Прикоснувшись к войне. Работа поискового отряда «Рифей» г. Магнитогорск

Любовь Викторовна Щербина

Эта книга – о Великой Отечественной войне. О тех ее моментах, которые никогда не попадут в учебники истории. Потому что эта правда вызывает много вопросов.Это память о тех солдатах, кого не смогли вынести с поля боя, оставили не похороненными.Их статус – пропавшие без вести.Эта книга – дань уважения каждому из них.

Вахты Памяти с 1994 по 1998 год

Новгородская область. Поисковый отряд «Рифей» г. Магнитогорска.

Командир Погодина Валентина Алексеевна

На Вахте 1994 г. наш отряд стоял в районе деревни Присморжье Новгородской области, рядом с территорией Рамушевского коридора. Работали на своеобразном острове. Весной разлив рек отрезает этот участок от Большой земли. Сначала находили самое узкое место разлива и строили переправу из трех бревен. Длина переправы — пять шагов, но когда идешь по уходящим под воду бревнам, секунды тянутся очень долго. Пару раз некоторым пришлось все-таки принять холодный душ.

Сам остров песчаный. Видно, что до нас здесь поработали «черные копатели», или, проще говоря, мародеры. Они выкопали оружие из окопов, а останки разбросали вокруг ям. Это в какой-то степени, облегчает нам работу. Не надо рыть шурфы на всю глубину окопа, все кости лежат в отвалах. Перебираем песок и начинаем находить останки. Первыми находим останки женщины, сохранилась длинная коса. Несколько бойцов я обнаруживаю в стороне от окопов, достаточно далеко. Решаем полностью прочесать остров, чтобы убедиться, что никого не оставили, не пропустили.

Проходя вдоль берега, замечаем небольшую одиночную воронку. Остров почти не обстреливали, воронок от снарядов и мин практически нет. В найденной воронке я вижу неразорвавшийся авиационный снаряд. Он зарылся в песок неглубоко, на полтора метра и пролежал здесь 50 лет. Ждал своего часа. На другом берегу, в метрах 500, наш полевой лагерь.

Валентина Алексеевна Погодина, командир поискового отряда «Рифей», сообщила саперам о нашей находке.

Вечером, во время ужина, приходят суровые бородатые мужчины в тельняшках и сообщают, что у нас есть 5 минут, чтобы укрыться в ближайших окопах, оставшихся с войны, за лагерем. Потому что сейчас будут подрывать авиационный снаряд. Ужин прерван, но неиспорчен. Никто из нашего отряда не видел и не слышал, как взрываются бомбы. Проходит минута, все с напряжением ждут. И от любопытства хочется поднять голову из окопа, чтобы посмотреть. И вот земля содрогнулась подо мной, взрывная волна отдалась в груди, в ушах. Слышно, как полетел осколок, задевая деревья. Эхо еще очень долго разносит гул взрыва. И, кажется, что лес испуганно ждет. Неужели опять началось?

Возвращаемся в лагерь, ожидаем увидеть следы от осколков. Но саперы — профессионалы, взрыв был направлен в противоположную сторону. Впечатлений — море, все делятся своими ощущениями. Сходимся в одном, что после взрыва яснее стали представлять, что значит бомбежка, артобстрел, если такие разрушения и звуки несет единственный снаряд.

Позже на другой Вахте в Новгородской области мне пришлось работать в авиационной воронке, которая была диаметром с хорошую площадь. Чтобы дойти до дна, пришлось выкладывать бревнами ступеньки вниз.

В 1995 г., в Новгородской области в Старорусском районе поднимали воронку, где было 20 бойцов. И эту воронку местные жители превратили в мусорку. До ближайшего забора было 15 метров. Рядом тропинка, по которой местные жители ходили годами, попутно кидая мусор в яму. Неужели никто из тех, кто был в деревне во время войны, не мог организовать подъем солдат или хотя бы знак поставить этим погибшим за их деревню бойцам. Мы тогда за два дня зачистили воронку. И потом поминали прямо там. Это я сейчас понимаю, почему Валентина Алексеевна тогда не останавливала нас. Нам было по 20 лет, нам никто не мог объяснить, почему так происходит, оправдаться было нечем перед погибшими бойцами — солдаты были ведь найдены не в глухом лесу, а почти у порога жилого дома. Я помню это ощущение бессильной злости. Не знаю к кому. Останки солдат перенесли на ближайший воинский мемориал и похоронили со всеми воинскими почестями. Медальонов найдено не было.

Сейчас я уже спокойней отношусь к тому, что останки могут быть рядом с деревнями. Я не имею права судить людей. Я понимаю, что после войны некому было этим заниматься, не было сил и было страшно все это видеть. Я осознаю, что не могу себе представить и десятой доли той разрухи, в которой жили люди после войны.

Потом я узнала, как поиском останков занимаются немцы. Как они переносят свои военные захоронения из каждой деревни в Новгородской области. Укрупнение захоронений — так это называется.

Они сначала снимают дерн. Скатывают его, как ковер, не выбрасывают. Потом проводят эксгумацию по всем правилам. У них есть архивные списки, и понятно, где какой боец лежит. Потом уже пустую яму засыпают землей и сверху укладывают дерн. И нет следов, кроме ровных бровок, где разрезалась земля. А если надо, то и фундамент деревенского дома поднимут аккуратно.

Немецкие ветераны, когда приезжают на места боев, знают, где есть крупный воинский немецкий мемориал. Есть куда цветы положить. В этот момент становится ясно, что в войне нет врагов, есть такие же несчастные люди, которых вынуждали воевать, в большинстве случаев. И по прошествии десятилетий у них остается только возможность положить цветы. На оба воинских захоронения.

Там же, в Новгородской области, я видела собственными глазами на одной из полян рукотворный памятник, созданный поисковиками. Звезда, выложенная из касок наших солдат. На этом участке Рамушевского коридора, мы поднимали и поднимали солдат в течение нескольких лет. И звезда неумолимо росла из года в год. Каски только прибавлялись — лучи расходились вширь по поляне. И цветы, подснежники, прорастали сквозь пробитые каски.

А еще на первой же Вахте появляется чувство незавершенности, которое не оставляет меня в течение года, до следующей Вахты. Знаю, что могли кого-то не найти. Не пройти вглубь на лишний метр, не прокопать вниз еще на штык лопаты или корни деревьев помешали. Успокаиваешь себя, что все нормально, понимаешь, что каждый метр леса проверить невозможно. Но от этого чувства незавершенности все равно никуда не деться. До следующей Вахты, каждый год.