Утраченный дневник Гете

Людмила Львовна Горелик, 2018

После смерти великого философа Гете остались неопубликованные записки из дневника, которые оказались у его давней поклонницы Анны Павловны Философовой. Она смогла передать их своим друзьям в России… Убита пожилая учительница Софья Аргуновская, причем убийца что-то тщательно искал в ее квартире. Сонины подруги понятия не имеют, что могло понадобиться от старушки неизвестному. Но возможно, это как-то связано с прошлым Аргуновской и ее наставницей, которая завещала ей эту квартиру. В квартире Софьи сохранился коллекционный альбом Гете с вырванным титульным листом – там была дарственная надпись, в которой зашифровано местонахождение уникального сокровища…

Глава шестая

Чаепитие на Пушкинской весной 1914 года

Весна, пришедшая в Смоленск после затянувшейся до середины марта метельной и льдистой зимы, тоже долгое время не радовала теплом. Уже и май четырнадцатого года нового, все еще загадочного, пугающего и манящего двадцатого века наступил, а булыжная мостовая Пушкинской улицы — красивейшей в городе — покрыта сплошным бурым панцирем — ни травки нигде не проросло. Деревья — каждое в новомодном, сделанном в прошлом году по распоряжению губернатора обрамлении в виде высокой узенькой решетки — вдоль обоих тротуаров стоят ровненько, однако еще без зелени, только почки набухли. И на Блонье деревья все черные, земля с пожухшей с осени и еще не воскресшей, не зазеленевшей травой. Однако аллеи тщательно выметены, плотно присыпаны и утрамбованы крупнозернистым песочком; скамейки заново окрашены голубенькой краской. Они оживляют сад, напоминают о весне. Да и жандармы, стоящие с двух концов Блоньи в отмеченных кирпичными столбиками проемах, симметрично завершающих диагональную аллею сада, уже надели весеннюю форму с высокими, краснооколышными киверами.

Из окон Батуриных Блонья не видно, но на Пушкинскую в ее центральной части можно любоваться сколько угодно. В доме напротив на балконе сидит в кресле генерал Аблесимов, дремлет, держа в руках газету. В майский вечер совсем светло, хотя время близится уже к шести часам. По случаю воскресного вечера по Пушкинской прогуливается публика; преимущественно гуляющие господа направляются в сторону Лопатинского сада, изредка проезжающая пролетка вносит оживление.

— Господа, идите же чай пить! — это Ольга Павловна, мать Саши, зовет в столовую. Петр и Елизавета, брат и сестра Аргуновы, отворачиваются от окна.

С Александром Батуриным и его матушкой они знакомы давно, с детства. Много лет Сашин отец, коллежский асессор Николай Александрович Батурин, ныне, увы, покойный, снимал на лето дом в соседнем с Аргуновом селе Валуеве — с Аргуновыми тогда подружились семьями. Николай Александрович служил помощником начальника Смоленского почтово-телеграфного ведомства. Летом он значительную часть времени проводил с семьей на даче. Будучи в Валуеве, часто ездили, а то и ходили пешком в Аргуново, и не только в преферанс играть. Там, в Аргунове, и музицировали, и разговоры интересные велись.

Дети тоже подружились. Старшая из детей Аргуновых, Лиза, на два года моложе Саши Батурина. Разница в возрасте Александра и Петра составляла пять лет. Дружба вышла за дачные пределы, и молодые люди продолжили общение в городе. Последние четыре года Саша, впрочем, жил большую часть года в Москве, учился в университете. Петя же зимами квартировал в Смоленске, у своей тетушки, родной сестры отца, Анны Васильевны Муромцевой — в собственном ее доме на Большой Дворянской, недалеко от собора. Он оканчивал в нынешнем году гимназию.

Часто приезжала в Смоленск и Лиза. Она только в прошлом году вышла из гимназии, мечтала о Высших женских курсах, однако родители не захотели отпустить ее в малознакомый Петербург. В Смоленск же навестить брата и тетушку отправляли охотно. Анна Васильевна Петю и Лизу привечала с радостью, приглядывала за ними как за родными детьми. Муж ее, генерал Муромцев, был много старше, детей супруги не имели. Оставшись вдовой, Анна Васильевна жила одна в большом доме. Ее единственными близкими родственниками были брат, Григорий Васильевич Аргунов, и его семейство.

Нынешней весной Саша Батурин вынужден был оставить Университет. В Рождественский пост скоропостижно скончался Николай Александрович. Матушка Саши, Ольга Павловна, сильно загрустила, да и недостаток средств становился ощутимым. Ко времени описываемых событий Александр уже более месяца жил в Смоленске с матушкой. Он устроился инженером в то самое почтово-телеграфное ведомство, где прежде служил его отец.

Петя Аргунов нынче заканчивал гимназию, сдавал экзамены за последний класс. Дружба с Сашей — уже взрослым и таким умным — ему льстила. Петя давно, с отроческих лет, находился под влиянием старшего друга. Саша охотно принимал его поклонение, тем более что и ему нравилось общаться с Петей: этот подросток был не по годам развит.

Лиза, будучи старше Пети на три года, по возрасту тоже отставала от Саши. Батурин являлся непререкаемым авторитетом и для нее. Конечно, в отличие от Пети, она не обсуждала с Сашей естественно-научные проблемы. Зато они много говорили о поэзии, особенно немецкой. Лиза иногда осмеливалась даже делать Саше замечания по поводу его переводов из Гейне и Гете.

Ольга Павловна уже накрыла в столовой для чая. После смерти мужа она отказалась от горничной, оставив только кухарку. Теперь, когда Сашенька вернулся в Смоленск, устроился на службу, жить стало морально легче, вернулся и материальный достаток. Тяжело без Николая Александровича, но надо жить. За чаем вспоминали Аргуново, совместные прогулки летними вечерами. Разговор становился все более оживленным. Вспоминали, как пили чай в беседке, ходили к пруду. Покойный Николай Александрович любил обсуждать с отцом Петра и Елизаветы, Григорием Васильевичем Аргуновым, новости политики. Жены их обменивались рецептами варки варенья, говорили о воспитании детей. Все вместе обсуждали современных поэтов, журнальные новинки, новые постановки Смоленского театра. Какая прекрасная была жизнь! Неужели все это кончилось со смертью Николая Александровича?..

— Ольга Павловна, мама велела передавать вам приглашение, — сказала Лиза. — Приезжайте к нам на лето, мы уж подготовили флигель. Тетушка к июлю тоже приедет. Будем ходить на озеро… Жаль, что Александр не сумеет оставить службу.

Ольга Павловна покачала головой:

— Нет, Лизонька, Саша службу не может оставить, а я Сашу. Да и не хочется уезжать далеко от могилки родной. В этом году никуда не поедем… Приезжайте вы в Смоленск почаще! Саше с вами веселее, заскучал он вдали от Москвы. — И обратилась к Пете: — А вы, Петенька, осенью, вероятно, в Москву?

— Да, я думаю в университет, на естественный, как Саша.

Говорили и о смоленских новостях. Здесь главной темой стала служба Саши в почтово-телеграфной конторе. Служба ему нравилась — он с удовольствием осваивал новое дело. Устроиться в почтово-телеграфное ведомство Батурину помог Владимир Иванович Штальберг, человек порядочнейший и образованный. Он был сослуживцем, а точнее, непосредственным начальником покойного Николая Александровича. Они дружили. Штальберг — человек широких интересов — увлекался современной философией, музыкой. В Смоленск он был назначен более десяти лет назад из Петербурга. Именно он привозил в Смоленск многие столичные идеи. Так, например, в короткий период «свободы», последовавший за потрясениями 1905–1906 годов, в смоленской почтово-телеграфной конторе многие вслед за Штальбергом заинтересовались теософией.

Штальберг затеял тогда издавать журнал «Теософская жизнь». И сумел увлечь этой идеей передовую смоленскую общественность — даже военные, да что говорить, даже церковные люди участвовали в журнале! Смоленску в ту пору и Петербург завидовал: тамошним теософам журнал не разрешали! Закончилось, правда, плохо. Время быстро и круто повернулось. В 1908 году церковь журнал осудила, запретила участвовать в нем священникам. После этого и светские власти стали относиться к журналу с подозрительностью. Владимир Иванович, выходец из давно обрусевшей немецкой семьи, младенцем крещенный в православие, христианство понимал широко. Впрочем, никаких прямых обвинений предъявлено не было. Штальберг поменял название, убрав слово «теософия», но все же через год был вынужден журнал закрыть.

Однако увлечь он успел многих. В его квартире на Почтовой улице и теперь, спустя шесть лет, по средам собиралось общество смоленских теософов и просто образованных людей. Приходили почтовые служащие, офицеры, учителя, журналисты, бывали и священники — весь цвет смоленской интеллигенции собирался. Ходил к Штальбергу и Саша. Сегодня он не случайно завел о нем разговор. Петя и Лиза, вследствие молодости (Пете исполнилось семнадцать) и потому что жили с родителями в загородном имении, ни разу не были на штальберговских «средах», хотя много слышали о Владимире Ивановиче от Саши, а еще раньше — от Николая Александровича. Саша хотел их познакомить.

— Владимир Иванович сейчас в Петербурге по служебным делам, но на следующей неделе непременно вернется. Я ему, кстати, перед отъездом о вас рассказывал, он велел передавать приглашение. Он любит молодежь. Там самое лучшее смоленское общество собирается! Иногда очень интересно бывает. Лиза, вы ведь еще не покинете Смоленск к среде?

Лиза покачала головой: конечно, нет! Было решено, что они пойдут втроем.

— Владимир Иванович поехал в Петербург, чтобы заказать новейший телеграфный аппарат, — пояснила Софья Павловна, всегда живо интересовавшаяся служебными делами мужа, а теперь и сына. — Сашеньке придется осваивать такую сложную машину!

— О, мама, насчет этого не волнуйся, я в курсе европейских технических достижений! Теоретически я уже изучил этот телетайп, думаю, что без особых затруднений освою и на практике. А возможности эта машина открывает большие. — И он стал рассказывать о том, какой удобной и простой скоро станет связь Смоленска с Москвой и Петербургом и даже с европейскими столицами.

Ольга Павловна, Лиза и Петя слушали Сашу с восторгом. Их вдохновляли не только невиданные перспективы развития связи, но и изящество, с которым Александр излагал свои мысли. Все трое им восхищались, а в такие минуты особенно. Саша с детства проявлял способности к технике и физико-математическим наукам. При этом он был прекрасным переводчиком, да и сам писал стихи… Печатался даже в московских журналах.

Сидели долго. Наконец Лиза спохватилась, что Анна Васильевна ждет их. На улице уже стемнело, однако Пушкинская продолжала оставаться оживленной. Пахло весной: сырым воздухом, набухшими почками. Лиза подошла к одному из деревьев, присмотрелась, приблизив ветку к лицу: очень скоро, может быть, завтра, проклюнутся маленькие листочки. Как хорошо жить!