Пан Твардовский. Душа чародея

Л. Зданович, 2022

Роман в жанре "готическое фэнтэзи" переносит читателя в Польшу 17 века, расцвет шляхты, мистических настроений и пережитков Средневековья. Роман написан по мотивам старопольских народных сказаний о легендарном пане Твардовском.

2. Роковой удар. — Смерть.

На берегу неширокого озера стоял небольшой дом Твардовского, называемый замком. В частой неподвижной воде озера отражались плакучие ивы, а вдали расстилались длинные зеленые поляны, сливающиеся с подошвою высоких гор. Это было на утро после бурной ночи. Свежий, прозрачный воздух дышал ароматом, звенели в небесах трели Божьих птиц, а лазурная высь, была светла и ясна.

Не светло было только на душе пана, когда он завидел соломенную кровлю своего дома, поднявшись на пригорок. Чем ближе подъезжал Твардовский к родному приюту, тем грустнее и тяжелее становилось у него на сердце, и чувствовал он какую-то беду, которая скоро должна будет разразиться над его головой. Но он не знал, что за несчастье грозит ему, а потому ещё тяжелее и невыносимее становилось пану, и он, не в силах долее выносить неизвестности, ударил шпорами коня и помчался поскорее домой, чтобы, наконец, узнать свою участь.

Вихрем влетел пан в ворота на свой широкий двор. Всё там было тихо. Никто не встретил благородного шляхтича. Сжалось тоской ещё больше сердце несчастного. Соскочил он с коня, пробежал сени и вошел в переднюю светлицу; здесь встретила его выбежавшая из другой комнаты старуха, и прежде чем успела она ахнуть от удивления и радости, что видит своего господина, тот быстро проговорил:

— Магдалина, все ли дома здоровы?

— Все здоровы, пан… Всё слава Богу…

— А жена?.. Ядвига?.. Где она?.. Отчего я её не вижу?

— Тсс… тсс пане, — махая руками, вполголоса заговорила Магдалина и, лукаво ухмыляясь, продолжала почти полушёпотом: — не кричите, милый пан… не испугайте пани… Она здорова… но…

— Что но?

— Лежит в постели! — и старуха подмигнула пану.

— Зачем она в постели?

Приподнявшись на цыпочках к самому уху пана, старуха весело шепнула:

— Пани родила вам, пан, сыночка!

Схватив себя за голову, пан бессильно упал на скамью. Безжизненно склонилась его голова на грудь, и в страшном унынии он произнес про себя:

— Сатана, теперь я тебя понял! Горе!.. Горе мне! — воскликнул он вслух.

Старая Магдалина всплеснула руками. Она ничего не могла понять в отчаянии пана. Странно ей показалось, что вместо радости, которую она думала увидать в своем господине, она заметила в нём глубокое уныние и сердечную тоску.

— О, Святая Мати! — воскликнула старушка. — Чего же добрый пан так испугался? Для чего пан так закручинился?.. Не случилось ли чего недоброго с вами, хозяин?

Вместо ответа на её вопросы, он сказал:

— Скажи Ядвиге, что я приехал и сейчас приду к ней.

Магдалина вышла, а через минуту вернулась и сказала:

— Пани обрадовалась… Она зовёт вас к себе.

Встряхнув готовой, Твардовский со свинцовой тяжестью в мыслях и на сердце пошёл в комнату жены. Подойдя к двери, он на минуту остановился, как бы прикованный к порогу, потом машинально двинулся вперед. В спальне были опущены шторы, и царил таинственный полумрак. Твардовский увидал свою жену бледную и слабую, лежащую на кровати.

— Здравствуй, милый Юзя, — нежно произнесла жена. — Я заждалась тебя. Ах, как я рада, что ты вернулся… Милый, дорогой мой, поцелуй нашего сыночка! — и нежным движением руки откинула Ядвига занавес люльки.

Ребенок спал. Бледный, дрожащий отец взглянул на невинного младенца, пошатнулся, испустил ужасный крик и замертво упал на пол. В доме поднялась суматоха. Бедного пана уложили в его комнате. С ним сделался ужасный бред.

Несчастная жена была поражена обмороком мужа. В отчаянии и испуге, ломая руки, она воскликнула:

— О, Святая Дева, защити нас!.. Что всё это значит?.. О, милый мой сыночек! О, дорогая моя крошка! Что за горе принес ты с собой?..

И горячие слёзы душили Ядвигу, и горько плакала и жаловалась она; горевала вместе с ней и Магдалина, затужили и все слуги, видя горе своих добрых господ. Печаль пала на весь дом.

Опомнился пан от своего беспамятства, вспомнил всё и не знал, как выйти из тяжкой беды, чем пособить горю. Не зная что делать, он решился во всём признаться жене и открыть тайну, камнем лежавшую на его сердце. Но долго не смел он привести свое намерение в исполнение и долго избегал решительной встречи со своей Ядвигой, которая, между тем, несмотря на свою печаль, оправилась и встала с постели.

Был ясный осенний вечер. Сумерки спускались на землю. Несмотря на осень, погода стояла прекрасная; воздух ещё благоухал ароматом, и леса всё ещё стояли убранные листвой. Пан спросил о жене; ему сказали, что она гуляет в лесу, и он отправился отыскивать ее там. Его охватывала дрожь при мысли о роковом разговоре с ней, и он несколько раз останавливался, чтобы унять биение своего сердца. Он скорей пошел бы на костёр, сгорел бы заживо, с хладнокровием и ясностью; идя же теперь к той, которая была ему дорога, любила его всем существом, он дрожал всеми членами и замедлял шаги, сознавая свой страшный грех.

Несколько раз он останавливался, как бы прислушиваясь к биению своего сердца; мрак сумерек походил на мрак его души. Со всех сторон смыкались над ним тёмные своды леса; было что-то душное в дремотном безмолвии воздуха. Быстрым, почти отчаянным движением он раздвинул ветви и увидал Ядвигу, сидящую под тенью деревьев.

Последние лучи заходящего солнца окружали её, точно ореолом. Выйдя из чащи тёмного леса, он увидал ее, ясную, как сама жизнь молодой юности. С громким, бессознательным криком он бросился к её ногам и в страшном порыве скорби воскликнул:

— О, милая моя?.. О, мое сокровище, моя дорогая! Я не достоин тебя… Я лишился всего, что мне дорого на земле!.. Я согрешил!..

— Что… что такое, дорогой мой?.. Скажи мне, открой свое сердце… что тяготит, что мучает твой дух?

И несчастный грешник передал жене свое горе, рассказал о безумном и страшном грехе своем, о проклятой записи, данной им сатане на младенца-сына.

Слушая исповедь мужа, бедная мать, пораженная ужасом, тряслась как в лихорадке, и отрывистые, жалобные стоны вырывались из её уст вместе с именем сына.

— Сын мой!.. Сын мой! — вырывая на себе волосы, вопила несчастная мать. — О, лучше б ты не родился на свет Божий… О, горе… горе тебе, несчастный!

Все помутилось в голове несчастной матери; ей показалось, что она сама умирает. Слова мужа раздавались в её ушах, как погребальный звон; она широко раскрыла глаза, выпрямилась во весь рост и со зловещей улыбкой бросилась бежать прочь, крича:

— Горе… горе нам!

Не выдержала несчастная мать, и к утру следующего дня она лежала уже бездушным трупом. Но перед смертью она пришла в себя и, подозвав мужа, сказала ему.

— Дорбгой мой, я умираю! Но поклянись мне спасти сына из сетей сатаны… Проси защиты Бога и святых Его и положи душу свою за душу милого младенца… О, сын мой. сын мой! — таковы были последние слова умиравшей.