За твоей спиной

Лина Коваль (2024)

— Я в порядке, — вру, прикрывая пылающую щеку. Плотнее запахиваю слишком легкое для начала ноября пальто, под которым только ночная сорочка. — Это ваш ребенок? — хмурится полицейский и переводит взгляд с моих документов на заднее сидение внедорожника, где жалобно всхлипывает пятилетний Лука. — Да!.. Это мой сын, капитан. — Снова отчасти вру. — Я свяжусь с вашим мужем, Татьяна Романовна. — Не-ет, — меня охватывает слепой ужас. — Не стоит его беспокоить. Мы без пяти минут в разводе. Я… назову вам номер. Позвоните, пожалуйста, этому человеку. Он должен мне помочь. Три года назад Расул Хаджаев бросил меня без всяких на то объяснений. Единственным предложением в прощальной записке, отправленной с роскошным букетом, было: «Я твой должник, позвони мне, если будут проблемы». Моя гордость никогда бы не позволила иметь дело с предателем, но я оказалась в такой ситуации, что только за его спиной буду чувствовать себя в безопасности… ***Однотомник ***Хэппи-энд *** Возможна нецензурная брань.

Глава 13. Татьяна

Смотрю по сторонам, чтобы отвлечься.

Длинная улица, на которой располагается дом Хаджаевых, усеяна такими же одноэтажными коттеджами и похожа на небольшой поселок.

Дверь микроавтобуса резко открывается. Непривычно теплый для ноября воздух проникает в салон. Лука обнимает меня и боязливо прячет лицо на груди.

— Добрый день, — здороваюсь первая, накрывая острую макушку рукой. — Как поживаете?

Банальная вежливость. Не больше.

— Не жалуемся. Добрый, — холодно кидает мне отец Расула, а затем внимательно смотрит на Луку.

Я же замечаю, что прошедшие три года отразились на волевом лице еще более глубокими морщинами. Седые волосы, чуть сгорбленный силуэт, черная одежда и мусульманские четки в руке.

К моей личной неприязни, основанной на наших прошлых конфликтах, сейчас добавилась обида за Злату. Отец не принял новые отношения старшего сына, и с тех пор они не общаются. Даже несмотря на то, что в новой семье родился ребенок.

Это чудовищно.

Амир Хаджаев умер для Рашида Хаджаева.

Живой сын умер для отца.

Вот так радикально решаются проблемы здесь, в горах. Наотмашь и без сантиментов. Был человек и нет человека, а тем временем жизнь продолжается. Это стоит всегда помнить и… считать до скольки угодно, Таня. Чтобы не ляпнуть лишнего.

— В город поедем! — приказывает Рашид Бубе.

— Нет, — спокойно отвечает водитель. — Распоряжение Расула Рашидовича — не отлучаться от Татьяны с ребенком.

— Да что с ними будет-то? Кому они нужны?

Пренебрежительно машет рукой в нашу сторону.

— Распоряжение Расула Рашидовича, — повторяет Буба.

— Нашелся тут командир. Пусть Республикой вон руководит, а отец сам разберется. Тогда эти… с нами поедут, — ворчит старик.

Один, два, три, четыре, пять…

Кажется, получается.

— Извините, — откашливаюсь и чересчур вежливо произношу. — Но мы никуда больше не поедем. Не сейчас. У моего сына повышенная температура и кашель. Он кое-как перенес дорогу сюда. К тому же сейчас обед, а мы еще не завтракали.

Сглаживаю неловкость слабой улыбкой.

На удивление Рашид молчит, но в черных глазах — лютая злость. Широкие брови соединяются в одну линию, а губы становятся тонкими.

— Хорошо, Татьяна. Я провожу вас в дом, а когда привезут лекарства, принесу, — говорит Буба и выбирается из машины.

Подхватываю сына на руки. Рашид уступает. По дорожке, вымощенной фигурной плиткой, мы направляемся к крыльцу.

— Мамочка, мы будем здесь жить? — шепчет Лука, обнимая мою шею.

С опаской осматривает большой дом.

— Какое-то время, малыш.

— Мне здесь нравится…

— Я очень рада.

Сегодня в доме вкуснопахнет выпечкой. Желудок превращается в крепкий узел и молит о пощаде.

— Я хочу есть, — слышу от сына.

Ушам своим не верю. Чтобы найти его аппетит, мы обошли все столичные больницы, а оказывается надо было просто приехать сюда и пропустить завтрак.

— Сейчас, мой хороший.

Оглядываюсь на закрытую дверь. Не знаю, как должно быть правильно. Мне нужно купить продукты и приготовить самой?..

В дверном проеме появляется женщина. На вид ей около пятидесяти. У нее черные волосы, забранные под серый платок, и стройная фигура, хоть и едва различимая в свободном, длинном платье.

— Здравствуйте, — снова пытаюсь быть вежливой. — Таня.

— Доброго дня, — она хмурится. — Я — Марьям. Проходите на кухню, как будете готовы. Время обедать.

— Спасибо, — выдыхаю с облегчением.

Мы моем руки в прилегающей к кухне ванной комнате и садимся за стол. Я впитываю в себя все мельчайшие детали. Красивую, разноцветную посуду, кухонные фасады из темного дерева и большое окно, из которого так же, как и из нашего, виднеется внутренний двор. Здесь по-домашнему уютно и очень чисто.

Лука ведет себя настороженно.

— Я приготовила похлебку, — сообщает Марьям ровным голосом.

— Что такое похлебка, мамочка?

— Так называют суп, малыш, — отвечаю на автомате.

— Я люблю суп, — он с энтузиазмом кивает и складывает руки на столе.

Я улыбаюсь и замечаю, что Марьям наблюдает за Лукой с интересом. У нее ведь тоже внук подрастает. Она вообще думает об этом?

Пока мама Расула накрывает на стол, я снова борюсь с мыслями — надо ли мне ей помогать, или в чужом доме это будет выглядеть неприлично?

Движения женщины неожиданно завораживают. Плавные, четкие и выверенные. Мягкие, как облачко. Она практически не поднимает глаз, при этом в каждом ее жесте — доброжелательность и внимание.

Я снова отправляюсь в воспоминания.

…Республика сменяется на жаркий Дубай.

В кабинете, в который я захожу с подносом, прохладно и свежо, а за панорамными окнами город плавится от жары.

— Твой кофе, — улыбаюсь.

Расул отстраняется от компьютера и растирает глаза.

— Спасибо. Иди ко мне, — просит.

Он обхватывает мою ладонь и тянет на себя. Я не сопротивляюсь. Смеюсь. Перекидываю ногу и устраиваюсь сверху. За то, что кто-то войдет, не переживаю. Амир со Златой сегодня в рабочей поездке, а у всех остальных обеденный перерыв. Да и к младшему Хаджаеву редко кто-то заходит, кроме меня, у него репутация самодура.

Он и есть самодур, улыбаюсь про себя.

А я сошла с ума.

— Ты забыла банковскую карту у меня в спальне, — кивает он на стол.

Обернувшись, легко пожимаю плечами и поправляю воротник его белоснежной рубашки.

— А, точно! Забыла! — отпускаю смешок.

— Возьми сейчас.

— Я не буду, — отвечаю уже серьезно. — Про сумки я ведь пошутила. Мне не надо ничего. Мне хорошо платит Амир, я могу позволить себе дорогие вещи, но не очень их люблю. И я привыкла сама себя обеспечивать.

Расул тянется к моим губам и требовательно их сминает своими. Мучает крепким поцелуем. Тело разминают сильные руки. Стул жалобно поскрипывает под нами и я отстраняюсь, смеясь.

— Ты самая вредная, взбалмошная и независимая женщина из всех, кого я знаю! — ворчит Хаджаев хрипло.

Расстраиваюсь, потому что своей независимостью я всегда гордилась, а сейчас она звучит не очень комплиментарно.

— Разве это плохо, Расул? Когда женщина самостоятельная?

— Точно нехорошо. Женщина должна быть кроткой и послушной.

— Не быть мне кавказской женой, — закатываю глаза.

Смотрим друг на друга так, будто насмотреться невозможно.

— Первой женой точно не быть, Таня, — отпускает он тоже шуткой и забирает в ладони мое лицо.

— А второй я не буду никогда!..

— Мама, — кричит Лука, возвращая меня в реальность.

— Что? — вздрагиваю и потираю плечи.

— Как называется тот суп? Красный, помнишь, мне еще в кафе понравился?

— Борщ, — тихо подсказывает Мариям, пока ставит перед ним тарелку.

— Нет. Это был Гаспаччо, — поправляю ее задумчиво. — Спасибо, — благодарю за свою порцию.

Взяв ложку, принимаюсь за домашнюю, вкусную еду и с удивлением наблюдаю за сыном, который, совершенно не стесняясь и не зажимаясь, берет из миски хлеб и крошит его в бульон.

— Сын сказал, что вам нужны вещи? — спрашивает Марьям.

— Было бы неплохо, — киваю, опуская взгляд.

— Завтра съездим к Дзаитовым. У них магазин возле набережной. Там есть и женская одежда, и детская. Купите все что нужно.

— Хорошо, спасибо.

Продолжая за нами ухаживать, она ставит на стол красивый фарфоровый чайник, чашки и конфеты.

— И за обед спасибо. Вкусно, — смотрю в тарелку.

Суп для меня непривычный — слишком жирный и мясной, но учитывая, что это первая горячая еда за сутки, я не жалуюсь.

— Ешьте, — она сухо кивает.

Отвернувшись к мойке, начинает чистить картофель. По всей видимости, уже на ужин.

— Давайте, я вам помогу? — предлагаю, даже не подумав.

Просто неудобно становится.

— Отдыхайте сегодня. Сын твой болеет. Я морс сделала. Дай ему, — убирает полотенце с кувшина.

— Спасибо, — в сотый раз благодарю.

Оказавшись в комнате, отведенной для Луки, помогаю ему раздеться и даю лекарства. Пока укладываю спать, гоняю мысли о Мадине. Она мне не показалась стервой, но внутренний голос кричит о том, чтобы я не делала поспешных выводов.

Решив отдохнуть, иду в свою комнату и возвращаюсь с книгой. Пытаюсь вникнуть в текст. Периодически дергаюсь в поисках мобильного телефона. Когда вспоминаю, что его нет, успокаиваюсь. В современном мире не так просто не привыкнуть к гаджету. В моем айфоне было все, начиная от банковских приложений и заканчивая женским календарем.

Голоса с улицы отвлекают. Невольно прислушиваюсь к ним до тех пор, пока не слышу знакомый.

Он приехал?

Подскочив, убираю штору.

Дыхание задерживаю. По ногам, животу, груди и обратно мурашки проходятся.

Расул.

Энергетика бешеная.

В черном деловом костюме он стоит посреди двора и сосредоточенно говорит с кем-то по телефону. Правая рука медленно потирает шею, опускается, приподнимает полу пиджака и ныряет в брючный карман, акцентируя мое внимание на идеально ровном торсе.

Любуюсь как дура чужим мужем. Бегаю от своего, а с ума схожу по чужому. Где справедливость?

Тут же себя одергиваю.

Мурашки в топку. Все хотелки туда же.

Закончив разговор, Расул резко поворачивается и смотрит на меня. Улыбаюсь неловко и киваю. Отвечает.

Я замечаю, что он за утро успел подстричься. Грущу. Чуть отросшие волосы идут ему больше за счет того, что они немного вьются. Это придает мягкости обычно строгому лицу.

Расул хмурится и еще раз кивает, будто бы спрашивает, как дела.

Я улыбаюсь.

Нормально.

Он отворачивается и заходит за угол дома, я с бьющимся в груди сердцем жду, что он зайдет, но слышу звук отъезжающей машины…