился.

Аллочка запыхтела и накинулась на сестру:

— Гутя! Скажи, почему ты меня не слушаешь, а? Я правду говорю, видела я в том ресторане Фому! Почему не веришь-то?

— А потому, что, прости, моя дорогая, но ты сама себе противоречишь. То тебя в ресторан пригласил мужчина, и вроде бы даже ждал, но вот за твой заказ заплатить было некому. Или — ты подошла к этой даме и попросила закурить. И это ты-то! Которая вообще сигарету в руках не держала.

— Да, я подходила. Но я не курила, а попросила только. И она мне не дала, потому что, кажется, у меня сигарета была совсем дешевая, даже без фильтра. А мужчина… был мужчина! Только я на свидание с одним отправилась, а он… в общем, сбежал, паразит. Но зато я очень быстро познакомилась с Максимом Михайловичем, я тебе о нем рассказывала. Так что… Но я правда Фому видела!

— Ты с ним разговаривала? Ты его видела вот так, как меня? Только не ври, Аллочка!

— Я его видела, но не так, он далеко сидел. А потом он на минутку вышел, и я подошла к его бабе… даме. И я не разговаривала с ним. Он сразу убежал бы.

— И о чем это говорит?

— Это говорит только об одном: он трус. И бабник. А может, и убийца.

— Даже и не думай! — прикрикнула на нее Гутя. — Надо настоящего убийцу искать. А Фома…

— Но тот мужчина даже одет был так же, как Фома. И повадки все его. Он и головой вот так же делал, и руками.

— Вот я и думаю, если кто-то так похож на нашего Фому, даже жесты его копирует, то… кому понадобилось обезьянничать?

— Почему — обезьянничать? А может…

— Нет, не может! Объясняю: кому-то надо было, чтобы Фому увидели в ресторане вместе в этой Вероникой Семеновной, а потом от нее избавиться. Вот и подумай: кому?

— А что тут думать — убийце, — пробурчала Аллочка. — Чтобы потом это убийство повесить на Фому.

— Правильно! И заметь, Фома находился на работе, то есть его никто не видел, значит, алиби у Фомки нет. Так, во всяком случае, убийца и размышлял. Он же не знал, что Фома вместе с главврачом какой-то прибор поедет изучать.

— Получается, что этот мужик… он — клиент Фомы!

— С чего ты взяла? — спросила Гутя.

— С того, что он прекрасно видел, что к Фоме на прием прибыла эта Вероника Сергеевна. Он даже знает, когда она уехала, — сосредоточенно объясняла Аллочка. — Ему даже известно, что Фома ушел домой рано. Но вот о том, что он идет опять-таки на работу, убийца не ведал. А ведь в клинике все знают, что Фомка изучал аппарат.

— Здесь надо еще подумать, — почесала подбородок Гутя. — Во-первых, преступником может быть вовсе не мужчина, а женщина. Например, подруга этой дамы. Ведь отчего-то погибшая остановилась на дороге? И потом… Откуда этот человек знал, что Вероника поедет домой именно в это время? Она же запросто могла прокатиться по магазинам, завернуть к подруге, к мужчине, в конце концов, или ехать обратно с мужчиной, могла ведь? А тут все так продумано. И еще, преступник не ВИДЕЛ, что Вероника приехала к Фоме на прием, он это ЗНАЛ. Иначе когда бы он успел встретить ее на дороге?

— Обогнал, например.

— Спорно. Я понимаю, тут нам еще работать и работать. Берем это дело на себя.

— Да что ты! — поддела ее сестра.

Уж кому, как не Аллочке, браться за такое! Но Гутя насмешки не заметила. А еще раз серьезно подтвердила:

— Да, именно нам. Ты же видишь, как Фома нервничает, прямо угасает на глазах. И потом, когда расследование ведется в нескольких направлениях, дело движется быстрее.

Аллочка откровенно фыркнула — вовсе не надо ей разжевывать азбучные истины. Конечно, она расследует все, только при чем здесь Гутя? С нее-то точно толку, как молока с божьей коровки.

На следующее утро Аллочка нагрузила Гутю серьезной работой. Едва за дверями исчезли Фома с Варькой, как она разлепила веки, не поленилась встать с постели и строго сообщила:

— Сегодня приступаем к следствию. У меня кое-какой план уже созрел.

Гутя покорно хлопала глазами, дивясь расторопности сестры.

— Гутя, ты отправляешься в клинику Фомы и переписываешь всех пациентов, побывавших у него за последние два месяца.

— Зачем? — не поняла Гутя.

— Я тебе потом объясню, — махнула рукой сыщица и строго проследила за тем, чтобы сестра, не откладывая это серьезное дело в долгий ящик, быстро собралась и покинула квартиру.

Гутя под ее пристальным взглядом собралась за десять минут.

— Вот сейчас прямо и идти? — на всякий случай уточнила она.

— Да, Гутенька, сию минуту. И не забудь, мне нужна полная информация. Так что перепиши всех.

Гутя мотнула головой и вышла, а Аллочка сладко потянулась и снова забралась под толстое одеяло. По большому счету, особенной спешки дело не требовало, но ведь Гутя как начнет нудить: «Аллоська, вставай! Уберись в своей комняте! Да когда узе ты нацнесь приносить деньги в дом? Да сколько зе мозьно спать?» Ну, и конечно, разве тут выспишься? А Аллочке непременно надо выспаться. Сегодня у нее свидание, к тому же, Максим хотел выпросить у нее прощение любыми путями. Вот и надо поразмыслить, какими бы такими путями его простить? Путевку в Турцию попросить, что ли?

Казалось, Алла Власовна и уснуть-то как следует не успела, а сестрица уже тормошила ее, безбожно стягивая одеяло.

— Я просто удивляюсь! Какая безответственность! Я думала, она тут вся в работе, а она… Когда же ты начнешь приносить…черт с ними, с деньгами, но хоть какую-то пользу! Уберись в своей комнате, наконец! И вообще!

— Гутя, у нас на втором этаже собачка живет, у тети Лены, мне иногда кажется, что вы с ней на одном языке разговариваете… с собачкой.

— Ах так, да? Я — с собачкой? — сестра развернулась и обиженно хлопнула дверью

Злить Гутю было себе дороже. Тем более в преддверии завтрака. У Аллочки уже давненько попискивало что-то в животе, но подниматься раньше не имело смысла, не вставать же самой к плите, все равно ничего путного у нее не получится. Но вот сейчас… И вообще, с чего это сестрица разошлась? Ну, подумаешь, прилегла Аллочка, так это потому, что так удобнее думать.

— Гутиэра! Я просила раздобыть списки Фомкиных посетителей, ты почему так наплевательски отнеслась к заданию? Ты ведь понимаешь, мне это нужно не для того, чтобы кораблики из бумаги вертеть.

— Вот, — протянула ей Гутя гладкие листы. — Там работы было на пять минут. Попросила, и мне Анюта тут же через компьютер распечатала.

— Да что ты говоришь, — Аллочка рассеянно повертела в руках листы. — Придется нам купить компьютер, какая изумительная вещица! Там еще, я слышала, какие-то игры есть, да?

Гутя дернула плечом:

— У Варьки с Фомой стоит компьютер, зачем нам еще один, кто на нем работать будет?

— Так — я! Я и буду. Вот случилось расследование, а мне и написать не на чем. Пойди-ка, допросись у твоей дочери, а так у меня будет свой.

— Я не против, — равнодушно пожала плечами Гутя. — Зарабатывай и покупай, что хочешь.

— Уй-й-й, — поморщилась Аллочка, как от зубной боли. — Вот умеешь ты, сестренка, настроение поднять. А я… я у Максима попрошу. Точно!

— Вот-вот, — фыркнула Гутя. — Попроси. А заодно и квартирку пусть тебе подарит, куртку новую на осень. А лучше всего, если мы ему подарим твои руку и сердце.

— Ты бы лучше своими органами так разбрасывалась, а не моими, — пробурчала Аллочка и полезла в холодильник.

В животе урчало все громче, а Гутя отчего-то не слишком спешила приглашать сестрицу к столу.