Моя Мия

Лина Коваль, 2023

Мирон Громов был в моей жизни всегда… Этого дерзкого красавчика я считала своей собственностью, пока он… по-настоящему не влюбился. Не в меня! – Прости, моя Мия, – написал Мир в финальном сообщении. – Больше не твоя, – ответила я подонку рыдая. Он счёл нашу первую любовь никчёмной пустышкой. Значит, я тоже забуду! Вырву из сердца растоптанные чувства и отдам их другому. Например, старшекурснику-мажору. Вот только Громова такой вариант решительно не устраивает… но разве это мои проблемы?! Слишком поздно!

Глава 7. Разбитая Мия.

Пока дожидаюсь Мирона, телефон в сумке подаёт признаки жизни.

— Да, — отвечаю как можно энергичнее.

— Ты где? Я состарился, пока ждал твоего звонка.

— Не ври, папочка, — как обычно, льщу. — Ты у меня молодой.

В трубке раздаётся хриплый смех.

— Вопрос не снят, Мия.

— Я… с Мироном. Он привезёт.

— Хм. Мне казалось, вы не ладите в последнее время?

— Всё нормально, пап, — настаиваю.

Пара секунд тишины обрываются строгим голосом:

— Давай недолго там. И без глупостей.

Ох.

Пожалуй, я бы с удовольствием наделала глупостей, но Мир не захочет. Последний, кстати, уже вышел из дверей павильона на автозаправочной станции и разговаривает по телефону. Увидев, как я наблюдаю, отворачивается. Замерев, пытаюсь прожечь дыру в его спине. Бесит, что он должен отчитываться перед кем-то, если проводит время со мной.

Перестать быть центром его вселенной — моя главная болевая точка.

Громов усаживается в БМВ и тяжело вздыхает.

— Пей, — протягивает мне картонный стаканчик. — И вот ещё, — выкладывает на панель упаковку жвачки.

— Спасибо, — вскрываю крышку и затягиваюсь тёплым паром.

— Пожалуйста.

Пью обжигающий чай без сахара, как я люблю, мелкими глотками. Мирон не смотрит. Сидит прямо, ведёт себя отстранённо.

Добравшись до дна, убираю стаканчик и хватаю жвачку.

— Рыжая тебя потеряла? — не могу сдержаться.

— Только не начинай, — предупреждает. — Ты, как Юлька.

— Юлька? — удивляюсь. Его сестре шестнадцать, и она та ещё штучка.

— На последнем ужине она случайно опрокинула на Ладу стакан сока. А ещё раньше случайно выбросила её зубную щётку из стаканчика в ванной.

Смеюсь в голос, пока Мирон направляет автомобиль к дороге, но ощущаю, как в груди царапаются острые коготки обиды. Почему-то факт, что Лада ночует в доме Громовых, я воспринимаю как прямое предательство тёти Насти и дяди Андрея.

Ничего не могу с собой поделать.

От горячего чая становится душно, поэтому я расстёгиваю замок и принимаюсь стягивать с плеч пуховик.

— Что ты делаешь? — спрашивает Мир.

— Мне жарко.

Пальцы на руле сжимаются, но Громов никак не комментирует, а когда мы наконец-то заезжаем на территорию коттеджного посёлка, в котором оба живём, паркуется слева от железных ворот.

Откинувшись на спинку кресла, разминает шею.

— Пиздец, продуло.

— Я знаю одну мазь хорошую. Мне врач выписывал, — лезу в сумочку.

— Не надо, Мия.

— Надо, — задерживаю на нём пристальный взгляд. — У тебя есть ручка?

Мирон раздражённо затягивается воздухом и извлекает шариковую ручку из солнцезащитного козырька.

Быстро выуживаю новый блокнот и пишу название. Оторвав листочек, передаю ему.

— Что это?! — спрашивает, держа его двумя пальцами.

— Мазь, — невозмутимо убираю в сумочку вещи.

— Нет. Вот это? — указывает на выбитую типографской краской надпись.

— А-а, — смеюсь. — Только что кто-то из девчонок подарил. Именной блокнот. Мия Алиева. Видишь?

Нечаянно касаюсь его пальцев.

— Вижу, — резко убирает руку, складывает лист и прячет в карман. — Ты мне лучше скажи, что это за фигня в клубе была?

Лицо невыносимо припекает от обжигающего взгляда, но я решаю быть честной.

— Хотела тебя позлить.

— Зачем?..

— Чтобы понял, — уставляюсь на него.

— Что именно, Карамелина?

Тяну ладонь к его мрачному лицу, но Мирон резко отшатывается. Убрав руку, отворачиваюсь и опускаю глаза.

— Ты… говорил, что мы всегда будем вместе, — качаю головой, разглядывая, как играет свет от фонаря с пайетками на платье.

— Мы и будем, — твёрдо отвечает.

— Говорил, что ты будешь строить дома, а я заниматься их дизайном.

— Так и будет, Мия. Оттого, что я люблю Ладу, между нами с тобой ничего не изменится.

— Любишь? — произношу сдавленно, поднимая на него изумлённый взгляд.

Жизнь останавливается.

Одно дело знать, что занимаются сексом, встречаются. Но любовь? Боже! Нет! Пожалуйста!

Кислорода в салоне катастрофически мало. Громов без ножа меня режет. Больно невыносимо, до такой степени, что непослушные слёзы выскальзывают из глаз.

Мирон, заметив их блеск, смачно матерится и отворачивается.

— Мия…

— А меня не любишь? — пытаюсь восстановить дыхание. — Меня больше не любишь, Мир?

Зажимаю лицо руками и плачу навзрыд. Плечи сотрясаются, а салон наполняется всхлипами.

О своём не первом за вечер позоре я подумаю завтра. А сейчас? Мне хочется расставить точки. Хочется снять наживую скальп, если придётся.

Он же не дурак?!

Нет, он не дурак. Всё понимает.

— Меня не любишь? — повторяю сквозь сжатые пальцы.

— Мия, — надвигается Мир и чувствую, как нежно убирает прядь волос за левое плечо. — Люблю, конечно. Как я тебя могу не любить?.. Как?..

— Не знаю, — огрызаюсь.

— Ты моё солнце. Я люблю тебя, даже не как сестру… Я слов подобрать не могу. Люблю тебя, как себя. Блядь.

— Что? — выкрикиваю.

— Мы же с рождения вместе. Ты всё обо мне знаешь, а я о тебе. Но я уже говорил…

Убираю руки от лица.

Мирон трудно сглатывает слюну и смотрит на меня в упор. Напряжение колется острыми иголками.

Оба вспоминаем ту ночь на даче, когда пришла к нему в комнату и в темноте забралась в постель… голышом. А он, грубо схватив за локоть, выставил за дверь.

Самое ужасное, что в таком виде в коридоре меня встретила тётя Настя. Слава богу, она не подняла шумиху и никому не сообщила. Даже родителям.

Бесцветные глаза исследуют моё зарёванное лицо, спускаются ниже к блестящему платью на груди, потом поспешно возвращаются.

— Ты… и есть я… понимаешь?..

— Не понимаю, — трясу головой.

— Я так это воспринимаю.

— Но сексом заниматься со мной не хочешь? — спрашиваю тихо.

Качает головой, словно стряхивая тяжёлые мысли.

— Я уже вышел из возраста, когда занимаешься сексом сам с собой, — отвечает отвернувшись.

— Дурак, — шепчу упрямо. — Но почему? Почему у нас не может быть также, как у тебя с ней? Я сделаю всё то же самое, обещаю.

— Ты не понимаешь, о чём просишь, — качает головой, опасно сверкнув глазами. — То, что ты устроила летом на даче — ни в какие ворота. Никогда так больше не делай. Ни с кем.

В его голосе улавливаю собственнические нотки, поэтому решаю зайти с другой стороны:

— Ты спокойно воспримешь, если я начну с кем-то встречаться?

— Это будет нескоро, — морщится он, расслабляясь. Смотрит прямо перед собой. — Сейчас тебе нужно заняться учёбой. Все восхищены твоим талантом. Секретарь с вашей кафедры сказала, что преподаватели только о тебе и говорят. Это твой звёздный час, Мия. Действуй.

Да пошёл ты, думаю про себя. Пока ты будешь кувыркаться с оранжевой куклой, я должна грызть гранит науки?

— Скажи в чём дело? — стою на своём. — Разве я не красивая?

Папа с детства талдычил, что я самая лучшая и краше нет никого на земле. Наверное, поэтому то, как долго Мирон думает над ответом, казалось бы, на очевидный вопрос, ранит и задевает.

Это заставляет возводимую годами самооценку рухнуть в один момент.

— Не отвечай, — говорю с усмешкой.

Он собранный, холодный, а я — в мясо. Растерзана и обезврежена. Побита.

Зачем? Зачем я только пошла за ним ещё и в университет? Мне теперь совсем никуда не деться. Потому что его я люблю больше, чем дизайн.

Тело неистово трясётся от рыданий, которые я сдерживаю.

Он. Её. Любит.

— Ми-я, — обжигает горячими пальцами обнажённое плечо, лямка от платья скатывается, оголяя бледно-розовый сосок, но я так ошеломлена, что мне уже всё равно.

— Никогда больше не трогай меня, Мир. Даже пальцем, — сама поражаюсь мелькнувшей стали в моём голосе.

Быстро накидываю пуховик.

— Ми-я, — хрипло повторяет. — Ты безумно красивая.

— Хватит, — это он из жалости.

— Я серьёзно. Особенно сейчас.

Не замечаю ничего вокруг.

— Я… рассчитывала, что ты одумаешься, но вижу, напрасно, — не выдерживаю и бью по двери, распахивая её. — Никогда больше не приближайся.

— Мия, — Мирон выбирается из машины вслед за мной.

— Не ходи за мной, — оборачиваюсь. — Я — не ты, — слёзы застывают на лице от холода. — Ты всего лишь друг детства, но с этого момента нас ничего не связывает.

Сжав в руке сумку, бегу по дороге в сторону своего дома. Мой плач расходится эхом по заснеженному, спящему посёлку.

Не нужна.

Пока я представляла наших детей, он и не собирался быть со мной. Я всё себе придумала.

Предполагала, в ту ночь выгнал меня, потому что бережёт. Хранит мою девственность до лучшего момента.

Дурочка Мийка.

Ты просто дурочка!