Смертельный выстрел

Майн Рид, 1873

Что же тут удивительного – найти человеческую голову в прериях Техаса? Ровно ничего, если она без волос. Это означает только то, что какой-нибудь несчастный: траппер, путешественник или охотник за дикими лошадьми – был убит команчами, а затем обезглавлен и оскальпирован. Но эта голова – живая! В очередной том «Мастеров приключений» включен роман «Смертельный выстрел», одна из захватывающих дух и несправедливо забытых вершин на карте творческих побед Томаса Майн Рида. Эта история по праву достойна занять место рядом с такими шедеврами, как «Всадник без головы» или «Оцеола, вождь семинолов». Роман публикуется в новом полном переводе, выполненном по переработанному самим автором изданию.

Глава 15

Передвижения при свете луны

Пока безутешная вдова и мать, осиротевшая вдвойне, сражена ударом и лежит без чувств, препорученная заботам верной негритянки, снаружи доносится звук, который остался незамеченным ими обоими. Это глухой стук колес тяжелой повозки, едущей по большой дороге, перемежающийся щелканьем кнута и звучным «уа-ха» возницы.

Проходит некоторое время, и мимо ворот коттеджа проезжает громоздкий фургон «конестога», груженый чем-то, смахивающим на домашнюю утварь, накрытую брезентом. Повозку тянет упряжка из четырех крепких мулов, а правит ею негр, тогда как еще трое или четверо темнокожих топают следом.

Едва эта процессия, привычная для южных штатов, скрывается за пределы видимости и слышимости, как на дороге появляется другой экипаж. Он легче и катится гораздо быстрее. Это ландо, влекомое парой кентуккийских лошадей. Поскольку ночь теплая и надобности поднимать кожаный полог нет, нам не составит труда рассмотреть ездоков. На облучке восседает черный кучер, рядом с ним примостилась молодая девушка, смуглость которой, заметная даже при лунном свете, выдает в ней мулатку. Ее лицо мы уже видели однажды, под одним знакомым нам деревом в лесу, а именно под магнолией — она прятала в дупло письмо от своей госпожи. Та, что сидит рядом с возницей, это Джул.

На сиденьях ландо мы обнаружим еще одну особу, которую заметили под тем же самым деревом, только выражение ее лица сейчас намного печальнее и тревожнее. Да, это Хелен Армстронг, а двое других пассажиров — ее сестра и отец. Они направляются в Натчез, порт, откуда начнется их путешествие на юго-запад, в Техас. Переселенцы только что покинули горячо любимый старый дом, оставив распахнутыми ворота и одинокие стены, увитые плющом.

Проехавший перед тем фургон везет остатки имущества плантатора: все, что оставил ему неумолимый кредитор. Неудивительно, что полковник сидит в ландо, повесив голову и не оглядываясь назад. Впервые в своей жизни он переживает настоящее, глубокое унижение.

Именно стыд, а не стремление сбежать от кредиторов или страх перед шерифами, побудил его выехать в такой ранний час. Отъезд при свете дня привлек бы множество зевак, среди которых нашлись бы и сочувствующие. Но в этот тяжкий час взоры, выражающие симпатию, кажутся ему столь же невыносимыми, как и выражающие ненависть, и он намерен уклониться от них.

Но, помимо моральных соображений, существует и другая причина столь ранней побудки — жестокая необходимость успеть вовремя. Пароход, который повезет их вверх по Ред-Ривер, отчалит из Натчеза с восходом солнца. На рассвете пассажиры должны быть уже на палубе.

Если обанкротившийся плантатор пребывает в подавленном состоянии, то мысли его дочери носят еще более угнетенный характер.

Хелен Армстронг не спала всю ночь, и теперь, в свете луны, ее щеки ее выглядят бледными и впалыми, под глазами залегли темные круги, а сами глаза горят неестественным блеском, как в лихорадке. Погруженная в собственные терзания, она не обращает внимания ни на что на дороге и рассеянно отвечает сестре, когда та пытается заговорить с ней в стремлении развеселить. Эта попытка обречена на неудачу еще и потому, что Джесси сама в печали. Обычно жизнерадостная, девушка теперь приуныла, явно сожалея о том, что оставляют они позади и тревожась о будущем. Вероятно, оглядываясь на ворота роскошного старого дома, в которые им не суждено больше войти, Джесси представляет себе переход от прежней жизни на широкую ногу к суровому быту в бревенчатой хижине, о котором предупредил их отец.

Если так, то это ее печаль, а не сестры. Ту обуревают другие, и куда более горестные, чувства. Ее мало заботит, где предстоит им жить и что есть. Ни отсутствие удобств, ни грубая пища — ничто не волнует ее сейчас. Она согласна найти приют под самой скромной кровлей в Техасе, напротив, была бы даже рада этому, окажись Чарльз Клэнси верен своему слову и раздели этот приют с ней. Но он подвел ее, и вот все кончено.

Кончено ли? Нет, не для нее. Для него — возможно. Он найдет утешение в объятьях своей креолки и вскоре забудет о Хелен Армстронг. Забудет о клятвах и сладких обещаниях, произнесенных под магнолией, которая в эту тяжкую минуту кажется девушке деревом более унылым, чем тис или кипарис.

Забудет ли она его? Сумеет ли? Нет, разве что в том краю, куда они направляются, ей не встретится легендарная река забвения Лета. Ах, как это горько, как обидно!

Горе ее достигает вершины, когда ландо проезжает к просеке, за которой скрывается коттедж Клэнси. В этих стенах спит человек, сделавший ее жизнь такой несчастной. И как способен он спать после того, что наделал?

В этот миг ей кажется, что никогда в жизни не сможет она сомкнуть глаз, до самой смерти!

Чувства ее кипят, боль овладевает ею с такой силой, что скрыть ее уже невозможно. Хелен и не пытается этого сделать, пока дом не скрывается из виду. Как удачно, что ее отец погружен в свои собственные безрадостные мысли. Но сестра замечает все и способна сделать предположения. Но это излишне — ей все известно. Но она молчит. Эти страдания слишком священны, чтобы вторгаться в них. Бывают времена, когда даже сестра не в силах утешить.

Джесси радуется, когда деревья снова загораживают коттедж Клэнси, да и их собственный особняк навсегда скрывается из виду.

Будь Хелен Армстронг способна пронзить взглядом белые стены домика и увидеть распростертую на постели женщину, умершую или умирающую, а также иную постель, незанятую, несмятую, обитатель который в данный момент лежит среди холодных болот под сенью мрачных кипарисов, это вызвало бы в ней потрясение не менее сильное и ужасное, нежели пережитое недавно.

Горе осталось бы в ее душе, но не обида. Первое переносить легче — ей проще было бы смириться со смертью Клэнси, но не с его изменой.

Но ей ничего не известно о случившемся, о разыгравшейся накануне в кипарисовом болоте кровавой трагедии, которая уже позади, и о скорби внутри коттеджа, которая еще продолжается. Знай она об одной или наблюдай другую, то при последнем взгляде на белые стены продолжала бы лить слезы, но не в гневе, а от печали.