Находка. Сборник рассказов в жанре мистического реализма

Людмила Попова

В книге собраны рассказы о людях разных национальностей, профессий и сословий, с которыми происходят счастливые или грустные события, порой совсем необычайные.

Баба Надя

Николай остановил машину, заметив старушку, бредущую по обочине дороги с тяжеленной сумкой: шкардых-шкардых…

— Бабуля, далеко собралась?

— А? Чево? Не слышу…

— Спрашиваю, далеко путь держишь? Куда подвезти?

— Деревня Гуськово, слыхал? Там мой дом…

— Знаю такую деревню. Садись, я тебе сумку подам. Сумка-то не тяжёлая, а, глядя на тебя, подумаешь: сто пудов!

Парень снова сел за руль, и грузовичок загромыхал по ухабистой деревенской дороге. Он часто ездил здесь в деревеньку, где осталось хозяйство умершей бабки: нехитрые деревенские постройки, сад и огород. В мелких деревушках теперь никто не живёт: молодёжь разъехалась, старики померли…

— А тебя кто ожидает в деревне? Живёт там кто-нибудь ещё?

— Не знаю. Целый год не была…

— А где ж ты была?

— В Москве у родни. Когда из деревни все разъехались, мы с Егоровной остались одни. Друг дружке подсобляли и сажать, и полоть, и убирать. А когда за Егоровной приехала дочка из города и забрала к себе, я осталась одна-одинёшенька. Совсем стало невмоготу, даже поговорить не с кем, душу отвести… Радиоточка у меня была — отключили, грозились электричество отключить, дров на зиму не осталось… Стала я думать, куда бы и мне перебраться. Детей у меня своих никогда не было. Вспомнила про племянницу Катюшу, сестрину дочку. Сестры давно в живых нет. А дочку её мы вместе выхаживали. Сестра мне её поручала, когда требовалось отлучиться по делам или когда болела. Я её любила как родную. Катюша уехала в Москву, когда школу окончила. Там и семьёй обзавелась, детей родила. Учёной стала: институт окончила… Подумала: а не попроситься ли к ней? Я и стряпать хорошо умею, и по хозяйству смогу помочь… В общем, написала Кате письмо, она приехать разрешила. Обрадовалась я и отправилась в Москву.

Семья у Катюши небольшая, но хорошая: муж и два сына. Приняли меня ласково. А когда я обед сварила, не могли нахвалиться. Сказали: поживи у нас, бабушка, с тобой так уютно! Я и осталась. Они на весь день уйдут, кто на работу, кто на учёбу, а я по дому хлопочу. Уж так старалась угодить! Вернутся домой, а всё прибрано и ужин готов…

Мои внучатые племянники охочие были до жареной картошки. Бывало, поздно вечером кто-нибудь из них говорит: чего-то хочется такого… картошечки бы жареной! И пока они своими делами занимаются, я ухожу на кухню и возвращаюсь с блюдом этой самой картошки. Я её нарежу длинными палочками, потом обжарю со всех сторон до румяности и под конец сольцой посыпаю. Выношу, а они и удивлены, и рады-радёхоньки: «Бабушка Надя, когда ты успела поджарить?! Как вкусно пахнет! Ой, объеденье!» И всю уплетут без остатка. А мне радостно смотреть, с каким аппетитом они едят. Захотят ещё, я и ещё состряпаю. Пусть кушают, коли нравится. К ночи, правда, уже ко сну клонит, но я днём поспать могу, пока их дома нет. В общем, жили душа в душу. Они мне и подарочки делали: то тапочки домашние, то кофту тёплую…

— Ну, если говоришь, жили душа в душу, чего же ты уехала? Или решила взять чего-то из дома и опять в Москву вернуться?

— Нет, милок, туда я уже не вернусь, — грустно ответила бабушка. — Я думала, всё время силы будут, а старость своё берёт. Стала я слабеть. Утром еле встаю и боль повсюду чувствую. Они меня и к врачам возили. Да, заботились обо мне, ничего не могу сказать плохого. Хорошие люди! Только нету никаких средств и лекарств от старости. Я хоть и старалась, как прежде, всё по дому делать, а не получается. Да ещё в руках удержать ничего не могу: то тарелку разобью, то чашку… До слёз обидно, что становлюсь неловкой. И хворать стала часто: горло схватит, глотать больно, жар колотит, согреться не могу. Лежу по нескольку дней, не вставая, а раскладушка моя в кухне стояла, и чувствую, что мешаюсь, грязь лишнюю и хлопоты создаю. Они домой вернутся, а я валяюсь, и проку от меня никакого, только место занимаю. Нет, они меня ни в чём не попрекали, но я сама понимаю. Слышу, как внуки Андрей с Игорьком в прихожей переговариваются: «Баба Надя опять лежит?» — «Лежит, что ей ещё делать?!» Не хотелось мне быть им в тягость, и засобиралась я назад в деревню. Говорю им вечером, когда все собрались: «Чую, что мой конец близок, и хочу в деревню вернуться, чтобы там помереть. Потому уезжаю от вас». По правде говоря, уезжать от них совсем не хотелось: дом тёплый и светлый, воды холодной и горячей вдоволь, из колодца носить и греть не надо. И душ, и ванная есть, и печка электрическая дров не требует… Только одно обстоятельство против: больная и немощная, зачем я им нужна?

Сказала, что уезжать собралась, и слушаю, какой будет ответ, очень надеялась, что не отпустят. До последнего дня ждала, может, кто из них, например внучата, скажет: «Пусть бабушка у нас останется!» Никто такого не сказал… Катя собрала мои вещички и лекарства в новую сумку, специально подарила, денег дала три тысячи. Внуки отвезли на вокзал, посадили в вагон… Кто я им?! Не родная ведь бабушка!

И только когда поезд стал набирать скорость и удаляться от Москвы, меня страх охватил, подумалось, как же я там жить буду одна?! Старалась себя успокоить: чего горевать раньше времени, посмотрю, что и как. Может, Егоровна домой воротилась, может ещё кто. Посмотрю…

Старушка вздохнула и пригорюнилась.

— Так говоришь, бабуля, хорошая родня у тебя в Москве, племянница Катя и её семья?

— Хорошие они, — с уверенностью подтвердила старушка. — Очень хорошие!

— Что ж они тебя до деревни не проводили, чтоб посмотреть, где ты жить будешь?

— Ты что, милок?! У них же работа и учёба! Да я бы сама не позволила им время на меня тратить!

— Да-а… — задумчиво протянул Николай и больше ни о чём не спросил.

Он высадил старушку, где попросила, передал ей сумку и сел за руль. Грузовичок снова загрохотал по ухабистой дороге.

Баба Надя достала из тайника ключ (цел, никто не взял!), открыла замок… Дом заполнили сумерки, нащупала на стене выключатель, щёлкнула — свет не загорелся. Может, лампочка перегорела? Зашла в горницу, нажала выключатель — тот же результат. А чего ожидала? Ещё перед её отъездом в деревне отключили электричество. Нашла керосиновую лампу, спички. Керосину осталось мало, но на вечер хватит. Разожгла плиту, благо дровишки заранее приготовила. Хотела вскипятить воды, чтобы отварить сосисок и сделать чаю. Сосиски и чай привезла из Москвы. Катя и рафинад положила, и карамелек… Но вода, оставшаяся в ведре, позеленела.

Что делать? Взяла пустое ведро и отправилась к деревенскому колодцу. По дороге думала: много не буду набирать, не донесу… Но колодец кто-то засыпал разбитыми ящиками и всяким хламом… Вернулась домой ни с чем. Слава Богу, не выплеснула на улицу зелёную воду. Процедила сквозь марлю, может, кипячёная сойдёт для питья?.. А как дальше без воды?.. Съела сосиску, бульон после неё не стала выливать, ещё пригодится, выпила чаю. И решила пройтись по деревне, поискать живую душу. Вдруг ещё кто найдётся на её счастье! Обошла одну улицу, другую — нигде никого, ни в одном окне огонь не горит. Даже собак не видать. Оно, может, и к лучшему, ведь одичавшие и голодные загрызут старую бабку…

Вернулась домой, улеглась на кровать… Долго ворочалась с боку на бок, сон не шёл. Постель казалась холодной и жёсткой, а тут ещё всякие невесёлые мысли лезли в голову. И самое главное: умирать совсем не хотелось, хотелось жить, хоть неделю, хоть месяц, сколько Бог даст, но нормально жить в тепле, со светом, со свежей водой… В кладовке шуршали и пищали мыши. Наверное, всю крупу, негодные, сожрали за её отсутствие. Кота бы завести! Завтра надобно ещё пройтись по деревне, может, где кот позабытый остался…

На следующий день прошлась по деревне в поисках людей, воды и одинокого кота. Все колодцы, как по заказу, были завалены хламом. Кому понадобилось уничтожить колодцы?! Все дома стояли заброшенные, у некоторых окна забили досками. Ни одной живой души! Видать, кошек забрали с собой, а те, что остались, убежали поближе к людям. И бездомные собаки тоже. Получается, она здесь одна и обречена на погибель: воды нет, спичек осталось совсем мало, если кончатся, где взять? И керосин кончается… Дровец мало, а на дворе осень, холода придут, чем печку топить? И ото всех этих мыслей её обдало страхом, как ледяной водой! Отгоняя прочь отчаяние, она решила пойти в райцентр, который в восьми километрах от деревни. Деньги есть, на спички и керосин хватит. Может, удастся нанять кого-нибудь, чтоб дров привёз и воды… Может, посчастливится соседку Егоровну отыскать…

Она долго шла по дороге, ведущей в райцентр, то и дело останавливаясь, чтобы передохну́ть, присаживалась на сухую траву. Потом шла дальше… Стало темнеть. Деревня осталась далеко позади, уже и не видать. Поняла старая, что не дойти ей до райцентра, и назад ворочаться сил нет. Что делать, если ночь настанет? Поглядела налево, направо: ни дома, ни крова, где можно на ночь укрыться, только бесхозные поля, заросшие бурьяном…

Неужто суждено ей ночевать посреди дороги и дикие оголодавшие псы порвут её на куски?!

Обезумев от страха, упала она на четвереньки посреди дороги и заголосила отчаянно:

— А-а-а! За что же ты меня, Господь, так наказываешь? Кому я чего плохого сделала? А-а-а, неужто, придётся мне околевать здесь, на дороге, и стать добычей диких зверей?! А-а-а… За что мне такая судьбинушка?! А-а-а!

Вдруг стукнуло ей в голову, что громкие крики привлекут собак или ещё какое зло. Она смолкла, опасливо оглянулась по сторонам и вдруг увидела свет фар вдалеке, будто машина приближалась по дороге. Не вставая на ноги, на коленках отползла на обочину, чтобы не попасть под колёса…

Машина остановилась рядом, Николай высунулся в окно.

— Баба Надя! Что ты тут делаешь?

Старуха начала сбивчиво объяснять, размазывая слёзы по лицу:

— Я хотела в райцентр дойти… Потому как воды у меня нет… В деревне все колодцы засыпаны… Спички тоже кончаются… Дровишек маловато осталось… На зиму вообще не хватит… Вот я и направилась… А идти далёко, а силушки нету…

— Ясно, — сказал Николай, вылезая из кабины. Подсадил старуху в машину и отвёз домой. Там оставил ей двухлитровую бутылку воды:

— Хватит до завтра?

— Хватит, — обрадовалась старуха.

— Завтра утром приеду к тебе, воды привезу большую бутыль. И дров наготовлю.

— Спасибо, соколик, я за всё заплачу, деньги у меня есть: три тысячи!

— Да уж, большое богатство! — засмеялся парень.

Тревожные мысли не покидали старуху всю ночь, заставили мучительно ворочаться с боку на бок. Она встала рано, оделась и села у окна в ожидании. Время шло, а Николай не появлялся. Она поела кашки, попила чайку с карамелькой, послонялась по дому, наводя кое-какой порядок. Снова присела на табуретку у окна так, чтобы было видно дорогу. Видать, забыл про неё Николай! Потеряв терпение и уже ни на что не надеясь, решила проверить кладовку. Прожорливые мыши источили все запасы крупы, муки и сухофруктов, проделав дыры во всех пакетах и мешках. Стала перебирать, пересыпать и подметать, ругая вороватых мышей… И тут на улице послышался шум мотора.

Николай вошёл в дом с пустыми руками.

«Воды не привёз», — ёкнуло сердце старухи.

— Я ничего не привёз, — начал парень, — потому что решил тебя забрать отсюда. Будешь с нами жить. У меня мать престарелая, составишь ей компанию. Вчера вечером я со своими посоветовался, и мы вместе решили, что нельзя тебя одну оставлять на верную погибель.

— А не буду я вам в тягость? Деньги, три тысячи, я тебе отдам, а потом что? Лишний рот в семье…

— Свои три тысячи, бабуля, ты прибереги на всякий случай. Не объешь ты нас, не беспокойся! Съездим в собес, может, какое пособие тебе назначат, на карманные расходы. А так у нас всё для тебя найдётся. Собирай вещички, какие с собой возьмёшь. Да не колготись! Ежели чего забудешь, ещё вернёмся.

— У меня тут сад, малина и сморода… и огород…

— Весной приедешь, если здоровье позволит, мы тебе с огородом подсобим…

Баба Надя собрала сумку, которую привезла из Москвы. Ещё в одну сложила крупу и сушёные яблоки, что остались в кладовке. Огляделась: ничего не забыла? Напоследок обратилась к Николаю:

— Ты, милок, вот что: письмецо для Катюши напиши! А то вдруг вздумает за мной приехать и не найдёт, переживать будет. Оставь свой адрес!

Николай хотел было возразить, что ежели Катюша с лёгкой душой отпустила её под зиму в заброшенную людьми и Богом деревню, то вряд ли сюда приедет, но промолчал, послушно написал письмецо на клочке бумаги, поданном старухой, сложил бумагу пополам и прикрепил скотчем на наружной стороне двери.

— Вот так-то оно и лучше, — одобрила старуха.

Машина ехала по дороге. Баба Надя сидела рядом с Николаем и рассказывала ему про свою московскую жизнь: ванную с горячей водой, телевизор на полстены, стиральную машину, телефон без провода… Потом умолкла и задремала, утомлённая перипетиями, тревогами и страхами. Николай своим видом внушал ей спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Чёрные мысли улетучились, уступив место благодатным.

«Понравится ли ей у меня? — думал Николай, поглядывая на заснувшую старушку. — Нету у меня в доме городских удобств, ты уж извини, баба Надя! Но в обиду тебя не дам и на улицу не выкину, совесть не позволит! Собаку или кошку бездомную люди берут домой из жалости, а тут человек престарелый».

Урчал мотор, кузов с грохотом подпрыгивал на ухабах, а баба Надя спала, и счастливая, доверчивая улыбка освещала и молодила её лицо…