Первый Встречный

Людмила Павловна Шигапова (2024)

Размеренная и устоявшаяся жизнь в имении князя Галицкого была нарушена требованием императрицы Екатерины полным семейством прибыть на предстоящий сезон в Петербург. Прознав, что у князя дочери на выданье, она решила самолично их просватать. Это немало удивило и насторожило сиятельного князя. Старшая княжна Ярослава ни о чем, кроме лошадей, и думать не желает, но ей первой предстоит выбрать мужа. На кого падет жребий?

Глава 10

Субботний день выдался на редкость солнечным и безветренным. Ярослава, стоя на палубе небольшой гребной яхты, наслаждалась видами великолепного города. Столичная знать, изнемогавшая в ожидании открытия нового сезона, посчитала предстоящие скачки, в незнакомом доселе английском стиле, событием совершенно особенным и заслуживающим внимания.

С самого утра к обустроенным рядом с Зимним Дворцом конюшням и манежу стекались экипажи, гарцуя ехали всадники, тянулся простой люд. Демонстрацией особого положения, богатства и статуса, доступного только избранным вельможам, было прибыть на оборудованную перед дворцом пристань на собственном судне, чем не преминула воспользоваться графиня Остужева.

Яхта по случаю была украшена лентами и цветами. Рослые гребцы количеством восемь человек надели специально изготовленные для таких случаев наплечники, составленные из чешуек отполированной до блеска латуни. На сооруженном на корме яхты помосте гуттаперчевый мальчик-акробат выделывал разные трюки под аккомпанемент расположившегося рядом флейтиста. Народ, столпившийся на берегу, ликовал; мальчишки бежали, сопровождая яхту громким гиканьем и улюлюканьем.

Анна Алексеевна взирала на всю эту суматоху вокруг с чувством собственного достоинства и нескрываемого превосходства — она вновь смогла подтвердить свой незыблемый статус самой блистательной дамы императорского двора.

Подплывали к дворцу. Ярослава в восхищении разглядывала величественное здание с двумя рядами белоснежных колонн и сияющими на солнце фигурами. Ей казалось, что кто-то, несомненно, великий и талантливый, сумел поймать музыку и заточить ее в камне. Танцуя над ровной гладью реки, Дворец отражался в ней самым немыслимым образом, представая то солнечными палатами, то небесным чертогом, хотя был он всего лишь домом.

«Дом величайшей земной царицы», — подумалось Ярославе.

Дамы сошли по сходням, пересели в открытый экипаж, который Игнатий неспешно направил в сторону манежа. Одну из недавно построенных и пока еще пустующих конюшен выделили под заявленных на скачки лошадей. Запись происходила тут же неподалеку.

Благородная знать прогуливалась вдоль конюшен, раскланиваясь, затевая светскую беседу, ожидая, когда будет подан сигнал занять места на сколоченных специально для скачек трибунах: под полотняным навесом — для женщин и открытой — для мужчин. Простые горожане располагались на деревянных мостках кругом манежа.

— Машенька, Анна Алексеевна, как я рада вас видеть! — Ксения Лунева издали замахала им рукой, почти побежала навстречу, но опомнилась и умерила шаг. Позади нее шел высокий темноволосый молодой человек в синем с красным мундире кавалергарда.

— Позвольте представить моего брата: Всеволод Лунев. Подпоручик

кавалергардского корпуса, — с нажимом произнесла Ксения, явно рассчитывая произвести впечатление на Ярославу.

Всеволод склонил голову, медленно растягивая губы в полуулыбке, и на модный среди светских молодых людей манер, слегка заглатывая окончания слов и не заботясь об артикуляции, произнес:

— Анна Алексеевна, как всегда вам нет равных. Ваша прелестная спутница, полагаю, Мария. Сестра совершенно вами очарована, смею заметить, я понимаю, почему. С вашего позволения, завтра, ждите меня с визитом. А теперь, прошу извинить, мой конь участвует в турнире, должен отдать нужные распоряжения. Графиня, прошу покорнейше присмотреть за сестрой. — Напоследок, хищно блеснув карими с золотистыми искрами глазами, он добавил: — Сделайте ставку на моего Зефира, никогда, знаете ли, не помешает лишний рубль на булавки.

И, совершенно неприлично подмигнув, он удалился, уверенный в полной своей неотразимости. Ярослава фыркнула, графиня снисходительно ухмыльнулась, а Ксения виновато промолвила:

— Ах, братец иногда бывает совершенно не сносен, но это не его вина. Красавец-кавалергард, он никогда и ни в чем не знал отказа, да и, по правде говоря, избалован вниманием фрейлин. Знали бы вы, сколько девиц пытались свести со мной знакомство и подружиться, лишь бы он их заметил.

— Забудем об этом, — перебила ее графиня, — лучше найдем, где делаются ставки, готова ссудить каждой небольшую сумму на потеху.

Вежливо отвечая на приветствия знакомых, все трое прошли вдоль трибун, неподалеку от которых устроен был столик, где двое бойких молодцов принимали ставки от всех желающих. Ксения, следуя совету брата, сразу же начала искать в списке заявленных коней Зефира, однако графиня царственным жестом остановила ее:

— А говорила ли я вам, душечка, что выставляю сегодня своего нового коня? Орфея?

Ксения улыбнулась, воспринимая явный намек графини как призыв к авантюрному пассажу, и восторженно выпалила:

— Тогда, любезная Анна Алексеевна, я с радостью поддержу вас. Мария, уверена, ты с нами. Пусть это будет наш маленький женский бунт. Тем более, что я вообще не люблю зефир.

— Решено, я сделаю ставки за нас троих, — заявила графиня, — но вижу, к нам направляется сам князь Галицкий, останусь его приветствовать, а вы тем временем займите нам места на трибуне, тем более, как я понимаю, вам не терпится посекретничать без посторонних.

Ярослава вопросительно посмотрела на Анну Алексеевну, та утвердительно кивнула и, вскинув в приветствии руку с тростью, пошла навстречу князю прежде, чем он успел перехватить дочь.

В этот момент удары гонга возвестили о начале состязаний. Первым на помост перед трибунами вышел конезаводчик, граф Михаил Александрович Афанасьев. Голосом он обладал звучным, к тому же отчаянно жестикулировал. Получалось, трибуны со знатью все слышали, а простой люд громкими криками откликался на каждый широкий жест графа. Поблагодарив сердечно всех собравшихся, конезаводчик объявил о первых в Петербурге скачках на английский манер.

Из ворот ближайшей конюшни выехала колесница, запряженная двумя белыми лошадьми с плюмажем, которых в поводу вели арапы в шароварах и расшитых серебром красных жилетах на голое тело. В колеснице стояла высокая красавица в белом хитоне и золотым венком на голове; в одной руке она держала горящий факел, другой опиралась на копье, устремленное наконечником вверх. Вслед за колесницей клином шли девять девушек, сопровождаемых шестью молодыми людьми в коротких тогах. Публика ликовала. Народ ревел от удовольствия. Сделав круг, высокая красавица, олицетворявшая Минерву, сошла с колесницы и поднесла горящий факел к едва заметному шнуру — в облаке разноцветного дыма в небо взвилась сверкающая искра и огласила пространство громким хлопком.

Зрители восторженно провожали удаляющуюся процессию, навстречу которой выезжали всадники на прекрасных конях. Шестеро парней в тогах встали по кругу манежа и, когда всадники проезжали мимо, громко объявляли каждого скакуна.

Сидя на трибунах, Ярослава опытным взглядом безошибочно определила соперников. Всеволод Лунев не соврал, его гнедой Зефир был поистине великолепным жеребцом, с которым статью сравняться мог только вороной Аспид помещика Углова. Оба жеребца холеные и лоснящиеся, наверняка смазанные норковым жиром, нервно прядали ушами и пританцовывали под седоками, в нетерпении показать свои способности в лихой скачке.

Наконец, глашатай громогласно прокричал:

— Графини Остужевой Анны Алексеевны жеребец Орфей, наездник Николай Саврасов.

Миколка смотрелся браво: парик с косичкой, белые облегающие штаны из оленьей кожи и такого же материала высокие сапоги. Вместо ливреи — плотный жакет, надетый поверх шелковой белой рубахи.

А вот сам конь вызвал, скорее разочарование, нежели восторг. Ростом он уступал великолепным Аспиду и Зефиру, к тому же выглядел настолько худосочным, что место такому скорее соревноваться с кобылами на сельской ярмарке, нежели с благородными жеребцами. Ярослава услышала пару откровенных смешков на трибуне, а сидевшая рядом Ксения сжала ее руку и недоуменно посмотрела на подругу.

— Погоди, — одними губами прошептала Ярослава.

Она самолично помогала Миколке нанести углем тени на белоснежный круп и ребра своего скакуна, мастерски гримируя чистокровного ахалтекинца под ледащую клячу. Такую тактику подсмотрела в свое время у цыган — она помогала усыпить бдительность соперников, и на невзрачной «темной» лошадке сорвать большой куш.

Тем временем парад завершился, и участники направились обратно в стойла проверить упряжь и подготовиться к заезду, а в центр манежа выехали два огромных тяжеловеса, облаченные в попоны. Верхом на конях сидели закованные в латы средневековые рыцари, оба с копьями наперевес. Развлечения в виде средневекового ристалища никто не ожидал. Зрители взорвались аплодисментами, свистом и топотом.

«Пора», — подумала Ярослава и, стараясь привлекать как можно меньше внимания, пробираясь позади трибун, поспешила к конюшням.

С противоположной стороны в том же направлении, явно кого-то выискивая глазами, двигался еще один человек. Заметив воровато оглядывающихся мужчин, одетых в форму наездников, он, не желая столкнуться с ними и помешать им, прижался к деревянной перегородке. Те двое тоже остановились:

— Возьми, — сказал один, рукой в белой перчатке протягивая второму костяную табакерку. — На старте улучишь момент и обсыплешь содержимым Зефира. Осторожно, смотри Аспида не задень. И оба разошлись, каждый — в свою сторону.

Укрывшись за створками пустующего денника княжна спешно занялась своим преображением.

Кружевные рукава и белый шалевый воротник, расшитый тесьмой, заходившей за корсаж платья Ярославы, оказался рубашкой с жакетом в точности как у Миколки. Под широкой, хитроумно отстегивающейся юбкой скрывались стройные ноги, уже одетые в кожаные штаны и сапоги, там же, в специальном кармане, припрятан мужской парик с косичкой.

— Спасибо, Жоли, — прошептала Ярослава, вспоминая личную портниху графини. Только она успела выскочить из своего укрытия, как за спиной послышался вежливый голос:

— Простите, сударь, Я ищу графа Лунева.

— Готовится к заезду. Скачки, сударь! — изменив голос, ответила Ярослава.

— Мне нужно предупредить. Я здесь никого не знаю. Но это важно.

Ярослава обернулась: «Иноземец», — узнала она.

– — Вас я вспомнил, вы тот самый благородный юноша, что разделался с шулером. Какая удача! Не возражайте, у нас нет времени на разговоры. Вон те двое затевают преступление.

Иноземец быстро передал случайно подслушанный разговор.

Ярослава задохнулась от негодования: одно дело тактическая шутка, придуманная ею, и совсем другое — покалечить коня соперника. Ярослава понимала, что, скорее всего в табакерке цыганский порошок, от которого лошадь начинает неистово чесаться, и всякая скачка становится для нее заведомо проигранной. Мысленно пообещав себе по возможности защитить Зефира и его всадника, она быстро пробасила:

— Неслыханная подлость! Я постараюсь спасти животное. Благодарю

за предупреждение. Извините, мне — на старт!

— Удачи вам, юноша!

Но Ярослава уже не слышала его — стремглав бежала к Миколке, который усиленно махал ей рукой.

Все прошло как нельзя лучше, наездники уже вывели своих жеребцов и разогревали их легким аллюром. Неспешно выехав из сквозного ангара со стойлами, Ярослава с зажатой в руке плеткой направилась к остальным всадникам, сразу выискивая глазами Зефира. Пристроившись в хвост процессии, которая вереницей направилась к старту, она зорко оглядывала провожающую подбадривающими криками толпу. Внезапно из людской толчеи выбежал человек в шляпе, сделал вид, что споткнулся, и упал почти рядом с поравнявшимся с ним Зефиром. Вставая, он вынул руку из-за пазухи. Ярослава пришпорила Орфея и бросилась наперерез. Умный конь беспрекословно слушал свою хозяйку и понесся во весь опор. Княжна стеганула плетью по не успевшей раскрыть шкатулку руке, пролетела несколько аршин и остановила скакуна.

— Простите, любезный, конь с норовом, непуганый, вот и шугается, — громко заявила она низким голосом, стараясь не оборачиваться назад.

Пройти предстояло две версты — четыре круга по манежу. Шесть красавцев-скакунов заняли отведенные конюхами места и замерли в ожидании сигнала. Давешняя Минерва стояла на стартовой площадке, вот она взмахнула флажком, и всадники, подстегиваемые зрительским свистом и улюлюканьем, помчались вперед.

Ярослава слегка придержала Орфея, с быстротой молнии оценивая ситуацию. Вперед вырвались Борей, Углич и афансьевский Адамас. Все трое неплохие скакуны, но наездники на них были явно из неопытных молодых конюхов. Всадники нещадно шпорили коней и злили их громкими криками. «Круга на два их хватит, — поняла княжна, — потом сдадут». Зефир и Аспид держались вровень.

Как и ожидалось, пройдя версту, первая тройка начала уставать и пропустила вперед тех, кто был позади. Следующий круг Зефир и Аспид шли ноздря в ноздрю, то и дело на полкорпуса вырывая друг у друга победу. Ярослава держалась позади, улучая момент. На четвертом круге Аспид обошел Зефира на корпус, и между двумя скакунами образовался достаточный зазор, Ярослава вжалась ногами в бока Орфея, и тот ринулся в освободившееся пространство.

— Теперь держаться! — приказала себе Ярослава и сосредоточилась на остатке пути.

Она слышала несмолкаемый рев зрителей, изумленный, восторженный, ликующий. Княжна понимала, что все они сейчас пытаются понять, как неказистый с виду скакун обставил гордых кавалерийских красавцев. Лишь один человек на трибунах молчал, вперив глаза в коня и его всадника. Никита Сергеевич Галицкий порывался сорваться со своего почетного места высокого гостя и бежать проверить свою догадку, но правила приличия требовали сохранять хладнокровие.

И вот впереди замаячила желтая лента, которую к концу четвертого круга растянули поперек манежной дороги. Ярослава, не видя ничего вокруг, пересекла финиш и, не останавливаясь, направила Орфея прямо в конюшню. Навыки джигитовки не прошли даром, на полном скаку она слетела с жеребца, и ее место тут же занял Миколка. Хитрый парень заранее плеснул на себя воды, чтобы казаться вспотевшим от напряженной скачки. Сдержав коня, он выехал с другой стороны конюшни и направил его туда, где уже готовились награждать победителя. Зефир в последний момент обошел Аспида, какими по счету пришли Борей, Углич и Адамас, никто уже и не вспоминал.

Размашистым шагом князь Галицкий направлялся к женской трибуне.

— А где же ваши спутницы, Анна Алексеевна, — играя желваками, спросил он графиню.

Та обернулась вокруг, как бы ища подопечных, и в этот самый момент откуда-то сбоку раздался голос:

— Ах, простите нас великодушно, князь, графиня, мне стало дурно — так переживала за нашего скакуна, а Мария любезно согласилась проводить меня слегка отдышаться.

Князь обернулся — девицы склонились в почтительном реверансе.

— Рад видеть обеих в добром здравии, — пробормотал князь, протягивая руку к Ярославе и выуживая что-то из несколько неаккуратно сидевшего парика. — Соломинка забилась… Мои поздравления, — сквозь зубы грозно процедил: — Балаган сей немедленно прекратить! И чтобы к вечеру княжна дома была! — Коротко поклонившись, он удалился.

У столика, где делались ставки, было немноголюдно. Графиню и ее спутниц нагнал Всеволод Лунев. Кавалергард выглядел расстроенным, но держался бодро.

— Примите мои поздравления, графиня, — сохраняя обольстительную улыбку, сказал он. — Признаюсь, проиграть вам — честь для меня.

— Полагаю, вы должны нам булавки, Всеволод, — подхватывая его ироничный тон, заметила графиня, — хотя, не трудитесь, мы прямо сейчас заедем за ними к модистке — выигрыша хватит. Ксению мы с Марией доставим домой, не извольте беспокоиться.