…Так навсегда!

Майк Лебедев

Когда-то я хотел написать три книжки. Одну – про детство: ну, какой же русский писатель без своего «Детства»? Вторую – про людей, без которых я бы ни за что не вырос тем, кем вырос, и никогда бы не стал тем, кем стал. Ну и третью, само собой, – про московский «Спартак». Потом немного подумал и понял, что на самом-то деле это все об одном и том же, просто разными словами. А иногда и одинаковыми.

Ереван

Весной 79-го года из обрывков родительских разговоров я вдруг понял: мы переезжаем.

Ну-у… переезд — это как минимум интересно! Новая квартира со странным названием «кооператив», где, говорят, у меня будет даже своя собственная комната. Но с другой стороны, это довольно волнительно. А как же «садик», который я не то чтобы уже полюбил, но по крайней мере привык? А, черт бы его побрал, фигурное катание? И в конце-то концов — что же будет с моей футбольной командой младшей сопливо-возрастной группы, которую я уже практически сформировал, которая уже провела почти полноценную тренировку и теперь готовилась дать бой этим противным старшим мальчишкам, которые вечно или сразу занимали нашу импровизированную «поляну», или выгоняли нас с нее, даже если мы ее занимали на законных основаниях, явившись первыми?..

Вскоре ко всем поводам для волнения добавился еще один, но самый веский — мать, разъясняя кому-то наши будущие координаты, сообщила следующее: «Ну да, точно! Как раз там, возле Еревана…»

Теперь я насторожился не на шутку. В полном смысле слова не по-детски. Я уже читал, и у меня была красивая, кем-то подаренная книга с торжественным названием «Твоя Родина — СССР!». Из этой книги я многое почерпнул о стране, в которой мне посчастливилось появиться на свет, и о ее необъятных просторах, и о несокрушимой дружбе народов… однако, ознакомившись с приложенной картой, переезжать в Ереван я решительно не возжелал. Даже не в сам Ереван, а «возле»… это что же, вообще в деревню, получается?! Нет, деревню я любил, но исключительно в форме временного, летнего пристанища. Видимо, москвичом я стал даже чуть раньше, чем спартаковцем (а им, напомню, я был всегда).

Наконец, после нескольких недель мучительных размышлений я услышал: «Собирайся. Едем смотреть нашу новую квартиру!»

— Мам, а мы как поедем: на поезде или полетим на самолете? Ведь Ереван — это же очень далеко! И, ты знаешь… я совсем не хочу уезжать из Москвы!

— Дурачок! — сказала мама. — С чего ты решил, что это не в Москве? «Ереван» — это просто так называется кинотеатр!

И у меня отлегло от сердца. Остаемся…

Детство — это когда ты маленький. А вокруг все — большое-пребольшое. Далекое-предалекое. Будущее-пребудущее. Как Ереван…

И мы поехали.

Впечатления обрушились сразу. Ехать надо было на автобусе. Даже на двух. А это, согласитесь, гораздо интереснее, чем на метро, где смотреть в окно имеет смысл лишь тогда, когда поезд вдруг вылетает из тоннеля и катится по мосту через Москва-реку, а такое приключение происходит с ним до прискорбия редко. А еще автобус надо «ждать», да к тому же не любой подходит, поэтому при ожидании следует пристально вглядываться в их «номера». А еще «номер» у каждого маршрута написан по-своему, и если это запомнить, то можно узнать «свой» еще из такого далека, что и с подзорной трубой не каждому под силу! Эх, ведь и было же время, когда мне все это нравилось…

Наши новые дом и двор выглядели странно. Старый был зажат со всех сторон пятиэтажками и накрыт сверху надежной крышей разросшихся за тридцать лет деревьев. Новый же дом торчал посреди чистой поверхности, местами заасфальтированной, местами засыпанной песком и бетонной крошкой, а в основном — щедро закиданной всяким хламом. И — ни деревца вокруг, кроме старого, разросшегося тополя. И — открытые пространства во все стороны, уходящие куда-то вдаль. Да, тут явно было что изучить и чему удивиться…

Внутри понравилось еще больше. Лифт с автоматическими дверями, которые уже не надо, как у бабушки, захлопывать с чудовищным, просто-таки пугающим железным грохотом, и он везет тебя всегда, а не только со взрослыми! Везет аж на десятый этаж, который мама удачно вытащила на «жеребьевке» и с которого, если выйти на балкон, видно не до другой стороны улицы — а до самого горизонта! И запах, ни с чем не сравнимый и всегда куда-то незаметно испаряющийся запах нового дома! И звонкое эхо пустых комнат — эй! эй! э-ге-гей!!!

Через неделю мы приехали опять. Надо было начинать обустраиваться на новом месте, и отец послал меня за позабытой впопыхах отверткой к какому-то знакомому, который как раз недавно переехал в соседнее строение. Я долго выспрашивал адрес, скрупулезно уточнял маршрут движения и контрольные ориентиры по дороге, — но на самом деле я знал, куда идти: просто было ужасно страшно выходить одному в новое.

Детство — это когда все вокруг — еще новое…

Наконец, я собрался с силами — и выступил в путь. Он оказался недлинным: между домами на бордюре задумчиво сидел ребенок по имени Александр Чуриков, выпускник нашего же детского сада, чьи родители также улучшили жилищные условия в искомом мною доме. Согласно установленному этикету, Чурикову не следовало обращать внимания на такую секилявку, как я, — ведь мне предстоял еще целый дошкольный год. Но тут, видать, законы землячества взяли верх над условностями — и Чуриков довольно ласково сказал мне:

— Привет. Тоже переехали? Садись.

— Привет, — сказал я, усаживаясь рядом. — Переехали.

— Вот, на свалку ходил, — деловито доложил мне Чуриков. — Солдатика нашел. Жаль только, пешего, а не конного. Но, говорят, там и конных полно! Пойдешь со мной?

И Чуриков охотно продемонстрировал свою находку. Солдатик и в самом деле оказался ничего, только немного запыленный, как после марш-броска.

— Не, ща не могу. За отверткой послали, — тактично отклонил я приглашение.

— Ну, тогда я пошел. Пока! — распрощался Чуриков.

Свалка! Да, вот у нас была — Свалка с большой буквы!!! Неиссякаемый источник самых разных артефактов, притаскиваемых в школу и дающих обладателям их немыслимые почет и уважение. Включая, разумеется, яркие цветные банки из-под импортного пива! Я сам очень скоро приволоку с нее штук двадцать великолепных стеклянных шариков. До сих пор не знаю, для чего они использовались в мирной жизни, — а я налепил на них бумажные номера, прорезал дырку в пластмассовом барабане и немедленно провел самый натуральный тираж «Спортлото». И, как водится, «шесть номеров не угадал никто»…

Но пока что я все-таки разыскал названного мне дядьку и получил у него столь необходимую отвертку. А на выходе из подъезда меня встретил другой юноша, теперь уже незнакомый. И настроенный, как выяснилось, куда как менее гостеприимно, нежели коллега Чуриков.

— Ты из какого дома, пацан? — строго спросил он меня.

— Из третьего. Вон, из того! — радостно сообщил я, предполагая, что, возможно, юноша также даст мне какие-то полезные сведения о моей новой среде обитания. В принципе, так оно и произошло.

— Ну так… и гуляй возле своего дома! — неожиданно рявкнул он. — Даю тебе десять секунд, время пошло, р-раз!!!

«Во дела… — размышлял я, спешно улепетывая по указанному направлению. — Оказывается, новая реальность несет нам не одни только положительные открытия и эмоции…»

Да, структура микрорайона оказалась довольно сложна и не лишена определенного внутреннего изящества. Конечно, в полном объеме познать ее удалось далеко не одномоментно — но я, так и быть, кратко обрисую ее вам сразу, итак.

Наш дом был «кооперативный», а вот соседние, в один из которых и занесло меня в поисках слесарного инструмента, — уже «лимитные», отчасти, правда, разбавленные технической интеллигенцией одного сверхсекретного оборонного предприятия столицы. Все вместе мы образовывали левую, «новую» часть нашей улицы, свежезастроенную — по каковой причине обитатели четной, «старой» стороны сразу обрели к нам довольно значительное число вопросов. Но опять же — вместе мы были «улица», а ближе к Шоссе проживали, естественно, шоссейные. По ту сторону Шоссе располагались владения «Девятого квартала» (характерно, что история градостроительства не сохранила никаких данных о кварталах с номерами, скажем, восемь или десять), ну и, само собой, возле кинотеатра «Ереван» проживали ереванские. То есть наверняка они внутри себя тоже как-то хитроумно подразделялись неведомым нам образом. Но при любом раскладе «выловить» от них по ушам при посещении утренних сеансов в дни школьных каникул было делом особенно необременительным. И наконец, где-то на самом отшибе находился тракт, явно неспроста названный в честь народного героя Ивана Сусанина, ибо вернуться оттуда случайному путнику не было никакой возможности. «Сусанинские», как швамбранская пиратская Пилигвиника, были враждебны всем, всегда и везде, и слава о них гремела далеко, как говорится, за пределами.

Да, как видно из этой, даже неполной схемы — напряжение могло проскочить по любому из самых неожиданных направлений, и оттого суровое «Пацан… а ты, собственно, из какого дома?!» повисало в воздухе еще далеко не один раз…

Но все равно было здорово! Ну что я раньше видел в этой жизни — одна остановка туда до бабушки, другая — сюда, до уроков ледового мастерства Оскара Петровича. А тут — пространства вплоть до горизонта! Да до одного метро только полчаса в автобусе трястись, уперевшись носом в чей-то потертый хлястик. Ереван…