Запомни, ты моя

Любовь Попова

Глава 8. Алена

— Вы не могли бы передать молодому человеку за столиком в углу, — протягиваю записку официанту в фирменном фартуке ресторана. Я смогу понять, если он меня пошлет. Светловолосый парень смотрит на бумажку, потом на меня и застывает на мгновение. И только очнувшись, кивает.

Но я не даю ему уйти.

— У вас есть спокойное место, чтобы поговорить?

— Со мной? — поднимает брови парень, но я с улыбкой качаю головой.

— С тем, кому вы записку отнесете.

— Счастливчик, — вздыхает он и, посмотрев по сторонам, заводит меня в темное помещение. — Сейчас запара, сюда никто не войдет.

Он оставляет меня одну, и темноту разрезает только свет, который просачивается с улицы, что забита фонарями. И я словно перед прыжком замираю, совершенно не знаю, как себя вести, когда Никита сюда войдет.

А может он не войдет, а разозлится и сожжет записку с простым: «Спасибо, Никита».

Но вот не проходит и двух минут, как дверь в помещение для персонала открывается, и меня сразу опаляет запахом виски.

Никита закрывает двери и стоит напротив в призывно мужской позе, засунув руки в карманы брюк.

Просто стоит и смотрит, ничего не предпринимая.

Но дышит так рвано, так часто, что создается впечатление, что сюда он бежал. Действительно хотел меня видеть? А может быть, он собрался рассказать, как хорошо ему живется с Надей? И все мои «спасибо» он видел в одном месте?

Словно в подтверждение пьяная фраза:

— Ну и что тебе надо? Депутатам не до простолюдинов. Я же давал тебе шанс…

Меня словно в грудь. С ноги. И боль острая застилает глаза слезами. Мне на это даже ответить нечего. Тем более, что спасибо я ему уже сказала.

Делаю шаг в сторону, больше видеть его пьяную рожу не могу.

И пусть мне хочется смотреть, как свет падает на острые черты его мужественного лица, как густые волосы отливают синевой в этой обстановке. Слушать дыхание и голос, которым он соблазнял меня в ночи.

Но все это в прошлом.

Кажется, он оскотинился и превратился в отца окончательно.

Прохожу мимо, вдыхая запахи древесного одеколона и виски, чувствуя магнетическую энергетику, с которой борюсь из последних сил. Уже хватаюсь за ручку, чтобы покинуть любовь всей моей жизни, как вдруг он резко меня разворачивает.

Обида внутри меня рвется наружу, и я замахиваюсь, когда он с глухим ударом толкает меня к двери.

— Поверила? — стискивает он запястье и поднимает вверх, второе спустя секунду оказывается там же, пока я пытаюсь справиться с эмоциями и не устроить ему истерику. — Поверила в мои идиотские слова? Поверила, что я могу оставить тебя в покое? Поверила, что смогу без тебя?

Его голос все глуше, губы все ближе, а у меня перед глазами плывет, в ушах звон и горло пересыхает. Там словно пустыня в вечном ожидании дождя. И только Никита может его вызвать как шаман, бьющий в свой там-там.

Мне бы вырваться и бежать, а лучше попытаться ударить его за свои шутки, но тело пылает, и только его губы могут потушить этот пожар.

«Или сделать его настоящей катастрофой…», — шепчет внутренний голос, но я уже не слушаю. Меня манит блестящий взгляд, что как одержимый облизывает мое лицо. Губы, что уже приоткрыты и жаждут напомнить, что такое настоящий поцелуй.

Но я ведь понимаю, что стоит им меня коснуться, как обратного пути не будет. И случится, как тогда в туалете ресторана, когда на ужине объявили дату свадьбы Никиты.

До невозможности сладко, до опустошения порочно и неправильно.

Только воспоминания о том, какой дрянью я себя ощущала после быстрого совокупления, дает мне возможность затормозить процесс расщепления на молекулы, где каждая вопит: «Раздвинь ноги! Дай ощутить Никите, как у тебя там влажно!».

Отворачиваюсь ровно в тот момент, когда его губы приклеиваются к моему лицу. Но Никита не сдается, снова пытается ужалить губами, телом прижимается, вздохнуть не дает.

— Алена…Не своди с ума, дай губы…Дай себя…

— Ты обещал меня не беспокоить, помнишь? — выворачиваю запястья, но хватка Никиты не дает вырваться, и получается только вывернуться и оказаться к нему спиной.

— А я тебя и не беспокоил, — шепчет он мне в затылок, отпускает руки. Одну на шею, другую на грудь. — Ты сама меня вызвала. Так что обещание аннулируется.

— Значит, дай его снова, — задыхаюсь, чувствую, что его желание накрывает коконом и меня. Еще немного и в голове не останется и шанса на сопротивление.

— Я лучше тебе кое-что другое дам, — тянет он руку к моему животу, и я задерживаю дыхание. В таком состоянии я вряд ли смогу ему соврать, а талия у меня несколько расплылась. — Тем более тебе пора сжечь калории.

Мне становится смешно, а может на меня влияет присутствие Никиты, и счастье затмевает разум. Нисколько не изменившегося, готового меня раздеть при первой встрече.

— С женой сжигай, — отталкиваю я его руку от пояса джинс, которые он уже расстегнуть пытается.

В этот момент он просто прижимает меня к себе, так что я чувствую всю силу его желания, горячее дыхание и слышу глухое:

— Выходи за меня…Будем сжигать вместе, каждую ночь.

— Совсем крыша поехала, ты женат, — разворачиваюсь и вижу, что его совсем развезло. Даже странно, что он на ногах держится.

— Я разведусь, скоро… Алена, — снова дергает он ремень моих брюк и, сдавшись, просто прижимается лбом ко лбу. — Я так устал, а ты не хочешь помочь мне расслабиться.

— А жена тебе на что?

— Да что ты заладила?! Жена, жена. Не сплю я с ней.

Я застываю, вспоминая, сколько тяжелых минут провела за мыслями о сексе Никиты с его женой. А он не спит? И я бы могла подумать, что он врет, но ведь он в зюзю…

— Тогда разведись с ней, — прошу я, понимая, что ступаю на очень скользкую дорожку.

— Не могу пока. Скоро выборы в думу. Ален, но это все фигня такая. Давай мы сейчас поедем к тебе, — все еще дергает он молнию на моих джинсах и выругивается. — Ненавижу джинсы. Почему ты юбок не носишь? Алена, тебе меня не жалко?

«Жалко», — осознаю я, но облегчать ему жизнь я тоже не собираюсь.

— Как твоя мама?

— Издеваешься? — еле поднимает он тяжелую голову. — Я тебя прошу помочь мне, а ты о матери…

— Я волнуюсь за нее…

— За меня бы лучше волновалась, она там под защитой английского правительства. И вообще! Я знаю, что ты меня хочешь. Снимай штаны, надоела строить невинность! — ревет он и снова тянется к губам, а я обхватываю его лицо ладонями. Чмокаю в нос и, пока он как идиот улыбается, тяну руку к ручке. Тут же ее нажимаю и выбегаю за дверь, хлопая ею.

Слышу глухой удар о полотно и усмехаюсь, пока он что-то бормочет.

— Не любишь ты меня совсем…

Я ловлю того же самого официанта и прошу передать новую записку, но уже Камилю, который сидит на том же месте.

И только убедившись, что тот забрал друга из подсобки, с чистой совестью отправляюсь домой. И вряд ли осознаю, что улыбаюсь всю дорогу.