Мятежная королева

Линетт Нони, 2021

Австралийский бестселлер! Рекомендация Сары Маас, смесь «Тени и кости» Ли Бардуго и «Голодных игр» Сьюзен Коллинз. Десять лет своей жизни семнадцатилетняя Кива Меридан провела в Залиндове, самой известной и жуткой тюрьме континента, где каждый день – это борьба за выживание. Когда в Залиндов привозят таинственную Мятежную королеву, Киве как тюремному лекарю дают задание: оберегать и лечить смертельно больную женщину, чтобы та дожила до Ордалий – четырех испытаний стихиями, к которым приговаривают только опаснейших из преступников. И вместе с тем Кива получает послание от семьи: «Не дай ей умереть». Понимая, что пытки воздухом, огнём, водой и землёй убьют больную мятежницу, Кива вызывается участвовать в Ордалиях вместо неё. Если девушка преуспеет, то и она, и королева вновь обретут свободу. Но все Ордалии ещё не переживал никто…

Глава четвертая

Он рывком сел, и Кива отпрянула назад. Она не была уверена, кто из них удивился больше: она, он, Типп или надзирательница.

— Что за… — вырвалось у юноши. Его глаза лихорадочно метались по комнате. — Кто… где…

— Тише, — Кива подняла руки.

Его взгляд остановился на костяной игле, а затем парень заметил и кровь на руках Кивы — его кровь. В следующее мгновение он сорвался с кушетки и попятился прочь, как загнанное животное.

Зная, как быстро двигается Наари, Кива поспешила успокоить юношу, пока ситуация не приняла серьезный оборот.

— Ты в Залиндове. Тебя привезли раненым. А я, — она беспомощно повела окровавленными руками, — я зашивала твои раны.

Взгляд юноши остановился на надзирательнице. Кива заметила, что глаза у него голубые, с золотой каемкой вокруг зрачка. Потрясающие глаза, каких она еще никогда в жизни не видела.

Потрясающие глаза на потрясающем лице. Теперь, когда он проснулся, отрицать это не имело смысла. И все же Кива осталась верна своим словам: в ближайшее время в обморок она падать не планировала.

Увидев вооруженную надзирательницу, юноша как-то разом поник, словно все-таки осознал, где оказался, и может быть, даже вспомнил, за что. Он остановился — хотя идти ему все равно некуда, позади уже был лабораторный стол, — его взгляд метнулся от Наари к Типпу, который раскрыл рот и во все глаза смотрел на происходящее. Затем юноша оглядел себя, заметил, что одежды на нем почти нет, а раны, в том числе и свежая на руке, обработаны и перевязаны. И наконец, придя к какому-то выводу, он снова повернулся к Киве.

— Прости меня, — спокойным плавным голосом произнес он. — Я не хотел тебя напугать.

Кива удивленно моргнула. Потом моргнула еще раз.

— Э, да ничего страшного. — Кива чувствовала себя не в своей тарелке. Она ведь действительно стояла над ним с окровавленной иглой, когда он проснулся. Это она напугала юношу, а не он ее. — Тебе лучше сесть. Мне надо дообработать рану у тебя на лбу.

Он коснулся брови и поморщился, когда обнаружил шишку, а его пальцы окрасились в красный. Кива прикусила изнутри щеку, чтобы не отругать его. Теперь ей снова придется чистить рану.

Юноша побледнел, как будто пережитое напряжение разом нахлынуло на него, его охватило потрясение. Кива одновременно с Типпом бросились вперед и успели подхватить нового заключенного, как только у него подкосились колени.

— Не в-в-волнуйся. — Типп едва доставал юноше до груди, но все равно взял на себя изрядную часть его веса. — Мы т-тебя держим.

Кива тем временем всеми силами пыталась случайно не уколоть юношу иглой. Она сегодня и без того уже нанесла ему слишком большую рану.

— Извините… — Голос юноши изменился, стал тоньше. — Я… я что-то плоховато себя чувствую. — И он тихо застонал.

— Типп! — рявкнула Кива.

Он не хуже Кивы знал, что значит этот стон, и в тот же миг сорвался с места; Кива тихо закряхтела под свалившимся на нее весом заключенного. Она сумела дотащить его обратно до металлической кушетки и усадила как раз в тот момент, когда подбежал Типп с пустой бадьей. Едва Кива поставила бадью перед юношей, как он с еще одним тихим стоном наклонился, и его вырвало.

— П-пронесло, — улыбнулся Типп.

Кива не ответила. Только сжала покрепче бадью, пока юношу продолжало тошнить.

Она даже не удивилась. Черепно-мозговые травмы нередко сопровождала рвота. Ему полегчает только когда она обработает его рану и напоит маковым молоком. Если бы он только пролежал без сознания еще несколько минут, тогда бы Кива успела все закончить и ему бы не пришлось терпеть последнюю процедуру.

Когда из юноши, похоже, вышло все, Кива помогла ему улечься и отдала бадью Типпу, который сразу же скрылся с ней за дверью.

— Извини, — проговорил юноша. Голос его ослаб, лицо было неестественно бледным.

— Хватит извиняться, — оборвала его Кива, не подумав. Он может извиняться сколько душе угодно. Какое Киве дело до того, что он делает и говорит?

Она подняла глаза на Наари и обнаружила, что надзирательница стоит на полпути между дверью и заключенным, будто сомневаясь, представляет ли юноша угрозу или нет. Учитывая, что заключенный даже сидеть сейчас не мог, Кива на этот счет не переживала, и ее взгляд был красноречивее любых слов. Надзирательница не стала возвращаться на пост у двери, но плечи заметно расслабила.

— Я сейчас быстро зашью рану, потом дам что-нибудь от боли, — сказала Кива. — А затем можешь идти.

Мысленно поблагодарив юношу, что тот закрыл глаза, Кива еще раз быстро прочистила рану и, наклонившись, внимательно ее осмотрела, чтобы прикинуть, как лучше ее зашить. Когда Типп вернулся с чистой бадьей, она тихо велела ему принести чистую одежду, и он тут же снова убежал.

Впрочем, как бы Кива ни зашивала рану, юноше все равно придется несладко, так что она сказала:

— Постарайся не дергаться. Будет чуть-чуть больно.

Юноша резко распахнул глаза, его голубо-золотые радужки встретились с Кивиными зелеными, и у нее перехватило дыхание. Секунды… минуты… она не знала, сколько времени прошло, когда она наконец оторвала от него взгляд и сосредоточилась на ране. Юноша же продолжал рассматривать ее лицо — Кива чувствовала на себе его взгляд, пока раз за разом втыкала иголку в его кожу.

Он едва вздрогнул.

А вот ее сердце… забилось с удвоенной силой, когда она принялась накладывать швы.

Внутрь, наружу, обернуть, узел.

Внутрь, наружу, обернуть, узел.

Внутрь, наружу, обернуть, узел.

Кива дала знакомому ритму убаюкать себя, не забывая, однако, что юноша за ней наблюдает. Впрочем, лишь бы не дергался, тогда и Кива с собственным стеснением как-нибудь справится.

— Почти все, — успокоила она его, как успокаивала всех остальных пациентов.

— Все нормально. — Он помолчал и добавил: — У тебя хорошо получается. Я почти ничего не чувствую.

— Ей не в-впервой, — выпрыгнул из ниоткуда Типп. Кива вздрогнула, но к счастью, его возглас застал ее хотя бы не посреди стежка.

— Типп, что я говорила…

— Извини! Извини! — воскликнул он. — Я вечно забываю, к-какая ты дерганая.

Кива не была дерганой, она сидела в тюрьме смерти. Тут каждый день на нервах.

— Готово. — Кива отрезала нить и смазала рану соком баллико. — Помоги ему сесть, Типп.

Она постаралась произнести последнюю фразу как можно небрежней, надеясь, что Типп не будет комментировать или спрашивать, почему Кива сама не может помочь юноше. На самом деле обычно она бы и без чужой помощи справилась. Но ее сердце до сих пор не успокоилось после того, как она всего лишь встретилась с юношей взглядами, и Кива рассудила, что будет разумнее держаться поодаль, насколько это возможно для лекаря. И не касаться его обнаженной кожи в ближайшее время.

— Сейчас дам тебе макового молока, а потом можешь…

— Никакого макового молока.

Он ответил так резко, что Кива снова невольно взглянула ему в глаза. Она нахмурилась:

— Я дам немного, просто чтобы облегчить боль. Оно и с головой тебе поможет, и… — Кива обвела рукой все его синяки, царапины и порезы, — и со всем остальным.

— Никакого макового молока, — повторил юноша.

В ответ на его непреклонный тон Кива медленно проговорила:

— Хорошо, тогда как насчет ангельской пыли? Я могу…

— Нет, ни в коем случае. — Он снова побледнел. — Мне… мне ничего не нужно. Все хорошо. Спасибо.

Кива внимательно пригляделась к юноше: закостеневшая спина, мышцы напряжены, как будто он готов вот-вот сорваться с места и броситься прочь. Интересно, с ним что-то произошло под воздействием этих лекарств или он получил передозировку? Или же знал кого-то с зависимостью? Так или иначе, вариантов у Кивы было немного: либо насильно запихнуть в юношу лекарство, либо уступить, пускай ему от этого и будет только хуже.

— Ладно, — согласилась Кива. — Но тогда прими хотя бы пепел корнеперца. Полностью боль он не снимет, но чуть-чуть поможет. — Она задумалась. — А если смешать его с иврагу от тошноты и орехом желтяка, чтобы он придал тебе сил, то, может быть, ты справишься… с тем, что тебя ждет.

Его золотая бровь изогнулась, но он не стал ни задавать вопросов, ни спорить с ее предложением. Вместо этого юноша только коротко кивнул. На его лицо медленно начали возвращаться краски.

Кива бросила взгляд на Типпа, и тот унесся собирать ингредиенты. Пепел корнеперца хорошо работал на наружных ранах, но если его перемолоть в пасту и принять внутрь, то и изнутри боль приглушал. Кива еще никогда не мешала его с иврагу и желтяком, но от запаха получившейся жижи сморщила нос и с сомнением посмотрела на юношу: уж наверняка он предпочтет маковое молоко с ореховым привкусом или карамельную ангельскую пыль, которые куда легче проглотить.

В ответ юноша без единого слова потянулся к каменному стакану и одним глотком выпил зелье.

Кива заметила, как Типп скривился, и едва удержалась, чтобы не сделать то же самое. А вот юноша лишь слегка содрогнулся.

— Оно, эм, должно подействовать через пару минут, — опешила Кива. Потом указала на серую рубаху со штанами, которые Типп сложил на краю металлической кушетки. — Это твое.

Она забрала у нового заключенного пустой стакан и понесла его к шкафу, пока Типп помогал юноше переодеться. Когда Кива разложила по местам все ингредиенты и больше не могла притворяться, будто она чем-то занята, она повернулась и обнаружила, что юноша уже одет, и теперь все смотрят на нее в ожидании. В том числе и Наари.

Кива демонстративно посмотрела на надзирательницу:

— Кажется, теперь ваша очередь?

Она никак не могла понять, почему этот юноша так ее раздражает. Все ее инстинкты самосохранения буквально кричали. Кива никогда прежде не обращалась к надзирателям настолько прямолинейно. Безрассудство в этой тюрьме еще никому не помогло выжить.

Наари слегка приподняла темные брови, как будто слышала мысли Кивы и была полностью с ними согласна. Но не успела Кива придумать, как ей вымолить прощение и избежать наказания, как надзирательница сказала:

— Я назначаю тебя ввести его в курс дела.

Кива от удивления вздрогнула. Ее никогда не назначали наставником для новых заключенных. Может, когда-то давно, когда Кива еще работала в мастерской, но с тех пор, как она стала лекарем — ни разу.

— Но… как же… — Кива примолкла и попыталась снова: — Мне надо за пациентами ухаживать.

Брови Наари взметнулись еще выше, она обвела взглядом пустой лазарет.

— Думаю, твои пациенты, — кивнула надзирательница на двух мертвецов, — подождут.

Кива имела в виду тех, кто лежал на карантине, но, заметив прямую как палку спину Наари, проглотила ответ. Все равно много времени это не займет. Она покажет новому заключенному Залиндов, выяснит, в какой корпус его поселили, и отдаст на попечение сокамерников. С утра ему назначат работу, а там кто-нибудь его перехватит.

— Ладно. — Кива взяла влажную ткань и принялась вытирать руки, все еще перепачканные кровью. Когда пятен почти не осталось, она направилась к двери из лазарета. — Иди за мной.

Типп тоже было шагнул вперед, но Кива оглянулась через плечо и нарушила его планы:

— Можешь сходить к Моту и сказать, что у нас нужно забрать парочку трупов? — Она кивнула подбородком в сторону двух тел.

Типп замешкался и смущенно опустил взгляд.

— Мот вряд ли сейчас м-мне обрадуется.

Кива замерла в дверях.

— Почему?

Типп смутился еще больше. Он перевел взгляд с Кивы на Наари, потом обратно, и Кива осознала: похоже, дело серьезное, раз Типп смог сдержаться и промолчать при надзирательнице.

Она вздохнула:

— Неважно, сама зайду. Проверишь тогда карантинную зону? Только маску надень и не подходи слишком близко.

— Это же просто т-т-тоннельная лихорадка?

— Лучше перестраховаться, чем потом жалеть, — предупредила Кива и шагнула за дверь. Следом за ней двинулся юноша.

И… Наари.

Кива быстро оглянулась на надзирательницу и тут же отвернулась; ей стало неуютно. Она привыкла к тому, что надзиратели дежурили во всех зданиях — в лазарете куда реже, по крайней мере, до недавнего всплеска бунтов — но еще никогда она не видела, чтобы тюремщик настолько открыто преследовал заключенных. В этом никогда не было необходимости. За Залиндовом круглосуточно следили со множества сторожевых башен, а территорию патрулировали с собаками, которые могли по одному свистку содрать с человека кожу.

В присутствии Наари Кива нервничала и задавалась вопросом: неужели этот парень на самом деле опаснее, чем кажется? Тогда тем более стоило поторопиться и расправиться с навязанной обязанностью.

Быстро поразмыслив, Кива повернула налево и направилась к ближайшему зданию; гравий у нее под ногами громко хрустел в вечерней тишине. Остальные заключенные скоро тоже начнут расходиться по корпусам, если они еще не вернулись. Но пока на тюремном дворе было тихо. Почти безмятежно.

— Как тебя зовут?

Кива резко взметнула взгляд и поняла, что юноша невозмутимо шагает рядом и смотрит на нее в ожидании ответа. Несмотря на израненное и избитое тело, несмотря на новую незнакомую обстановку, он выглядел совершенно и непостижимо спокойным.

Кива мыслями вернулась в свой первый день в Залиндове: как она вышла из лазарета, бережно прижимая к себе забинтованную руку, сознавая, что ее одним махом лишили семьи, свободы, будущего. Она не спрашивала, как кого зовут. Об этом она думала в последнюю очередь.

— Я тюремный лекарь, — ответила Кива.

— Это не имя. — Помолчав секунду, он представился: — Меня зовут Джарен.

— Нет, не зовут, — отрезала Кива, отвернувшись в сторону. — Ты Д24Л103.

Пусть думает что хочет, пусть вспомнит, как и почему она увидела и запомнила номер на его браслете. Он должен был чувствовать, должен был знать, что скрыто под повязкой у него на руке. О том, как помечают узников Залиндова, Кива слышала задолго до того, как ее посадили в тюрьму, а ей на тот момент исполнилось всего семь лет. Не может быть, чтобы этот юноша — Джарен — не знал о метках «З» до того, как его кинули в тюремный фургон. Никому из заключенных Залиндова не дано было избежать этой участи.

Она ждала отвращения и гнева — обычно и то, и другое на Киву обрушивалось, пока она вырезала метку. Но новый заключенный лежал без сознания, так что его черед пришел только сейчас. Кива не стала даже морально готовиться. Все, что он мог сказать, она уже слышала, и не раз.

— Д24Л103, — наконец повторил юноша, изучая выгравированные на металлическом браслете символы. Его взгляд скользнул к повязке, как будто он мог видеть скрытые под ней два полукруга. — Сложновато. Давай лучше остановимся на Джарене.

Кива запнулась и, резко повернув к нему голову, увидела, что его голубо-золотые глаза светятся от радости.

Радости.

— Ты что, шутить вздумал? — прошипела Кива, как вкопанная встав на гравийной дорожке между лазаретом и ближайшим к нему каменным зданием. — Ты хоть понимаешь, где ты сейчас находишься?

Она раскинула руки, как будто это могло раскрыть ему глаза. Дневной свет постепенно угасал, сумерки опускались на обширные тюремные территории, и со всех сторон вздымались известняковые стены, ни на секунду не дающие забыть, что они заключены в этом месте, как крысы в клетке.

Радость в глазах Джарена потухла, его взгляд метнулся к Наари, потом обратно к Киве.

— Ты права. Извини. — Он потер шею; похоже, ему стало не по себе. — Наверное… я просто не знаю, как себя здесь вести.

Кива глубоко вдохнула, расправила плечи. Напомнила себе, что все по-разному преодолевают страх и неуверенность. Юмор — всего лишь один из способов справиться со стрессом, и надо сказать, не самый худший. Нужно быть к этому юноше терпеливее.

— Поэтому меня и назначили ввести тебя в курс дела, — смягчила Кива голос. — Я расскажу тебе все, о чем следует знать. Помогу выжить в этом месте.

— И как давно ты выживаешь в этом месте?

Она посмотрела ему в глаза.

— Достаточно, чтобы стать хорошим учителем.

Похоже, ее ответ его убедил, потому что Джарен не стал спорить и молча двинулся следом за Кивой, пока та не остановилась перед входом в ближайшее здание.

— Я решила, что первым делом мы сходим в место, которое станет потом для тебя последним.

Джарен одарил ее недоуменным взглядом, и Кива, кивнув в сторону темного дверного проема, закончила:

— Добро пожаловать в морг.