Душа. Экспериментальный психороман

Любовь Болконская

Вы когда-нибудь задумывались над тем, зачем и для чего живёт человек? Скорее всего, да. И, скорее всего, не раз. И очень трудно, когда ты не знаешь, для чего ты живёшь. Ещё труднее, когда знаешь, но не можешь воплотить свои мечты в реальность. Книга повествует о духовных поисках человека, его непростом выборе и самое главное – как найти выход из тьмы, которая охватывает твоё сознание. Так что же выход – это смерть или, наоборот, жизнь?

Глава 3. Лёгкое прикосновение тьмы

«Хх!» — Сделал тревожный выдох Августин и проснулся посреди такой же тьмы своего подвала. Он посмотрел на небольшие дешёвые часы, стоявшие на стуле около его раскладушки. Они показывали пять утра. Ему было ещё рано вставать и выходить, но засыпать снова ему не хотелось, поэтому он просто лежал, задавая себе один и тот же вопрос: «Почему сны не изменились?»

Дело в том, что эти сны всю жизнь мучили Августина. Сначала ему снилась та самая тьма. И в детстве Августин думал, что ему ничего не снится, но между тем, просыпаясь, он всё-таки сознательно понимал, что сон ему снился, только сон этот был странным, тёмным. Со временем сон стал продолжаться, в нём появлялись новые детали, пока наконец сон не дошёл до той стадии, которая и разбудила его этим ранним утром. Сегодня у Августина был ответственный день, и, ложась спать, он почему-то был уверен, что сон не окончен и что сегодня он должен продолжиться. Но ему снова приснилось падение человека во тьму, которое очень пугало его. Само падение начало сниться ему недавно, с тех пор как он стал жить в этом подвале. Но те несколько ночей, что ему снилось это падение, стали уже невыносимы Августину. Такой конец сна вызывал в нём тревогу. Возможно, у сна и есть продолжение, но падение было так страшно для Августина, что из-за страха он просыпался, не находя в себе смелости смотреть сон дальше. «И сегодня мне не хватило смелости, — говорил он про себя. — И сон этот всегда теперь будет мучить меня, если я не найду в себе силы, чтобы просмотреть его до конца…»

Заведённый будильник прозвенел и вывел его из состояния задумчивости. Тогда он встал, надел приготовленный костюм, взял новую картину и вышел из подвала.

Выйдя из подвала, Августин посмотрел на небо, и оно поразило его. Откуда-то издали в Город надвигалась огромная тёмно-серая туча, заполонившая собой всё небо. Солнце скрылось за тучей, и в Городе было серо. Августин при виде неба ощутил неприятное предчувствие. Он чувствовал, что скоро в Город придёт гроза.

Небо ещё только-только начинало темнеть, но приходившая тьма уже пугала Августина. Холодный ветер не бил его, а только, как казалось, нежно окутывал его. Августин чувствовал, что нежности ветра — это лёгкие прикосновения тьмы.

Было холодно так, что небольшие мурашки прошли по коже Августина. Но возвращаться в подвал за курточкой он не хотел. И потому он, держа свёрток своей новой картины в руках, отправился в ту самую школу искусств, на выставку, после которой его жизнь могла измениться.

Всегда любивший смотреть на людей Августин сегодня даже не бросал на них и короткого взгляда. Волнения терзали душу Августина. Его терзало не только будущее выступление перед комиссией, но и надвигающаяся тьма. Он смотрел в это хмурое, тёмно-серое небо, где тучи собирались, чтобы устроить свой праздник с громом и молниями. Страшное предчувствие поселялось в его душе. И чем ближе он подходил к назначенному месту, тем больше росла тревога.

«Мне не нужно бояться… — Говорил он про себя. — Но я боюсь, я страшно боюсь. Боюсь! Боюсь! Боюсь! Тревога нарастет… Нет, они не выберут меня. Они съедят меня своим взглядом. И я страшно боюсь их взгляда…

Я хочу признания. Но не их признания, а признания великих художников. Хочу быть великим, хочу быть гением. Хочу стать таким же, какими были все великие художники. Да только я не смогу… Не смогу…»

И вот уже Августин подошёл к школе искусств. Перед ним стояло трёхэтажное здание, раскрашенное в жёлтый цвет. По шести ступенькам Августин поднялся к входу, взялся за ручку и вошёл.

В холле уже стояли люди. Здесь была вся творческая элита Города со своими друзьями и знакомыми. И только Августин пришёл один. Виктор предлагал ему пойти с ним, но тот отказался. Теперь же Августин остался один против этих уже признанных художников. Про себя Августин их презирал. Он знал их, даже видел работы некоторых на выставке в городском музее, куда работники по жалости пускали его бесплатно. Их работы не манили его, как работы великих мастеров. Ему не хотелось смотреть снова и снова на их работы, а мысли о них не мучали его. Они не являлись для него кумирами, а потому встретить их не было приятностью для Августина. Он только тихо подошёл к их кругу со свёрнутым холстом, который держал под мышкой. Те даже не заметили его присутствия. Люди в дорогих костюмах просто стояли рядом, что-то обсуждали и смеялись.

— Говорят, сегодня придут три новых художника, — сказал тип средних лет в чёрном фраке, белой рубашке и красном галстуке-бабочке. Его тёмно-русые волосы были аккуратно уложены назад, и сатирическая улыбка кривила рот.

— Но все-то знают, что возьмут только ведущих художников и одного нового, — кокетливо сказала молодая блондинка в синем платье, намекая, что её спутника туда точно возьмут и ему волноваться не о чем.

— Да только новым художником будет сын Собачникова, местного крупного бизнесмена. За это место уже заплатили. У двух других нет шансов. Да и пригласили их только ради смеха! — Сказала другая спутница этого человека, которая была брюнеткой в розовом платье.

— Дамы и господа! — Вдруг отвлёк Августина от их разговора голос какого-то старика, стоявшего у дверей холла. — Мы скоро начинаем! Пожалуйста, идите за мной.

И все пошли за этим стариком. И очень неприятно было для Августина это небольшое путешествие. Сначала они шли по какому-то длинному коридору, где отвратительно воняло подвальными трубами, а после поднялись на второй этаж, где был актовый зал. Зал показался Августину маленьким и не интересным. На огромных окнах висели старые кремовые шторы, которые почему-то были отвратительны Августину. А на потолке висели старые люстры, которые для Августина были совсем не эстетичными. Затем голос старика попросил художников занять места около своих картин. Августин терялся в толпе, натыкался на людей и чуть ли не отчаялся. Он хотел найти свои картины, но не находил. Он даже боялся, что картин его тут и вовсе нет, а позвали его только для того чтобы посмеяться. Но в итоге в одном из углов зала он нашёл небольшой стол, куда были скинуты в кучу его работы. Работы же других были оформлены в красивые рамки, а его холсты только вызывали отвращение своими краями, на которых показывались нитки.

Августин хотел развернуться и покинуть выставку. Теперь он понял, что никто его работы смотреть серьёзно не собирается. Его работы тут не нужны. Он понимал, что был приглашён только для посмешища. Но забирать свои картины и уходить было поздно. Выставка началась.

Спустя пару часов, когда остальные художники рассказали о своих картинах, комиссия подошла и к Августину. Августин был последним художником. Итак, комиссия подошла к Августину, и за ней подошёл весь зал. «Они будут смеяться… Будут смеяться прямо тебе в лицо. Ты ничтожен, ты ничтожен, — говорил голос в голове Августина. — Они уже смеются, потому что ты ничтожество. Твои работы для них только шутка. Никому же из них они не нужны. Только посмотри на их глаза. Они с любопытством смотрят на тебя, пытаясь угадать, что ты им покажешь. А потом они будут смеяться, смеяться долго и безудержно…»

В комиссию входило три человека: двое мужчин и одна женщина. Женщине было лет сорок, у неё были длинные тёмные волосы, заделанные назад. Глаза её выглядели грустными, однако Августин заметил на их дне злобного зверя, который готов загрызть кого угодно. Рядом с ней, посередине, стоял мужчина примерно её возраста, лысый, в строгом костюме. Он выглядел очень строго, и глаза его были строги, отчего Августин понял, что перед ним стоит жестокий критик, который никого не щадит. Справа от этого критика стоял человек, который совершенно отличался не только от остальных членов комиссии, но и от всех присутствующих вообще. Это был невысокого роста старичок с добрыми глазами. Его доброе лицо слегка утешило и придало уверенности Августину. Но он всё равно чувствовал, что те двое волков сгрызут его до последней косточки.

«Здравствуйте! — Строгим басом сказал лысый человек. — Расскажите нам о своих работах!» Тут Августин подал им первую картину, после чего заметил, как стоявшие в зале люди стали что-то шептать друг другу на ухо и тихонько посмеиваться.

«Главной концепцией моих работ является улица, — начал Августин, как услышал чей-то несдержанный смешок, сделал небольшую паузу, а после продолжил. — Я сам пару месяцев назад жил на улице. На самом деле жить на улице не так уж и плохо. На улице я встречал множество разных людей. И потому я захотел изобразить их».

Все трое внимательно рассматривали первую картину. На ней был нарисован задний ход супермаркета, из мусорных корзин которого бездомные доставали еду. Их было двое. Один из них был небритый старик в тёмно-синей шапке и грязно-зелёной куртке. Другой был средних лет, с грязными чёрными волосами, одетый в заношенный спортивный костюм.

— На этой картине я показал двоих, которые ищут еду в мусорных корзинах…

— Я вижу, — перебил его строгий бас. — У вас все картины основаны на жизни бездомных?

— Нет. Есть картины и с обычными людьми, которые проходят мимо и не замечают бедных. Однако и они показаны как бедные, только бедны они тем, что несчастны. У них есть деньги, да только сердца их пусты, отчего они и несчастны…

— Я услышал достаточно, — вдруг снова перебил его строгий бас, а зал, как казалось Августину, наполнился громким и безудержным смехом. — Скажите, ваша новая работа тоже о бездомных?

— Нет. На ней показан человек во тьме, который нашёл свет, пустив белую птицу надежды. Это своего рода душа каждого человека. Люди по сути живут во тьме, но если они отпустят от себя что-то светлое и хорошее, как на моей картине человек отпускает птицу, то они смогут узреть свет.

— Понятно, — вновь ответил строгий бас. — Но нам не подходят ваши работы. Видите ли, таких работ, как ваши, достаточно. Зачем же лишний раз говорить о проблеме, которую нельзя решить? Ваши бродяги сами сделали свой выбор. Не считаю, что их можно жалеть.

— Но я не хотел показать, что их нужно жалеть. Я хочу показать, что люди должны быть ближе друг к другу. Несчастны все: и богатые, и бедные. И они должны помогать друг другу…

— И чем же это они помогут друг другу?

— Взаимной духовной любовью друг к другу. Они должны говорить и быть рядом. А люди же только замкнуты в себе… Кстати, а вы не замечали, что с каждым годом на улицах становится всё тише и тише? — И тут Августину вновь начало казаться, что все в зале над ним смеются, поэтому он замолчал. Да и волнение мешало ему выразить свою мысль так, как бы ему хотелось выразиться.

— Я думаю, вы и сами запутаны в своих мыслях, — вдруг сказал женский голос. — Мы знаем о бездомных людях и прочих несчастных. У вас хорошая концепция, но она не новая, понимаете? Мы хотим отправить на выставку что-то новое. А эта тема уже давно считается открытой. Знаете, на следующий сезон мы снова будем собирать художников для выставки. Вы можете прийти. Только не приносите работ, где темы будут не такими уж и новыми. Нам нужны свежие идеи, а в ваших картинах нет ничего такого. Не расстраивайтесь. Работайте, и у вас всё получится. Мы будем готовы принять вас в следующем сезоне. Но вы можете оставить нам свои работы. Может, мы пересмотрим их и передумаем.

— Хорошо, — ответил ей Августин, даже не зная, когда будет тот самый «следующий сезон». Члены комиссии отошли от него и нырнули вглубь собравшейся толпы. И только тот самый старик добро глядел на него, а после сказал: «Работы замечательные! Вы потрясающий художник! Если бы я имел среди них своё слово, то я бы взял вас на выставку. Но, к сожалению, я этого не могу. А вы не расстраивайтесь! Когда-нибудь наступит ваш час!»

Старик ушёл, оставив Августина одного. Но только отзыв его никак не утешил Августина. Августин сейчас был погружен в свои размышления. «Ты никто! Никто! Зачем ты полез сюда? Они только смеются над тобой! И ты смешон, потому что ничтожен. Не нужен ты ни им, ни миру, понимаешь?» — Говорил чей-то голос в голове Августина, пока фраза: «За нас!», а после чоканье бокалов, не отвлекли его. Когда этим людям уже принесли бокалы? А ведь он даже не заметил, как кто-то принёс им бокалы. Он только молча стоял у стола со своими работами, глядя на них и ненавидя.

«Простите, я отнесу это в другое место, — сказал человек, который подошёл к нему и выглядел как официант. — Сейчас будет банкет в честь тех, кто идёт на выставку. Не волнуйтесь, я уберу ваши работы в другое место». «Делайте, что хотите», — ответил Августин и ушёл.

Уходя, он слышал весёлые голоса, чоканья бокалов и даже чьё-то чавканье. «Как же отвратителен этот мир якобы гениев и талантов, — говорил он про себя. — А чем их работы лучше моих? Я видел их работы. Кто-то рисует городские пейзажи, кто-то — простые натюрморты. Чем вазы цветов или деревья в парке лучше моих работ? Да таким картинкам учат рисовать ещё в младших классах! А все эти пейзажи рисовали тысячи других, да только лучшим из них был Левитан…»

Августин тихо вышел из зала, стараясь возвращаться обратно по тому же пути, который привёл его сюда. Он спускался по лестницам вниз и думал: «И зачем я только согласился на это? Лучше бы я так и оставался на улице, рисуя на старых найденных газетах, чем находился в этом элитном обществе! Не моя это жизнь! Не моя! Я не умею лицемерить и рисовать то, что угодно им!»

Когда Августин спустился по лестнице вниз, то вновь попал в тот длинный коридор, где так отвратительно воняло подвальными трубами. «Что за отвратительный запах! — думал Августин. — Так только пахнут трубы подвала… Подвал… Любое жильё человека — это гроб, в котором он прячется от внешнего мира. Может, и мне уже стоит спрятаться? Чем этот мир так хорош? И почему я только любил его раньше?»

Наконец длинный коридор закончился, и Августин снова оказался в том холле. И только сейчас он заметил, что в холле есть настенные часы. Стрелка находилась между цифрами «10» и «11» так, что Августин так и не понял, к какой именно цифре она относится. «И неужели я так долго был здесь?» — Спрашивал себя Августин. Потом он попытался понять, почему прошло так много времени. Потом он вспомнил, что проснулся рано утром из-за своего сна, потом лежал на раскладушке до семи часов вечера, пока заведённый будильник не напомнил ему о том, что надо выходить. «Да, будильник… Я ведь всегда завожу его, чтобы было кому отвлечь меня от мыслей, в которые я погружаюсь со всей своей головой…» — Лишь вспомнил Августин, глядя на эти настенные часы. Но время, которое показывали эти часы, не пугало Августина, и он вышел из школы искусств на улицу, где его уже ждала тьма.