4
Блюз Базового лагеря
— Я его спас, а он теперь хочет, чтобы я делал вид, будто ничего не было!
Даркус пнул диван и сразу пожалел об этом — пальцы отшиб. Он схватился за ногу и рухнул на оливково-зелёные подушки, но осторожно, чтобы не уронить Бакстера, сидевшего на плече.
— Обращается со мной как с ребёнком, — угрюмо добавил Даркус, глядя в брезентовый потолок их логова — Базового лагеря.
— Даркус, он старается тебя защитить, — спокойно отозвался Бертольд.
Пока они ждали Вирджинию, Бертольд трудился у верстака — привинчивал к металлической палке канцелярские зажимы, чтобы можно было брать предметы на расстоянии. Ньютон весело кружился над его пушистыми, как одуванчик, волосами и мерцал светящимся брюшком.
— И потом, ты и есть ребёнок.
— Не надо меня защищать! — вскинулся Даркус. — Не меня же похитили!
— Зато в тебя стреляли, — напомнил Бертольд, глядя поверх очков на перевязанное плечо Даркуса.
— Подумаешь, рана неглубокая, и кость не задело. Уже всё зажило, смотри!
Даркус хлопнул рукой по повязке и охнул: боль была такая, что он мигом забыл про ушибленную ногу.
— Ага, я вижу… — Бертольд вздохнул. — Не злись на него: он просто старается быть хорошим папой.
— Да знаю я. — Даркус потёр виски. У него болела голова и живот крутило от беспокойства.
Папа вёл себя странно с тех пор, как они показали ему жуков, а где-то всё ещё рыскала Лукреция Каттэр. По ночам в тревожных снах Даркус видел, как она гонится за ним, скрипя когтистыми лапами, загоняет его в кошмарный лабиринт полупрозрачных зеркал, полный злобных жуков-оленей.
— Всё получилось не так, как я ожидал. — Даркус снял Бакстера с плеча и поправил повязку.
Бинты были несколько раз обёрнуты вокруг его туловища и неудобно собирались в комок под мышкой. Даркус посадил жука себе на коленку и ласково почесал ему под подбородком.
— Знаешь, как папа смотрит на Бакстера? Как будто хочет с ним устроить какой-нибудь эксперимент.
— Что ты! Он бы не стал! — Бертольд отложил отвёртку в сторону.
— Наверно, не стал бы. Но вчера, когда мы вылезли из канализации, он установил в комнате дяди Макса микроскоп. И ночью, кажется, совсем не спал. А сегодня утром… — Даркус помолчал, прежде чем договорить. — Он сбрил бороду! Я в жизни не видел его без бороды. Он вообще на себя не похож. Без бороды и такой худой, прямо как будто это не папа, а какой-то чужой человек.
— Ему здо́рово досталось, — сказал Бертольд. — Вам обоим.
— Угу… — вздохнул Даркус. — Только он не хочет со мной об этом говорить.
— А дядя Макс?
— Он держится так, словно всё у нас чудесно и замечательно, поэтому я и знаю, что на самом деле совсем наоборот. Он тоже беспокоится. Вчера вечером они думали, что я сплю, а я слышал, как они спорили. Утром я попробовал заговорить с папой, но он всё время переводил разговор на другое. Расспрашивал меня о школе и — представь себе! — о девочках.
— О девочках? — Бертольд расхохотался.
— Спрашивал, как, по-моему, красивая ли Вирджиния! — Даркус не скрывал возмущения. — Это же надо такое ляпнуть!
— Конечно, красивая.
Даркус побагровел.
— Да я не к тому! Тут серьёзные дела творятся, что-то связанное с Лукрецией Каттэр, а папа не позволяет ему помогать. Мы даже не знаем, что она задумала.
— Может, ничего и не задумала, — с надеждой сказал Бертольд. — Всё-таки она дизайнер модной одежды.
— Она не просто дизайнер, и ты это знаешь! — Даркус стиснул зубы. — Если она ничего не задумала, зачем тогда папу похищала?
— Даркус, успокойся! Папу твоего мы вернули, так? И жуки в безопасности. Никто не знает, что они прячутся в канализации. Всё будет хорошо.
— Ты не понимаешь… Я думал, вот папа вернётся — и всё станет как раньше, а не стало. Я думал, папа обрадуется жукам, а он их ненавидит.
Бертольд часто заморгал.
— Всё будет нормально. У тебя хороший папа.
— Он изменился. — Даркус с трудом выдавливал слова. — Он на себя не похож с тех пор, как мы показали ему Чашечную гору. У него такой взгляд, как будто он о чём-то всё время думает. — Мальчик низко наклонил голову. — Так было, когда умерла мама. Он не замечает, когда я вхожу в комнату. Не видит меня, даже если я стою прямо перед ним. — Голос предательски задрожал. — Я думал, что вернул его, а он не вернулся! — Даркус врезал кулаком по диванной подушке. — И он взял с меня слово, что я близко не подойду к Лукреции Каттэр и не буду интересоваться ничем, что её касается. Знаешь, когда его спрашивают, где он был всё это время, он врёт! Говорит, что уезжал в научную экспедицию. И мне врёт. Он знает, что хочет сделать Лукреция Каттэр, а мне не говорит.
— Этого ты не можешь знать наверняка, — мягко возразил Бертольд.
— Нет, я знаю! — Даркус отвернулся. — Так же, как знаю, что мама умерла.
Он снова стукнул подушку.
За дверью что-то загремело, и в Базовый лагерь влетела Вирджиния. Её карие глаза сияли.
— Снег идёт! Вылезайте, посмотрите!
Бертольд оглянулся:
— Правда? Первый снег этой зимой.
— Ну да! Как раз к Рождеству. Пошли!
Вирджиния выскочила за дверь. Бертольд нерешительно посмотрел на Даркуса.
— Да я в норме, — сказал Даркус.
Бертольд показал на дверь:
— Пойдёшь?
— Ты что, издеваешься? Конечно, пойду! — Даркус через силу улыбнулся. — Там же снег!
Бертольд тоже улыбнулся — от облегчения — и выбежал вслед за Вирджинией.
Даркус посадил Бакстера на ладонь и встал, легонько прижимая жука к щеке.
— Бакстер, я никому не дам тебя тронуть! — прошептал он, подняв ладонь повыше, чтобы смотреть жуку в глаза. — И не позволю папе нас разлучить. Никогда.
Бакстер потёрся рогом о его нос.
Даркус приставил ладонь к ключице и подождал, пока Бакстер переползёт к нему на плечо. Они вместе вышли из Базового лагеря.
Среди сваленной во дворе старой мебели и всякой рухляди было проложено несколько дорожек. За Большой аркой из связанных вместе кабельными стяжками сломанных велосипедов начинались извилистые ходы, обозначенные табличками с названиями: «проспект Долгоносиков», «туннель Чернотелок» и «Навозник-авеню». Даркус, пригнувшись, шмыгнул на проспект Долгоносиков — очень аккуратно, чтобы не сработала заготовленная Бертольдом для чужаков ловушка. В конце проспекта Даркус прополз под складным столиком и, выпрямившись, увидел, что Вирджиния танцует, вскинув руки и стараясь поймать летящие с пасмурного неба пухлые снежные хлопья.
Бертольд поймал крупную снежинку языком — она сразу растаяла. Ньютон сперва уворачивался от холодных снежинок, а потом спрятался в волосах Бертольда.
— Как только снега наберётся, чтобы слепить снежок, вам конец! — объявила Вирджиния.
— Я и сам неплохо метаю снежки! — усмехнулся Даркус.
— Не-а! — Вирджиния замотала головой. — Куда тебе! Можете вместе с Бертольдом выйти против меня. Через минуту запросите пощады!
— Эй! Не надо! — не очень уверенно запротестовал Бертольд.
Вирджиния засучила рукав куртки и замахала рукой, показывая своё грозное снежкометательное умение. Даркус засмеялся. Невозможно злиться, когда идёт снег. Он смягчает всё вокруг, сглаживает любые проблемы и превращает весь мир в огромную игровую площадку.
