Первый Встречный

Людмила Павловна Шигапова (2024)

Размеренная и устоявшаяся жизнь в имении князя Галицкого была нарушена требованием императрицы Екатерины полным семейством прибыть на предстоящий сезон в Петербург. Прознав, что у князя дочери на выданье, она решила самолично их просватать. Это немало удивило и насторожило сиятельного князя. Старшая княжна Ярослава ни о чем, кроме лошадей, и думать не желает, но ей первой предстоит выбрать мужа. На кого падет жребий?

Глава 7

— Я забыла, какой у нас здесь красивый дом, — стянув с напряженных рук запыленные перчатки, выдохнула Ярослава.

— Вот завтра и налюбуешься им, а сейчас отдыхать. Твоя спальня, помнишь, на втором этаже, третья дверь, там все приготовлено. Спокойной ночи, дочь, — отец поцеловал Ярославу в лоб, быстро перекрестил и, развернувшись, направился в свои покои. Там его дожидался слуга.

— Доброго здоровьица, барин, пришел помочь приготовиться ко сну.

— Осип! Рад, рад видеть! — Никита по-свойски хлопнул своего денщика по плечу. — Что не встречал хозяина?

— Здесь домоправительница распоряжения отдает.

— Дай глянуть на тебя! — широко улыбаясь, Никита схватил денщика за руки и радостно затряс.

— Эким стал видным, степенным. Выправку не потерял.

— Как иначе? Держим фасон княжеской фамилии!

— Никак и говорить научился! Давненько мы не виделись.

— Вы уже который год без денщика обходитесь, ваше сиятельство.

— Ну-ну, не сокрушайся! Поедешь со мной в деревню?

— Только вещи в котомку побросать!

— Вот сезон закончится — и отправимся. А теперь налей стопочку.

— Налито уже, Никита Сергеевич!

— Хвалю, Осип! Не забыл привычек гвардейского капитана.

— Как можно, барин!

Ярослава не стала задерживаться внизу. Отогнав воспоминания: «Все завтра», — медленно поднялась по пахнущей воском деревянной лестнице, отворила дверь и вошла в свою комнату. Постояв на пороге, кивнула служанке и с наслаждением скинула дорожную одежду.

Девушка наскоро ополоснула лицо из медной лохани и подержала в ней натруженные ладони, на большее не было сил. Потом быстро перекусила поданными на подносе закусками, отпустила прислужницу, даже не запомнив ни ее лица, ни имени. И хотя столичному лоску фамильного особняка княжна сейчас предпочла бы душистый стог полевого сена, белоснежные простыни отдавали хрустящей крахмальной свежестью, и были так приятны на ощупь, что она, более не мешкая, улеглась на широкой кровати. Ярослава привычно обняла подушку.

Ей приснился странный сон.

Ярослава во весь опор мчится по полю спелой пшеницы, торопится, подстегивает Орфея. Бежит от уготованной ей доли стать чьей-то невестой, все дальше и дальше, за тридевять земель, в тридесятое государство.

Уставший от скачки конь прядая ушами остановился. И видит княжна, что привычное золото родных просторов сменилось разливанным бархатом закатного цвета вереска, устилающего раскинувшуюся до горизонта предгорную пустошь.

Она никогда не видела вереска, но точно знает, что это именно он манит медовым ароматом и, движимый ветром, напевает незнакомый протяжный мотив.

Высоко в небе парит одинокий беркут. Девушка очарована полетом гордой птицы, которая круг за кругом снижается к ней.

Внезапно, померк белый свет — невесть откуда, хлопая крыльями и устрашающе каркая, черной тучей налетело на беркута злобное воронье, готовое до смерти заклевать его. Сильная птица мужественно бьется с кровожадной стаей. Но воронов много, а беркут один.

Не раздумывая, девушка ринулась на помощь и яростными ударами кнута принялась разгонять летучую нечисть. Беркут, почуяв помощь, врезался в ненавистное воронье племя, разил врагов беспощадным клювом, терзал острыми когтями, бил мощными крыльями так, что только черные перья во все стороны летели. Разогнал врагов, взвился вверх, издав победный клекот, и камнем ринулся вниз.

Приближается беркут к девушке, глядит на нее голубыми глазами, такими человеческими, что кажется Ярославе, будто сейчас ударится птица оземь и оборотится пригожим молодцем.

И в тот же миг, угрожая расколоть небо, раздались громовые раскаты долго не смолкая и сотрясая округу, а налетевший вихрь закружил вороньи перья, бросая их в лицо девушки.

Ярослава открыла глаза от жгучего желания, как можно быстрее смахнуть с плеч, рук, шеи мерзкое оперенье и ошеломленно застыла: «У Беркута взгляд Иноземца… — она затрясла головой, отгоняя видение. — Сон. Это всего лишь сон».

Она окончательно проснулась, повела вокруг глазами, не совсем понимая, что за грохот ее разбудил, и уставилась на дверь, в которую громко и настойчиво стучали.

— Войдите! — наконец, откликнулась она.

Дверь распахнулась, и в комнату без всякой робости вошла высокая девица с тонкой талией и грудью, грозящей вывалиться из чересчур нескромного выреза красного платья.

Сидя на кровати, Ярослава в недоумении смотрела на вошедшую:

— Вы кто? На служанку не похожи — слишком смело стучали.

— Я Анфиса, дочь здешней домоправительницы. Буду вашей горничной, — самоуверенно заявила та, оценивающе смерив глазами нежданно — непрошено явившуюся молодую хозяйку. — Выбирайтесь из постели, через часок спускайтесь к завтраку.

Ярослава сжала кулаки, возмущенная невиданной дерзостью прислуги, но моментально успокоилась, решив примерно наказать не по чину заносчивую нахалку. Она откинула стеганое покрывало и приказала:

— Помоги встать.

— Вы что больны?

— Ты слышала, что я сказала?

Анфиса нехотя подошла к кровати, нагнулась над княжной и громко вскрикнула от боли. Ярослава схватила ее за распущенные волосы, намотала их на кулак и ледяным голосом произнесла:

— Собственноручно отстегаю, если еще позволишь такой тон. Напомнить, с кем говоришь? Не слышу!

— Простите, госпожа, — послышался сдавленный ответ.

— Ты не будешь мне прислуживать. Пошла вон!

Анфиса, злобно сверкнув глазами, пулей вылетела из спальни и всклокоченной фурией помчалась по коридору, бормоча проклятья. Ярослава, к счастью, их не слышала.

— Сон — в руку: одна ворона уже прилетела, но я ей перышки пощипала, — вслух подумала она, подходя к окну и двумя руками раскрывая плотные занавеси.

Солнечные лучи, словно того и ждали, смело ворвались в комнату и теплыми бликами заиграли на лице босоногой княжны. Она сладко потянулась, отбросив мысли о странном сне, быстро привела себя в порядок (не впервой ей обходиться без прислуги) и направилась вниз, гадая, где отец.

Никита Сергеевич поджидал ее у изножья лестницы с коваными перилами:

— Доброе утро, Ярослава. Как спалось?

— Доброе утро, отец. Мне нужно с вами поговорить.

— Позже. Нас ждет завтрак. Пойдем, — он подал дочери руку и повел в столовую. Ярослава не стала перечить и послушно зашагала рядом, проглотив утренний гнев.

Накрытый стол не удивил разнообразием, но еда оказалась сытной и вкусной. Девушка быстро опустошила свою тарелку и нетерпеливо поглядывала на отца, который против обыкновения медленно пережевывал пищу, желая не столько основательно подкрепиться, сколько подготавливая себя к щекотливой теме разговора со старшей дочерью. Наконец, бросив салфетку на стол, он поднялся:

— Теперь, Ярослава, осмотрим дом. Готова?

Большой княжеский особняк содержался в чистоте, просторные залы проветрены, но кое-где пыль на китайских вазах и канделябрах, паутина в углах кричали о сиротливом запустении в отсутствии хозяйки дома.

— Да, непорядок, — недовольно буркнул Никита Сергеевич.

— Нужно поменять прислугу, слишком нерасторопна и нахальна. Пусть в полях поработает!

— Не твоя забота, — князь удивленно вскинул бровь. Домашние хлопоты никогда не волновали Ярославу. — Этим займется матушка, но распоряжения отдам.

— Папенька, мне не терпится побывать в детской.

— Ступай. Я отправляюсь в Тайный приказ. Дождись меня. — Никита собрался выходить, но вовремя спохватился, вспомнив о нетерпеливом нраве дочери: — Одна из дома не выходи, не ровен час, заблудишься или приключится что. Не спеши, всему свое время. Поняла меня, княжна?

— Я не ослушаюсь, отец. Прощай! — с этими словами Ярослава, расправив плечи, уверенной походкой прошествовала в детскую. На секунду задержавшись у закрытой двери, она толкнула ее и переступила порог. Слезы умиления выступили на глазах девушки:

— Мои милые лошадушки! Как давно мы не встречались. Видите, я выросла, — она закружилась, красуясь перед любимыми игрушками, — а вы не меняетесь, такие же красавцы. — Она прошлась вдоль выстроившихся в ряд лошадок различной масти и размера, легко коснулась шелковых грив и присела рядышком на ковер.

Ярослава, обуреваемая трогательными воспоминаниями, медленно обвела глазами комнату. Вот зыбка, в которой ее укачивали в младенчестве, там большой сундук, где хранились платья с разорванными кружевами и детские военные мундиры, в которые она любила рядиться. На стене у резной печи уголок с деревянным оружием: сабли, охотничий рожок, лук со стрелами, специально для ее ручек сплетенные кнуты.

Княжна подошла к небольшой картине в золоченой раме. Крепостному художнику-самоучке удалось правдиво передать счастливо искрящиеся глаза пятилетней девчушки, которая бесстрашно восседала на боевом княжеском коне.

— Ах, какое чудесное было время! Тебе позволялось делать все, что вздумается, дитя, — прошептала она.

Ярослава опустилась на ковер, обхватила руками колени, и память унесла ее в беззаботное детство: вот она трех лет от роду босиком бегает по лужайке, заливается безудержным смехом, потому что травинки щекочут пяточки; вот вместе с детьми старается поет рождественскую колядку; а вот пятилетняя малышка, прижимаясь к передней ноге отцовского коня-великана, усердно нашептывает ему ласковые словечки, а тот, выкатив глаза, фырчит и мягко пощипывает детское плечико. Побледневший отец, осторожно приближаясь к дочери, чтобы ненароком не спугнуть обоих, севшим от страха голосом тихо спрашивает:

— Что ты делаешь, детка, возле боевого коня?

— Думаю, как забраться в седло и рубить головы проклятым басурманам.

— Где ж ты прослышала о таком?

— В конюшне, где ж еще, — махнула она своей пухлой ручонкой.

Ярослава вспомнила, как долго егеря не могли разжать пальцы отца, схватившего дочь в охапку и беззвучно стоявшего, не в силах самостоятельно разомкнуть объятья.

В семь лет она уже стреляла из лука по выставленным мишеням — яблокам: натянула тетиву — промахнулась, быстро выхватила следующую стрелу, прицелилась — прямо в яблочко!

Воспитанием девочки занимался отец, состоявший тогда на государевой службе. Она во всем подражала своему бесподобному папеньке: также удивленно склоняла голову, совсем не по-девичьи почесывала затылок, когда надо было принять решение, нетерпеливо постукивала стеком по голенищу сапожка. Именно отец повлиял на ее характер: приучил не бояться трудностей, честно признавать ошибки, не лукавить, не юлить. Она выросла отчаянно смелой и решительной, такой, что впору командовать кавалерийским полком.

От матери ей достались непокорный нрав, женская хитрость, любовь и преданность ближним.

Осторожно прикрыв дверь детской, Ярослава направилась в сад, благоухающий розами. Ухоженные цветники, подрезанные кустарники, аптекарский садик с лечебными травами… «Садовник трудится на славу — матушка останется довольна», — мимоходом отметила княжна.

Заслышав знакомое ржание, она всполошилась:

— Орфей! С завтрашнего дня начнем утренние прогулки.

Извилистая тропинка привела ее к маленькому живописному пруду, над водной гладью которого танцуют — кружат стрекозы с переливающимися в солнечных лучах радужными крылышками. В чистой тихой воде купает свои длинные серебристые косы плакучая ива. Любопытная зеленая лягушка следит за маленькими рыбешками, сверкающими чешуей и красными плавниками.

— Нянька Орина порадуется тому, что труды ее не пропали. Она с таким рвением обихаживала вместе с Осиванычем этот пруд, чтобы ее княгинюшка могла уединяться в благодатной тишине.

А вот и небольшая ротонда. Здесь они секретничали с Ольгой и подругами — Катериной и Лизонькой Нарышкиными, Меланьей Горчаковой. «Интересно, когда они прибудут на сезон в столицу?».

Ярослава опустилась на удобную лавочку и, склонив голову набок, призадумалась. Размышлять о предстоящей жизни в Петербурге не хотелось. Умом она понимала, что грядут в ее жизни перемены, и неизвестно, радостными ли, горестными ли они будут. Но как поладить с собственным сердечком? Оно не желает этих перемен. «Как покинуть родной дом? Кого судьба определит в женихи?». И вдруг губы сами по себе страстно зашептали: «Господи, коль такова девичья судьба, пошли мне любовь, одну единственную, на всю жизнь, как у маменьки с папенькой».

Она впервые была так не уверена и так растеряна.