Родной. Чужой. Любимый

Лилия Орланд, 2021

Кто бы знал, что приезд родственников разрушит мир в нашей семье и перевернёт всё с ног на голову. Кто мог предполагать, что мой папа вовсе таковым не является. И кто бы меня предупредил, что самый близкий человек, мой лучший друг, мой брат окажется мне неродным. Совершенно посторонним человеком… И как теперь жить с этим знанием? Ведь все они чужие люди или всё-таки семья?

Глава 6

Мы целовались.

Мокрые, с прилипшей к телу одеждой, окружённые сверкавшими молниями, но счастливые благодаря этой встрече.

Его губы были невероятно нежными и при этом требовательными, жадными и одновременно осторожными. Я никогда не думала, что поцелуй может оказаться таким противоречивым, сладким и волнующим.

А потом поняла, с кем целуюсь…

Я резко отстранилась, даже отскочила, прижав запястье к губам, словно старясь скрыть, спрятать тот ужасный момент, когда позволила себе забыться…

— Извини… — выдохнул он, его глаза тоже наполнились ужасом понимания.

Я молчала. В горле застыл ком, царапающий ледяной крошкой сожаления.

Что теперь делать?

Что теперь будет?

— Идём, — Тёма махнул рукой, указывая направление, развернулся и начал продираться сквозь кустарник.

Я доверила ему выбор пути, сама сейчас неспособная думать ни о чём, всё ещё чувствуя его вкус на губах.

Как такое могло произойти?

Я сидела в машине и ждала Тёму. После его звонка почувствовала себя увереннее. Он всегда выручал меня в трудных ситуациях, значит, и сейчас мне не о чем волноваться.

Даже приближающаяся гроза, которой просто-таки дышала природа вокруг, меня не испугала.

Тёма успеет, он приедет и заберёт меня домой.

А потом мне захотелось в туалет.

Рядом с машиной никого не было. Но я всё равно не решилась. А вдруг вернётся этот охотник, а я тут сижу…

Ну уж нет. Лучше я быстренько сбегаю в кустики. Ветки оказались колючими, цеплялись за платье и волосы. И я уже понемногу начинала жалеть о своём решении, но продолжала продираться в поисках более-менее свободного пятачка, чтобы присесть.

Дождь начался неожиданно.

Я взвизгнула, быстро натянула трусики и помчалась к машине. Но её не оказалось на месте, как и дорожки, и поля… Похоже, я пошла не в ту сторону. Поэтому развернулась на сто восемьдесят градусов и двинулась назад. И опять не угадала…

Я бродила уже среди деревьев, из-за ливня было невозможно определись направление. Небо раздирали яркие ветки молний, оглушительно грохотал гром, заставляя вздрагивать и пугая меня до чёртиков. Я прижалась к стволу дерева, надеясь, что хотя бы лить здесь будет меньше.

Тщетная надежда.

С листьев текло мне за пазуху настоящими водопадами. Я промокла насквозь и дрожала от холода. Теперь тепло салона вспоминалось уютным и безопасным местом.

И вдруг услышала голос…

Я не была уверена, что это не гром. Поэтому долго прислушивалась, пока наконец не поняла — мне не послышалось. Голос снова позвал. Он звал и звал почти без остановки.

Я пошла на него, медленно и осторожно. Но всё равно зацепилась ногой о корень и упала, больно ударившись локтем. В глазах засверкало… Или это была очередная молния?

Но хуже всего было то, что я опять потеряла направление. Из глаз текли слёзы бессилия.

Я уже была почти уверена, что умру здесь, среди дождя, молний и одиночества.

И тогда я закричала я в ответ.

— Тёма! — пусть мне всё это лишь послышалось, пусть это был очередной раскат грома или обман слуха. Но я дошла до последнего предела отчаяния. Уж лучше умереть, спеша навстречу самому близкому человеку, чем оставаясь на месте и дрожа от страха и холода.

Но это и вправду был он, Тёмка, мой самый дорогой, родной человек. В тот момент я даже забыла, что стала чужой им всем…

И вдруг он меня поцеловал. И что ещё хуже — я ответила и сама потянулась ему навстречу…

И теперь всё стало ещё хуже, чем после сообщения бабушки Тани о том, что я приблудыш.

И я не знала, не могла решить, что страшнее для меня, то, что Тёма не мой брат, или что мы с ним только что целовались…

Тёмка шёл впереди, не оборачиваясь.

Так было даже лучше. Я не знала, что сказать ему. Как сообщить о том, что я сожалею. Очень сильно сожалею. О том, что убежала. О том, что забралась в такую глушь. Что ему пришлось меня искать. Что началась гроза, и я испугалась. Что он меня поцеловал…

И вот об этом я жалела больше всего.

Потому что теперь знала, что мне понравился этот поцелуй. И теперь я не смогу смотреть на Тёму или думать о нём, не вспоминая его прикосновений, его аромата, размываемого запахом дождя и мокрых листьев, ощущения его тепла, казавшегося таким необходимым моей замёрзшей коже.

Раньше я думала, что уже пережила самые страшные дни в своей жизни, когда папа решил развестись с мамой, а потом она разбилась на машине.

Но сейчас у меня было чувство, что я оказалась в кошмарном сне и никак не могу проснуться.

Мы вышли к Жуку. Тёма прошёл мимо него по дорожке и двинулся дальше к трассе. Я удивлённо оглянулась на ярко-жёлтое размытое пятно, которым представлялась омываемая прозрачными струями машина.

Раньше я бы спросила Тёмку, куда мы идём, и как быть с моим Жуком. Если бы он не расслышал сразу, постучала бы ему по плечу, привлекая внимание. Да и вообще, взяла б за руку, чтобы ощущать его прикосновения и лишь от этого чувствовать себя увереннее.

А сейчас мне только и оставалось, что молча следовать за ним, съёжившись от холода и одиночества, втянув голову в плечи и позволяя дождевым струям выстукивать по мне траурный марш.

Мы поднялись на насыпь. Я увидела папину машину, стоявшую на обочине. Тёма открыл пассажирскую дверь и, дождавшись, когда сяду внутрь, с силой захлопнул её. Я вздрогнула от громкого звука и поёжилась от холода, который теперь проникал не только снаружи, но и захватывал меня изнутри.

Как такое могло произойти?

Вот только сегодня утром у меня была семья, любящий отец, замечательная мачеха и двое братьев. А теперь ничего не осталось. И никого. Я никогда ещё не была столь одинокой, как сейчас.

Дождь становился тише. Уже можно было различить сквозь стекло не только смутные очертания, но и сами предметы.

Мимо проехал эвакуатор, и я невольно проследила за ним взглядом. Машина спустилась по дорожке, на которой оборвалась моя последняя надежда на прежнюю жизнь.

Тёма спускался перед эвакуатором спиной вперёд и жестами указывал, куда ехать. Он выглядел сосредоточенным, а ещё отстранённым и очень далёким.

Теперь у меня не стало не только брата, но и лучшего друга, самого близкого человека…

Весь обратный путь мы оба молчали.

Словно в насмешку дождь прекратился, из-за туч выглянуло предзакатное солнце и засияло в каждой капле, наполняя всё вокруг алмазными переливами. Сумерки наступали медленно, но вместе с ними мрак наполнял и салон папиного внедорожника.

Когда окончательно стемнело, молчание стало и вовсе невыносимым. Никогда раньше я не чувствовала себя рядом с Тёмой столь неуютно. Разве что в самом начале знакомства. Но тогда он был для меня чужим, а теперь…

Впрочем, теперь тоже.

Уже на подъезде к дому я не выдержала. Понимая, что, возможно, мы больше не сумеем остаться наедине и объясниться, обсудить то, что произошло, потому я пробормотала:

— Тём, давай поговорим…

— Не о чем говорить, — перебил он меня. — Это была ошибка… Случайность… Эмоции… Я слишком перепугался. Больше подобного не повторится, можешь не переживать.

Он так сильно стиснул зубы, что я увидела, как под кожей двигаются челюсти.

Меня обуяла злость. Что он делает? Ведёт себя так, будто это я виновата в том поцелуе. Будто я всё испортила.

А может, так оно и было?

Может, действительно я во всём виновата?

Казалось бы, хуже быть не может, но когда мы вернулись домой, всё стало ещё невыносимее.

Тёмка остановил машину, вытащил ключ зажигания и выскочил наружу с такой скоростью, как будто в салоне прятался нильский крокодил, страшно клацая челюстями. Усмехнулась было, а потом поняла, что это я была таким крокодилом для брата… Нет, теперь уже не брата, надо перестать использовать это слово по отношению к Тёме.

Он мне — никто.

Когда я подошла к двери, она была распахнута настежь, а Тёмы уже не было видно. Он ушёл.

Зато навстречу мне спешили папа и Саша.

— Всё в порядке? — папа взял меня за плечи и быстро оглядел, отыскивая повреждения.

— Всё хорошо, — убедила я его и улыбнулась. Вышло жалко. И мы все понимали, что всё совсем не хорошо.

— Я набрала тебе ванну, — мягко произнесла Саша, переводя тему и давая нам всем отсрочку от тяжёлого разговора, который всё равно произойдёт. Но позже. И это уже хорошо. Потому что сейчас у меня нет сил разговаривать с родителями о том, что я им никто…

Как там выразилась бабушка Таня? Приблудыш? Очень точное слово…

Я пошла было к лестнице, но Саша меня остановила.

— Там Тёма, иди в нашу ванную.

И я послушно повернула направо. Сталкиваться с Тёмой в нашей общей ванной второго этажа мне совсем не хотелось. Вряд ли теперь можно будет посмеяться над этим, сгладив шуткой любую неловкость.

В родительской ванной тоже пахло Сашиным шампунем, а ещё очень сильно жасмином. Эту пену для ванны моя мачеха любила больше всего. Я сняла всё ещё мокрое и грязное платье, нижнее бельё и опустилась в потрясающе горячую воду.

Меня окутало тепло. Снаружи. А внутри продолжал жить холод. Словно ледяной осколок больно уколол меня в сердце и остался там навсегда. Я не знала, как теперь с этим жить.

Глубоко вдохнула, зажала нос пальцами и полностью опустилась в горячую воду. Спустя несколько секунд вынырнула на поверхность, не умея надолго задерживать дыхание.

В дверь постучали, и я вздрогнула, снова соскальзывая в воду. Затем села, захватив побольше пены и прижав её к груди.

А вдруг это Тёма? Пришёл мириться, сказать, что был неправ. В груди застучало, заколотилось заполошно сердце. Я чувствовала себя очень уязвимой, но при этом где-то глубоко внутри, хотела, чтобы он вошёл и увидел меня такой, обнажённой, с поблёскивающей влагой кожей, в облаке белоснежной пены, словно только что рождённая Афродита…

Я помотала головой, прогоняя наваждение.

— Алина, можно к тебе? — спросил из-за двери Сашин голос.

Разочарование было столь сильным, что мне пришлось больно ущипнуть себя за руку. Алина, очнись! Что за ерунда у тебя в голове?!

— Я в ванне! — крикнула в ответ, надеясь, что Саша уйдёт, не станет настаивать на разговоре, на который сейчас не было сил.

— Не вставай, я знаю, как открыть, — к сожалению, Саша по-своему истолковала мой ответ. Раздался щелчок поворачиваемого замка, и дверь открылась, впуская мою мачеху.

Я глубже ушла в воду. Так, чтобы на поверхности торчало только моё лицо.

Саша присела на краешек ванны. Выражение лица у неё было решительное, и я поняла, что разговора не избежать.

— Милая, мне очень жаль, что так случилось… — она сделала паузу, может, надеясь, что я что-то отвечу, а может, просто подбирая слова. Но я молчала, и Саша вновь продолжила: — Ярослав всё равно очень тебя любит и останется твоим папой, а Тёма и Гриша — твоими братьями.

На это я хмыкнула, и она, услышав, вскинула на меня взгляд. Пришлось снова погрузиться под воду, чтобы не встретиться с ней глазами. Воздуха надолго не хватило, а Саша оказалась терпеливой и всё-таки поймала мой взгляд.

— Я тоже очень люблю тебя, — произнесла она тихим тоном, который заставлял вслушиваться в каждое слово и верить тому, что она говорила. — Мы все любим тебя. И мы по-прежнему одна семья, кто бы ни был твоим биологическим отцом.