Код Гериона: Осиротевшая Земля

Людмила Брус

Что делать, когда птицы принесли в твой город смертельную эпидемию, а врачам приходится работать без электричества? Как найти топливный стержень для реактора в мире, где они больше не производятся?Простые земляне ввязываются в конфликт между пережившей глобальный Блэкаут корпорацией «Наутилус», вооружённой сектой Крестителей и разведчиками с Марса.P.S. Эту книгу вместе с предыдущей частью серии – «Бессмертие без жизни» – читают полярники на станции «Прогресс» в Антарктиде.

Верь мне

Велиард Рид, 5 ноября 2140

— Эти жуткие слова к песням тоже Мрак сочиняет?

— Нет, я, — безмятежно ответила Вильгельмина, накрыв своей ладонью мою.

Говорить о «наружной» реальности было нарушением негласного, но строгого этикета Омниверса. Но терзавшее меня любопытство впервые оказалось сильнее правил.

— У тебя снаружи творится что-то настолько плохое?

— Всё уже случилось, Велиард. Один плохой человек. И жизнь под откос.

— Твой отец? Босс? Любовник?

— Нет…

— Я хочу помочь.

— Не получится. Есть пропасти, в которые нельзя тащить других.

— Он есть в Омниверсе?

— В Омниверсе сейчас все… Беда в том, что я не знаю, кем он может оказаться…

— У него так много аватаров?

— Не счесть.

— Значит, из богатых…

— Не пытайся его найти, Велиард. И лучше, если он никогда не узнает о тебе.

— Раз он преследует тебя, этого не миновать.

Было странно говорить о таких вещах, наслаждаясь хорошей погодой и нашим неторопливым сближением. В Омниверсе люди могли позволить себе самые причудливые эротические фантазии. А я сегодня узнал, как это здорово — гулять с Ви в уютном девятьсот девяносто третьем по крышам с бутылью вина и нехитрым ланчем в рюкзаке; время от времени я привлекал её к себе и осыпал поцелуями. Я ещё напоминал себе, что за пределами виртуального мира меня могло ждать жестокое разочарование, но какое значение сейчас имел оффлайн? Он был враждебен. Как «дома» я себя чувствовал только здесь.

— Послушай, снаружи я кое-что могу. У меня достаточно…

— Нет… — твёрдо произнесла Вильгельмина. И тут я вспомнил давнее, привитое матерью правило — никогда не давить на человека, если речь не идет о жизни и смерти. Пока ты не готов или не хочешь ломать ему рёбра, докапываясь до истины, лучше отступить и просто быть внимательней; тогда, разомлев в безопасности, собеседник раскроется сам.

— Слыхал легенду о Тени? — спросила меня Ви, когда мы разглядывали облака, угадывая в них различных животных.

— Не доводилось.

— Говорят, в Омниверсе обитает призрак мёртвого человека. Он умер, когда находился в Сети, и его разум обитает здесь…

— Если б всё было так просто! — скептически ответил я, знавший, как всё происходит на самом деле. Обсуждать тему следовало с осторожностью, потому что хоть я и не занимался проектом «Хранилище душ» напрямую, но знал достаточно, чтобы наговорить лишнего. Выдавать принадлежность к «Наутилусу» я по-прежнему не хотел.

— Ещё я слышала, что он стал тем, кого Крестители называют Пророком.

— Я думал, Пророк был только у мусульман, — усмехнулся я, чувствуя, как становятся дыбом уже несуществующие волоски на руках. Память тела, чтоб её. С тех пор, как матери не стало, я посвятил немало времени поиску информации о Крестителях, а возможности у меня были посерьёзней, чем процентов у девяноста пяти населения земного шара. Некий Пророк действительно упоминался, но на самой верхушке орденской иерархии — среди так называемых «приоров», «маршалов» и «командоров».

До поры до времени я полагал, что фанатики зачем-то придумали некую символическую фигуру вроде архангела Гавриила. Дело осложнялось и тем, что электронную почту сектанты использовали редко, а голографической не пользовались никогда. Получается, обмениваться информацией они должны были либо при личной встрече и с помощью почтовых дронов, либо в Омниверсе, который как нельзя лучше подходил для такого рода собраний. Снять для «частной вечеринки» какой-нибудь Дворец Кровавых Оргий или Храм Небесных Наслаждений, воспользоваться коллективным анонимизатором — и вместо разнузданной групповухи планировать теракты — что может быть проще? Да, нужны деньги, нужен штат прокачанных программистов и игроков, которые обеспечат конспирацию, но раз фанатики меня почти достали — уверен, проблем они не имели ни с тем, ни с другим.

С момента моей авиакатастрофы было раскрыто двенадцать ячеек, пять из которых были созданы в Подземках, три — в небольших городах и еще четыре — непосредственно в Омниверсе. Эти ребята не успели ничего натворить; даже главы ячеек, именуемые «рыбаками» — и те имели весьма скромный ранг. Анализ содержимого компьютеров и воспоминаний задержанных показал, что боссы этих самых «рыбаков» связывались с ними только через Сеть. Но когда их попытались отследить, то столкнулись с неожиданной проблемой: эти самые боссы никогда не проходили регистрацию, их точка и момент подключения были неизвестны, как если бы они были ботами — неигровыми персонажами, создающими в Омниверсе подобие жизни.

На то, чтобы в первичном океане самозародились первые цепочки аминокислот, ушли миллионы лет. Столько же, наверное, нужно, чтобы в сети сам собой появился даже простейший бот — если, конечно, его не напишет омниверс-инженер или другая программа. Получается, щупальца Крестителей опутали мою собственную корпорацию и, хуже того, превратили ее в оплот опасной секты.

Мы провели несколько тайных проверок и действительно выявили с десяток человек, связанных с Братством, среди них оказалось три омниверс-архитектора и один инженер персонажей: но вот в чем беда: их, в свою очередь, тоже кто-то завербовал. И тогда я вновь услышал это прозвище — Пророк.

О тех, кого Пророк избрал своими последователями, он знал все — вплоть до детских желаний, постыдных тайн и страхов. Для меня это само по себе не удивительно: лучших рекрутеров, психологов и корпоративных шпионов «Наутилуса», вооруженных последними техническими новинками, тоже можно назвать «ясновидящими». Но это еще не все: наш «отрицательный герой» воздействовал на умы тех, кого хотел завлечь, через музыку, которую, по-видимому, сам и сочинял, подбрасывая человеку под разными предлогами индивидуально подобранный трек.

Музыка содержала частоты, недоступные человеческому уху, но ослаблявшие контроль неокортекса — никакой магии, только физиология и биофизика. «Жертва» влюблялась в мелодию; ей казалось, что она не слышала ничего прекрасней. Человек прослушивал её десятки, сотни раз, а его мозг между тем становился все податливее, притуплялось критическое мышление, и странные сновидения посещали его по ночам. Довольно быстро он открывался любым внушениям: все ценности и надежды избранного Пророк использовал для того, чтобы обратить его в свою веру. А принцип этой веры был прост, как пощёчина: отвернувшись от Бога и обожествив технологии, человек в своей высокомерной глупости уподобился обезьяне с гранатой. И когда эта тупая обезьяна все-таки дёрнет чеку, носители истинной веры подготовят пришествие царства Божьего, а он, Пророк, им в этом поможет.

Я не подал виду, но на самом деле был сильно обеспокоен. Поводом к нашему с Ви знакомству стала пронзившая меня насквозь музыка, — это раз. Та песня давила на мой самый большой страх — это два. Пережив катастрофу и лишившись матери, я потерял твёрдую почву под ногами и был одинок как никогда. Вильгельмина, зацепившая меня своим странным поведением, оказалась рядом очень кстати. Это три. И теперь, словно случайно, она решила поговорить со мной о Пророке — это четыре. На что она, интересно, надеется после того, как секта едва со мной не расправилась? Или её хозяева решили, что завербовать меня проще и выгодней, чем убить?

Больше всего на свете мне хотелось крикнуть: «Давай, выкладывай — что надо?» Но, обученный матерью хладнокровию, я непринуждённо спросил:

— Где ты вообще нахваталась этих сказок?

— В «Пучине», конечно! Сказки — это самое безобидное из того, чего там можно нахвататься, — улыбнулась Ви.

— А вы с Мраком, часом, не из них? — пошутил я. — Знаю, вы против религии, но по сути поете о тех же вещах. Испепеляющее солнце, конец света, Земля без людей…

— Ладно, ты меня поймал, — улыбнулась Ви. — Не так давно я действительно по глупости состояла в «Братстве». И да, здесь у них тоже есть логово, но ни тебя, ни меня туда просто так не пустят…

Выходит, человек, которого она опасается, скорее всего, оттуда. По крайней мере, ей нужно, чтобы я так думал…

26 марта 2143

В том, что Вильгельмина давно знала или хотя бы подозревала о близкой катастрофе, я продолжаю убеждаться и сейчас, три месяца спустя после страшного события. Когда наше счастье было в самом расцвете, она подарила мне старинную книгу по радиоделу. Книга в Омниверсе выглядела как обычный для середины двадцатого века бумажный учебник. Я учился по совсем другим пособиям и при других обстоятельствах вряд ли взял бы ее в руки, но влюбленность творит чудеса. Мне стало интересно, книгу я одолел за несколько вечеров, да еще и сохранил в своей электронной библиотеке, которую впоследствии увёз с собой в Антарктиду.

Узнать, что творится в ближайшем к биостанции городе — Новом Пекине, я не смог: чужаков туда попросту не пускают, и тот факт, что я из «Крылатого Солнца», никого не переубедил. В Рэйлтауне воцарились хаос и уныние. Наступления зимы — своей первой зимы без электричества — люди ждали с ужасом. Здесь и пригодился захваченный с собой запас семян: каким-то чудом мне удалось обменять их на уцелевшую микросхему из местных запасников. Но увы: к моей антенне она не подошла.

Тогда я и вспомнил про книгу; она помогла собрать из подручного материала простейший радиоприемник — подобие того, что изготовил когда-то Маркони. Дело в том, что на устройство квантовой связи, закрепленное у меня на руке (я намеренно не стал его встраивать, чтобы в случае опасности бросить его и сбить врагов со следа) надеяться сейчас не было смысла: шансы на то, что где-то в Антарктиде уцелела квантовая связь, ничтожно малы, если даже Гелиополис до сих пор не дал о себе знать. И теперь, с помощью своей поделки я каждый день прощупываю эфир, чтобы поймать сигнал тех, кто тоже смог наладить связь, и быть в курсе того, что происходит за пределами моего медвежьего угла.

Так о чём это я?.. Влюблённые девушки много чего дарят своим парням — нужного и ненужного. Но чтобы так выручить в критический момент — я скорей поверю, что веселуху с электричеством нам устроили пробудившиеся демоны, чем в то, что это было случайностью.

Несколько раз меня посещало искушение добраться до Гелиополиса: однажды я даже отправился в путь, но на пятый день повернул обратно. Риск не вернуться был слишком велик, а я слишком привязался к своей биостанции, слишком много усилий вложил в ее развитие, чтобы просто так все взять и бросить. Хотите верьте, хотите — нет, но искусственное тело необъяснимым образом снижает потребность быть с людьми. Надо будет — сами вспомнят, сами придут. Ресурсов у них в любом случае больше, чем сейчас у меня.

А пока продолжу играть в демиурга местного масштаба. Кстати, почему бы не сделать еще пару приёмников и не продать их в Рэйлтауне? Выручки должно хватить на целые сани с рыбой или тюлениной для моей четвероногой семьи. Да и связь будет заново распространяться по континенту, а то бравые железнодорожники свою радиоточку не собрали до сих пор.

8 апреля 2177

— Дядя, а правда, что вы мутант? — небесно-голубые глаза оглядывают меня снизу вверх.

— Что ты, дружок? Я ничем не отличаюсь от других. Две руки, две ноги, два глаза.

— Папа вас видел, когда был мальчиком, а вы так с тех пор и не постарели.

— Прости, совсем забыл, что пора стареть!.. — усмехнулся я. — Исправлюсь!

И впрямь спасибо: ее папаша явно не один, кто задается такими вопросами. Поэтому, забрав сушёное мясо, только что купленное у любознательной девочки, я, не мешкая, направляюсь домой, несмотря на то, что скоро начнет темнеть, и нормальный человек предпочёл бы переждать ночь в городе.

Верной Янки уже давно нет на свете, и меня сопровождает Хуан — могучий пес гренландской породы. В отличие от других моих собак, он родился не на биостанции; я купил его в Рэйлтауне ещё малюткой в качестве утешения для другой моей собаки — Сельмы — безутешно горевавшей по умершим щенятам. Теперь Хуан взрослый и крупней своей приёмной матери в четыре раза.

Во время редких вылазок в люди приходится соблюдать осторожность — не двигать камни под два центнера весом, не совершать пятиметровых прыжков, даже если очень хочется кому-то помочь. Пока все считают меня человеком из плоти и крови, самая большая проблема — это не сговориться о цене с торговцем. И если заставшие Золотой Век старики ещё готовы воспринимать меня как равного, то молодёжь для меня уже опасна: для них я — набор работающих чипов, крепких железяк и ценных металлов, к которым прилагается мощный блок питания. Пришла пора Рэйлтауну обо мне позабыть.

Когда-то я мечтал, что с моей помощью человечество окончательно победит старость, но остался единственным, у кого это получилось. Два черновых тела, которые можно было бы довести до рабочего состояния, были в своё время перевезены на «Ньёрд», о судьбе которого я больше не знал. Туда мне, понятное дело, не добраться. Но вместо Рэйлтауна можно поизучать «Семь Ветров», где в последний раз я был ещё до Блэкаута. Там даже есть небольшой объект «Наутилуса», где занимались экспериментами в области псионики. Беда, правда, в том, что ключ ко всем нашим объектам, который остался со мной после переезда, был, скорее всего, был деактивирован после того, как меня объявили мёртвым.

Слежку за собой я заметил ещё в городе; их было четверо, причем двое мне раньше не встречались — должно быть, какая-то пришлая шпана. Когда, покинув город, я двинулся вдоль Магистрали, то вскоре увидел, что из восточных ворот выкатилась дрезина. Нерушимое правило — не перекидываться ближе, чем в десяти километрах от города, сильно меня сковывало, и потому я просто побежал вдоль дороги на максимально доступной в человеческой форме скорости — сорок километров в час, присматриваясь, куда бы лучше всего свернуть, чтоб исчезнуть из поля зрения людей. Обрадовавшись возможности как следует порезвиться, Хуан помчался рядом. Дрезина, в свою очередь, покатилась быстрей.

Я снова вспомнил, что это такое — ощущать себя добычей. То, что спокойная жизнь однажды может оборваться, я понимал и раньше, но допустил беспечность и теперь вновь был вынужден убегать, да еще от кого — от дикарей, каждый из которых ребёнок против меня. И я бы, конечно, ушёл без проблем, если б не подлый и при этом весьма «человеческий» ход — ударить по тому, кто слабей. По моей собаке, которая начала от меня отставать и вдруг покатилась с насыпи с перебитой лапой: у кого-то из подонков оказался огнестрел.

Услышав позади визг боли и звук падения, я, сгруппировавшись, кинулся вслед за Хуаном, думая даже не о том, что могу поймать пулю, а о том, как буду тащить беднягу до биостанции. Он скулил, пытаясь встать, и, видя мучения товарища, я испытал ещё одно забытое чувство — ярость.

Прежде, чем дрезина, лязгая, подъехала к нам, я успел достать флакон с «жидкой повязкой» и распылить его на рану: иметь под рукой аптечку в любое время дня и ночи — это не предосторожность, а правило твёрже гранита. Заняв позицию поудобней, я взял в руку камень и остался ждать. Убивать меня им не с руки, да и не получится…

— Эй, упырь! — кричит один из них, целясь в меня из пистолета. — Руки за голову!

Я повинуюсь, не выпуская камня из крепко сжатых пальцев, и шепчу код запуска для автоматического ведения боя — «одуванчик». Мой страх — всего лишь атавизм.

— У него там что-то есть! — замечает другой искатель поживы. — Тварь, ладони покажи!

— На, смотри!

Скорость камня и пули почти одинакова, только уйти от камня мой противник не успевает, а я от пули — успел. Слышен крик… Даже не крик — рев… На меня обрушиваются остальные — с топором и железными прутьями, но бой заканчивается быстрей, чем начался: двоих я сталкиваю лбами так, что они падают без сознания, третьему моя рука, преобразившаяся в когтистую лапу, рассекает лицо тремя широкими алыми полосами. Вся компания повержена, хоть и не насмерть, а ко мне приходит чувство, похожее на удовлетворение. Но лучше его не смаковать.

— Зачем вы на меня напали? — спрашиваю я у парня с располосованным лицом. — Я перешёл вам дорогу? Кого-то обидел?..

— Нет… — сипит, задыхаясь от ужаса, охотник, превратившийся в жертву. — Мы хотели забрать рыбу… И потом перепродать…

Я молча выпускаю когти и теперь уже медленно подношу к его глазам, чтобы он понимал, какая расплата ждет за вранье. Он бьёт по земле ногами и визжит так же пронзительно, как минуты три назад — мой бедный пёс.

— И… и сокровища, которые ты скрываешь! И выпытать у тебя, почему ты не стареешь!..

— Спросить по-человечески было трудно?..

— Прости! Ради Солнца, прости! У меня дети!

— Ты бы вспомнил о них, когда твой дружок стрелял в моего ребёнка!..

Не будь он в полной моей власти, то стал бы доказывать, что собаки — это рабочий скот, транспорт, теплый мех — кто угодно, но не дети… Но сейчас всё, что он мог — это благоразумно молчать.

— Будь ты слегка умней поморника, то сообразил бы, что не стоит наезжать на человека, победившего старость, — сказал я и встал, чтобы забрать упавшую пушку. Но стоило мне сделать шаг, как еще один налётчик — ее хозяин — выхватил что-то из-под куртки и швырнул в меня, прежде чем я вновь смог активировать режим боя. Не знаю, что за режим сработал у него, потому что мне прилетело прямо в голову…

Дзынь!

В глаза шарахнул яркий свет, и в следующий миг я понял, что превратился в столб огня. Опасность третьей степени, критическое повреждение наружного покрова — искусственной кожи, скрывающей мою суть. Хуан под насыпью снова жалобно скулит, понимая, что меня убивают. Биологический человек, должно быть, умер бы за несколько секунд от болевого шока; я же, вспомнив авиакатастрофу, пугаюсь так, что горе-налётчики, навалившись вчетвером, имеют реальные шансы меня добить, пока я судорожно сбиваю с себя огонь… Но вместо этого они со всех ног бросаются к дрезине, позабыв о собственных увечьях и вопя так, словно их режут на куски. Очухались даже те двое, кого я столкнул головами — и тут же, спотыкаясь и нечленораздельно визжа, рванули за товарищами, не в силах выдержать вида живого, разумного существа из металла и углерода — куда более мощного и совершенного, чем они сами.

Осознав, что человеческий облик утрачен навсегда — и не в переносном смысле, а самом прямом, я стряхиваю с себя клочки одежды и обгоревшей кожи, в то время как тело меняется, принимая звериные очертания. Прежде, чем они успевают забраться на дрезину, на ней в два прыжка оказываюсь я. Скрежета титановых когтей по металлу дрезины достаточно, чтобы путь домой они продолжили на своих двоих. Ничто не мешает мне догнать их и выпотрошить, как цыплят, но, к счастью, в моей жизни было «Крылатое Солнце»: тот, кто сеял на бесплодных землях жизнь, не получит удовольствие от убийства.

Отобранный пистолет я прихватил с собой: если такое несчастье приключилось у самого Рэйлтауна, чувствовать себя в безопасности нельзя нигде. Но главное — что теперь будет с животными? Как их кормить, если я обезображен настолько, что в любой город мне дорога закрыта?

Хуже всего, когда за твой промах расплачиваются другие!

Собрав сушёную рыбу, что попадала из полусгоревшего рюкзака, я провожал глазами своих несостоявшихся убийц, пока те окончательно не растворились в сумерках. Затем вернулся к Хуану и почесал его мохнатое ухо. Запах горелой синтетики ударил бедняге в нос, вызвав недовольную гримасу, но хвост дружелюбно застучал по камням, а тяжёлая морда ткнулась в мою теперь уже скелетообразную руку. Когда в жизни есть существо, которому ты нужен любым, — ты счастливей большинства населения земного шара. А что Вильгельмина? Если б она меня увидела как есть — испугалась бы?..

Я посмотрел в сумрачное небо, будто оно могло ответить. Готов поспорить, кто-то придумал бога в минуту крайнего одиночества; вот и мне почудилось какое-то движение наверху. Спутник. Никому не нужный спутник.

Взяв Хуана на руки, я затащил его на дрезину, уложил поудобнее и тронулся в путь. По Магистрали мы сможем проехать три четверти пути, а затем собаку придется нести на плечах в гору, и тяжелей придется ей, а не мне. Впервые я пожалел, что настолько далеко забрался, но сразу же сказал себе, что не стоит печалиться о грядущих трудностях, пока они не наступили.

Но вот на запястье замерцал зелёный огонёк. Квантовая связь, чтоб меня! Неужто Гелиополис вспомнил про меня? Долго ж они собирались с духом!

— Приём, — мысленно командую я, запуская гарнитуру, и ставлю дрезину на тормоз.

— Велиард…

Она жива! Жива спустя столько лет…

— Ви, тебе придётся мне всё объяснить, — на самом деле я хочу сказать совсем другое, но понимаю, что умру, если не узнаю правды. — Во-первых, где ты?

— Там, куда тебе не добраться… И откуда не вырваться мне.

— Во-вторых — кто ты?

— Как ты мог догадаться, я не человек, Велиард. Я фантом. Работа чужого мозга. Искусственный интеллект, если можно так сказать.

— Ты из какого-то Хранилища Душ! — я, наконец, озвучил то, о чем догадывался давно. — Одна из наших клиентов… А может — сотрудников… Потому что с самого начала знала, кто я. Знала же! Тебе не нужно даже признаваться, не нужно называть своего реального имени, это неважно. Даже если ты была в той жизни мужчиной — плевать… Важно то, кто ты есть, и что для меня сделала… Солнце ясное, почему ты так долго молчала?

— Я б и сейчас не стала говорить. Но навстречу движется ещё одна дрезина. И людям, что в ней едут, лучше тебя не видеть.

— Но ты видишь меня…

— Да, любовь моя. Веришь, нет, но путь к тебе я однажды найду…

Однажды я решил покончить с её бесконечными тайнами и попытался убедиться в том, что она не работает на Пророка. Я подарил ей кольцо, которое на самом деле было вирусом последней разработки. Мой фокус она раскусила почти сразу и вышла из Омниверса, швырнув кольцо мне под ноги, а вскоре покинула меня окончательно. Первое и единственное, что получилось выяснить с помощью кольца, — точка подключения Вильгельмины находилась на Луне. И не сказать, чтобы это было чем-то из ряда вон выходящим. Либо Вильгельмина принадлежала к персоналу «Согдианы» или «Сольвейг», либо могла подключаться к лунным компьютерам с Земли, путая след. Первая версия казалась мне правдоподобнее; к тому же, в те времена я представлял интерес как для Линдонов, так и для советской разведки.

И тем, и другим было выгодно, чтобы я оставил «Наутилус», но если Москве было интереснее меня переманить, то Линдонам — отгрызть кусок бизнеса, разорить меня, сделать недееспособным или избавиться от меня любым другим способом. И то, что Вильгельмина вдруг объявилась вновь, когда я оказался на распутье, убедив присоединиться к «Крылатому Солнцу», говорила в пользу первых. К русским я, несмотря на шумиху вокруг революции на Марсе, враждебности не испытывал. Линдоны пугали меня больше, и мой переезд в Антарктиду был своего рода бегством из мышеловки.

Не раз и не два я думал — вдруг они этого и добивались?! Ведь в итоге они с блеском и без кровопролития избавились от меня и прибрали к рукам большую часть «Наутилуса». То, что кто-то из них умудрился пережить Блэкаут, я даже не сомневался. А значит — Вильгельмина могла быть их программой и за долгие годы тренировок идеально имитировать человека.

— Это слишком жестоко — появляться раз в несколько лет, чтобы подкинуть мне очередную загадку, а затем исчезать, бросать меня в одиночестве, словно я на сто процентов машина… Ты не думала, что однажды я просто не дождусь?.. Нет, мне совсем не тяжело одному. Настоящая пытка — расставаться с тобой… Разнимцу понимаешь?

— Только не говори, что в знак протеста собрался умирать.

— Ты видела сама: желающие помочь найдутся всегда!

— Послушай, Велиард. Есть ещё один желающий — помощней этих дурачков. До сих пор нам везло, что ему сейчас не до Антарктиды.

— Я и так похоронен на глыбе льда. Всем, кто умней жителей Рэйлтауна, я с большей вероятностью пригодился бы живым. Даже гипотетическим Линдонам.

— Велиард — я чертовски рискую, говоря об этом сейчас, но три вещи ты должен знать. Во-первых, я полностью электронное существо и никогда не жила в оффлайне, хотя довольно долго была уверена в обратном. Во-вторых, за смертью твоей мамы стоит Пророк. Не предположительно, а точно. Как только он узнает, что ты пережил Блэкаут, он поспешит исправить эту досадную недоработку…

Словами «досадная недоработка» Вильгельмина случайно выдала величайшую в мире тайну, по сравнению с которой её искусственное происхождение уже не могло меня поразить.

— А в третьих, наш Пророк принадлежит к одной весьма известной семье!..